| «Входя в храм, снимают шляпу, а не голову», – говорил английский писатель Г. К. Честертон. И, действительно, отличительная черта подлинно христианской Церкви в том, что она понуждает входящего в Нее думать, а не слепо принимать некие утверждения и следовать им. В атеистическом мире принято считать, что вошедший в Церковь человек освобождается от этой опасной обязанности думать, рассуждать, анализировать. Таким образом, мир верующего человека (в глазах «образованного» атеиста) представляется в таком черно-белом формате, где присутствуют радикально однотипные и точно выверенные ответы на все вопросы. Однако это не так. Напротив, жизнь верующего человека много сложнее жизни атеиста или агностика. Дело в том, что верующий человек вместе с атеистом и агностиком ежечасно, ежеминутно, а может и ежесекундно, совершает тот или иной выбор, но только христианину непосредственно вменяется в обязанность нести ответственность за него в вечности. Для атеиста смерть это с одной стороны бессмысленный и безжалостный конец всему, с другой «благое» избавление от «груза» жизни. Для верующего, в данном случае для христианина, смерть – это открывшаяся дверь в зал судебных заседаний, в экзаменационную аудиторию, где ему придется дать нелицемерный ответ за всю жизнь, за каждый поступок и каждую мысль. А посему мир верующего человека намного сложнее и разнообразнее мира атеиста. И, соответственно, пространство христианского богословия – это обширное поле для богоустремленной человеческой мысли, для реализации таланта стремящейся к Богу личности. На сегодняшний день по целому ряду важных вопросов, не имеющих первостепенного догматического характера, однако несущих печать актуальности для современного человека, имеются определенные разномыслия. Скажем, до сих пор не совершен внятный богословский анализ теории общественного договора (т. н. «социального контракта»), основателями которого являлись Т. Гоббс, Дж. Локк, а популязатором Ж. Ж. Руссо и которая фактически лежит в основе современного понимания прав и свобод человека. Много сложных и окончательно неразрешенных богословских вопросов в сфере биоэтики, понимания физической смерти, аспектов личностного и биологического бытия. Это же касается и мира современной медиаактивности, медиаагрессии и т. п. |
| Георгий Эдельштейн: " Сергианство - это убеждение, что Церковь и ложь совместимы " . Ах, как неподкупны зилоты... Слава Богу, что разрешают уйти, а могли бы камнями побить... Однако давайте спокойно выделим из патетического потока спорные суждения. У Символа веры и Декларации 1927 года разные сферы приложения: Символ - догматическое богословие, Декларация - церковная политика по отношению к светской власти. Нет в Декларации слов " народ пошел за большевиками " и " эта власть законна " , нет там и " голосования за истину " . Действительно, Церковь и ложь несовместимы. Горькая для верующих правда заключается в том, что значительная часть русского народа соблазнилась призраком коммунизма. Это одна из главных причин поражения белого движения, по признанию его вождей. О массовом сопротивлении народа контрреволюции (мы не вкладываем в это понятие негативный смысл) писали в своих воспоминаниях генералы Туркул и Деникин. Духовник врангелевской армии митрополит Вениамин (Федченков) с горечью признал, что движение сопротивления большевизму не имело четкой социальной программы обустройства России, было далеко от идеалов Святой Руси. " Не белые мы, а серые " , - таков был вывод архиерея. Думается, что народ наш " проголосовал " не за истину, а против несправедливости рухнувшего строя. Очевидно, что идеалы социальной справедливости, отнюдь не чуждые Православию, не нашли своей реализации в жизни Российской империи. Адепты коммунизма, борцы с самодержавием успешно спекулировали на этих идеалах, но это еще раз говорит о том, что было на чем спекулировать. Перед революцией не только университеты, но и духовные семинарии стали колыбелью социалистических идей. В начале XX века часть православного духовенства всерьез размышляла о единых основах христианства и социализма. Внутри революционного движения тоже были свои " богоискатели " , по личному указанию В.И. Ленина в РСДРП принимали верующих рабочих, откровенный атеизм стал частью партийной работы позже. Декларация была своего рода " юбилейным документом " , вышедшим накануне десятилетия октябрьского переворота. |
