| Для этого заповеди Божии и даны, чтобы научить нас слышать волю Божию. И нужно нам вникнуть, понять, осознать, что есть заповедь Божия. Ведь это голос Божий к нам. И если мы уверуем, что Священное Писание истинно и то, что Господь говорил, истина, а раз это истина, значит, так и надо поступать, не сообразуясь с какими-то обстоятельствами: раз Господь так хочет, то так и поступать, – вот когда Господь увидит, что мы стремимся изо всех сил так именно жить, как Он хочет, тогда Он нами будет управлять в нашей жизни. Через совесть нашу Он всегда нам скажет, как нам быть в тот или иной момент, в том или ином случае. И как бы фантастична ни показалась воля Бога, человек всегда ее исполнит. Вспомним про Авраама: у него долго не было детей, и он уже отчаялся, потому что был глубокий старик. А Господь ему сказал: будет у тебя дитя, из тебя потомство произойдет огромное, огромный выйдет народ, – и Авраам не усомнился: раз Господь сказал, что так будет, значит, будет. И действительно, сын родился. Но тут Господь говорит: пойди, принеси этого сына единственного Мне в жертву – то есть разложи костерчик, возьми нож, заколи его и сожги, потому что именно в такой форме приносили жертвы Богу. И Авраам хоть на секундочку усомнился в том, что Бог не прав? Наконец-то в старости дал сына, произошло это величайшее чудо – и вдруг говорит: пойди и заколи его. Нет, Авраам нисколько не усомнился, взял вязанку дров, взял нож, пошел на гору, сложил костер, положил сына на этот костер и уже готов был совершить жертву – и тут Господь его остановил. Вот так Господь веру его испытывал. И хотя Авраам с нашей точки зрения совсем не был праведником, в его жизни были поступки очень даже нехристианские: он часто был и малодушный, и трусливый, и очень многое в жизни делал по христианским понятиям греховного, потому что христианство есть высшая нравственность, – но Бог эту веру, которая у него была, вменил ему в праведность. Потому что вера у него была просто удивительная, такой почти ни у кого из живущих на земле не было, эту христианскую добродетель он имел в высшей степени. Поэтому Господь и сделал Авраама отцов всех верующих. А у нас вера слабая. Отчего? От нашего жестокосердия, потому что мы далеко от Бога. Чем человек ближе к Богу, тем и вера у него больше, тем и дел веры он может сотворить больше. Чем дальше от Бога, тем он более маловерный. |
| Иосиф, приглашая к себе на жительство Иакова со всем его семейством и имуществом, назначает ему местом жительства землю Гесемскую. Она была недалеко от тогдашней столицы Египетской «будеши близ мене», именно – от Таниса ( Пс 77, 12 ), и примыкала к Нилу ( Исх 2, 3 ; Чис. 11, 5 ; Втор 11, 10 ). С запада она граничила с Аравиею, почему у LXX названа аравийской, – и с Филистимской страной (ср. Исх 13:17 ; 1Пар 7:21 ). Главным городом в ней был Рамесса ( Быт 47,11 ). По обилию пажитей она была лучшею в Египте и потому весьма пригодна для евреев, занимавшихся скотоводством ( Быт 46,34 ). Овощей было в ней так много, что евреи даром ели в ней огурцы, дыни, лук и чеснок ( Чис. 11, 5 ). В Гесемской области евреи, хотя имели соседями египтян, не смешивались с ними, ибо египтяне ненавидели пастухов ( Быт 46, 34 ). Быт.45:12–13 . Се очи ваша видят, и очи Вениамина брата моего, яко уста моя глаголющая к вам. Возвестите убо отцу моему всю славу мою сущую во Египте, и елика видите: и ускоривше, приведите отца моего семо. Братья Иосифа так поражены были всем, что слышали из уст Иосифа, что могли подумать, действительно ли говорящий с ними есть Иосиф, не другой ли кто называет себя его именем. И вот Иосиф для успокоения их говорит им: «се очи ваши видят и очи Вениамина брата моего» и т. д., – т. е. вы могли бы мне не верить, когда бы вам о мне пересказывали другое; но вы сами меня видите, сами видите слезы мои, свидетельствующие о моей искренности, и как очевидцы можете смело мои слова передать отцу. И если бы отец не поверил вам, пусть поверит Вениамину. Быт.45:14–15 . И напад на выю Вениамина брата своего, плакася над ним, и Вениамин плакася на выи его, и облобызав всю братию свою плакася над ними. И по сих глаголаша к нему братия его. Иосиф хотя рад был видеть всех братьев, но преимущественно был рад Вениамину: его он обнимает, а прочих только целует. Знак преимущественного внимания к нему, как единоутробному брату, Иосиф показал также при угощении их, которое пред сим происходило: Вениамину он приказал дать часть впятеро больше всех ( Быт 43, 34 ). |
