| В отношении практики уподобления смерти глубокому сну применительно ко Христу, важнейшим библейским основанием служит пророчество патриарха Иакова: «Молодой лев Иуда, с добычи, сын мой, поднимается. Преклонился он, лег, как лев и как львица: кто поднимет его?» ( Быт 49:9 ) (позднее эти слова повторил языческий волхв Валаам: «Преклонился, лежит как лев и как львица, кто поднимет его?» ( Числ. 24:9 )). Лев от колена Иуды – это Христос ( Откр. 5:5 ). Сравнение Его со спящим львом необходимо понимать следующим образом: как лев, пребывая в состоянии сна, остается грозным для врагов, так и Христос, умерев на Кресте, был страшен для лукавых демонических сил. А слова «Преклонился он, лег, как лев и как львица: кто поднимет его?» означали, что когда Спаситель умрёт, Он Сам Себя воскресит действием Своего всемогущества. «...Как лев и спящий страшен, – пишет по этому поводу блаженный Феодорит Кирский , – так Владычняя смерть соделалась страшною и смерти, и диаволу. Назвал же Его патриарх и львом, и скимном львиным, как Царя и Сына Царева, как Бога и Сына Божия, потому что по человечеству произошел от Давида, а как Бог прежде веков рожден от Отца. И слова кто возбудит Его? показывают неизреченное Его могущество. Ибо Сам Себя воскресил, по собственному Своему предречению: разорите церковь сию, и треми денми воздвигну ю ( Ин. 2:19 )» с. 74]. В иконографии эта аллегорическая параллель Христа со львом иногда выделяется особо. Например, на иконах «Спас Недреманное око» рядом с почивающим Иисусом может изображаться лев. 3) Обозначением смерти под образом сна воспроизводится та несомненная истина, что и умерев по человеческому естеству, Христос был жив по Божественной природе и оставался Источником жизни для всех. Кроме того, умерев на Кресте, как Человек, Спаситель был жив и Своею душой, и не только был жив, но и осуществлял, как Владыка, Домостроительство спасения людей : борьбу с силами ада. Христос, – пишет апостол Петр, – «однажды пострадал за грехи наши, праведник за неправедных, быв умерщвлен по плоти, но ожив духом, которым Он и находящимся в темнице духам, сойдя, проповедовал» ( 1Пет. 3:18–19 ). |
| Подобное нравственное искание было и среди «языческой неплодящей церкви». Там Диоген зажигал среди дня светильник и говорил, что ищет человека. «Вижу обжорливых медведей, похотливых жеребцов, упрямых ослов и ядовитых змей, но никак не людей», — говорил со временем и возмущенный Златоуст . Голос сей: «не найдете ли человека?» — и сейчас актуален. Далее пророк мыслит о том, с чего мы начали. Он понимает, что благочестие богатых и бедных не одинаково. И сказал он сам в себе: «Это, может быть, бедняки; они глупы, потому что не знают пути Господня, закона Бога своего; пойду я к знатным и поговорю с ними, ибо они знают путь Господень, закон Бога своего» (Иер. 5:4-5). Ход мысли обусловлен обычаями народной жизни. Если неграмотный простолюдин знал только то, что ему объяснит наставник, то богатые читали сами и могли учиться постоянно. Цари, к примеру, с некоторых времен обязывались переписать Тору собственноручно (!) и поучаться в ней день и ночь. Но что увидел Иеремия? Он пошел к знатным, но «и они все сокрушили ярмо, расторгли узы» (Иер. 5:5), то есть свергли иго заповедей и живут по злому самоволию. Вот это и есть нравственная картина, предшествующая всенародному бедствию. Ни богатый, ни бедный не знают Господа, как перед потопом. «Господь с небес призрел на сынов человеческих, чтобы видеть, есть ли разумеющий, ищущий Бога. Все уклонились, сделались равно непотребными; нет делающего добро, нет ни одного» (Пс. 13:2-3). Мы ныне претерпеваем бурные наружные изменения, и нам мнится, что жизнь меняется. Но происходят ли перемены внутри, там, куда зрит Всевидящее и недреманное око? Может быть и так, что злое нутро наше упорно отбрасывает саму возможность благой внутренней перемены, считая, что Богу и перемены внешних одежек должно быть довольно. Если это так, то все мы – лицемеры и оскорбители Всемогущего. Богатый и бедный живут под одним небом и говорят на одном языке, но совершенно не понимают друг друга. Особенно, если богатый нечестив, а бедный благочестив, или наоборот: бедный нечестив, а богатый благочестив. |
| — Не Агриппина я, но Агафья. И тезоименитство мое бывает пятого февраля. Вот так штука! Даже побледнел мальчишечка с испугу: неужто в прохожденье его службы чертовщина вмешалась? — Покажись… Агафья! — вымолвил он. Смотрит: и у Агафьи, как у него, одно око дреманное, а другое — недреманное. Только у него недреманное око с правой стороны, а у нее — с левой. Точно им сама судьба определила совместно прокурорское служение проходить. — Приданое-то у тебя есть ли? — И приданого у меня нет. Одно недреманное око — только и всего. Ах, прах побери, да и совсем! Была-была Агриппина, и вдруг Агафья сделалась! Стал он разыскивать, каким манером такое дело случиться могло, и оказалось, что очень просто. Покуда он недреманным оком в одну сторону стрелял, Агриппина на минуточку отлучилась, да и вышла замуж за офицера. А он за себя взял… Агафью! Делать, однако, нечего. Недаром же Завитаеву деньги за свадьбу отданы — надо как-нибудь жить. Легли они спать, да не остереглись: смотрят друг на дружку недреманными оками — инда жутко ему стало! Ему-то жутко, а ей точно с гуся вода — даже приятно! — Ведьма ты, что ли? — спросил он ее, — сказывай! — Нет, я не ведьма, но твоя законная жена. А до сих пор я крадеными старыми носками на Апраксиной торговала. — Как «крадеными»? каким же образом я тебя не изловил? — Разве ты можешь кого-нибудь изловить? Ты все в одну сторону оком стреляешь, а что у тебя под левой ноздрей делается — не видишь. — Ну, давай вместе воров ловить, коли так. Я — справа, ты — слева. Словом сказать, так отлично устроились, что через год у них сын родился, и тоже с недреманным оком. — Вот так чудак! — воскликнул мальчишечка, взглянув на своего первенца. Тут только он догадался, что как ни дорого недреманное око, а два обыкновенных глаза, пожалуй, еще того дороже. Служба его между тем своим чередом прохождение имела. Постепенно он все тюрьмы крикунами наполнил, а хищники, мздоимцы, концессионеры и прочие подлинные потрясатели тем временем у него под сенью дреманного ока благодушествовали. |
| отцов - Этимасия, Спас Нерукотворный и другие символические прообразы жертвы Христовой. Появляется к началу XI века и получает широкое распространение в XII-XIII вв. Лор (греч.) - деталь облачения архангелов - широкая длинная полоса ткани, украшенная жемчугом и драгоценными камнями; заимствована из облачения византийских императоров. Лузга - откос доски между полем и ковчегом иконы. М Недреманное Око (Спас Недреманное Око) - символический тип изображения Христа, сложившийся на основе некоторых ветхозаветных пророчеств (Пс. 120). В иконах этого типа представлен юный Христос на ложе, склонившаяся над ним Богоматерь и ангелы с орудиями страстей. Появляется в византийском и древнерусском искусстве на рубеже XIV-XV вв. Неопалимая Купина - Горящий, но не сгорающий терновый куст, в котором Бог явился Моисею, пасшему овец в пустыне близ горы Хорив (Исх. 3.2). Важнейший ветхозаветный прообраз Богоматери, непорочно зачавшей и родившей Сына Божия Иисуса Христа (этот эпитет появляется в Акафисте). Наименование чудотворной иконы Богоматери, составленной на основе важнейших ветхозаветных прообразов воплощения Христа. В центре иконы располагается изображение Богоматери с Младенцем (тип " Одигитрия " ), которая, как правило, держит в своих руках ряд символических атрибутов, связанных с ветхозаветными пророчествами: гору из пророчества Даниила, лестницу Иакова, врата Иезекииля и т.п. Это изображение заключено в восьмиконечную звезду, образованную двумя четырехугольниками - зеленым и красным (цвет Купины и цвет объявшего ее пламени). Вокруг, в свою очередь, располагаются изображения четырех ветхозаветных сюжетов: Моисей перед Купиной, Лествица Иакова, Врата Иезекииля и Древо Иесеево. Другая тема иконы - служение ангелов Богоматери и поклонение небесных сил чудесному рождению Бога от Девы - их изображения располагаются в лучах восьмиконечной звезды; среди них - ангелы и архангелы как олицетворения стихий, известные из Толковой Палеи, книги Еноха и других апокрифических сочинений. В целом эта тема нашла свое отражение во многих богослужебных текстах. Предание, повествующее о чудесах, совершенных иконой, не сохранило истории ее обретения; в русской иконописи она известна с середины XVI в. Память 4(17) сентября. Нерушимая Стена - особый эпитет, присваивавшийся, как правило, изображениям Богоматери Оранты (например, Богоматерь в конце апсиды Софии Киевской); заимствован из Акафиста Богоматери ( " Радуйся, царствия нерушимая стено " - икос 12). Нимб (лат. - облако, туча) - условное обозначение сияния вокруг головы в изображениях Христа, Богоматери, святых и т.д. Известен в античности начиная с эпохи эллинизма; с IV века распространяется в христианском искусстве. Нимб бывает разной формы (круглый, треугольный, шестиугольный, восьмиугольный) и разного цвета. Круглый нимб с вписанным в него крестом (т.н. " крестчатый нимб " ) - важнейший атрибут, который присваивается только историческим и символическим изображениям Христа. О |
| — Как бы дети около Трезорки не испортились… Опаршивел он вовсе. Но и на этот раз Воротилов промолчал. Тогда кухарка, через два дня, вбежала уже совсем обозленная и объявила, что она ни минуты не останется, ежели Трезорку из кухни не уберут. И так как кухарка мастерски готовила поросенка с кашей, а Воротилов безумно это блюдо любил, то участь Трезоркина была решена. — Не к тому я Трезорку готовил, — сказал купец Воротилов с чувством, — да, видно, правду пословица говорит: собаке — собачья и смерть… Утопить Трезорку! И вот вывели Трезорку на двор. Вся челядь высыпала, чтоб посмотреть на предсмертную агонию верного пса; даже хозяйские дети окно обсыпали. Арапка был тут же и, увидев старого учителя, приветливо замахал хвостом. Трезорка от старости еле передвигал ногами и, по-видимому, не понимал; но когда начал приближаться к воротам, то силы оставили его, и надо было его тащить волоком за загривок. Что затем произошло — об этом история умалчивает, но назад Трезорка уж не возвратился. А вскоре Арапка и совсем изгнал Трезоркин образ из сердца купца Воротилова. Недреманное око В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Прокурор, и было у него два ока: одно — дреманное, а другое — недреманное. Дреманным оком он ровно ничего не видел, а недреманным видел пустяки. В этом царстве исстари так было заведено: как только у обывателя родится мальчик с двумя оками, дреманным и недреманным, так тотчас в ревизских сказках записывают: «У обывателя Куролеса Проказникова, на Болоте, уродился мальчишечка, по имени Прокурор». И потом ожидают, когда мальчишечка в совершенные лета придет. Так было и тут. Не успел мальчишечка от земли вырасти, как ему сейчас же доложили: — Пожалуйте! — С удовольствием. Но в скором ли времени предвидится сенаторская вакансия? — Ах, сделайте милость! Как скоро, так сейчас. — То-то. Приосанился мальчишечка, посмотрелся в зеркало, видит: какой такой оттуда хитрец выглядывает? — ан это он самый и есть. Ладно. И, не говоря худого слова, сейчас же за дело принялся: дреманным оком ничего не видит, а недреманным видит пустяки. «Я, говорит, здесь на минутку, по дороге в сенат, а там и оба ока сомкну. Да и уши у меня, бог даст, к тому времени заложит». |
