| Лодка А еще прошлое звучало, пыталось что-то сказать о людях, связанных с этими местами, – старой разрушенной церковью, остатками стены, заросшим садом, неразбитой еще гипсовой амфорой, ажурными металлическими воротами, лесенкой, ведущей к пруду. Но понять, услышать это прошлое мне удалось позднее, уже после окончания института, когда мы купили книги правнучки поэта Евгения Боратынского Ольги Ильиной и внучки поэта – Ксении Боратынской. Из этих книг я узнал, как связаны места, где я бегал мальчишкой, с Боратынскими, с Журавлёвыми. Эти имена по понятным причинам совсем не звучали во времена моего детства, хотя наследием того же купца И.Н. Журавлева активно пользовались в советское время. Так, например, моя мама родилась в здании больницы, которую Журавлев построил для крестьян. Кстати, и Ольга Ильина, и Ксения Боратынская писала о крестьянах Старой Туры, откуда родом мои предки, как о людях рассудительных, свободных и довольно зажиточных. Неизменность Так что еще больше ниточек оказалось между моим детством и любимым периодом – XIX – началом XX века... Свою первую икону я написал еще до воцерковления – образ Богородицы для храма в моем родном поселке. Ничего не понимая в иконографии, я с трепетом писал образ, осознавая, Чей образ я пишу. К иконам я вообще всегда относился с большим вниманием и уважением. Красный угол в доме моих двоюродных бабушек неизменно, с раннего детства, привлекал мое внимание. Я понимал, что там – что-то очень хорошее, рассказывающее о важном, таинственном. Подходил, смотрел, вглядывался. Вызывали трепет и книги на церковно-славянском, лежавшие рядом. Но все-таки я иконы больше воспринимал эстетически. Саму же суть иконы, иконографию, я стал понимать уже в Суриковском институте, прежде всего, благодаря искусствоведу Николаю Третьякову. Он был глубоко верующим человеком, несшим свою веру еще с советских времен. Он много говорил об иконах, о росписях, о сути древнерусского искусства. Впервые я начал соединять в себе эстетическую и смысловую суть иконы. |
| О другом своем “делании” епископ Афанасий писал: “...Священный Собор 1917–1918 гг., признавая дело исправления богослужебных книг настоятельно необходимым, высказал пожелание, чтобы учрежденная с этой целью при Святейшем Синоде временная комиссия была преобразована в постоянное учреждение, что и осуществлено Святейшим Патриархом Алексием, который резолюциею от 6 ноября 1956 г. учредил при Священном Синоде Богослужебно-календарную Комиссию”. 5 Интересно обратиться к истории вопроса исправления богослужебных книг. Еще Святитель Феофан, Затворник Вышенский , писал по этому поводу: “Наши богослужебные песнопения все назидательны, глубокомысленны и возвышенны. В них вся наука богословская и все нравоучение христианское, и все утешения, и все устрашения. Внимающий им может обойтись без всяких других учительных христианских книг. А между тем большая часть из сих песнопений непонятны совсем. А это лишает наши церковные книги плода, который они могли бы производить, и не дает им послужить тем целям, для коих они назначены и имеются. Вследствие сего, новый перевод церковных книг богослужебных неотложно необходим... Необходим упрощенный и уясненный перевод богослужебных книг... Необходим новый славянский (курсив мой – А. И.) перевод” (Собрание писем. Вып. II, Письмо 289.). Остроумно и прозорливо высказывался по этому вопросу Патриарх Московский и всея Руси, святитель Тихон: “Для русской Церкви важно иметь новый славянский перевод богослужебных книг (теперешний устарел и во многих местах неправильный), чем можно будет предупредить требование иных служить на русском обиходном языке”. В предсоборной дискуссии начала века большинство архиереев единодушно высказывались за исправление богослужебных текстов, в которых греческая грамматика и словопроизводство порой скрывают, а часто и искажают смысл и содержание многих богослужебных чтений и песнопений. Но также говорилось об уроках, которые надо извлечь из церковно-книжного исправления в XVI и XVII веках, когда хорошо организованное дело, порученное целому штату справщиков, кроме пользы привело еще и к печальным событиям времен патриарха Никона . В дискуссиях как обязательное звучало требование перевода текстов на славянский язык – язык общий для всех славянских племен в родной православной вере. (Кстати, в этих дебатах были пожелания и для издателей: необходимо выпускать маленькие богослужебные книжки для раздачи в храме народу, чтобы каждый мирянин успешнее изучал язык и строй службы. Не только “читал и воспевал” сам, но и сделал невозможным небрежное совершение богослужения...) |
