| Ведь и у меня везде предполагается вера в любовь и взаимное спасение – но только под руководством и освящением пастырей. – Ну, Господь с этим. Во всяком случае, речь задела живую струнку. Говорят и спорят о ней. Большинство довольно, хотя некоторые находят очень суровой и смелой. Но это ничего. У меня опять загорается бес злобы и неспособность сосредоточиться на теме для магистерского. Коялович видит в речи папство. Троицкий 750 боится бури и ломки, которые логически требуются моею речью. Саввич и Соллерт довольны весьма. Раскольникам пришлась по душе. И я уже беседовал с одним из вожаков у Саблера. Победоносцев и Саблер, конечно, недовольны... Позабыл было: Д. П. Соколов 751 советует Вам написать письмо в самом серьезном и официально-покойном тоне к Саблеру с просьбой отстоять Вас, если будет намерение куда-нибудь Вас перевести. Мой привет и братское лобзание о Серафиму. Дай Бог ему всего, всего самого хорошего. Пусть 1887 г будет источником для нас всего самого высокого и неразрывно связывающего нас в общем стремлении к одной и той же великой цели – поддержанию и обновлению Церкви славянской в духе истинного Православия. – С любовью прошу Ваших молитв о недостойном иером Михаиле. 1-е янв 1887 г. 14 Дорогой о Антоний! Ваше письмо воистину меня тронуло, – но что я Вам напишу? Прежде всего, Вы уже знаете, что я всегда желал бы руководствоваться только своим душевным настроением в согласии со своей совестью, Христом и Церковью. Рост моей души и рост других душ для меня главное. Всякие частные, хотя бы и грандиозные, практические цели для меня важны постольку, поскольку они вытекают органически из возвышенного настроения, являются необходимым продуктом внутреннего роста в Боге. Я не стану даже называть это своим теоретическим взглядом. Это – просто требование моего духа. Я опять употребляю здесь нелюбимое Вами слово: иначе я не могу. Совесть и сердце одобряют это, говоря: ты и не должен иначе... Заботясь, главное, о единении с Богом и с Христом, стараясь постоянно об одном, как бы под благодатью Христа гармонически развивать свою душу и беречь свое настроение, в сношениях с людьми желая только и в них возбудить хоть искру любви к Богу, – я на все частное решительно не могу обращать полного внимания. |
| …онь же семоу повиноувь се иако поити, и пришьдь к кнезоу възеть от ниего иаже на потребоу довольнаиа, и тако иемлиеть се поути, поиеть же сь собою чьстьнааго в добродетелехь бывьшааго прота Светыие Горы кирь Теофана и два оученика (иего) Силивестра и Нифона, сь сими и Никодима глаголомь тльковатеиа, и сьбороу вьсемоу оповедаиеть, старои царици кирь Иелисавьти и вьсемь соуштиимь властеломь, таже вь Светоую Гороу вьшьдь, и отьтоудоу вь корабль вьлезе царьствоуюштааго града достигь, страхь и беды многыие прииемь, царьствоуюштоу тогда Калоианоу Палеологоу и сыну иего кирь Маноилоу, патрииарьхоу кирь Филотею моужоу добродетельноу и премоудроу, таже оуведено бысть пришьствиие старца Исаиие и випа иеиеже ради прииде, и прииеть сего патрииарьхь и вьсь сьборь, иакоже иесть лепо, сь чьстию многою. Таже сьветь сьтворьше о семь, праштають прежде бывьша запрештенииа и отьлоученииа цара и патрииарьха и вьсехь живыихь и преставльшиихь се, и прииемлють вьсе арьхииереие и ииереие вь приобьштениие и сьслоужениие, бываиеть же зде нечьто лоучьше ради сихь пришьдьшиихь, паче же за кирь Исаию, пони еже бе зело вьзлюблиень патрииарьхоу, того ради дароують не кь томоу (не тькьмо) имети арьхииепскопа срьблиемь, нь патрииарьха самовластьна и никыимь же обладаиема, иедину о семь давьше заповедь, иако аште оукрепетьсе срьбли