| Дальше — больше. «Жена мужу жизнь с утра до вечера точит!» — «Муж жену в гроб, того гляди, заколотит!» — «Ни за чем вы, Прокурор Куролесыч, не смотрите!» — Я-то не смотрю? А ты видел ли, какое у меня око? Одно оно у меня, но — ах, как далеко я им вижу! Так далеко, что и твою, бездельникову, душу насквозь понимаю! И знаю, чего вам, негодникам, хочется: семейный союз вам хочется подорвать! Взять его под арест! Словом сказать, все союзы перебрал и везде нашел: сами по себе стоят союзы незыблемо, но крикунишки непременно им как пить дадут, ежели им своевременно уста не замазать. А когда до государственного союза мальчишечка дошел, то и разговаривать не стал. Кричит как озаренный: «Взять его! связать его! замуровать! законопатить!» Сам кричит, а недреманное око так у него колесом и вертится в глазнице. День-деньской таким манером мальчишечка мается, союзы оберегает, а к вечеру домой отдыхать вернется. Ляжет на кровать и думает: «Все-то я в полной мере, как хочется начальству, выполнил! хищников, мздоимцев, распутников и злоупотребителей с помощью одного моего недреманного ока рассеял, а с подрывателями, кои недельными жалобами начальство утруждают, особливо распорядился! Чисто, благородно. Надеюсь, что и начальство, с своей стороны, мои труды в надлежащей мере оценит». — Чего, бишь, мне, например, пожелать? — говорил он сам себе. — В сенат ежели — так я еще на одно ухо слышу, да сенат от меня и не уйдет… Вот кабы — хоть не теперь, а со временем — вот кабы в… да нет, это уж разве когда и обоняние я потеряю! Нет, вот сейчас, в ближайшем будущем, чего бы мне, например, пожелать? Расстраивал-расстраивал себе воображение, да, наконец, и расстроил. «Жениться надо как можно скорее — вот что!» И так как он для поисков невесты недреманное око в ход пустил, то, разумеется, сейчас же нашел. А именно: девицу Агриппину такой красоты, что ни в сказках сказать, ни пером описать. И при ней двести тысяч: точь-в-точь как при билете внутреннего с выигрышами займа полагается. Женился. Отпраздновали свадьбу на славу в кухмистерской Завитаева и домой на новоселье приехали. Только смотрит мальчишечка, а новобрачная с чего-то под сень дреманного ока спряталась. Хвать-похвать: «Агриппина! где ты?» |
| Елма 2150 хотения нашего многоскудостный поток скланяется уже к похвалению великодаровитаго отца потещи, да покажем, коль нуждно, о, всежеланный соборе церковный, похвальная исплести и благодарственая воскликнути; елма нуждно ныне и Божию помощь призвати, без коея не можем и творити ничтоже, нужда и слова силу прострети и умножити хвальная. Понеже приходяй к нам виновный похваления не ин кто, но нами любимый любовный отец, высокий во смирении, верх настоятельства, елей милосердия, глубина смиренномудрия; врачь, душевныя струпы исцеляющий; пластырь, готово изврачюющий; любве светящая заря, миросоветия глубочайшая бездна, страха Божия всебогатное сокровище, чистоты сердечныя неоцененое хранилище, душеспасителнаго наказания благоухающая весна и прочих добрейших нескудный преизливающийся источник, како похвалится, како ублажится, киими хваленьми воспет будет. Ельма 2151 свое солнцу сняти и луне светети и звездам зарити, тако честнейшему нашему отцеви своими ему добродетелей деланьми осияватися и благовонствовати свойствено есть. Кто недреманное око стяжа, воеже добре созерцати братское состояние? – Даниил. Кто соузы любве и мира между чады церковными премудре художествуя? – Даниил. Кто во всех первеньствуя высотою смирения и богатея? – Даниил. Кто верх предстательства снабдевая 2152 , елей милосердия источая? – Даниил. Кто, по Иову, «нога хромым, око – Даниил. Кто милостивыя стяжавает утробы, щедроты ко всем проливает? – Даниил. От кого ущедрися сирота, помиловася