| Интересно обратиться к истории вопроса исправления богослужебных книг. Еще Святитель Феофан, Затворник Вышенский, писал по этому поводу: Наши богослужебные песнопения все назидательны, глубокомысленны и возвышенны. В них вся наука богословская и все нравоучение христианское, и все утешения, и все устрашения. Внимающий им может обойтись без всяких других учительных христианских книг. А между тем большая часть из сих песнопений непонятны совсем. А это лишает наши церковные книги плода, который они могли бы производить, и не дает им послужить тем целям, для коих они назначены и имеются. Вследствие сего, новый перевод церковных книг богослужебных неотложно необходим... Необходим упрощенный и уясненный перевод богослужебных книг... Необходим новый славянский (курсив мой - А. И.) перевод (Собрание писем. Вып. II, Письмо 289.). Остроумно и прозорливо высказывался по этому вопросу Патриарх Московский и всея Руси, святитель Тихон: Для русской Церкви важно иметь новый славянский перевод богослужебных книг (теперешний устарел и во многих местах неправильный), чем можно будет предупредить требование иных служить на русском обиходном языке. В предсоборной дискуссии начала века большинство архиереев единодушно высказывались за исправление богослужебных текстов, в которых греческая грамматика и словопроизводство порой скрывают, а часто и искажают смысл и содержание многих богослужебных чтений и песнопений. Но также говорилось об уроках, которые надо извлечь из церковно-книжного исправления в XVI и XVII веках, когда хорошо организованное дело, порученное целому штату справщиков, кроме пользы привело еще и к печальным событиям времен патриарха Никона. В дискуссиях как обязательное звучало требование перевода текстов на славянский язык - язык общий для всех славянских племен в родной православной вере. (Кстати, в этих дебатах были пожелания и для издателей: необходимо выпускать маленькие богослужебные книжки для раздачи в храме народу, чтобы каждый мирянин успешнее изучал язык и строй службы. Не только читал и воспевал сам, но и сделал невозможным небрежное совершение богослужения...) |
| Так и есть на деле. Иные, вольно-мысленные (да не искушается от таковых боголюбивый читатель!) скажут по-ученому, что это-де была «шаровая молния». Ну, и что же? Разве Бог не может говорить нам шаровыми молниями? В руках Его – вся тварь, ею говорит Он нам: но огрубело сердце наше, – вот мы и не разумеем словес Божиих. Батюшка же о. Исидор чистым сердцем внимал твари; для него звучало в твари слово Божие, и потому весь мир был исполнен для Старца чудных знамений и тайных внушений. Для него, духо-носного, и шаровая молния была чудом: оземлянелая же душа и в светопреставлении не увидит знамения Божия. Нечестивец, возжелавший жить без Бога, тем и наказуется, что меркнут очи сердца его; он уже не видит и не знает Бога и не разумеет знамений гнева Его, и потому ничто не толкает его оглядеться и покаяться: он живет как бы во сне, но сам того не понимает и принимает сонные мечты свои за истую явь. Совсем не так жил Старец, всегда трезвясь и бодрствуя духом. Он прислушивался к твари Божией, и тварь Божия прислушивалась к нему. Незримые нити соединяли его с сокровенным сердцем твари. Не только мир был знамением для Старца Исидора, но и сам Старец был знамением для мира. И действительно, около Старца происходило то, что не происходит около других. Он сам рассказывал, например, такой случай. В день Успения Божией Матери, – когда в Скит не возбранен доступ женщинам, – приходит однажды к нему некая и жалуется на постоянную головную боль. «А ты перекрестись разумно», – сказал пришедшей женщине Старец и научил ее своей молитве о пяти язвах Спасителя. Женщина стала было совершать разумное крестное знамение, но едва лишь поднесла руку ко лбу, как сотряслася и пала на землю в корчах, у рта же ее выступила черная пена. Тогда Батюшка велел вынести эту женщину из Скита к Черниговской Божией Матери, в подземную церковь . Там женщина получила исцеление от своей болезни. Глава 16, о кресте Старца Исидора и о том, как мало понимали его окружавшие его Вся жизнь Старца была нелегким крестом, но Старец терпеливо нес свой крест. Из кресто-ношения этого более, нежели из чего другого, можно было убеждаться, что у о. Исидора есть свой, особый, над-мирный мир, в котором он черпает свои силы и свою крепость. Жизнь в Боге представляется нам возможною лишь при осуществлении разных условий ; свое равновесие мы держим, когда нас несет общественное уважение, когда мы имеем достаток и иные, сему подобные, тленные блага, у Аввы Исаака Сирина , иже во святых Отца нашего, уподобленные гною. А для Аввы Исидора вера его была живою само-действенною силою, никогда не покидавшею его. У него все было наоборот противу нашего. |