и грьчьскыие пакы страны приимоуть, митрополить и помень техь рекьше патрииарьховехь да не пременеть, иакоже и сьборьнаиа повелевають правила, и семоу бывьшоу, написоують кь потврьждению синьгелииа, и отьпоуштають иего сь любовию и чьстию, и сь ними два человека избрана кь лоучьшемоу извештению, вь свештеноиноцехь кирь Матфиа и кирь Моисеиа, иже пришьдьше вь Призрень иако оть лица патрииарьхова, и въшьдъше вь црьковь царевоу слоужише и приобьштише се светителиемь и свештеникомь срьбьскыимь отьлоученыимь прежде». «В то же время престави се Сава патрииарьхь» и т. д. «Си же пришьдьше из Цариграда праштають цара Стефана, Иоаникииа патрииарьха и Савоу патрииарьха и Оуроша царя и вьсехь малыихь и великыихь, и бываиеть радость велика и веселие, сьиединише бо се оуди кь главе, и прииеть пакы црькьви своие благолепиие». «Родословъ», стр. 381–3. |
| Г. Сретькович («Ucmopuja», II, 506–7 в др.), ссылаясь на «Летопись церковных событий» архим. Арсения (СПб. 1880 г.). стр. 508 («Сербский государь, подозревая Греческих епископов в своих владениях в недоброжелательстве, заменил их сербами и отчислил их епархии к Патр. Печскому, именно епархии в Македонии – Мельникскую, Филиппинскую, Христопольскую, Сересскую и Драмскую, а в Фессалии – Веррийскую, Ларисскую и др. Это случилось по смерти первого Сербского Патриарха Иоанникия (3 сент. 1349 г.?), при его преемнике Савве IV. По этому поводу и уступая Кантакузину, желавшему чем-нибудь отмстить сербам, Константинопольский Патриарх Каллист изрек отлучение на царя Сербского, Патриарха и все сербское духовенство, и не позволял священникам сербского посвящения служить в своем округе»), относит изгнание Греческих епископов ко времени Патр. Саввы IV, после кончины Патр. Иоанникия (кстати – неправильно относимой к 349 г. – вм. 1354 г., ср. Голубинского Краткий очерк истории прав. церкв., стр. 473 и 558–9). А между тем в т. п. «Родослове» неизвестный автор, говоря «о поставлении втораго патриарха сербскаго кир Саввы» (стр. 380–381) и кратко излагая при этом «повесть о царе Стефане», замечает между прочим, что «поставлиаиет (т. е. Душан) себе посилииемь патрииарьха Иоаникииа», изгоняет еще при нем и с его ведома Греческих митрополитов и тогда-то Патр. «вселенский» Каллист отлучает царя и Патриарха с архиереями... (ср. текст выше). Ясно, что изгнание Греческих епископов случилось ещё при первом Патр. Иоанникии; ясно также и то, что случилось это в то время, когда на патриаршем престоле в Цареграде был Патр. Каллист I (в первый раз с 1350–1354), след. не ранее 1350 г., хотя в вышеприведенном выражении слово «тогда» и не дает возможности точнее определить время изгнания, а может быть оно служит связью двух моментов, не непосредственно следовавших один за другим (т. е. между моментом изгнания Греческих епископов и моментом произнесения «анафемы» Патр. Каллистом был промежуток времени, употребленного вероятно на переговоры и сношения по разным спорным вопросам – о Патриаршестве, об отторгнутых Душаном Греческих епархиях, изгнании Греческих епископов и пр., ибо важность совершенного акта отлучения Сербской Церкви от Вселенского единства требовала предварительных мер для предупреждения неисчислимых печальных последствий крайней церковной меры, т. |
| Не имея пока нужды входить в разъяснение этих во всяком случае любопытных вопросов, я должен теперь, в заключение своей речи, сопоставить общие выводы относительно двух рассмотренных мною выдающихся событий древнесербской истории, т.е. учреждения архиепископии св. Саввой и провозглашение Патриаршества при царе Стефане Душане (Сильном). