| По тогдашнему порядку, Греческому языку там учились особо, через два года по окончании Латинского Сантаксиса, и из Греческого класса ученики переводимы были в Пиитический, в коем Левшин, по желанию учителя своего Амвросия Юматова, был удержан и тем самым отвлечён от Греческого языка. Не дойдя ещё до Философии, Пётр увидел, какого он лишается пособия в Еллинском языке для витийства, любомудрия и Богословия, и с оскорблением для юношеского честолюбия замечал, какое над ним брали преимущество товарищи, знающие этот язык. В числе его сверстников и совместников был Петров, наш лирик, которому он впоследствии благодетельствовал, несмотря на школьное соперничество 9 . И польза, и любознательность, и честолюбие воспламенили в Левшине желание учиться этому языку, столь важному для Славяно-Греко-Латинской Академии. По недостатку тогда в учебных пособиях и по бедности своей, не почему было учиться ему, не на что книг купить и не кому его учить; но самые препятствия, как будто усиливали в нём желание достигнуть своей цели. Он выпросил у товарища Греческую Грамматику Лащевского и всю её тщательно переписал, как тогда и велось в школах, срисовывая Греческие буквы с печатных; отчего и Греческий его почерк похож был на печатный. По этой Грамматике Левшин сам начал учиться, а в затруднительных местах спрашивать у знатоков; сверх того, вздумал ходить в соседственный Греческий монастырь к Божественной службе, во время которой прислушивался и навыкал к чтению, пению и разумению Греческих слов и выражений; для большого в этом языке успеха познакомился и стал говорить с Греками и, мало-помалу, достиг до того, что мог понимать Еллинских писателей и объясняться на простом Греческом языке. Потом сам, сделавшись в Академии учителем сего языка, ученикам своим приводил себя в пример, называя себя: ατοδιδκτος, т. е. самоучкою. Из Греческих писателей он особенно любил Св. Иоанна Златоуста и говаривал, «что для одного этого Святителя можно учиться Еллинскому языку», Впоследствии он сам служивал литургию на Греческом языке в Московском Греческом монастыре, и певал в Вифании на клиросе, когда там совершали Богослужение Амвросий Протасов, бывший Иеромонахом, и Владимир Третьяков, тогда Иеродиакон – знатоки и любители языка Святых Отцов Восточной церкви. |
| При открытии Российской академии 21 окт. 1783 г. П. стал одним из 34 первых ее членов. 29 нояб. 1786 г. императрица возложила на П. митру (1-й митрофорный представитель белого священства). В чине омовения ног, ежегодно совершаемом в Большом соборе Зимнего дворца, первоначально занимал 4-6-е места (после архимандритов), с 1789 г. (вскоре после награждения митрой) - 1-е соответственно и в протоколах Синода подписывался перед юрьевским архим. Иринеем (Клементьевским). Оригинальную трактовку получения П. митры приводит А. В. Карташёв . Называя духовника императрицы «временщиком», он приписывает влиянию П. ее «антимонашеские настроения» (т. е. выдает ее убеждения за внушенные «настроения») и утверждает, что сам награжденный был инициатором неслыханной награды и добился этого, «пользуясь расположением Екатерины и явно задирая со всем монашеством» ( Карташев. 1991). Назначен императрицей сопровождать ее в путешествии 1787 г. «в Киев и другие места», длившемся более полугода. Из Киева прислал в Синод рапорт о причащении императрицы в Киево-Печерской лавре «со всем генералитетом и всею придворною свитою» и о посещении ею Ближних и Дальних пещер (собственноручно подписан: «протоиерей Иоанн Памфилов»). Копия рапорта была отослана в Академию наук «для припечатания о сем в газетах» (опубл.: Сообщено из Святейшего Правительствующего Синода//СПбВед. 1787. 20. С. 263). По возвращении из «полуденного края России», во время остановки в Москве, за литургией в Большом Успенском соборе 29 июня 1787 г. выполнил тайное повеление императрицы, помянув за великим входом, к изумлению всех, архиеп. Московского и Калужского Платона (Левшина) митрополитом. П. имел обширную переписку. Известно, что ему писали 40 архиереев более чем из 20 епархий, из светских лиц - А. А. Безбородко, И. И. Бецкой, Г. Р. Державин , П. В. Завадовский, И. И. Лепёхин, П. И. Фонвизин, А. В. Храповицкий и др. Переписывался с ректорами духовно-учебных заведений - Московской Славяно-греко-латинской академии, Новгородской, Тверской, Переславской, Ярославской, Вятской, Архангельской семинарий. Проявлял заботу об архимандритах, вызванных в столицу на чреду служения, многие из к-рых становились архиереями (в 1774-1794, когда П. состоял членом Синода, было посвящено 34 епископа). Ему императрица доверяла процесс распределения отпускаемых ею пособий (в т. ч. пострадавшим от наводнения, пожара); по его ходатайству неоднократно выделялись казенные суммы на строительство архиерейских домов, исправление соборов и церквей, устройство ризниц. Через П. императрица передала в 1790 и 1793 гг. вклады в Николо-Морской собор - по 5 икон в золотых ризах, в память побед, одержанных российским флотом над тур. и швед. флотами в 1770 и 1789-1790 гг., и к ним 2 золотые лампады на золотых цепях. В 1783 г. на родине отца, в с. Фалелееве (ныне Переславского р-на Ярославской обл.), построил деревянную Покровскую ц. Участвовал в создании покрова из серебряной ткани для престола кафедрального Троицкого собора Вятки. |
| Прибывшие в Москву киевские монахи сначала занимались составлением стихир и службы прп. Савве Сторожевскому, затем переводами с лат. и греч. языков. В 1650 г. Е. при помощи Арсения Сатановского завершил работу над «Лексиконом латинским», написанным на основе словаря А. С. Калепина, затем укр. книжники составили Лексикон славяно-латинский, включающий ок. 7,5 тыс. слов. На рубеже XVII и XVIII вв. эти лексиконы послужили основными источниками «Lexicon Slavonicum», составленного швед. ученым и дипломатом Ю. Г. Спарвенфельдом. Е. также был автором Лексикона греко-славено-латинского, широко использовавшегося во 2-й пол. XVII - нач. XVIII в., а также «Филологического лексикона» - свода выдержек из сочинений св. отцов, в к-рых истолковываются слова и выражения Свящ. Писания. Вместе с Арсением Сатановским Е. переводил с латыни «Большой атлас» голл. картографа В. Блау; в «Оглавлении книг, кто их сложил» указано, что Е. работал над частями «Европа» и «Азия» (ГИМ. Син. 779, 19). Известны и др. переводы с латыни, выполненные Е.: «Анатомия» А. Везалия, «Гражданство обычаев детских» Эразма Роттердамского (последний труд был предпринят по просьбе Ф. М. Ртищева , назначенного в 1663 воспитателем царевича Алексея Алексеевича). В 1650-1656 гг. Е. трудился над переводом с греческого творений святителей Григория Богослова (50 Слов), Афанасия Александрийского (4 Слова), Василия Великого и Догматики прп. Иоанна Дамаскина, работа была завершена в 1656 г., опубликована в 1665 г. Возможно, Е. перевел Толкование Феофилакта Болгарского на Послания ап. Павла к Римлянам и 1-е к Коринфянам (ГИМ. Син. 718, вероятно, автограф Е.; см.: Горский, Невоструев. Описание. Отд. 2. Ч. 1. С. 188-189). Взойдя в 1652 г. на Патриарший престол, Никон сразу же приблизил к себе Е. и поручил ему перевод деяний К-польского Собора 1593 г., на к-ром было признано Патриаршество в России при условии, что Русская Церковь будет придерживаться Православия. Этим документом Никон оправдывал начатую им богослужебную реформу, целью к-рой было обрядовое единство Русской и греч. Церквей, трактовавшееся как единство в вере. Центром реформы стал переданный в 1653 г. в распоряжение патриарха Московский Печатный двор, где совершалась книжная справа. Справщики, высказавшие несогласие с планами Первоиерарха, были уволены (среди них - старец Савватий, иером. Иосиф (в миру Иван Наседка ), М. Рогов ). На смену им пришли Е., Арсений Грек , Евфимий Чудовский. Хотя Е. не состоял в штате Печатного двора, он являлся одним из руководителей справы в 50-60-х гг. XVII в. В кон. XVII в. Е. воспринимался как инициатор сверки рус. книг с греческими, убедивший патриарха Никона в необходимости реформы, которая осуществлялась «по тогожде мудрейшего иеромонаха Епифания рассмотрению и возвещению» (цит. по: Евгений. Словарь. С. 106). |
| Принято считать, что московский период творчества С. Яворского начался в январе 1700 г., когда Киевский митрополит Варлаам Ясинский отправил игумена Киевского Николаевского монастыря Стефана в Москву с письмом к патриарху Адриану, в котором просил того учредить Переяславскую епархию. В Москве Яворскому по случаю смерти фельдмаршала А. С. Шеина (†2 февраля 1700 г.) выпало честь говорить проповедь в присутствии Петра I. Во всех биографиях С. Яворского это событие рассматривается как поворотное в жизни талантливого проповедника, поэта и богослова 6 . По преданию, эта речь Стефана так понравилась Петру, что он приказал игумену остаться в Москве 7 . 7 апреля Стефан был по приказу царя возведен в сан митрополита Рязанского и Муромского, а затем, 16 декабря 1701 г., после кончины патриарха Адриана, назначен местоблюстителем патриаршего престола и протектором Славяно-греко-латинской академии. Тем не менее, есть основание полагать, что надгробное слово Шеину было не первой проповедью Яворского в Москве. Еще до смерти Шеина Стефан принял участие в ново учрежденном праздновании Нового года 1 января 1700 г. Именно в этом году празднование Новолетия было перенесено Петром I с 1 сентября на 1 января, и ему был придан статус важнейшего государственного и военного торжества года. «По окончании ж сего 1699 г. определено торжество Нового года генваря с 1 числа, а прежнее сентября с 1 числа отставлено; и оное действительно начало свое восприяло с 1700 года, для которого торжества в Москве была в соборной Успенской церкви по литургии отправлена предика чрез архиерея рязанского Стефана при благодарственном молебном пении по обычаю новому лету; потом была троекратная пушечная стрельба и фейерверки» 8 . Основными элементами этого ново учрежденного гражданского праздника стали литургия в Успенском соборе Кремля, торжественное молебное пение, проповедь на Новый год с подведением итогов прошедшего года, парад с пушечной пальбой и фейерверки. На Красной площади и других местах были сооружены триумфальные ворота, дома знати были украшены ветвями и иллюминацией. |
| Родители Платона научили его молиться, лишь только он начал говорить. Когда ему минуло шесть лет, его стали учить грамоте по азбуке, часослову и псалтири, a потом и письму. Платон оказался очень понятлив к учению и на восьмом году он умел уже хорошо читать и даже петь церковные песнопения (у него был хороший, чистый и гибкий голос), так что на клиросе мог за литургией исполнять обязанности певца. В то же время это был мальчик резвый, увлекался играми с товарищами, забывая о данных ему уроках, за что отец подвергал его наказаниям. Отец Платона, поступивший было на место священника в село Глухово, Клинского уезда, скоро должен был перейти на другое место–в село Липицы, Серпуховского уезда. Когда Платону исполнилось десять лет от роду, отец его уже был в Серпуховском уезде и потому, согласно требованию духовного начальства, должен был бы отдать своего сына Петра и младшего Александра в Коломенскую семинарию (Серпуховской уезд входил в Коломенскую епархию). Но так как о. Георгию не по душе было служить сельским священником и он уже стремился в Москву, где старший сын его, Тимофей, был пономарём (при церкви св. Софии, на набережной) – и так как ему, конечно, было известно, что Коломенская семинария не даёт законченного образования, какое можно было получить в Московской славяно-греко-латинской Академии, то он усиленно просил секретаря Московской духовной консистории о том, чтобы его обоих сыновей, Петра и Александра, освободили от обязанности учиться в Коломенской семинарии и приняли в Академию. Благодаря настойчивости о. Георгия, Петру и Александру удалось поступить в Академию, вместо Коломенской семинарии. Оба брата стали жить y своего старшего брата, Тимофея, на набережной, a потом y Спаса в Спасском, куда Тимофей поступил в диаконы (общежития в то время при Академии ещё не существовало). Платон сообщает, что он очень скоро привык к Академии, стал отлично учиться и приобрёл любовь как со стороны учителей, так и со стороны учеников, так как «нрав он имел мягкосердечный и в случае уступчивый и стыдливый.» По словам Снегирёва, будучи очень бережлив и не желая отягощать своих родителей, во время обучения в Академии, он ходил (конечно, в летнее время) в Академию босиком, с грошом на обед, a свои новые «коты» носил в руках и надевал только близ Академии. |
| С сент. 1813 г. продолжились занятия в Славяно-греко-латинской академии. В связи с ее предстоящим преобразованием по новому уставу архиепископ Московский Августин в донесении Комиссии ДУ рекомендовал кандидатуру П., отличавшегося «познаниями философскими» и «благонравием» ( Орлов. 1882. С. 8). Несмотря на эту рекомендацию, 12 авг. 1814 г. ректором был утвержден архим. Симеон (Крылов-Платонов), инспектором - архим. Филарет (Гумилевский) , а П. в тот же день назначен настоятелем Ферапонтова Лужецкого в честь Рождества Пресвятой Богородицы монастыря , 19 авг. 1814 г.- ректором Вифанской ДС и профессором богословских наук. В это время в Вифанской семинарии обучались более 250 чел. Ревизовавший семинарию летом 1815 г. архим. Филарет (Дроздов) отметил, что П. «способен быть хорошим наставником в богословии», если «с помощию прилежания и опыта приобретет своим познаниям более основательности, а объяснением более точности. В управлении рачителен: но иногда жертвует снисхождению строгостию порядка» ( Филарет. Собр. мнений и отзывов Т. 1. С. 300). 30 июля (21 сент.?) 1817 г. П. был назначен настоятелем ставропигиального Заиконоспасского монастыря, 21 сент. 1817 г.- ректором Московской семинарии, находившейся в Перервинском во имя святителя Николая Чудотворца монастыре . Архим. Филарет (Дроздов) при ревизии летом 1818 г. заметил, что П. «показывает более зрелости в познаниях, нежели прежде. В управлении прежнее снисхождение едва ли не простирает до послабления» (Там же. С. 446). По предложению архим. Филарета (Дроздова) П. был избран действительным членом конференции при Московской академии. 17 июня 1819 г. именным Высочайшим указом П. назначен 2-м членом Московской Синодальной конторы с настоятельством в ставропигиальном Донском мон-ре и освобожден от педагогической деятельности. В числе учеников П. по академии и семинарии был его родственник, еп. Михаил (Добров), а также архиепископы св. Феодотий (Озеров) и Гедеон (Вишневский) , направленные по ходатайству П. в 1819 г. в СПбДА. С этого времени началась переписка П. со свт. Филаретом (Дроздовым) (45 писем святителя к П. опубликованы: ПО. 1872. Авг. С. 28-32; Сент. С. 33-48; Окт. С. 49-53; Письма Филарета, митр. Московского//РА. 1899. С. 194-204) и со свт. Филаретом (Амфитеатровым), ректором МДА (Письма к Филарету (Амфитеатрову), бывш. архиеп. Ярославскому, а впосл. митр. Киевскому и Галицкому//Владимирские ЕВ. 1884. Ч. неофиц. 15. С. 479-484; 17. С. 544-550; 18. С. 581-591; 19. С. 622-625; 21. 680-682; Письма Филарета, митр. Киевского и Галицкого//РА. 1899. Кн. 2. 6. С. 204-208). |
| С тех пор город уже не боялся вражеских нашествий, но народ забурлил в правление царя Петра Алексеевича. Яростное сопротивление чрезмерно жестоким преобразованиям оказали стрельцы, и Коломна оказалась важным пунктом в этом восстании «за старину». Народное предание сохранило память о Пребывании Петра в Коломне накануне его южных походов. Между тем город понемногу слабел. Сошло на нет его значение в качестве военной крепости. С обмелением Москвы-реки сократились торговые перевозки, и богатое купечество стало перебираться в Москву. Самыми примечательными событиями становились пожары и разбойничьи грабежи. Однако местоположение Коломны оставалось удобно и живописно. Жители занимались извозом, торговали хлебом, салом, гуртами скота. Город украшали два десятка церквей и три монастыря — Староголутвинский в четырех верстах от Коломны, Бобренев, бывший всего в версте, и Новоголутвинский Троицкий монастырь внутри городской черты. Такова была Коломна в конце XVIII bek. Рождественские праздники 1799 года в доме коломенского священника Михаила Федоровича Дроздова встречали в беспокойстве. Хозяин дома отправлял положенные службы в своей церкви Троицы в Ямщицкой слободе, и самый приподнятый дух их облегчал сердце. По выходе из храма вдруг приметно уколола, будто заноза, мысль о дальнейшей судьбе старшего сына Василия. Предстоящая свадьба дочери Ольги заботила меньше. Все было непросто с первенцем. И родился он раньше положенного срока, будто спешил на белый свет, и по характеру оказался странно тих и сосредоточен, но с натурою страстною и пылкою, а ко всему — замкнут, скрытен. Да и упрям. В нынешнем году вышло решение Святейшего Синода об упразднении их коломенской епархии, отходящей к Москве. Упразднялась и коломенская семинария, не чуждая отцу Михаилу, ибо в ней он обучался восемь лет наукам и после два года прослужил учителем. Ныне в семинарии обучался сын. Думалось, закончит, Бог даст, с отличием, а там женится, рукоположит его добродушный епископ Мефодий в сан иерея и даст в Коломне приход. Чего лучше? Чего большего можно было желать?.. Теперь же Синод предлагал коломенским семинаристам продолжать образование либо в либо в Троицкой лаврской семинарии, либо в Московской славяно-греко-латинской академии. |
| секретарем, а впоследствии и председателем редакционного комитета. Он перевел часть творений Ефрема Сирина , бл. Феодорита, Василия Великого , Кирилла Александрийского и др. Наконец, С. К. занимал в Академии и административные посты: в 1870 г. он был избран инспектором, в 1874 г. помощником ректора по церковно-практическому отделению и, наконец, в 1878 г. ректором Академии, в каковой должности и пробыл 8 лет; вместе с ректорством он, по требованию устава, принял и священный сан. – Научно-литературная деятельность Сергея Константиновича обнимает период в 46 лет, со студенческих годов – 1843 и до самой смерти – 1889 г., и отличается большим разнообразием и разносторонностью: он писал по богословию, философии, истории русской Церкви, гражданской истории, археологии, расколу, греческой филологии, издавал документы, некрологи, описания, путеводители, переводы, писал критико-библиографические разборы, произносил и печатал проповеди, стихотворения, сотрудничал в повременной печати, и т. д. Он сотрудничал в следующих изданиях: «Москвитянине», «Прибавлениях к творениям святых отцов», «Московских Ведомостях», «Русск. Вестнике», «Прав. Обозрении», «Душеп. Чтении», «Русск. Архиве», «Временнике Общества Истории и Древностей Российских при Импер. Моск. университете», «Трудах 1-го археологического съезда в Москве», Сборнике «XVIII век», изд. Бартеневым. Из более крупных, отдельно изданных сочинений С. К. Смирнова нужно отметить особенно: 1) «Биография князя Дмитрия Михайловича Пожарского " , Москва, 1852 г. 2) «История Московской славяно-греко-латинской академии», Москва, 1855 г. (Эта книга была премирована Академией Наук демидовской премией в 714 р., и за нее же автору, по представлению министра народного просвещения А. Норова , было объявлено Высочайшее благоволение). 3) «История Троицкой лаврской семинарии». Москва, 1867 г. (Удостоена Академией Наук уваровской премии в 500 руб,, и за нее по Высочайшему повелению выдано автору 400 руб. в награду из хозяйственного управления при Св. |
| – Существуют монастыри, основанные вдали от городов, в лесах и пустынях. Удаляясь туда, человек ищет уединения, стремится освободиться от городской суеты, всего себя посвятить Богу. Но есть и другие монашеские общежития – более близкие к миру. Скажем, Свято-Данилов монастырь сегодня находится почти в центре Москвы… – Да, это другой образ монастыря. Он находится рядом с миром, но, будем надеяться, мир не поглощает его. Следуя своему призванию, мы стремимся послужить ближнему: занимаемся с детьми, молодежью, престарелыми. Везде, где в нас нуждаются – в вузах, армии, больницах и тюрьмах, монахи помогают людям. Врата монастыря постоянно открыты – каждый день можно исповедаться. И помимо исповеди каждый может прийти к нам, чтобы поговорить со священником, поделиться сокровенным и получить совет. Монастырь призван стать светильником миру: ведь иноки – это свет для мирян, а для иноков свет – ангелы небесные. И монахи, служа Единому Богу, возлюбив Его всем сердцем своим, не должны забывать и ближнего своего. Прежде всего – в молитве. Православные подвижники, отрекшись от мира, всегда молились о мирянах. Ведь, как говорит Писание, мир стоял и стоит молитвами святых. При этом иноки личным примером являли исполнение евангельских заповедей, являя собой нравственный образец для мирян. С другой стороны, в прежние времена монастыри были не только духовными, но и хозяйственными центрами Руси. Известно, что освоение многих северных и восточных земель России начиналось с монашеских обителей. – Например, стараниями многих поколений монахов необитаемые прежде Соловецкие острова превратились в цветущий и благоустроенный край. Но монастыри являлись и важнейшими образовательными центрами… – В Древней Руси монастыри были средоточиями и духовного, и светского просвещения. Здесь собирались «книжницы» – будущие библиотеки, откуда брали книги духовные лица и миряне. Постепенно при монастырях образовались первые в России высшие учебные заведения. Так, в Заиконоспасском монастыре в Москве сформировалась Славяно-греко-латинская академия. А уже от нее ведут свое начало и Московский университет, и Духовная академия в Троице-Сергиевой Лавре. |
| Так, в частности, проходили реформы в сфере образования и науки. Какое высшее учебное заведение, как самое первое в России, известно большинству наших современников? Московский государственный университет? Но на несколько десятилетий раньше, в период правления царевны Софьи Алексеевны, в нашей стране открылась Славяно-греко-латинская академия. А еще раньше — в годы царствования Федора Алексеевича при Московском печатном дворе было учреждено Типографское училище. Это учебное заведение только по отдельным критериям еще не могло быть отнесено к высшим. И это далеко не единственное новшество в общественно-культурной жизни России, которое было введено в годы правления Федора Алексеевича. Читатели этой познавательной книги Дмитрия Володихина могут узнать о многих других начинаниях предшественника Петра Великого. Автор романов, повестей, рассказов Василий Дворцов — человек разносторонне одаренный. Он многие годы трудится как художник реставратор и в то же время известен как писатель и публицист. Особенно мне запомнился «Нескончаемый патерик»: цикл рассказов о путях обретения веры и принятия монашества. Автор создал уникальные, живые портреты множества людей с их индивидуальными особенностями, эпохой, жизненными ситуациями, характерами. Тем, кто еще не знаком с творчеством Василия Дворцова, я особенно советую прочитать из этого цикла рассказы «Детская молитва», «Петровна», «Грянуло». Из публицистики Дворцова хочу отметить его точные размышления о взаимосвязи национальной литературы и самосознания народа. Нельзя не согласиться, что в формировании нации ведущая роль принадлежит национальному языку, а «кровь и почва в этом процессе вторичны». Распространение, сплочение, консолидация или, наоборот, разобщение, рассечение и даже истребление народа осуществляется через его язык, буквально: «народ меняется языком». Также актуальна мысль Василия Владимировича о важности словарного запаса для полноты развития личности, причем «не только количественным наполнением, но и качественным». Это обусловлено тем, что «в отличие от всех иных тварей, человек разумный мыслит словами». |
|
|