| Выходит, более трех столетий отдавал себя народу род русских пастырей, который славно начался с имени Питирима и столь же славно продолжился в наше время этим же именем. Чудовская рукопись Евангелия В конце 90-х годов Владыка Питирим попросил меня помочь подготовить к изданию Чудовскую рукопись Евангелия (названа по имени монастыря, где хранилась). Необычное издание как для истории Русской Православной Церкви, так и для светской истории, ставшее поэтому столь значимым событием в биографии Владыки. Итак, я однажды узнаю от него, что уже 40 лет он озабочен подготовкой к изданию того варианта перевода Евангелия с греческого, который был сделан, по преданию, ближайшим сподвижником Сергия Радонежского и воспитателем благоверного князя Димитрия Донского святителем и чудотворцем Алексием, Митрополитом Московским. С особым чувством Владыка сказал мне, что этот перевод не только дал возможность более точного понимания главной книги христиан в тяжелые времена властвования татаро-монголов, – оказывается, он и до сих пор представляется совершенным с точки зрения лингвистики. Главное же – перевод был задуман таким, чтобы быть доступным для всех людей раздробленной Руси. Восстающим против чужеземного ига нужен был объединительный богоявленный символ! С еще более проникновенно-трогательной интонацией Владыка поведал: «Издать эту рукопись завещал мне, тогда еще совсем молодому служителю, сам Святейший Патриарх Алексий I». Это было в 50-е годы прошедшего столетия. Однако сколько терний встретилось на пути исполнения этого величественного наказа! Владыка уточнил для меня: – Единственный экземпляр рукописи был утрачен в революцию. Монахи его спрятали, но прошли годы и не оказалось никого, кто бы указал тайноспасительное укрывище. Правда, текст числился все-таки сохраненным – кто-то в 1892 году предусмотрительно переснял его на стеклянные фотопластины. Продолжение, однако, звучало мрачно: – Я заполучил эти стекла и увидел, что они почти не читались: некоторые из них были в трещинах, на многих текст не то выцвел, не то размылся. |
| Спустя некое время после исчезновения священников мы узнали, что они, якобы, участвовали в какой-то группе, которая всю свою жизнь посвятила одной цели: уничтожить Сталина – того самого «отца народов», которого они не видели ни разу в жизни ни живого, ни мертвого. Это же надо придумать, что священники в далекой Западной Белоруссии все свои силы направили только на то, чтобы посягнуть на бесценную жизнь нашего вождя. Но именно так звучало обвинение. И всем им дали по десять лет – мне так говорили. Один из этих священников в лагере скончался, и поэтому о его судьбе практически ничего нам неизвестно. Второй, отсидев десять лет от звонка до звонка, вернулся домой окончательно сломленным. Я его очень любил, и он ко мне относился хорошо, потому мне хотелось ему как-то помочь, восставить человека, чтобы он вернулся к служению. Но ничего у меня не получилось. Хотя батюшка сначала загорелся, но потом убоялся. И даже, как мне опять-таки рассказывали, боялся ходить в церковь . Он столько перенес в лагерях горя, страданий, и так страшился вновь оказаться там, что был не в состоянии снова прийти в храм Божий. Я думаю, конечно, дома он молился, потому что не допускаю мысли, чтобы он совсем забыл Бога, но к храму даже боялся приблизиться. То есть, сломлен был окончательно. Когда после его возвращения домой мы беседовали, я спрашивал: «Батюшка, ну скажите мне хотя бы об одном таком приеме, который там применяли, когда вас допрашивали?» Он долго вообще ничего не говорил. Но как-то мы разговорились, и у него вырвалось: «Представьте себе такую вещь: вот берется четырехугольная табуреточка, тебя сажают на маленький уголок и задают вопросы. Причем сами следователи меняются, они не выдерживают, устают, даже сидя в кресле, поскольку длится этот допрос почти бесконечно. „Где ты участвовал? Что ты делал? Кто сообщники? Подпиши вот эти документы“ От напряжения человек очень быстро терял сознание». А потом батюшка предложил мне: «Вы попробуйте на такой уголочек сядьте, посидите. И увидите, какие появляются страшные боли». |
| Автор книги особенно детально говорит о том, что происходило после того, как 3 ноября 1828 года Саратовская епархия вновь стала самостоятельной и была отделена от Пензенской, а на ее кафедру, с титулом Саратовский и Царицынский, был поставлен епископ Моисей (Богданов-Платонов). В епархии тогда было 545 храмов, 2500 священнослужителей и церковнослужителей и миллионная православная паства. В ней были устроены архиерейский дом, духовная консистория, открыто епархиальное попечительство о бедных духовного звания. В 1830-1831 годах в Саратовской губернии бушевала эпидемия холеры, смертность доходила до сотни и более человек в сутки, и никто из умерших не остался без церковного отпевания, а с церковного амвона звучало воззвание о беспрекословном исполнении повелений гражданского начальства, относящихся к пресечению болезни. Кроме того, епископ Моисей в 1830 году открыл в Саратове духовную семинарию и Крестовоздвиженский женский монастырь. Книга Александра Новикова завершается хронологической летописью этого периода жизни Саратовской епархии и приложениями, в которых были опубликованы некоторые исторические документы. Это издание стало прекрасным подарком всем, кто занимается церковной историей Саратовского края, оно и по сию пору является основополагающим трудом по данной исторической эпохе. Александр Павлович окончил исторический факультет Саратовского государственного университета, но защитил диссертацию по философским наукам; работал он доцентом кафедры социологии СГТУ. Будучи автором более чем ста публикаций, он являлся членом Международной ассоциации исторической психологии и Российского общества историков-архивистов. В сфере его научных интересов была, в частности, деятельность председателя Учредительного собрания, уроженца ХвалынскаВ.М.Чернова. Он также исследовал такой исторический факт: совсем недалеко - в новоузенских степях - великий русский полководец А.В.Суворов преследовал (по вычисленному историком маршруту) в 1774 году Емельяна Пугачева и способствовал его пленению. |
| В то же время любовь отца Иоанна никогда не была «розовым гуманизмом», но всегда оставалась предельно деятельной и неизменно духовно требовательной. Поэтому он самым естественным образом мог совмещать ее в себе с отеческой строгостью, постоянно призывая нас к ответственности перед Богом - как и перед людьми, с которыми Он нас свел. Как вспоминает тот же печерский насельник Александр, «батюшка умел совмещать в себе любовь со строгостью. В нужные моменты откуда-то являлась в нем целительная строгость. Он мог показать согрешившему со всей определенностью конечный результат его поступка. И в обычной для него атмосфере доброжелательности это предупреждение звучало устрашающим громом, обещающим скорую беду. Он мог сказать: " Ты сделал шаг в ад " , если человек уже устремился в том направлении. Его разумная целительная любовь не раз и меня приводила в чувство». Отец Иоанн вообще был замечательно разумным человеком. А потому мы могли получать от него и многие советы из области церковно-практической - как результат его собственных многолетних «рассуждений с советом», как результат того предельного опыта церковного бытия, что был им обретен его постоянной жизнью только в Церкви и только Церковью. Он всегда ясно и конкретно отвечал на задаваемые ему вопросы: кому можно собороваться? как часто и кому с какой частотой - причащаться? как исповедоваться?.. Теперь весь мир тяжко болен духовно, и потому раз в год можно и даже весьма желательно собороваться всем Так, на вопрос о возможности соборования для всех он отвечал, что если раньше было принято соборовать только тяжело больных или пожилых людей, то теперь собороваться может каждый, потому что теперь весь мир, все мы тяжко больны духовно, а уж о физическом здоровье и говорить нечего - нынче каждый чем-нибудь да болен! Время теперь такое - говаривал батюшка. А потому, например, раз в год можно и даже весьма желательно собороваться всем - и старым, и совсем молодым людям, получая тем самым особую меру благодати Божией, участвуя в таком замечательном церковном таинстве. |
| Как видим, деревянная Николаевская церковь, которая в то время располагалась на месте старого монастыря, уже существовала. К сожалению, более точной даты ее основания, ни как она выглядела, пока не удалось отыскать. Церковь, вероятно, просуществовала до конца века, ибо уже в 1693-1708 г. г. за средства прилуцкого полковника Дмитрия Горленко была возведена новая каменная надвратная церковь во имя Святого Николая. Ее соорудили над широкими воротами, которые называли Никольскими. Почти две сотни лет в монастыре звучало церковное пение, проходили богослужения. Но в конце XVIII в. монастырь закрыли, перестали трезвонить колокола, исчезли монастырские храмы. Именно в таком плачевном состоянии увидел Густинскую обитель Тарас Шевченко, который приехал сюда в 1845 году, через год после второго открытия монастыря. Среди изображенных им храмов была и Николаевская церковь. На рисунке «Ворота в Плотности. Церковь св. Николая» видно, что это квадратное в плане двухэтажное здание, первый ярус которого – широкие ворота, второй этаж – церковь св. Николая с граненым полуразрушенным куполом. Как видим, сооружение нуждается в реконструкции. Прошло совсем немного времени, и церковь предстала в новом архитектурном облике. Произошло это при архимандрите Гермогене, который управлял монастырем с 1852 по 1859 гг. Он завершил начатую еще Варсонофием перестройку церкви, возведя на старых стенах еще два яруса пирамидальной колокольни. Длина и ширина колокольни 14,3 м, в верхнем ярусе размещались колокола. Окна и ниши размещены в несколько ярусов, разные по форме устроены в соответствии с традициями каменной архитектуры Левобережья. 7 мая 1890 года, при игуменстве архимандрита Нектария (1887-1893), была освящена обновленная церковь Святого Николая. Местный краевед Н. Куриленко писал: «На престол был положен старинный антиминс, 1763 г., посвящен 6 апреля Рафаилом, митрополитом Киевским. Старинный иконостас был пожертвован монастырю Крестовой архиерейской церковью города Полтавы. Под Николаевской церковью были ворота, которые назывались святыми Никольськими воротами. |
| Симон, рыбак из Галилеи Апостол, о котором чаще и подробнее всего рассказывается в Евангелиях, не выделялся среди прочих происхождением, образованием или талантами. Он носил вполне обычное еврейское имя Симон, отца его звали Иона, брата – Андрей, учениками Христа братья стали одновременно. У Симона была жена и собственный дом в селении Капернаум, вместе с братом и отцом они рыбачили на Галилейском озере. Галилея была самой дальней от Иерусалима областью Палестины, там проживало немало язычников, столичные жители относились к галилеянам свысока, как провинциалам и почти что язычникам. Те даже говорили с заметным акцентом, по которому Петра потом опознают во дворе первосвященника. А рыбак – самая простая и непритязательная профессия. Ловили рыбу на Галилейском озере в основном ночью, продать улов (если повезло) надо было пораньше с утра, пока он не испортился под жарким солнцем. А еще надо было промыть и починить сети… Рыбак пропах рыбным запахом, он вечно не высыпается, а его доходы невелики и слишком непредсказуемы. Может быть, именно поэтому Симон и Андрей, едва заслышав приглашение странствующего Проповедника: «идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков» – сразу послушались Его, бросив в беспорядке свои сети. Так рассказывают об их призвании Матфей и Марк. Иоанн приводит другой рассказ: братья Андрей и Петр были учениками Иоанна Крестителя, они услышали, как он называл Иисуса «Агнцем Божьим». После этого Андрей и привел Петра к Иисусу. «Иисус же, взглянув на него, сказал: “ты – Симон, сын Ионин; ты наречешься Кифа, что значит: камень”». Именно так получил он свое второе имя со значением «камень, скала»: по-арамейски оно звучало Кифа, по-гречески Петр. Именно под этим именем мы знаем апостола сегодня. Есть ли противоречие между двумя рассказами? Да, безусловно. Его легко можно устранить, сказав, что в тот раз Андрей и Петр всего лишь поговорили с Учителем, но не последовали за Ним, а призвал Он их позже – это ничуть не противоречит евангельскому тексту. По-видимому, два рассказа призваны подчеркнуть две стороны жизни братьев до того, как они стали апостолами. Матфей и Марк показывают жизнь совсем простых людей, занятых тяжким трудом. А вот Иоанн, который всегда говорит о возвышенном, подчеркивает, что они и до обращения вовсе не были чужды духовных интересов, что слушали проповеди Иоанна Крестителя и ждали прихода Мессии. Такова манера многих библейских повествований: представлять каждую сторону события или явления в целостности и полноте, не объясняя внешних противоречий. Петр, Кифа, Камень |
|
|
