| Через несколько времени опять ходил в Киев и на возвратном пути в Новгород скончался (15 октября 1059 или 1060 г.) на Копысах. Тело его погребено в Новгороде за Софийскою церковию; но через пять сот лет (в 1558 г.) обретено нетленным и перенесено в церковь. Память его и доселе место чтится в Новгороде, 10 февраля и 4 октября. От епископа новгородского Луки, мы имеем «Поучение к братии», самый первый литературный памятник русского проповедничества. Поучение это представляет собою сборник разных правил христианской веры и жизни, в кратких словах излагая самые общие наставления в истинах христианства: в нем говорится об отношениях человека к Богу, к ближнему и самому себе. В частности: «Поучение к братии» может быть разделено на 4 части: в первой указываются главные обязанности христианина по отношению к Богу, во второй — к ближним, в третьей — к самому себе, в четвертой — некоторые общие обязанности в отношении к Богу, ближнему и самому себе, особенно в быту семейном, гражданском и церковном. Поучение это важно и по своей древности, и потому, что составлено русским архипастырем, и есть первое, собственно русское, церковное слово. На основании содержания его можно думать, что оно произнесено при самом вступлении архипастыря на свою паству (1035 г.). Нет в нем ни искусственного красноречия, ни глубины и плодовитости мыслей; напротив, оно отличается совершенною простотою и кратко излагает самые общие первоначальные наставления в истинах христианской веры и нравственности. Иначе говоря; оно вполне соответствовало потребностям времени и места, и вполне приспособлено к понятиям тех младенцев по вере, к которым было обращено. Поучение к братии Первее всего, бр., вот какую заповедь все мы, христиане, должны содержать несомненно: веровать во единого Бога, в апостолы и утвердили св. отцы: верую во единого Бога… (до конца). Веруйте также воскресению, и жизни вечной, и вечной муке (уготованной) грешникам. Не ленитесь ходить в церкви и на заутреню, и на обедню, и на вечерню; и в клети своей, отходя ко сну, прежде помолись Богу, и тогда возлегай на постелю. |
| По благословению архиепископа Феогноста доклад «Святые и подвижники благочестия в истории Русской Церкви XX века» епископа Лидского и Сморгонского Порфирия , председателя Синодального отдела по делам монастырей и монашества Белорусского экзархата , зачитал наместник Юровичского Свято-Рождество-Богородичного мужского монастыря Туровской епархии игумен Авксентий (Абражей). Епископ Порфирий напомнил о наиболее характерных эпизодах из жизни святого Патриарха Тихона, святителя Луки Крымского, священномученика Петра (Полянского) и других исповедников веры, сознательно принявших страдания за Христа. Автор доклада особо подчеркнул, что в каждом таком жизнеописании засвидетельствован урок, имеющий для нас большое значение: история святости в ХХ веке — «несокрушимый фундамент», на котором Церковь выстояла в жестоких испытаниях. Митрополит Тамасосский и Оринийский Исаия представил аудитории исследование «Значение подвига новомучеников и исповедников Церкви Русской для вселенского Православия». В своем выступлении митрополит Исаия заострил внимание слушателей на том факте, что интенсивность репрессий в отношении Церкви в послереволюционной России была сопоставима с гонениями в первые века христианства. Русские новомученики оказывают огромное влияние на весь мир. Они приводят к вере, укрепляют и вдохновляют множество людей, в том числе в тех странах, где христиане и ныне претерпевают преследования. Пленарное заседание направления завершилось выступлением митрополита Горийского и Атенского Андрея на тему «Монашество Грузии в годы гонений на Церковь». Владыка Андрей познакомил участников Чтений с судьбами грузинских подвижников и напомнил, что путь исповедания веры и подвиг возрождения вековых устоев Церкви Христовой Русская и Грузинская Церкви прошли вместе. «Новомученики, какой Поместной Церковью они ни были бы прославлены, — это наши общие святые, наши общие покровители, наши общие отцы и матери», — сказал докладчик. Работа направления продолжилась на заседании секции «За Христа пострадавшие: значение опыта новомучеников и исповедников Церкви Русской для современного монашества» под председательством митрополита Святогорского Арсения (куратор — настоятельница Богородице-Рождественского ставропигиального женского монастыря игумения Викторина (Перминова)). |
| То же самое мы должны сказать и по отношению к нехристианским исповеданиям. И у них в Священных книгах или в общих учениях, происхождение которых приписывается Богу или основателю религии, точно также заключаются общие теоретические начала, служащие основным источником права их религиозного общества. У евреев, у магометан, у язычников есть точно также общие начала, которые устанавливают известный порядок в достижении их религиозных целей. Иногда эти общие начала превращаются в законы, предписания и т. п. Так, в Коране очень часто религиозно-нравственные понятия являются правилами, законами, требованиями жизни. Священное Писание является источником Церковного права в нескольких отношениях. Во-первых, в книгах Нового Завета есть истины веры и нравственного учения, которые служат основанием для церковного законодательства. Поэтому все такие истины Св. Писания, которые в жизни христианской церкви облеклись в форму правил, являются источниками права церкви. Но Св. Писание не есть кодекс законодательства в собственном смысле. Стало-быть, нельзя так думать, что всякая истина нравственная, переданная нам при посредстве Священных книг, должна облекаться в форму закона или права; некоторые истины христианства, даже большая часть их, не способны облекаться в форму правил. Истинное нравственное учение потому и имеет силу, что ему следуют не по принуждению, не потому, что оно обязывает поступать так или иначе; напротив, нравственность тогда только имеет значение, когда человек действует согласно понятиям этой нравственности по своему внутреннему убеждению, вполне добровольно. Во-вторых, в книгах Нового Завета есть изречения Иисуса Христа и апостолов касательно предметов Церковного права, которые имеют значение постановлений, обязательных в церкви, как в самостоятельном обществе; это своего рода законы; ни церковь , ни законодательная власть не имеют права их изменить. Такие изречения Св. Писания можно отличить от положений чисто нравственного характера. Напр., в Св. Писании мы находим указания относительно того, какой должен быть епископ, при чём перечисляются его необходимые качества. Указываются черты чисто нравственные; но есть и такие, которые должны быть приняты, как правила. Впрочем, в различных церквях встречаются раздичные воззрения на существо этого источника. |
| Как с формальной, так и с материальной стороны система составлена под влиянием протестантских учебников церковного права, особенно Рихтера, Фридберга, Франца и Цорна 272 . Для знакомства с правом католической и евангелической церквей «Курс» может быть очень полезной книгой, но относительно права православной Церкви вообще, и русской в особенности, труд проф. Суворова имеет довольно сомнительное значение, обусловливаемое неправильностью его общих воззрений и даже фактическими ошибками 273 . Под видом юридической конструкции, юридического понимания Церкви и ее норм, автор, руководствуясь своими протестантскими образцами, высказывает такие взгляды, приняв которые, необходимо должно прийти к заключению, что православная Церковь и ее богословы не только заражены «папежским духом», но до г. Суворова даже и не знали, и доселе не знают, что они такое 274 . 14. Система архимандрита Никодима Милаш . – Последняя система православного церковного права, принадлежит профессору православной семинарии в Заре 275 , о. архимандриту Никодиму, магистру Киевской духовной академии, в настоящее время доктору. В прошедшем 1890 г. он издал сочинение под заглавием: «Православно црквено право» 276 , расположенное по следующему плану: введение (приступ) содержит общие основания церковного права. Отдел первый – об источниках и сборниках церковного права. Здесь говорится сначала об источниках церковного права вообще: о Св. Писании и Предании, церковном законодательстве, обычае, гражданских законах и каноническом праве; затем о применении правовых источников; далее – о самих источниках, которые разделяются на общие и особенные. Общие в свою очередь разделяются: на основные, именно – Св. Писание и Предание и каноны, на дополнительные, именно – постановления патриаршеских синодов, и вспомогательные – мнения канонистов и церковно-гражданские законы. Особенные источники – это постановления поместных церквей: цареградской, русской, карловицкой митрополии, греческой церкви, германштадтской митрополии, болгарского экзархата, буковинско-далматинской митрополии, сербской церкви и румынской. |