| Господь скажет грешникам и причину их осуждения. Взалкахся бо, скажет Он им, и не дасте Ми ясти: возжадахся, и не напоисте Мене: странен бых, и не введосте Мене: наг, и не одеясте Мене; болен, и в темнице, и не посетисте Мене. На это они ответят Ему: Господи, когда Тя видехом алчуща, или жаждуща, или странна, или нага, или больна, или в темнице, и не послужихом Тебе; таким образом грешники явно покажут, что они не внимали учению Господню. Аминь глаголю вам, скажет им Господь, понеже не сотвористе единому сих менших, ни Мне сотвористе. Значит Он осудит грешников за жестокосердие к ближним. Итак, братие, на страшном суде мы должны будем отдать отчет в своей жизни и всем нам Господь воздаст по делам нашим. Особенно Он потребует от нас отчета в том, как мы относились к ближним своим? были ли мы милосердны к ним? Заповедь о любви к ближним Господь приравнивал к заповеди о любви к Богу. Возлюбиши Господа Бога Твоего, говорил Он, всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею мыслию твоею. Сия есть первая и большая заповедь. Вторая же подобна ей: возлюбиши искренняго (ближнего) твоего яко сам себе ( Мф.22:37–39 ). По учению апостола Павла, «весь закон в одном слове заключается: люби ближнего твоего, как самого себя» ( Гал.5:14 ). В любви к ближнему заключается и любовь к Богу, или, лучше сказать, последняя служит основанием первой, так что, по учению апостола Иоанна Богослова, не любящий ближнего своего, которого видит, не может любить и Бога, которого не видит ( 1Ин.4:20 ). Так велика, братие, заповедь о любви к ближним, так велики дела милосердия. Будем же, братие, всегда помнить о том, что мы должны будем дать отчет пред Господом о делах своих, будем внимательны к жизни своей, будем милостивы к ближним своим. Господь и нас помилует. Блажени милостивии, говорит Он, яко тии помилованы будут ( Мф.5:7 ). Аминь. 1 Предлагаемые беседы составлены по плану Православного Христианского Катихизиса Филарета митрополита Московского и представляют собою объяснение этого Катихизиса. Главным руководством при их составлении служило православно-догматическое богословие Макария м. м. Беседы предназначаются преимущественно для простого народа Читать далее Источник: Москва. Университетская типография, Страстной бульвар. 1897. (Отдельный оттиск из Душеполезного Чтения 1880—1897 гг.). От Московского Духовно-Цензурного Комитета печатать дозволяется Москва. Августа 20 дня 1897 года. Цензор Протоиерей Иоанн Петропавловский. Вам может быть интересно: Поделиться ссылкой на выделенное |
| Другими словами, до начала Великого Поста — мы каялись, а теперь мы торжествуем. В прошлое воскресение мы торжествовали в честь Бога, Который однажды воплотился, сегодня мы торжественно всматриваемся в живущего на земле человека, который и по сей день способен обожиться. Все правильно. Пожалуй, догматически такая расстановка акцентов безупречна. Как тут не вспомнить: “А вы, когда поститесь не будьте унылы…” . Потому что показав нам вершины нашей веры, Церковь ведет нас к серьезному улучшению, уже не через одно только печальное созерцание нашего несовершенства, но и через демонстрацию тех конечных целей, к которым все мы изначально призваны. И, как ни странно, это тоже призыв к покаянию, но методологически иной, как бы “от обратного”, ибо глядя на величественные образы этих воскресных дней, мы должны вначале прийти в восхищение, а затем устыдиться; нам должно стать стыдно за то, что, имея такие обетования, мы по прежнему остаемся теми, кем остаемся… И лучшим доказательством такого “застоя” является наша с вами приходская жизнь. Уже много лет подряд я говорю в неделю “Торжества Православия” о том, что о реальном торжестве православных в этом мире приходится говорить лишь с «натяжкой», с известной долей условности. Посмотрим сами на себя. Можем ли мы сказать, что мы, как отдельные представители Православия, и наша страна в целом, — претендующая на то, что она уже тысячу лет православная, — являемся хоть для кого-то примером хождения в Истине? Увы, но и нынешнее второе великопостное воскресение наводит меня на эти же грустные мысли, и вот почему. Святитель Григорий Богослов как-то вышел на проповедь и произнес примерно следующее: «Что за город этот Константинополь? — (А речь шла о IV веке). — Идешь на рынок, чтобы купить пучок чеснока или лука, а тебя спрашивают – что ты думаешь по поводу терминов “единосущный” или “подобосущный”? Святитель свидетельствовал о том, что даже самые простые люди в свое рабочее время говорили и спорили о таинственном существе Бога. Значит, им это было интересно, дорого… Потому что: “Где сокровище ваше, та будет и сердце ваше…” . Но это было хорошо, еще и потому что, согласитесь, от наших представлений о Боге зависят и наши представления о человеке, и тип нашей молитвы, и, в конце концов, наша повседневная моральная жизнь. |
| Другими словами, как это не парадоксально, но именно анафематствованный в Византии еретик Варлаам, сам впоследствии обратившийся в католичество, на многие века сформировал ту самую «православную позицию», вооружившись которой православные полемисты долгое время с жаром противостояли латинским проповедникам западных идей о римском преемнике апостола Петра. В принципе, в этом нет ничего особо удивительного. Действительно, почему бы не воспользоваться хорошими трактатами, кто бы при этом ни был их автором? Антилатинские трактаты Варлаама, суммирующие аргументы православной стороны, весьма облегчают задачу рассмотрения того, к чему в итоге пришла византийская полемика, направленная против римского примата. В общем и целом работа по анализу византийской полемики против римского примата уже проделана в трудах прот. Иоанна Мейендорфа , поэтому нашей задачей будет посмотреть на историю византийских концепций «первенства» и сравнить их с развитием византийской полемики о римском примате. 1. Итоги византийской полемики против примата папы Вся византийская полемика против примата проходила в ситуации полного смешения двух различных по своей сути тем – «первенства» и «прерогатив», которые дает первенство. Папство настаивало на том, что примат Петра дает Римской кафедре такие-то и такие-то незыблемые права (в разные века эти права формулировались немного различно – право судить патриархов, право обладать полным судебным иммунитетом, быть высшим арбитром в догматических спорах, созывать Вселенские соборы и т.д.), в результате чего византийские полемисты вынуждены были сосредоточиться на доказательстве того, что примат Петра, переданный Римской кафедре, никак не связан с этими прерогативами. В результате различных комбинаций византийская полемическая аргументация пришла к следующему итогу, выраженному в трех пунктах, сформулированных Варлаамом: 1. Примат Петра среди апостолов неоспорим. А подробности этого примата не существенны . 2. Апостольское служение, распространяющееся на весь мир, прекратилось. Епископы – не апостолы, а только их преемники в той или иной конкретной области. Все епископы в равной степени являются преемниками всех апостолов (в том числе и Петра), и в этом отношении между всеми епископами нет никакой разницы. Не существует никаких особенных «преемников апостолов» . |
| — Ересь — это в первую очередь «умственное» заблуждение? Семинарист с двойкой по догматическому богословию — еретик? — Ну, такой человек уже, как правило, не семинарист… (Смеется.) Здесь вопрос не в том, может ли человек выразить свою веру, а в том, осознанно ли он отвергает церковное учение, противопоставляет ли он свое понимание церковному? Большинство еретиков были очень умными людьми и строгими аскетами, но отрицали церковное учение. Причем отрицали на очень высоком интеллектуальном уровне: Аполинарий, Несторий… Именно поэтому мы объясняем своим студентам, что не столько теоретические познания в области богословия, сколько опыт церковной жизни, опыт жизни в Духе Святом предохраняет от ошибок. Свобода богословских мнений — Если мы будем изучать историю церковной письменности, то быстро заметим, что святые отцы и сами далеко не всегда единогласны, более ранние иногда противоречат поздним… — Поздние догматические формулировки выражают не какие-то «новые» учения, а то же самое церковное учение, которое изначально было в Церкви. В православном понимании содержание церковного учения неизменно, и со временем может меняться только его словесная форма. Мы убеждены, что святые отцы, жившие до появления более поздних догматических формулировок, веровали так же, как и мы. Не смотря на то, что многие доникейские Отцы в изъяснении учения о Святой Троице использовали терминологию не Символа веры (принятого в 325 году), мы уверены, что понимали они свои формулировки в рамках Предания Церкви. Интересно, что Церковь только те вероучительные истинны определяет как догмат, которые непосредственно важны для спасения человека. Православные догматы — это всегда некий коридор, где богослов может думать так или по-другому, главное — не выходить за обозначенные рамки. Самым ярким примером чего является орос Халкидонсокго Собора с его определением о соединении естеств во Христе: неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно. Более того, есть значительное количество очень по сути значимых для нас вероучительных истин, которые вообще не имеют строгих догматических формулировок. Например, о телесности или бестелесности ангелов. И это нормально. Поэтому мы различаем в Церкви догматы и богословские мнения. |