| Но многие из нас, ходя в храм уже многие годы, так и не поняли, что значит молиться. Ищут какие-то хорошие молитвы или какие-то особенные, совершенно не понимая, что молитва заключается не в словах, это не магия. Молиться все равно как; можно: «Помилуй меня, Боже» повторять, а можно просто говорить: «Господи» – и этого достаточно. А можно молиться какому-нибудь святому, а можно Матери Божией. Это совершенно неважно, ведь, когда мы молимся, допустим, Серафиму Саровскому , мы молимся в нем и Самому Богу, потому что в Серафиме тоже Бог. Когда мы обращаемся к Матери Божией, мы обращаемся к Самому Господу Иисусу Христу, потому что на руках Матери Божией Христос. А где Христос, там и вся Пресвятая Троица, потому что Христос, и Отец, и Дух – это одно. Неважно, как молиться, лишь бы нам постоянно в этом упражняться. И не надо тут никаких особенных художеств. Молиться надо просто: как мы друг с другом разговариваем, так надо постоянно устремляться в молитве к Богу. А почему у нас нет такого постоянного желания к Богу обращаться? Потому что мы Его не знаем. Если бы мы познали Бога, мы бы это ценили, мы бы боялись заснуть, потому что задремлешь на часок – и на этот момент Бог уйдет от тебя. Вот почему святые не спали – они боялись потерять молитву, потому что молитва – это сладость невыразимая, это же Царствие Небесное. А как перестал молиться – Царствие Небесное кончилось, ушло, потому что с молитвой ушел и Бог. А только сказал: «Господи!» – и Он опять здесь. Поэтому если уж святые и спали, то нехотя, по немощи: все-таки человек, все-таки какой-то отдых нужен. Поэтому и отдыхали, кто стоя, кто сидя. Вот Серафим, например, два часа в сутки только спал, и ему хватало, потому что это для него было не главное. Конечно, нам такой веры не достичь, но каждый в свою меру должен стремиться. И вот это устремление и есть подвижничество, это устремление есть подвиг христианский. И только к тому, кто устремляется, Господь выходит навстречу. А если мы будем просто развлекаться: это сделать, то сделать, туда сходить, это посмотреть, то почитать, – мы ничего не достигнем, мы будем все ходить вокруг да около. А Господь очень близко, Он готов в наше сердце прийти, лишь бы у нас было к тому усердие. А усердие с чего начинается? Опять же с веры. Вот написано в Евангелии. Веруешь? Давай. Не веруешь? Ну спи. Умрешь – тогда уже поздно будет, тогда уже не добудишься. Если в этой жизни человек Бога не встретил, то и за гробом он Бога не встретит, он так и пройдет мимо, туда, в преисподнюю. |
| Святые отцы изобрели способ, как непрестанно помнить о Боге: для этого надо постоянно молитву повторять, не словами, а сердцем. Но сердцем не каждый может молиться, поэтому начинают, конечно, со словесной молитвы, потом творят молитву умную, а потом уже она делается сердечной, когда человек молится не умом, а самим сердцем. И тогда сердце постоянно помнит о Боге, человек находится в постоянной связи с Богом и уже не может согрешать – то есть он спасается, потому что к нему приходит благодать Божия. Но для этого нужно постоянно стараться молиться: утром, днем, вечером, в обед – всегда. Ум не должен быть праздным. Еще Владимир Мономах своим детям писал: вот скачешь на коне и молись, повторяй: «Господи, помилуй», – большая польза тебе будет для ума. Это еще девятьсот лет тому назад он так детей своих учил. Какая мудрость у него была! Вот так и нам надо всегда, во всяком деле, на всяком месте стараться занять ум молитвой, все время спохватываться, если ум наш празден. Тогда у нас не будет в голове помыслов посторонних. У нас в душе будет Бог, у нас в душе будет постоянная молитва. Апостол дал заповедь: «непрестанно молитесь» – значит, когда мы не молимся, мы согрешаем, даже если и заняты каким-то самым благородным делом. Потому что любое дело без молитвы, самое прекрасное, – это есть грех, и это дело никому не нужно. Богу нужны не дела рук наших, потому что то, что мы руками делаем, ногами, – это все сгорит, это все не вечно, вечно только то, что относится к нашему духу, к нашей душе, – дела веры. А главное дело веры – молитва. Вот поэтому и надо стараться все время молиться, а это, конечно, трудно. Молиться – значит кровь проливать, но только так и можно. Святые отцы говорили: «Дай кровь и приими Дух». Без этого невозможно. Поэтому надо все время подвизаться, надо все время себя заставлять, надо все время себя понуждать, надо просыпаться. Мы-то все время спим, или замечательное слово есть: «балдеть». Мы постоянно «балдеем», потому что все время в голове что-то есть: туда посмотрел, это почитал – и в такой «балде» весь день и проходит. А вечером, когда встаем молиться, разве это молитва? Тоже опять сплошная «балда». Хорошо, если четыре слова до ума дошло. А во сне что? И во сне так же: то то приснится, то это. Утром встал – и опять сначала. И вот надо нам стараться из этой мути бесовской, из этих мечтаний, помыслов, планов, которые мы строим, всяких безумных осуждений, обид, которые в голове нашей кипят постоянно, – надо из этого выходить на свежий воздух благодати Божией. И это возможно только молитвой. |
| Отец Георгий : Многие могут вам сказать: ну, они ведь тоже говорят о духовном. Особенно, там, в Индии, столько всякой духовности, столько разных возвышенных слов по поводу той же самой любви или понимания мира и так далее. Что именно позволило вам сделать вывод, что это все-таки не поднимается выше уровня душевного человека? Сергей Бедненко : Я задумался как-то о том, что возможно другое спасение, кроме собственного ума и собственной идеологии. И нашел в Библии у пророка Исайи, который жил примерно за 750 лет до Христа, описание того, каким должен быть Спаситель мира. Он как росток из сухой земли и нет в Нем ни вида, ни величия... Но Он взял на себя наши немощи и понес наши болезни. А мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он был изъязвлен за грехи наши и мучим за беззакония наши. Наказание мира нашего было на Нем и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали как овцы, совратились каждый на свою дорогу и Господь возложил на Него грехи всех нас (Ис. 53:2,4-6). Это есть только в христианстве. Но чтобы понять это, нужно опираться на Евангелие, работы святых отцов. А если мы опираемся только на себя, на свой ум, то чаще всего попадаем в секту, в другую религию. Сергей Бедненко Отец Георгий : Те слова пророка Исайи, что вы процитировали, встречаются в кумранских рукописях, датированных за 200 лет до Рождества Христова. Так что даже текстологически подтверждено, что это подлинное пророчество. И, действительно, такой образ Спасителя мы не встретим ни в какой другой религии. Ни один из индийских гуру, сколь бы не были они разнообразны, так себя не подает. Подают они себя совсем по-другому. Но вы упомянули секту Виссариона. Как так случилось, что вы попали в нее? Ведь ее лидер — человек, наш современник, бывший милиционер, называет себя Христом. Не смутило ли вас это? Сергей Бедненко : Это не просто смутило. Я сначала подумал, что он ненормальный. Когда человек называет себя Христом, это или мания величия, или какой-то проходимец. Так я подумал. Поэтому мне стало интересно исследовать это со стороны. И я туда пришел не как его почитатель, а как человек, который хотел быть близко, чтобы увидеть все своими глазами и разобраться. И я застрял там на два года. Я видел все с самого начала — первый приезд Виссариона в Москву, потом все его гастроли. И мы сами часто ездили. У Виссариона в секте была очень грамотно организована идеология питания. Оно было очень умеренным, полностью безбелковым. И люди просто теряли ту свою единственную волю, я уж не говорю о Божественной, о которой говорит преподобный Серафим. Они полностью подчинялись тому, что им говорили в секте. И я помню, как уже хотел уйти оттуда, уже все понимал, а не мог. Потому что меня ноги туда вели. И я плакал и шел. Вот это я точно помню. Я так долго колебался, в чем-то им помогал, в чем-то противился. |
| Виссарион Никейский. Если оно и противоречит, то противоречит Кириллу, а не нам. Кардинал Джулиано. Кирилла тогда побудило к изложению веры то, что некоторые монахи пришли в смущение из-за дурного изложения веры. Поэтому и Кирилл, как кажется, пожелал, чтобы смутившимся в вере было дозволено составить доброе изложение веры. А дурное его словами воспрещено. Также и письмо монахам, обретающимся в Египте и Александрии, по поводу написанного Несторием — в нем изложено правое понимание веры. Из-за него Несторий возмутился и отправил посланников и собрал каких-то кутил (aleatores) и отчаявшихся людей. Виссарион Никейский. Этого [послания] у нас нет, но мы уверены, что и оно прочим не противоречит. Андреа де Санта-Кроче. И продолжил господин епископ Форли. Епископ Форли. В-четвертых, доказательством третьего из главных оснований вашего возражения вы выставили довод от вероятности: поскольку от начала Церкви было воспрещено вносить противоположные догматы, следовательно, Собор запретил нечто иное — изменение буквы или выражений. Однако не нужно так уж бояться букв! Этим ниспровергается ваше основание. Виссарион Никейский. Мы боимся только того, чего нужно бояться. Епископ Форли. Что здесь сказано? Сказано, что запрещена прибавка буквы или выражений, которые могут в душе низвергнуть веру. Кроме того, нет ничего несообразного и в том, чтобы время от времени обновлять один и тот же запрет. Собственно, блаженный апостол Павел в 1 главе Послания к Галатам провозгласил запрет и повторил его: «Если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» — и сразу же: «Как прежде мы сказали, так и теперь еще говорю: кто благовествует вам не то, что вы приняли, да будет анафема» (Гал. 1:8-9). Далее — четвертое основание, некоторым образом выведенное из слова «Богородица» и из двух естеств и двух действований во Христе. Для доказательства сей последней истины собрались, как вы говорите, отцы Шестого Собора, и, хотя в Символе она содержится не так ясно, тем не менее они не пожелали прибавить ее к Символу. Из этого вы делаете следующий вывод: ничего нельзя прибавлять к Символу — ни того, что в Символе уже ясно выражено, ни того, что не так ясно. И в подтверждение этого говорите, что все Соборы, бывшие против Третьего, это соблюдали — и Четвертый, и Пятый, и Шестой, и Седьмой. |
|
|