| Сопоставление этих известий делает вероятным известие о смерти Варлаама в 1192-м, то есть при архиеп. Григорис, умершем в следующем году 24 мая. Во всех известных нам списках древнего жития хоронит Варлаама владыка Антоний; позже встретим ряд легенд, основанных на тесной дружбе между Варлаамом и архиеп. Антонием, избранным в этот сан в 1211 году. Ошибка эта принадлежит не автору краткого жития, которое, очевидно, в других списках не обозначало имени владыки, как всем еще известного; на это указывают и позднейшие редакции, которые, переделывая древнее житие, в рассказе о погребении Варлаама также не называют архиепископа по имени. Так, по-видимому, из стиравшихся в предании исторических черт жизни Варлаама уже в конце XIII века завязывалась канва легенды. Разбираемое житие может служить образчиком литературного стиля житий, какой усвояла новгородская письменность XIII века В основных чертах своих он тот же, что широко развился и твердо заучивался нашими книжниками впоследствии. Две существенные особенности его здесь уже готовы и выступают тем заметнее, чем короче житие. Одна состоит в известном выборе биографических черт для жития. Их немного, и почти все они связаны с рассказом об удалении Варлаама и его товарищей в пустыню, о построении монастыря и о смерти святого; остальные моменты и подробности не остановили на себе внимания биографа. Не одна краткость биографии тому виной. Рядом с индивидуальными чертами жизни Варлаама нашли место и те общие тииические черты с их неизменным, заученным выражением, которые удобно переносились на всякого святого: «Роди-ся от верну родителю крестьяну», «ун сый на игры с уными человскы не изволи изити», в пустыне «не дадяше сна очима своима, боряся с бесы», предсмертные слова к братии: «Аще, братие, телом отхожу от вас, да духом присно с вами буду» и т. п. Затверженные по чужим литературным образцам, эти черты, здесь еще краткие и неразвитые, очевидно, рассчитаны не на любопытство к делам и деятелям прошлого, а на внимание набожного слушателя в Церкви. Эта вторая особенность житейного стиля заметно связана с первой: из жизни святого берутся лишь такие черты, к которым можно привязать эти общие, готовые формулы жития. Но следует оговорить в разбираемой редакции отсутствие третьей особенности житейного стиля, развившейся позже: общие мести в жизнеописании удерживают еще характер исторических фактов, хотя условных, не переходя в назидательное размышление или витиеватую проповедь и не удаляясь от первоначального назначения жития – служить исторической запиской или «памятью» о святом. |
| Так как каждая частная церковь есть нераздельная и органическая часть церкви вселенской, а эта последняя имеет свои общие и общеобязательные для всех её частей законы, то, прежде всего, само собой предполагается, что каждая частная церковь должна иметь и принимать эти общие законы или так называемые каноны. Затем, каждая частная церковь может иметь законы частные или местные, которые имеют значение только для неё самой и ни для кого более и которые, в пределах права, может издавать или её собственная высшая власть или же власть государственная, под которой она (церковь) состоит. Что Русская церковь признала и приняла общие законы церковные или каноны с самого своего начала, это само собой разумеется, ибо без того она не могла бы быть церковью, и здесь речь может быть только о переводах этих канонов на славянский язык. В Греческой церкви в X веке, когда мы приняли христианство, было в практическом употреблении издание канонов так-называемое Фотиево. Это издание, впервые сделанное неизвестно кем около половины VI века. После не один раз неизвестными лицами дополнявшееся и окончательно дополненное патриархом Фотием в 883 году, состоит из двух частей: Первая представляет собой систематический указатель к канонам, сопровождаемый указанием и краткой передачей касающихся церкви гражданских законов, разделённый по содержанию на 14 титл или отделений, из которых каждое подразделяется на большее или меньшее количество глав. Вторая часть содержит самый текст канонов, расположенный в порядке соборов и отцов, их написавших. Так как мы приняли христианство спустя много времени после патриарха Фотия, то следовало бы ожидать, что у нас явится в славянском переводе его окончательная редакция. На самом деле было, однако, не так: В период до-монгольский мы имели в славянском переводе номоканон, носящий его имя, не в его окончательной редакции, а в последней, сделанной перед ним и представляющей собрание канонов ещё не в совершенной и окончательной полноте, как это у него самого. Именно-в этой редакции, бывшей у нас в славянском переводе, недостаёт правил двух соборов, бывших при самом Фотии – так называемого двукратного или перво-второго 861г. |
| § 119. Для вящего облегчения груда проповедников и служителей алтаря, и вместе для общего обзора необозримого сонма Святых Божиих Церковь поспешила сделать извлечение и сокращение Минеи месячной, дала книгу Богослужебную, которая в небольшом объёме представляет общие виды, систематические отделения, вмещающие в себе Возследования Святым, по их характерам сходным и многим из них общим. Такая книга есть Общая Минея. Она подводит лики святых людей Божиих под разные правильные ряды, и на каждый ряд представляет общие Службы. Одни простые наименования, которыми означается такой или другой сонм Праведников, показывают уже отличительный характер каждого сонма: а Служба, усвоенная тому, или другому сонму, раскрывает и живописует сей отличительный характер. Вот порядок, в котором представлены лики Святых, и которым положены общие Службы: 1) Служба Пресвятой Богородице; 2) Служба Святых бесплотных сил; 3) Служба Св. Пророков общая; 4) Служба Св. Апостолов общая; 5) Служба Святителя; 6) Святителей общая; 7) Служба Преподобных и Христа ради Юродивых общая; 8) Служба Мученика; 9) Мучеников общая; 10) Служба Священномученика; 11) Священномучеников общая; 12) Служба Преподобномученников общая; 13) Святых Мучениц общая; 14) Преподобных жён общая; 15) Служба Исповедников; 16) Служба Бессребренников и Безмездников, к ним присоединяется: 17) Служба за мёртвых. В Зачалах Евангельских и Апостольских, в Кондаках и Тропарях, общих Святым по их ликам, а преимущественно в самих Службах Проповедник найдёт и истолкование имён различных классов, и особые деяния, подвиги, совершенные особенными сонмами Святых, и особенные приличные молитвы к тем, или другим Угодникам о помощи, и следовательно наконец особенные предметы для проповедей. § 120. Другое извлечение из Минеи месячной гораздо полнейшее составляет книгу, называемую Анфологион – цветословие, или иначе – Минею праздничную. В ней помещены по порядку месяцев все Службы на Господские и Богородичные Праздники, так же Службы всех Святых, особенно уважаемых Церковью, и в Церковном Месяцеслове отмеченных известными знаками, разделяющими праздники на великие, средние и малые. Анфологий тем наипаче полезен Проповеднику, что, содержа в себе избранные Службы, он в одно время служит и указателем особенных эпох или дней Церковных, которые преимущественно требуют для себя проповеди церковной, и источником для выбора удельных материй, равно как для их раскрытия 49 . |
| Как мне кажется, сегодня начинает стираться грань между технической и гуманитарной интеллигенцией, потому что интеллектуалы сейчас чаще встречаются в сфере технической деятельности. Гуманитарии всё чаще заняты поиском новых " технологий " (к примеру, " социальных технологий " ) и " реализацией проектов " . Это интересная тенденция, требующая своего осмысления. Ну а поскольку я сам принадлежу к гуманитарной сфере, изменения такого рода я признаю, но с некоторым сожалением. – Не кажется ли Вам странной разрозненность современной российской интеллигенции, разделение её на своеобразные " кланы " ? Интеллигенты, занятые, к примеру, в области медицины, вращаются в своей среде, культурно-творческая и писательская интеллигенция – в своей, а военная интеллигенция – так же изолированно, обособленно. Не служат ли общие переживания за судьбу Родины почвой для сближения и объединения российской интеллигенции? – Начнем с того, что все, перечисленное Вами, не следует оценивать только негативно. Напротив, это нормальное явление, имя которому – корпоративность. Она всегда существовала и проявляется в любой стране и в каждую из эпох. На корпоративной основе функционируют не только профессиональные сообщества, но и сферы общения по принципу единства интересов, не связанных с профессиональной деятельностью. Это могут спортивные, музыкальные общества, культурные клубы, да хотя бы и английские пабы. Пусть все это будет, следует уважать общие увлечения. Но, если говорить о том, что сближает нас кроме профессиональных интересов и увлечений, то это, скорей всего, та самая духовность, которую и даёт вера, воспитывает Церковь. Вот почему в лоне Церкви все разделяющие нас различия отступают на второй план. И здесь не надо ничего придумывать – так было всегда. И то, что сейчас происходит в России и связывается с возрождением церковного начала, не противостоящего началу светскому. Этому единению совершенно не препятствует Конституция, которая разделила государство и церковь, но не отменила общие ценности. По этой причине многие государственные программы направлены на достижение общих с Церковью целей, просто в других характеристиках и с другой тактикой их достижения. Наверное – всё это так... |
| Мы отсиживаемся за спинами святых. Мы можем жить, наша христианская жизнь при нашей немощи возможна – благодаря их подвигу. Дай нам Бог никогда об этом не забывать и быть соединенными с ними живым чувством благодарности! И дай нам Бог в меру наших слабых сил, по нашей немощи, не так великодушно и не так легко, как они, оставляя всё, что мы имеем, все-таки отвечать на призыв Господа: «Иди за Мной». Аминь. Проповедь на вечерне в Свято-Филаретовском институте 14 декабря 2002 года Дорогие братья и сестры! Самое первое, что мне вспоминается – это слова псалма, прославляющие радость для брата быть вместе с братьями. Вопрос о чудесах Божьих и о таком чуде, как воскрешение – это особый вопрос. Несомненно, что мы располагаем определенным множеством очень хорошо засвидетельствованных сообщений о чудесах. И сообщения эти имеют некоторые общие черты – общие черты, присущие типу чудотворца. Когда я, слабый человек, пытаюсь спросить себя, какими мне представляются эти общие черты, присущие людям, которые часто выступали как чудотворцы, то я думаю так: это люди, которые думают о Боге исключительно в категориях второго лица. Каждая их мысль к Богу – это вопль к Богу, обращение к Богу, которое не отвлекается на мысли в категориях третьего лица. Не потому ли довольно редко, чтобы святой чудотворец – не человек, который совершил одно или два чуда, но чудотворец, постоянно занимающийся этим – чтобы он был бы великим учителем умозрения о Боге. Скажем, с именем блаженного Августина связывается несколько чудес, но мы не можем себе представить блаженного Августина постоянно деятельным в качестве чудотворца, потому что для умозрения необходимо подумать – вводя, хотя бы условно, категорию третьего лица – подумать о Боге, а не только взывать к Богу. Но взывать – это высшее. Притом есть одно поразительное исключение: есть Чудотворец, Который не просто совершил несколько хотя бы знаменитых чудес, но Который был занят деятельностью исцелений, изгнания бесов и так далее изо дня в день – это Господь наш Иисус Христос . Но Он совсем не таков, как люди, бывшие чудотворцами. Мы ощущаем в Его чудотворстве такую свободу, такую власть в мистическом и отнюдь не человеческом, не земном смысле этого слова (как о Нем говорили, что Он говорит со властью), такую власть, такую свободу, какая отсутствует в облике чудотворцев и также в облике пророков, которые были только людьми. Ибо человек, призванный Богом к чудотворству и пророчеству, оставаясь человеком, меньше того, что он сам делает, и это создает для него определенную необходимость отдать себя и свою свободу, свободу своей подвижной мысли, например, – делу чудотворства. |
| Слышаться в нашем обществе и другого рода нападки на современное художественное пение в православных церквах. Но отвергая прямо художественный элемент в церковно-богослужебных композициях и даже признавая совместность многоголосной гармонии с понятием о «церковности», некоторые строгие ревнители абсолютной отрешённости Церкви от мира (как будто Церковь Христова стоит вне пределов мира сего) находят в современном духовно-музыкальном творчестве нечто такое, что привнесено извне, со стогн мира сего и не отвечает, будто бы, ни святости места, ни высокой цели Богослужения. Под этим нечто, привнесённым со стогн мира сего, названные ревнители подразумевают общие формы или законы современного музыкального искусства, которые якобы сообщают чуждый Церкви «реализм» церковному пению. Свой ригоризм эти ревнители простирают до требования – изъять из употребления выражение «церковная музыка», что —254— может-де быть заменено выражением: «церковное пение», а также восстают против применения к церковному пению обычной и общепринятой музыкальной терминологии. 167 Тут очевидно кроется недоразумение. Общие законы современного музыкального творчества не могут заключать в себе ничего, противо-церковного: по этим же самым законам, а не по каким-либо иным, исполняется в православных храмах и так называемое «уставное пение на гласы», особенно если эти гласы многоголосно гармонизированы. Повод к нападкам подали, и совершенно заслуженно, такие духовно-музыкальные произведения, авторы которых, не уразумев подлинный смысл текста песнопений, придали этим песнопениям неуместный музыкальный драматизм, – тем более неуместный, что содержание православных церковных песнопений исключительно лирического характера, а потому драматический элемент к ним совсем не подходит. Впрочем, назвать такое ошибочное направление некоторых современных песнотворцев «реализмом» в церковном пении также несправедливо, как несправедливо взваливать ошибки этих песнотворцев на общие законы и формы современного музыкального искусства, коими они пользовались. Придав лирическим песнопениям не свойственный им музыкально-драматический элемент, названные песнотворцы не сообщили, а вернее лишили свои духовно-музыкальные творения соответствующего им «реального» или «действительного» музыкального содержания. |
|
|