вдова, утешися нищий, призреся странный, разве 2153 Даниила, смиреннейшаго отца, пастуха добляго? Кто плещи убогих согрея, кого уста вдовыя благословиша, кроме Даниила кроткаго? К кому текуще требующий ссуды и ищущии поруки, разве Даниила добляго и милосердаго? Тем вси церковнии собори, всепразнственая торжества, братолюбная собрания, совети всенужнейшии Даниила требуют, к Даниилу благоговеют, о Данииле радуются. Иди в пустыни, тецы в скиты, приникни в горы – и везде услышиши Даниилово имя, яко некое священие, на языцех всесладостно обносимо 2154 и похваляемо. Иди во окиянскую пучину, на бреги, в пустыни – и тожде услышиши, яко Даниилу и молитвеныя, и похвалныя венцы плетутся. И аще малое отроча вопросиши: «Кто выгопустыннаго богообещнаго села предстательствуяй?» – о Данииле, сладчайшем отце, услыши извествующа. |
| И внезапно он ощутил Око. Там, в Черной Крепости, недреманное Око встревожилось, почуяв взгляд хоббита. Яростная решимость собралась в пучок, в один ищущий перст и метнулась через разделяющее их пространство. Вот сейчас она найдет его, вот стремительно обшарила скалы Чуткого, вот мельком скользнула по Тол Брандиру - хоббит скатился с каменного кресла и сжался в комочек у подножия, накрыв голову капюшоном плаща. Кажется, он кричал: «Никогда!», а может, это было: «Я приду к тебе»… А потом словно пронзительный луч прорвался сквозь давящую вражью волю, ворвался в сознание отчаянной мыслью: «Сними! Немедленно сними его! Сними Кольцо, дуралей!» Две могучие силы, две воли скрестились в нем, словно два клинка. Мгновение Фродо казалось, что он не выдержит этой пытки, и вдруг все исчезло. Он, Фродо из Шира, снова был самим собой, свободным в выборе, помнившим о долге. В последний оставшийся для этого миг он снял Кольцо. Вокруг синел ясный солнечный день, над ним возвышалось древнее кресло, и черная тень, скользнув над рекой, оставила Амон Хен, убралась с запада, растаяла в туманной дали, а вокруг в ветвях деревьев беззаботно пели птицы. Фродо поднялся на ноги. От усталости его пошатывало, но воля окрепла, а на сердце полегчало. Словно подводя итог, он сказал сам себе: – Теперь я готов. Злая воля Кольца уже проникла в отряд. Нельзя позволить Кольцу оставаться здесь дольше, иначе жди горших бед. Идти придется одному. Некоторым я не доверяю, а другие слишком дороги для меня. Колоброд рвется в Минас Тирит, он нужен там, нужен вдвойне, раз Боромир уже склонился ко Злу. Я уйду один. Прямо сейчас. Быстро спустившись по тропинке, он вернулся на злополучную лужайку и остановился, прислушиваясь. Кажется, на берегу кричали. «Наверное, они ищут меня, - подумал Фродо. - Интересно, сколько же меня не было: час, два?» Кажется, он немного растерялся. – Ну что я могу поделать? - пробормотал он. - Если я не уйду сейчас, то не уйду никогда. Другого случая не будет. Очень не хочется бросать их вот так, тайком. Хотя они поймут, наверное. Сэм поймет. Ведь другого выхода нет… |
| «Ехали на тройке с бубенцами», или Грешно ли есть блины? В отличие от нынешнего времени, в прошлом вся жизнь русского человека проходила в русле церковного календаря. И Масленица со всей свойственной ей удалью вписывалась в церковный уклад особым днем, когда было необходимо примириться со всеми ближними. 11 марта, 2013 В отличие от нынешнего времени, в прошлом вся жизнь русского человека проходила в русле церковного календаря. И Масленица со всей свойственной ей удалью вписывалась в церковный уклад особым днем, когда было необходимо примириться со всеми ближними. Грядет Масленица, веселая неделя, которая служит своеобразным преддверием к Великому посту. С праздничной этой неделей связано множество традиций, но еще больше — всевозможных сомнений со стороны воцерковленных людей. О том, как лучше всего, правильнее всего христианину воспринимать Масленицу, рассказывает протоиерей Михаил Воробьев, настоятель Крестовоздвиженского храма города Вольска. От «Масленицы» — к «Русским блинам» В годы брежневского застоя любимой точкой студенческого общепита в Саратове была «Блинная», размещавшаяся в нижнем этаже одного из домов на проспекте Кирова. За умеренную плату там можно было вкусить хорошо пропеченных блинов, которые были щедро политы растопленным маслом и медом. Дешевле было только рядом — в подвальчике-пирожковой, куда приходилось спускаться за неделю до стипендии… В последний год жизни Брежнева городские власти решили облагообразить главную улицу Саратова. Троллейбусный маршрут был перенесен на соседнюю улицу, измятый асфальт заменили плиткой, напротив консерватории затеяли строительство невиданного музыкального фонтана. Труднее всего приходилось дизайнерам, оформлявшим витрины пустоватых магазинов. Однако и они лихо наворачивали вавилоны консервных банок, прикрывая нищету замысловатыми драпировками, вазами и цветами в горшках. Последним штрихом было переименование безликой «Блинной» в кафе «Масленица». Недреманное око саратовской журналистики тем временем было настороже. И очень скоро в газете «Коммунист» появилась заметка, начинавшаяся, как любой донос, эпическим зачином: «В то время как администрация Рейгана вынашивает кровавые планы звездных войн, а трудящиеся Советского Союза как один встали на трудовую вахту, посвященную XXVI съезду КПСС, в Саратове возрождаются религиозные пережитки…». Далее автор возмущался, что на центральной улице города появилась вывеска с названием «христианского праздника Масленица». |
| Иначе все рисовалось в те годы, когда Нью-Йорк снился, поездок за границу без партийного задания и инструктажа не могло быть, бессильная ярость брала читателя у каталогов современной литературы, и надо было получить драгоценный допуск в закрытый спецхран, чтобы прочесть последний роман Грэма Грина и публицистику Эжена Ионеско. Литература, официально закрытая таможенниками-литературоведами на границе, оставалась запечатанной в переводах и рефератах для служебного пользования. Ее выход на свет произошел не за счет тиражей, а благодаря звездам, таким как знаменитая Рената Гальцева, которая при жизни стала легендой. После выхода последних и самых важных томов Философской энциклопедии, расшатавших официальную идеологию ( «это был наш маленький крестовый поход», сказал потом Аверинцев), Гальцева перешла на работу в ИНИОН. Ее увлеченность и упорство сделали так, что сама позорная закрытость сборников создала захватывающую интригу, стала обсуждаемым событием. Начало восьмидесятых стало временем расцвета засекреченной информации об общественных науках за рубежом, как конец восьмидесятых привел к ее полной отмене за ненужностью в наступившей свободе печати. Может быть, самым знаменитым стал не раз переиздававшееся потом в открытой печати, созданный исключительно волей Гальцевой сборник переводов и рефератов в трех выпусках с амбициозной претензией на анализ судьбы европейских искусства и культуры. С каким скрипом материалы сборника, в основном давно подготовленные для возможного издания их авторами — известными всем, как например Аверинцев, знатоками и профессионалами (еще более известными сейчас, но отчасти разъехавшимися по свету), — достигали конечно не одобрения, а кривого согласия начальственных идеологов, видно из расстояния в четыре года между первой и третьей книжками общим объемом около 45 авторских листов. Людей, даже не входивших в списки рассылки и вообще не видевших закрытые сборники, веселили анекдоты о том, как Рената Гальцева доказывала солидному начальству нужду в Шпенглере и Юнге, неотступно добивалась получения тиража в свои руки, сама составляла списки рассылки, при необходимости обманывала недреманное око. |
|
|