| Знакомые стали читать текст в рукописи и попросили издать его для себя. Тогда письмо издали очень маленьким тиражом в пустыни Новая Фиваида и назвали «Искусство борьбы с помыслами» . Предисловие к первому изданию написал преподаватель кафедры Догматического Богословия ПСТГУ, теперь уже иеромонах Серафим (Захаров). Опять, ничего странного или удивительного в таком «рерайтинге» в православном духе неправославных текстов нет. Например, святой Никодим Святогорец в свое время издал книгу, которая сегодня входит в сокровищницу святоотеческой литературы и известна как «Невидимая брань». Известно, что автором аутентичного текста является католический монах Лаврентий Скуполи. Более того, «исследователи находят в ней влияния итальянских и испанских духовных традиций, элементы орденских доктрин не только иезуитов, но и францисканцев». А преподобный Никодим издал греческий перевод этого текста, который дополнил сочинением францисканца Хуана де Бонилла «Стезя райская» и множеством цитат из Св. Писания и святых отцов: преп. Исаака Сирина, свт. Василия Великого, свт. Григория Паламы, свт. Иоанна Златоуста, преп. Максима Исповедника, свт. Григория Богослова, преп. Иоанна Лествичника. В свою очередь, уже из греческого текста перевод на русский язык осуществил Феофан Затворник, который говорил, что это не перевод даже, а «свободный пересказ». Однако, никто и никогда не дерзал говорить о том, что преподобный Никодим и святитель Феофан – плагиаторы или пытаются под видом православных текстов «подсунуть» православным христианам чуждую им католическую духовность. Можно привести и много других примеров того, как святые отцы переосмысляли не только иноконфессиональную, но даже языческую литературу. В частности, отцы-каппадокийцы снабдили многие языческие термины православным звучанием. Например, такие слова, как ипостась, единосущный и многие другие нигде в Священном Писании не встречаются, а были позаимствованы из языческой философии. Кроме того, довольно неразумно, как по мне, утверждать, что приведенное выше место из книги отца Симеона о том, что монах должен всегда помнить о смерти, нужно отвергнуть только на основании того, что похожее место есть в «Будосёсинсю». |
| Значит, истина не Христос, а истина решается голосованием народа” 1 . З. Крахмальникова, оперирующая словами “советская церковь”, предлагает соборно решить, что делать с “архиереями-сексотами”, но чуть ниже уже самостоятельно выносит гуманный приговор — “они должны уйти” 2 . Диссидентства не избежал и клирик Московской Патриархии о. Георгий Эдельштейн: “Сергианство — это убеждение, что Церковь и ложь совместимы”. Ах, как неподкупны зилоты… Слава Богу, что разрешают уйти, а могли бы камнями побить… Однако давайте спокойно выделим из патетического потока спорные суждения. У Символа веры и Декларации 1927 года разные сферы приложения: Символ — догматическое богословие, Декларация — церковная политика по отношению к светской власти. Нет в Декларации слов “народ пошел за большевиками” и “эта власть законна”, нет там и “голосования за истину”. Действительно, Церковь и ложь несовместимы. Горькая для верующих правда заключается в том, что значительная часть русского народа соблазнилась призраком коммунизма. Это одна из главных причин поражения белого движения, по признанию его вождей. О массовом сопротивлении народа контрреволюции (мы не вкладываем в это понятие негативный смысл) писали в своих воспоминаниях генералы Туркул и Деникин. Духовник врангелевской армии митрополит Вениамин (Федченков) с горечью признал, что движение сопротивления большевизму не имело четкой социальной программы обустройства России, было далеко от идеалов Святой Руси. “Не белые мы, а серые”, — таков был вывод архиерея. Думается, что народ наш “проголосовал” не за истину, а против несправедливости рухнувшего строя. Очевидно, что идеалы социальной справедливости, отнюдь не чуждые Православию, не нашли своей реализации в жизни Российской империи. Адепты коммунизма, борцы с самодержавием успешно спекулировали на этих идеалах, но это еще раз говорит о том, что было на чем спекулировать. Перед революцией не только университеты, но и духовные семинарии стали колыбелью социалистических идей. В начале ХХ века часть православного духовенства всерьез размышляла о единых основах христианства и социализма. |
