| Христианские авторы первоначально понимали под лицом совокупность акциденций, отличительных черт, которыми индивидуумы одного вида различаются между собой. Свят. Василий Великий писал: «А утверждающие, что сущность и ипостась — одно и то же, принуждены исповедовать только разные Лица и, уклоняясь от выражения: Три Ипостаси, не избегают погрешности Савеллия». Из этого высказывания видно, что свят. Василий под лицом понимает внешний, акцидентальный аспект бытия, не затрагивающий самой сущности вещей. Следы такого понимания «лица» встречаются еще в VI столетии, например, у Леонтия Византийского, который писал, что «ипостась определяет лицо характеризующими идиомами, а воипостасное указывает на то, что оно не является привходящим». Таким образом, согласно Леонтию, «лицо... обособляет ипостасные особенности... лицо оказывается совокупностью неприродных (или присущностных) признаков...». Следует отметить, что многие современные нехалкидонитские богословы, пользующиеся архаичной, дохалкидонской терминологией, и сегодня понимают «лицо» именно как совокупность ипостасных особенностей, которыми различаются между собой ипостаси одного вида. При таком понимании лицо как совокупность личных свойств обозначает особенное в ипостаси, а ипостась описывается формулой: ипостась природа (совокупность существенных свойств) † лицо (совокупность индивидуальных особенностей). 3.2. Понятийно-терминологическая система каппадокийской триадологии Великие Каппадокийцы прежде всего определили соотношение между понятиями «сущность» и «ипостась». Свят. Василий Великий установил различие между сущностью и ипостасью как между общим и частным: «Сущность и ипостась имеют между собой такое же различие, какое есть между общим и отдельно взятым (οσα δ κα πστασις τατην χει τν διαφορν, ν χει τ κοινν πρς τ καθ καστον), например между живым существом и таким-то человеком». Таким образом, согласно Каппадокийцам, ипостась есть сущность, ограниченная особыми свойствами (οσα μετ διωματων) и прежде всего означает конкретную реализацию общей сущности, рассматриваемую в противопоставленности этой общей сущности и отличаемую от других ее реализаций. На первый взгляд может показаться, что речь здесь идет всего лишь о незначительном терминологическом уточнении — ипостась отождествляется с аристотелевской первой сущностью, а термин ουσα освобождается, таким образом, для обозначение второй сущности. Однако для того чтобы оценить значение проделанной Каппадокийцами работы, необходимо учитывать тот триадологический контекст, в котором это различие было установлено. |
| Новое понимание ипостаси придаёт ипостасному бытию ясность и полноту: отныне ипостась уже не означает отдельного сущего одной и той же природы, но и включает в себя сам его состав, сложенный из двух разных природ 607 . Это был огромный шаг вперед, особенно если вспомнить, что прежде синтез двух природ мыслился в реалиях сущности, а это всегда было сопряжено с опасностью смешения природ, и для того чтобы её избежать, приходилось ограничиваться признанием существования двух различных природных начал. Соединение двух природ в единой ипостаси делает возможным качественно новое видение бытия: открывается его модус, превосходящий те естества, которые он соединяет. Синтез, одновременно соединяющий природы и сохраняющий их свойства, открывает в христологии новые перспективы: ипостась Логоса принимает в Себя человеческую природу, не нарушая её своеобразия 608 . Основной задачей, поставленной Леонтием в «Эпилисисе», является попытка объяснить, почему человечество Христа, не являясь отвлечённой абстракцией, но конкретным и живым человечеством, или индивидуализированной человеческой природой, не претворяется тем не менее во вторую ипостась Христа. В попытке решить поставленную задачу Леонтий создает принципиально новую концепцию ипостаси, основанную на ранее установленном различии между понятиями «ипостась» и «воипостасное» 609 . Развитие Леонтием Византийским термина νυπστατον – «воипостасное» В безусловную заслугу, приписываемую Леонтию Византийскому в деле развития православной христологии, ставится участие в разработке концепции «воипостасного». Исследованию развития термина «воипостасное» (νυπστατον) посвящено довольно много научных трудов. «Воипостасное» было введено в богословский лексический аппарат очень рано, однако в IV–V веках его значение не отличалось от однокоренного «ипостась» 610 . Отличие между терминами «воипостасное» и «ипостась» возникает лишь в VI веке. По укоренившейся в научных кругах традиции 611 это философское новаторство связано с именем Леонтия Византийского и Леонтия Иерусалимского 612 . |
| Итак, мы признаем, что существующая сочинения Леонтия Виз. в таком же виде отдельных произведений и вышли из рук своего автора, в каком мы их теперь имеем. И все авторы VI – VII вв. (напр. имп. Иустиниан, Ефрем Ант., Анастасий Синаит , Максим Исповедник ) свои труды выпускали в дробном виде и составе: в особых посланиях, ответах, тезисах и пр., словом, в отдельных книгах по каждому вопросу. Едва ли, конечно, ставил сам автор над каждым из сочинений те или другие надписания. Эти последние скорее всего были поставлены его современниками, читающей публикой, которая не могла не интересоваться сочинениями Леонтия, как отвечавшими насущным запросам времени и нисходившими от авторитетного лица. Относительно собственно сочинений De sectis и Capita 30 нужно сказать, что титулы их: « σχλια и κεφλαια» могли быть приданы и самим автором. Леонтий знал сочинение св. Кирилла « κεφλαια» против Феодора и цитовал его 342 . Далее, Леонтий делал извлечения из « το ατο ( Κυρλλου) κ το ι κεφλαια σχολων " 343 и по несомненной симпатии к своему учителю мог сам заняться составлением подобных ему схолий. То обстоятельство, что в первой половине его Схолий более имеет места исторический, нежели полемический элемент, нисколько не говорит против принадлежности Леонтию этого сочинения во всем объеме. Излагая в первых 5 отделах историю развития ересей, Леонтий все время имеет в виду несторианство и евтихианство и хочет этим самым историческим генезисом установить их родство с учением древних еретиков. Таким образом и в исторической части Леонтий преследует все ту же полемическую цель, которую он ставить себе и в других своих сочинениях, особенно в Contra Monophys., Contra Nestor et Еитусн. Таким образом, вопрос о признании сочинений Леонтия Византийского вышедшими из рук их автора в том же самом виде, в каком они существуют и ныне, может быть разрешен в благоприятном смысле, и вообще не нуждается, для такого своего разрешения в шатких гипотезах, подобных гипотез Лоофса. Заканчивая настоящую главу, мы считаем необходимым возвратиться снова к ее началу, к речи о фрагментах Леонтия. |
| 727 См.: Давыденков Олег , свящ. Традиционная христология нехалкидонитов с точки зрения святых отцов и Вселенских Соборов Православной Церкви. М., 1998. С. 91–101. Так, согласно Леонтию Византийскому , «у Господа нашего Иисуса Христа есть одна и та же Ипостась, и в этой одной Ипостаси Он познается как совершенный Бог Слово и совершенный из нас и по нас человек... Эта единая Ипостась, как Божественная, есть простая, ибо в Боге не может быть сложности. Но можно в известном смысле и значении усвоить и сложенность или соединенность Ипостаси Христа, считать ее как πστασις σνθετος. Соединенною ипостась вообще может быть, а природа таковою вообще быть не может. Вот почему никак нельзя предполагать во Христе одну соединенную природу из двух природ, образование в Нем φσις σνθετος: это противоречит понятию самой природы» ( Соколов Василий , свящ. Указ. соч. С. 293). И по учению преп. Максима Исповедника , «Ипостась Бога Слова, не переставая быть тем, чем она была всегда, с самого первого момента восприятия в нее плоти, перестает быть лишь исключительно Ипостасию в Слове Божества, одинаково и безраздельно становясь Ипостасию для обеих природ Христа; так что вечная простая Ипостась Бога Слова со времени Воплощения становится Ипостасию сложною ( σνθετος πστασις), Ипостасию Богочеловека, объединяющею в Себе, как в некотором “целом”, две природы, со всеми их существенными определениями, которые (т. е. природы) по отношению к ней могут быть названы в некотором смысле “частями целого”. Одним словом, Ипостась Христа есть сложная, по соединению существующих в Ней, природа ( κατà σνθεοτν κ τν φσεων). На сложность Ипостаси указывает имя “Христос”; а так как Христос один и единственный в своем роде, то Лицо Христа, строго говоря, не может быть названо индивидуальным ( τομον=individuum), которое бы можно было назвать именем “ χρισττης ” и под которое подходил бы Христос как неделимое» (Орлов И. Указ. соч. С. 146–147). 728 Данное учение у Леонтия Византийского имеет следующий смысл: по отношению к Лицу Иисуса Христа воипостасным ( νυπστατον) «является человеческая природа Его, которая собственной человеческой ипостаси не имеет, а имеет Ипостась Божественную, Бога Слова, как свою собственную, не в части (у Бога нет частей), а в целом и совершенном виде. Это νυπστατον во Христе не есть что-либо абстрактное, мысленное или фиктивное, но есть настоящая и реальная человеческая природа Христа, не менее полная и действительная, как и Божество Спасителя. Человеческая природа Христа есть и общая, и вместе частная природа, как имеющая особую ипостась, есть и безличная, поскольку видовая, и личная, поскольку возглавляется Ипостасью Сына Божия. Термин νυπστατον в данном случае и служит обозначением того соединительного пункта, в котором примиряются взаимные противоположности: Божества и человечества, общего и частного» ( Соколов Василий , свящ. Указ. соч. С. 317–318). |
| Во второй половине XII века на иерусалимскую кафедру возведен был человек достопочтенный, некто Леонтий. Но недолго пришлось ему править Церковью. Латинский патриарх в Иерусалиме начал делать ему всякие неприятности, дело дошло до того, что к греческому патриарху подослан был вооруженный воин с приказанием убить Леонтия, но этот злой умысел не удался. Особенно прискорбно было Леонтию то, что хотя он и был патриархом Иерусалимским, но латиняне не позволяли ему совершать богослужение при Св. Гробе. Ему не позволено было даже приходить сюда, так что он мог проникать сюда только тайком, смешавшись с толпой прочих поклонников. Леонтий решился покинуть свою кафедру, тем более что император Мануил приглашал его к себе в Византию 888 . Но не на счастье прибыл Леонтий в Византию. Пока жив был Мануил, Леонтий жил спокойно. Но не так пошли дела при преемнике Мануила Андронике Комнине. Андроник, как мы не раз упоминали, домогался совершения одного незаконного брака и в этом смысле требовал разрешения от архиереев. Император домогался такого разрешения и со стороны Леонтия. Но Леонтий не сдавался. Он говорил: «Не преклоню я колена пред Ваалом и земного даря не предпочту Бессмертному». Андроник, со своей стороны, не оставил без внимания сопротивление патриарха: он преследовал Леонтия 889 и тем делал жизнь несчастного изгнанника еще более несчастной. Другой достойный Иерусалимский патриарх Лазарь жил в XIV веке (сделался патриархом около 1334 г.). Его жизнь была преисполнена неприятностей и страданий, но он везде и всегда показывает себя мужественным и твердым. В царствование Андроника Младшего, Лазарь был предызбран в патриархи собором во Св. Граде и затем отправился в Константинополь для посвящения и императорского утверждения в должности. Но лишь только Лазарь был посвящен, как в Константинополь прибыл один иерусалимский монах Герасим с разными обвинениями на Лазаря. Император счел долгом сделать исследование по поводу этих обвинений и для этого отправил посольство в Иерусалим. Пока тянулось это дело, произошли в Византии важные политические перемены. |
| Ценность такой заслуги за Юнгласом согласен признать и сам Лоофс, отныне еще более смягчившийся в отношении непререкаемости своего ученого исследования о Леонтии. Самыми важными местами в работе Юнгласа нужно признать трактаты относительно философского направления Леонтия, об источниках его сочинений и о главных терминах его богословия. Безусловно, что высказываемые им здесь суждения отличаются большею основательностью и доказательной силою, чем мнения его предшественников, а потому и могут быть в некоторых случаях предпочтены этим последним. Жаль, что автор, показав себя в начале работы осторожным и беспристрастным исследователем, к концу увлекается взятой на себя ролью пророка – обличителя в отношении к своим ученым коллегам, и – вестника истины в отношении к Леонтию. То игнорируя, то прямо отвергая заслуги и значение Леонтия и его сочинений, Юнглас мало по малу совершенно развенчивает того, о важном значении которого доселе ни у кого не возникало никаких сомнений. Такой отрицательный итог работы Юнгласа, покоющийся не столько на положительных доказательствах, сколько на предвзятых мнениях автора, сам собою подрывает к нему доверие и умаляет ценность всего исследования. Кроме указанных специальных монографий, о Леонтии Византийском и его литературных трудах можно найти сведения также в сочинениях: Барденгевера, Гарнака, Дикампа, Глецолля, Крумбахера, Тиксерона, у проф. А. А. Спасского, П. Гурьева, С. Епифановича 13 и др. Все указанные нами авторы говорят о Леонтии и его сочинениях лишь постольку, поскольку это нужно для их прямых научных работ, и в общем очень немного. В своих взглядах на различные спорные вопросы они обычно примыкают к взглядам уже указанных нами ученых, в большинстве – к Лоофсу. Таким образом, нам нет никакой нужды здесь останавливаться на них, и потому мы прямо перейдем к обсуждению общего, вытекающего из сделанного нами обзора литературы о Леонтии, вопроса: в какой стадии развития находится теперь вопрос о жизни и деятельности Леонтия и каше директивы можем получить мы из предшествующих опытов по его изучению? Что касается тех источников и вообще материалов, из которых извлекаются сведения о Леонтии и его литературной деятельности, то они наукой в достаточной мере использованы. Но несомненно и то, что они еще не все открыты и опубликованы. В христианской литературе народов малоазийского и аравийского полуострова, которая только что начинает разрабатываться, могут найтись документы и для освещения жизни и деятельности Леонтия, как нашлись они уже отчасти для Нестория, Севира и др. Возможно также, что и в громадных книжных хранилищах Европы, особенно в малоисследованных библиотеках греческих монастырей и городов руками кропотливых тружеников будут найдены дополнительные списки трудов Леонтия, которые прольют новый свет и на все настоящее их собрание. Такие pia desideria воодушевляют всех исследователей о Леонтии и удерживают их пока от категорических приговоров по спорным вопросам. |
| 4 . В противоположность Лоофсу и Ермони 294 мы причисляем и сочинение Adversus fraudes Apollinaristarum к подлинным трудам Леонтия. Этот труд имеется в Ватиканском кодексе, что побуждает и Рюгамера смотреть на указанное сочинение как на подлинное сочинение Леонтия 295 . Несомненно также, что это сочинение находилось и в прототипах кодексов Турриана и Лавдиана, о чем догадывается и Лоофс, так как Турриан с Лавдианом в своих изданиях сохранили текст подложного письма папы Юлия к Просдоксию, которым Леонтий в данном сочинении и занимается. Причиной же, по которой Лоофс исключает из числа подлинных это сочинение и даже указывает на более вероятного его писателя – Иоанна Скифопольского 296 , служит то, что Леонтий в данном сочинении становится как бы и противоречие сам с собой, когда в сочинении Contra Nestorianos et Eutychianos цитирует то самое послание Юлия, принадлежность которого Аполлинарию для автора Adversus fraudes Apollinaristarum должна быть очевидной 297 . «Но этот довод, – говорит проф, А. Спасский, – теряет свою силу, если мы допустим с Рюгамером, что сочинение Adversus fraudes Apollinaristarum написано позднее Contra Nestorianos et Eutychianos; Леонтий мог и изменить свое первоначальное мнение» 298 . Указанное соображение, конечно, имеет свое значение, но оно не решает окончательно вопроса об авторе данного сочинения. Нам думается, что более сильным доказательством в пользу принадлежности этого сочинения Леонтию Византийскому , а не кому-либо другому, может служить все внутреннее содержание этого сочинения, все те его мелкие детали, которые не бросаются в глаза порознь, но взятые вместе неотразимо убедительны. В данном сочинении автор специально исследует ту апокрифическую литературу, которой пользовались монофизиты для оправдания своего учения и для обвинения Халкидонского собора в еретичестве. Такая литература не могла, конечно, появиться в руках автора сразу, а накапливалась им постепенно. Он ее искал и тщательно хранил, имея в виду заняться ее критическим разбором. По сочинениям Леонтия мы легко можем наблюдать эту постепенность роста собираемого им материала и все более глубокого изучения его автором. Так, в Contra Nestorianos et Eutychianos Леонтий высказывает только в виде намека свои подозрения в подлогах, говоря: |
| Всеми сделанными в этой главе критическими замечаниями, мы, конечно, не имели в виду понизить ту высокую оценку сочинений Леонтия Византийского , которая сложилась у нас или должна была сложиться под свежим впечатлением изложенного нами их содержания. Этими замечаниями мы хотели только сказать, что Леонтий, как и всякий литературный писатель, не свободен от известных недостатков, и что эти недостатки не кладут никакой тени на его собственно православно-богословское и строго церковное направление. В дальнейшем развитии этого раздела мы постараемся показать, что все отрицательные стороны в трудах Леонтия слишком ничтожны по сравнению с теми положительными достоинствами, которыми отличаются эти труды. Эти крупные достоинства мы отмечали во многих отношениях и раньше при изучении трудов Леонтия. Теперь мы дополним их тремя главами: 1) о Леонтии как библеисте и патрологе, 2) о Леонтии как критике апокрифической литературы и 3) о Леонтии в сравнении с императором Юстинианом. Эти существенные дополнения, надеемся, дадут нам возможность сделать правильную оценку вообще всей литературной деятельности нашего автора. Глава 2 Общий взгляд Леонтия на значение библейских и святоотеческих свидетельств. Состав Библии – Ветхого Завета и Нового Завета – по Леонтию и ссылки на Священный текст в его сочинениях. Леонтий как толкователь Священного Писания. Мнение Леонтия о Свв. Отцах-писателях. Ссылки на их сочинения в трудах Леонтия. Четыре сборника (флорилегия) таких извлечений из Свв. Отцов. Состав каждого из них. Заключения, вытекающие из этих флорилегиев: Леонтий заимствует больше всего из трудов свт. Кирилла Александрийского и Каппадокийских Отцов, хотя не обходит вниманием и других Восточных и Западных писателей. Отношение Леонтия к папе Льву. Упоминание неизвестных писателей. Принципы, которым следовал Леонтий в своем пользовании Библией и патриотической литературой. Это пользование упрочивает значение трудов Леонтия и повышает оценку их автора. Лучшим показателем того, что Леонтий Византийский не является рационалистом-философом в исключительном смысле этого слова служит широкое пользование им в своих сочинениях Священного Писания и патриотической литературы. Так, по-видимому, он не увлекается рациональными доводами при обсуждении богословских истин тем не менее конечное решение и заключение автора всегда опирается и утверждается на свидетельствах Слова Божия, или Библии, и на мнениях Святых Отцов. Α θεαι γραφαι κα γιοι πατρες «Божественные Писания и Святые Отцы» 1224 – вот последняя инстанция, к котором наш автор неизменно апеллирует на протяжении всех своих трудом вот самый надежный критерий истины, которым он проверяем ими свои суждения. В одном месте он выражается так: |
| Таким образом, в греческом тексте Нового Завета слово ересь употреблялось для обозначения религиозного направления или учения и для наименования извращения истин веры. 69 Эта особенность термина ересь греческого новозаветного текста отразилась и в латинском термине secta в Вульгате, где оно употребляется или в нейтральном значении для наименования религиозного учения (течения, партии), не давая им какой-либо оценки, или же используется для названия учения, противопоставляющего себя учению Церкви и отвергающего его, т. е. в качестве современного понятия ереси. Из краткого обзора использования слова секта можно сделать вывод, что в западной христианской литературе шел процесс становления термина секта в значении, близком к греческому слову ересь, как сознательного уклонения от общехристианской догмы и жизни. 70 В последующем в западном богословии (V в.) такое употребление слова секта было сохранено. В таком смысле оно используется блаж. Августином (354–430). 71 В VI в. в сочинении, названном «О сектах» (De sectis), авторство которого приписывают Леонтию Византийскому , 72 приводится обзор всех известных ересей. Это значит, что для автора данного сочинения термины секта и ересь были синонимами. Однако несмотря на попытки воцерковить слово секта в значении ереси, этот термин не получил широкого распространения в западной христианской литературе. «Древне-церковное право, вообще богословская наука на Западе, избегая слова secta, вместо него принимает греческое слово haeresis, haeretici и пр., и в уклонениях от церкви различают еретиков, которые колеблют авторитет церковный и придумывают новое учение, и схизматиков, которые не подчиняются только церковной иерархии». 73 Латинизированный греческий термин haeresis получил намного большее распространение, поскольку был более конкретным и ясным и указывал на искажение учения Церкви, тогда как слово секта помимо этого изначально использовалось для обозначения религиозного сообщества или вероисповедания без какой-либо оценки ее вероучения. |
| Теперь можно поставить и другой вопросы кто же именно этот Феодор, как лицо историческое? Генрих Канизий в своей Vita Leontii 81 предлагает считать за Феодора De sectis Феодора Аскиду, епископа Кесарййского. Соображения, высказанные им в пользу своей гипотезы, таковы: «книгу De sectis опубликовал Леунклавий. А что Леонтий есть автор этой книги, видно из названия его Византийским, во-вторых, из самых приемов диалектики, ибо она замысловатая, ученая и философская, Леонтий же был очень изощрен в философских дисциплинах. Этот Феодор есть не иной кто, как тот самый, о котором упоминает житие св. Саввы и Кириака, и которого Кирилл обвиняет вместе с Нонном и Леонтием, как еретиков оригенистов, возбуждающих раздоры в монастырях, он из монаха потом сделался Кесарийским епископом». Такое заключение Канизия о Феодоре, не имеет за себя других оснований, кроме сходства имен и близости Феодора Аскиды к Леонтию Византийскому . Но эта самая близость говорит и против теории Канизия. Аскида сближается с Леонтием и действует совместно с ним уже в сане епископа 82 . Если бы он диктовал это Леонтиево сочинение, то его сан не был бы забыт переписчиком – это во 1-х. Во 2-х, Аскида хотя и не чужд был образованности, но безусловно не был ученым писателем. Автор жития Св. Саввы рисует его ловким практическим дельцом и карьеристом. Между тем, Феодор в титуле: De sectis называется: «боголюбезнейшим аввой и мудрейшим философом, изучившим всю божественную и светскую науку» 83 . От Аскиды не сохранилось никаких сочинений. Евагрий упоминает только об одной фразе, пророненной Аскидой во время V-ro вселенского собора: «если апостолы с мучениками и теперь чудодействуют и обретаются в чести, то, какой же будет для них апокатастасис, если они не сделаются равными Христу» ( σοι Χριστ) 84 . Фраза при всей ее краткости очень характерна в том смысле что рисует Феодора Аскиду тем самым исохристом и оригенистом, каким он и оставался до конца дней своих. С таким положением идут в разрез весьма определенно выраженные противооригенистические воззрения автора «De sectis» 85 . Если указанное место отнести на счет самого Леонтия, то дело ничуть не изменится, ибо и Леонтий, по житию Саввы, является вполне солидарным с Феодором и даже наиболее ревностным оригенистом. |
|
|
