| Именно наш Византиец, как никто иной, был весьма начитан и сведущ в Священном Писании и творениях Отцов и Учителсй Церкви, а также и в философских сочинениях. Этими источниками он всегда и широко пользовался для подтверждения своих положений. Ссылаясь повсюду в тексте своих трудов на эти источники, Леонтий иногда составлял целые отделы – флорилегии из таких ссылок и присоединял их к своим книгам. Потому, повторяем, совершенно подходит Леонтию Византийскому составление такого сборника религиозно-богословских мнений священных писателей и философов по разным вопросам. Имена авторов, цитируемых в разбираемых книгах, не стоят с Леонтием Византийским ни в хронологическом, ни топографическом противоречии. Все это – известные писатели кафолической Церкви, жившие до VII века. Некоторые личности, вроде Феотима Скифа, Афинодора и других, смущать нас не могут как личности, неизвестные нам. Разве только одно возражение против Леонтия Византийского как автора данного сочинения может быть поставлено: чем объяснить наличие в сборнике многих цитат из Филона? Леонтий Византийский ни разу не ссылается на «Филона в своих сочинениях. Да и вообще, этот «не язычник и не христианин» 418 очень мало имеет общего с мировоззрением нашего Византийца. Однако возникающее отсюда затруднение ничего, в сущности, непримиримого с участием в этом сочинении нашего Леонтия не представляет. Это сочинение имеет еще и другого участника в составлении – Иоанна, насчет которого удобно можно отнести все то, что несовместимо с Леонтием. Но кто же был этот Иоанн – сотрудник Леонтия? Конечно, можно указать некоторых лиц с таким именем и из современных Леонтию Византийскому Таковы, например, Иоанн Схоластик († 577 г.) и Иоанн Постник († 595 г.), патриархи Константинопольские, Иоанн Мосх , о котором предполагают, что он виделся с Леонтием, адвокатом Византийским, и многому у него научился 419 . Но дело в том, что никаких фактических данных в пользу такого отождествления привести нельзя: первые два были канонистами, третий агиографом, и, следовательно, к составлению богословскополемического сборника они никакого побуждения иметь не могли. |
| Если кто это письмо рассмотрит, тот ничего достойного Юлия в нем не найдет» 345 . Но в Adversus fraudes Apollinaristarum говорится, что его автору – Леонтию известно и о подлинных письмах папы Юлия, «о которых помнили Афанасий и историки» 346 , а в Contra Monophysitas 347 он даже приводит цитату из такого письма. В Col. 1256D утверждается, что то место из послания свт. Кирилла Александрийского , где формула последнего: «Одна природа Бога Слова Воплощенная» признается происходящей от свт. Афанасия, есть место подложное. Наоборот, в Contra Monophysitas (Col. 1865А) говорится, что Кирилл сам хвалил Афанасия и его вышеуказанную формулу, вполне разделяя ее. В Col. 1261D и 1264В незнание ayvoia и отношении человеческой природы Христа считается автором за православное мышление, а в Contra Nestorianos et Eutychianos (Col. 1373B) γνεν «незнание» во Христе как Богочеловеке автором отрицается. Лоофс, признавая Леонтия Византийского оригенистом, вынужден, вместе с тем, и целую половину последнего actio 10 в De sectis признать добавленной к Леонтиевому оригиналу, так как здесь опровергаются Оригеновы догматы 348 . Для нас нет такой необходимости, потому что в наших глазах Леонтий антиоригенист как в своих сочинениях, так и в своей жизни и деятельности. Вопреки Лоофсу, в De sectis есть некоторые признаки, по которым можно догадаться, что это сочинение все до конца, включая и противооригенистическое место, принадлежит одному писателю. Так, последнее actio начинается теми же словами, какими начинается и речь об Оригене и его догматах 349 . Конец actio в свою очередь, совершенно напоминает такой же конец каждой из трех книг Contra Nestorianos et Eutychianos 350 . Все это, вместе с характерным для Леонтия языком, говорит о принадлежности обсуждаемых мест нашему Леонтию Византийскому , хотя и прошедших через вторые руки. Далее, все древние списки этого сочинения включают целиком и последнее actio; следовательно, и опровержение оригенизма 351 . Наконец, существует сочинение одного неизвестного монаха Георгия, писателя VII века, опубликованное Дикампом 352 под заглавием Γεωργου μοναχο κα πρεσβυτρου κ τν κεφαλαων τν πρς πιφνιον περ αρεσων «Георгия монаха и пресвитера из глав о ересях, к Епифанию». |
| 7. Выводы. В богословском осознании Таинства Боговоплощения внес неоценимый вклад свт. Кирилл Александрийский , который указывал, что никакого нового лица в Воплощении не появляется, человеческой ипостаси, отличной от Божественной, во Христе не существует, также, как и не происходит никакого изменения во Втором Лице Пресвятой Троицы. Однако, несмотря на явный прогресс в понимании изречения «Слово плоть бысть» ( Иоан. 1, 14 ), Богословский язык свт. Кирилла нуждался в уточнении, что и было сделано на IV и V Вселенских Соборах. По свт. Кириллу, соединение двух природ во Христе состоит в том, что одна Личность, и именно, Сын Божий, Бог Слово, возглавил Собою две природы – Божественную и человеческую, причем под человеческой разумеется здесь общая всем людям человеческая природа, т. е. соединение тела и души. Человечество во Христе, несмотря на полноту, не личный человек, не особый индивидуум. О том, как был или как мог быть Христос истинным человеком, не имея особой человеческой личности, на этот вопрос святитель Кирилл не дает ответа 119 . И почти два века понадобилось, чтобы установить подлинную связь между взглядами святителя Кирилла и догматическими постановлениями Халкидонского собора, и благодаря Леонтию Византийскому халкидониты наконец-то формально согласились отождествить ипостась Христа с предвечной ипостасью Слова. Таким образом, согласно Леонтию, Слово восприняло не человеческую ипостась, а человеческую природу, общую для всех нас. Отличие Иисуса Христа от нас состоит в том, что в нашем случае человеческая природа (общая у всех людей) всегда существует в конкретной и уникальной человеческой ипостаси. У Христа же нет такой отдельной человеческой ипостаси. Его ипостась – Божественное Слово, по образу Которого были сотворены все человеческие личности. Но отсюда мы можем сделать основополагающий сотериологический вывод: Христос соединился с человечеством на уровне рода, а не отдельного человека. И все, что совершается с человечеством Христовым, все совершается для нас и нашего спасения. |
| Также и о. Георгий Флоровский признаёт, что эти два сочинения, «которые ранее приписывались Леонтию Византийскому », не принадлежат ему. Однако он не называет автора и не говорит прямо о Леонтии Иерусалимском . 36 Неясной остаётся и позиция по вопросу двух Леонтиев профессора Власия Фидаса. Он начинает со знаменательного появления в церковной среде трёх Леонтиев: Византийского, Скифа и Иерусалимского. Затем он отмечает отождествление всех троих Фр. Лууфсом и несогласие с ним Э. Шварца. Переходя затем к позиции В. Грумеля (последний исключает тождество Скифа с Леонтием, но не Леонтия Пустынника с Византийцем) и к уже известному тезису М. Ришара, он находит ошибочной позицию Э. Шварца, который отличает Леонтия Византийского от писателя Леонтия Пустынника 37 . Его вывод таков: «Следовательно, нужно быть уверенными, что серьезный богослов 6 века Леонтий Византийский отождествляется с Иерусалимцем или Пустынником – монахом, который не последовал за крайними оригенистами, монахами Новой Лавры». В то же время он считает подлинными сочинениями Леонтия Византийского и «Против монофизитов», и «Против несториан» 38 . 3.Краткая история Христологического догмата до начала 7 века 1.Общие положения Христологический догмат составляет важнейший раздел догматического учения Православной Церкви, так как в Едином Лице Господа нашего Иисуса Христа исполнилось «во времени» Таинство Божественного Домостроительства спасения рода человеческого 39 . Главным образом по этой причине, Церковь стремилась уже с самых истоков своего учения отражать всякую попытку извращения или умаления Личности Иисуса Христа и правильно излагать свою веру. Так она защищала и делала безопасным свой исторический путь и, главным образом, поддерживала свою полноту. В этом контексте следует давать оценку и Христологии гимнографического наследия Православной Церкви. Гимнографические тексты всего церковного года как стихотворная поэтическая речь, облаченная в византийскую церковную музыку, помогают верующим пережить Таинство Божественного Домостроительства и воспользоваться спасительными плодами Богослужения (см. об этом работу Афанасия Ф. Вурлиса, Вопросы Православной Христологии, θανασου Θ. Βουρλ, Θματα τς ρθοδξου Χριστολογας, θναι 2000). |
| Итак, не другой ли Леонтий, современный Дамаскину, должен подразумеваться в титуле сборника О священных предметах? Но такого Леонтия история пока не знает. До тех же пор, пока наука его обнаружит, мы не видим особенной надобности отвергать Леонтия Византийского как одного из авторов сборника. Между преп. Иоанном Дамаскиным и Леонтием Византийским есть несомненная и тесная связь. Подробнее об этом мы будем говорить в следующей главе. Здесь же скажем только, что допущение такой связи основывается на полной возможности для преп. Иоанна Дамаскина воспринять и усвоить себе литературное наследие Леонтия. Дамаскин жил и работал в той духовной атмосфере и даже в той внешней обстановке, что и Леонтий Византийский , именно в Палестине, в Лавре св. Саввы Освященного, там, где, по всей вероятности, окончил дни свои и наш Леонтий. Для Дамаскина было делом вполне естественным и законным – заняться собиранием, изучением и приведением в порядок сочинений Леонтия Византийского, так как и сам он работал в области тех же самых христологических и догматико-полемических вопросов, над которыми трудился и Леонтий. Основываясь на этом, мы и считаем вполне допустимым, что Дамаскин в своем сборнике поместил литературный материал, полученный им от Леонтия Византийского, расширил его своими цитатами и придал ему свой план и систематизацию. А так как сам по себе этот труд не представлял собой ничего оригинального, то в его титуле и не было сделано точного обозначения его составителей, или авторов. С принятием такой гипотезы устраняются сами собой всякие рассуждения о том, почему известные факты или лица, не современные Леонтию, находят себе место в сборнике, равно как – почему там помещены в большинстве писатели V-VI веков, удаленные от Дамаскина, устраняются тем соображением, что в данном обстоятельстве сказалось происхождение сборника от разновременных авторов. Рюгамер считает вопрос об авторах сборника нерешенным «Вопрос о писателях этого сборника, – говорит он, – должен быть оставлен открытым, так как позволительно считать происхождение его не ранее 614 г.» 425 . |
| Все это убеждает нас, что автор данных сочинений, Леонтий Византийский , пишет во времена императора Юстиниана, то есть в первой половине VI века, когда Восточная Церковь вела оживленную борьбу с несторианами и монофизитами и старалась привести их к соединению с собою. Наконец, почти в каждом сочинении Леонтия Византийского можно встретить горячую апологию Халкидонского собора и его вероопределения. Так, в De sectis 121 он разбирает многочисленные возражения еретиков против Халкидонского собора и находит их совершенно несостоятельными. Третья книга Contra Nestorianos et Eutychianos вся направлена против осуждающих «великий и вселенский» Халкидонский собор и предпочитающих ему несториан 122 . В сочинении Contra Monophysitas Леонтий, отстаивая согласие Халкидонского вероопределения с учением Отцов Церкви (Кирилла, Флавиана, Льва), с жаром восклицает: «Мы готовы проклинать даже самого ангела, если он сойдет с неба и не поверит этому. Почему же они (монофизиты) не верят и не признают вместе с нами, что Христос как есть из двух природ, так в них и существует? Почему не осуждают и не пригвождают Севира, Диоскора с их последователями, думающих иначе?» 123 И снова мы приходим к тому заключению, что Леонтий, пишущий такие горячие реплики в защиту Халкидонского догмата и в опровержение несториан и монофизитов, не мог писать этого ни в какое другое время, кроме первой половины VI века. Если бы Леонтий жил в VII веке, то он совершенно не нуждался бы в защите Халкидонского собора, ибо в конце VI и начале VII века авторитет Халкидонского собора был уже признан непререкаемым. Мало того, в но время было признано и вселенское значение V собора, на котором, как известно, постановления Халкидонского собора получили свое новое подтверждение и санкцию. Итак, по всем данным, которыми в настоящее время 124 располагает наука, время жизни Леонтия Византийского или, точнее, время и о богословско-литературной деятельности должно быть отнесено к середине VI века. Но кто же именно он был? Есть ли в современных ему литературных памятниках достаточные известия о его личности, или он обойден в них молчанием и является личностью неизвестной, неопределенной? Христианская письменность VI века оставила нам много лиц с именем Леонтия, так что беда не в том, что о нашем Леонтии нет упоминания в письменных памятниках, а скорее в том, что них упоминаний много, и все они остаются почти голыми упоминаниями, то есть без тех подробностей, которые давали бы нам право в ком-либо из них точно и бесспорно признать нашего автора. Для достижения своей цели нам остается воспользоваться теми прозваниями, которые придаются нашему Леонтию в титулах приписываемых ему сочинений, так как эти титулы, хотя, может быть, и не принадлежат самому автору, все-таки дошли до нас из глубокой древности вместе с самими сочинениями. |
| Исполненная добросовестно, эта задача откроет широкие двери и нашему самостоятельному творчеству, проложит дорогу к созданию своей собственной русской, православной церковно-исторической науки. Предлагаемым сочинением о Леонтии Византийском , церковном деятеле и писателе VI века, мы берем на себя смелость внести свою лепту в великое дело скорейшего осуществления вышеуказанной задачи. У нас нет ни отдельной монографии, ни издания литературных трудов Леонтия Византийского . Мало того, наша церковноисторическая наука до крайности бедна учеными исследованиями, относящимися к тому столетию, которое протекло между IV и V Вселенскими соборами. Вследствие этого данный промежуток времени по его изложению в наших церковных историях носит на себе печать недосказанности и необоснованности. От их глухих сообщений складывается впечатление, что в это время совершенно отсутствовали в церковной жизни такие события и лица, которые заслуживали бы надлежащего внимания и воспоминания. В действительности было наоборот. Христианская кафолическая Церковь пережила в указанный столетний период немало важных и серьезных событий, оказавших несомненное влияние на последующую ее историю. Она в указанное время не изобиловала, но и не была лишена выдающихся деятелей и писателей, плодотворно трудившихся для блага Церкви. В числе таковых одно из самых видных мест принадлежит Леонтию Византийскому, поэтому исследование его личности и литературной деятельности получает для нас сугубый интерес и особенное значение. 1 . Loofs F. Leontius von Byzanz. Leipzig, 1887. Это первое и в научном отношении широко поставленное исследование о Леонтии Византийском и его литературных трудах. Лоофс смотрит на себя как на пионера в избранной им области и потому с первых же страниц приступает к выяснению вопроса о тех сочинениях, которые дошли до нас под именем Леонтия Византийского . Путем критического анализа текста сочинений Лоофс приходит к заключению, что и существующем собрании литературных трудов Леонтия очень немногие сохранились в подлинном и неповрежденном виде, большинство же в двойной, тройной и не только вербальной, но и идейной переработке. |
| Кроме того, спросим еще, какой смысл при таком признании имело бы самое название нашего Леонтия Византийским ? Ведь не за эту же кратковременную деятельность в Константинополе, какую проявили монахи в 519 году, традиция усвоила ему наименование Византийского? Затем, Иустиниан сам писал о скифских монахах папе Гормизде: «это – монахи только по виду и они не имеют никакого навыка к диспутам» 140 Такая аттестация менее всего подходит к Леонтию, который сам о себе говорить, что он часто вел диспуты и на основании этих диспутов впоследствии составлял свои полемические сочинения 141 . Наконец, Лоофс со своим отожествлением Леонтия Византийского с Леонтием из скифских монахов оказывается в невозможности хронологически согласовать жизнь этого Леонтия с Леонтием оригенистом из жития Саввы, с которым, по Лоофсу, первый есть одно и то же лицо. «Агапит, читаем в житии св. Саввы, принявши правление над Новою лаврою, нашел между братиями четырех монахов, принятых в лавру препростым Павлом, не имевшим точного об них знания, и тайно внушавших другим Оригеновы догматы . Главным между ними был некоторый палестинец, по имени Нонн» 142 и т. д. Павел препростый был игуменом в Новой лавре всего 6 месяцев после Иоанна Отшельника, который скончался в 514 г. Каким же образом, спрашивается, Леонтий Византийский мог очутиться в числе скифских монахов, явившихся в Константинополь в 519 году? Эти монахи прибыли в Константинополь из Скифии, а не из Палестины, оригенистами они также не были, как не были теопасхитами монахи Новой лавры. О родстве Леонтия Виз. с «знаменитейшим Виталианом» говорить много нечего, ибо это родство становится само собою под вопрос, раз наш Византиец не скифский монах. И самые доказательства такого родства в приложении к нашему Византийцу не имеют никакого значения. Родство это предполагается на основании сообщения диакона Диоскора, папского легата, о том, что в числе родственников Виталиана в Константинополе имеется некто скифские монах Леонтий 143 . Затем из того же донесения Диоскора видно, что для встречи легатов в Константинополе были высланы два мужа Стефан и Леонтий. |
| С началом христологических споров наш термин начинает обретать в богословском смысле новую жизнь, соответствующую третьему из его возможных значений. Так, понятие «ejnupovstaton» в учении Иоанна Грамматика 32 может быть переведено как – «имеющее ипостась» (Логоса) или даже «существующее в ипостаси» (Логоса). Грамматик действительно применял термин к обеим природам Христа, и, несмотря на филологические тонкости буквального смыслового перевода «ejnupovstaton», эти природы мыслятся им как со-существующие в единой ипостаси воипостасные сущности 33 . Так, например, в сочинении Apologia Consilii Chalcedonsesis Грамматик прибегает к антропологической аналогии, указывая на то, что как человек имеет две сущности (duvo oujsivaõ), душевную и телесную, в единой ипостаси созерцаемые, так и во Христе исповедуются две сущности и одна ипостась. Ибо ему принадлежит Божество, и ему же посредством во-ипостасного соединения (ejnupostavton e(nwsin) принадлежит человечество 34 . Согласно Иоанну Грамматику: «В одном из Лиц Пресвятой Троицы, которое есть Лицо Бога-Слова, Он через соединение устанавливает спасение всех людей. В двух природах, или в двух сущностях, познается воплотившийся Бог-Слово: ведь Он обладает сущностью Божества, а также обладает теперь и сущностью человечества» 35 . В этих словах обе природы (сущности) прямо относятся к лицу Логоса. Одной из ключевых фигур в христологических исследованиях и спорах стал Леонтий Византийский (VI в.), о самой личности и богословском наследии которого до сих пор тоже идут дебаты. В литературе упоминаются несколько исторически важных фигур той эпохи с именем Леонтий: Леонтий Византийский , Леонтий Схоластик (или Псевдо-Леонтий), Леонтий – монах Иерусалимский, Леонтий – пресвитер Константинопольский и Леонтий – пресвитер Иерусалимский 36 . Ряд современных исследователей особенно фокусирует внимание на Леонтии Иерусалимском как фигуре, отличной от Леонтия Византийского 37 . При этом Леонтия Византийского порой считают последователем партии «оригенистов» или даже «крипто-оригенистов», а уже Леонтию Иерусалимскому усваивают богословское новаторство в плане использования термина «ejnupovstaton». Другие исследователи считают, что писатель Леонтий, живший в VI в., – одно лицо, и он-то и есть Леонтий Византийский 38 . |
| «Христос есть один из трех Лиц по общности одной с ними природы, но не двух [природ]». «По ипостаси говорится, что и Слово страдало, ибо Оно восприняло способную к страданию сущность в Свою собственную ипостась вместе со Своей собственной же бесстрастной [сущностью], а относящееся к сущности присваивается обычно и лицу» 164 . Леонтий никогда не думал, подобно Максенцию, видеть в теоиасхитской формуле лозунг своей доктрины, и если он раз останови пся на ней, то это показывает только то, что «в ней под медом скрывается евтихианскии яд» 165 , и что выяснить настоящий смысл се было, по его мнению, необходимым делом и для православных, чтобы они осмотрительно пользовались этой формулой, и для еретиков, чтобы лишить их одного из средств к совращению правомыслящих и к обвинению Церкви в неправославии. Итак, сочинения Леонтия, по нашему мнению, не дают права считать его за одного из скифских монахов, в свое время наделавших так много шума в Константинополе и Риме. Кроме того, спросим еще, какой смысл при таком признании имело бы само название нашего Леонтия Византийским ? Ведь не за эту же кратковременную деятельность в Константинополе, какую проявили монахи в 519 г., традиция присвоила ему наименование – Византийского? Юстиниан сам писал о скифских монахах папе Гормизде: «Это – монахи только по виду, и они не имеют никакого навыка к диспутам» 166 . Такая оценка меньше всего подходит к Леонтию, который сам о себе говорит, что он часто вел диспуты и на основании этих диспутов впоследствии составлял свои полемические сочинения 167 . Наконец, Лоофс со своим отождествлением Леонтия Византийского с Леонтием из скифских монахов оказывается перед фактом невозможности хронологически согласовать жизнь этого Леонтия с Леонтием-оригенистом из Жития св. Саввы, с которым, по Лоофсу, первый – одно и то же лицо. «Агапит, – читаем в Житии св. Саввы, – приняв правление над Новой Лаврой, нашел между братиями четырех монахов, принятых в Лавру Препростым Павлом, не имевшим точного о них знания, и тайно внушавших другим Оригеновы догматы . Главным между ними был некоторый палестинец, по имени Нонн» 168 и так далее. Павел Препростой был игуменом в Новой Лавре всего 6 месяцев после Иоанна Отшельника, который скончался в 514 г. Каким же образом, спрашивается, Леонтий Византийский мог очутиться в числе скифских монахов, явившихся в Константинополь в 519 г.? Эти монахи прибыли в Константинополь из Скифии, а не из Палестины, оригенистами они также не были, как не были теопасхитами монахи Новой Лавры. |
|
|