| И далее в «Прощалной Грамоте», которая почти вся написана от имени Святителя Иова, почти слово в слово воспроизводится «Богословие» Утвержденной Грамоты 1598 года(228). Проблема Православного догматического исповедования Пресвятой Троицы, которая, возможно, кому-то в 1598 году могла показаться отвлеченной и не имеющей прямого отношения к Династическому кризису, после нашествия Самозванца с его католической духовной свитой, в духовной политике России стала первостепенной. Далее в «Прощальной Грамоте» кратко излагается «Родословие». Этот вариант «Родословия» представляет нечто среднее между совершенно кратким изложением в «Патриаршем» списке «Утвержденной Грамоты», опубликованном в ДВР 1788 году, и редакцией грамоты в более полном варианте, опубликованном в ААЭ в 1836 году(229). Здесь, в силу краткости текста, меньше идеологических формул о Самодержавии, но все они повторяют формулировки Соборного документа 1598 года. Кстати, новая грамота уже, естественно, не умалчивает об убийстве Царевича-Мученика Димитрия Углического, хотя никаких намеков на причастность к преступлению правителя Б.Ф.Годунова не делается. Далее в грамоте достаточно кратко, по сравнению с Утвержденной Грамотой 1598 года, рассказывается об уговорах Царицы Ирины Феодоровны благословить брата-правителя Б.Ф.Годунова на престол и об уговорах самого Б.Ф.Годунова принять Царское служение, а также о Соборном поставлении нового Царя и новой Династии(230). Затем в грамоте объясняется духовная природа заклятия, павшего на весь народ Российского Царства: «И Государыня Царица и Великая Княгиня инока Олександра Федоровна и брат ее Борис Федорович, великаго ради подвига честных и животворящих крестов и великих чудотворных икон, моления нашего не презрели: брата своего Бориса Федоровича на Росийском государьстве царствовати благословила и Борис Федорович нас пожаловал, на Росийском государьстве Царем учинился. И мы, аз бывый Патриарх Иев, и Митрополиты, и Архиепископы, и Епископы, и архимариты, и игумены, и весь Освященный Собор, в соборной и апостольстей церкви знаменовалися Честными и Животворящими Кресты, а бояре и околничие, и дворяне, и приказные всякие люди, и дияки, и гости, и служивые и торговые всякие люди всего Московского государьства, Животворящий Крест целовали, на том, что нам всем Царю Борису Федоровичу, и Царице его Марье, и Царевичу Федору, и Царевне Ксении, служити верою и правым сердцем, а зла никоторого на них не думати и не изменити ни в чем и во всем правити по тому, как мы единородныя и безсмертныя души свои ему давали и Животворящый Крест целовали; и две грамоты утвержельныя с великою клятвою о всем о том написавше, и руки свои приложили, и печати свои привесили, и едину положивше в Царьских хранилищах, а вторую положивше во святей велицей соборней и апостольстей церкви Пречистыя Богородицы. |
| И здесь важно отметить, что духовное делание, постоянную молитву и строгий пост он сочетал с научной работой и пасторским трудом. Нет ни одного жанра и вида богословской литературы, в котором бы не проявил себя Затворник Вышенский. Это и догматические произведения, и работы по аскетике, и агиология, и проповедь, и переводы древних отцов Церкви, и богатое по содержанию эпистолярное наследие. Несмотря на широкий диапазон литературного творчества и тематическое разнообразие, святитель Феофан всегда излагал свои взгляды и высказывал суждения в духе святоотеческой традиции, и потому труды его нельзя искусственным путем разделить на отдельные области богословской науки, как это принято в академическом богословии. Они соединяют в себе все богатство святоотеческого опыта. Самое же главное заключается в том, что богословие святителя Феофана подчинено одной цели широкой проповеди христианской жизни, научению спасительному пути, ведущему человека в Царствие Небесное. Во-вторых, основную часть произведений святителя составляют произведения духовно-нравственного и духовно-просветительского характера, предназначенные, в первую очередь, для ищущего человека, в том числе и для людей с секулярным сознанием, но задумывающихся о смысле жизни. Нужно сказать, что уже во времена святителя Феофана равнодушие к Богу и Церкви или даже совершенное оставление Бога и равнодушие к своей духовной жизни было характерно для большинства представителей образованного класса России. Что же говорить о наших днях? Поэтому творения святителя Феофана как никогда актуальны сегодня. Среди всех произведений отечественных отцов и подвижников благочестия творения святителя Феофана наиболее активно способствуют обращению наших современников к вере во Христа и являются важнейшим побудительным стимулом к началу духовной жизни. Святитель Феофан оставил самое богатое творческое наследие из всех русских духовных писателей XIX века. Его наследие до настоящего времени по большей части остается неизученным, а во многом даже неисследованным, неоткрытым. |
|
|
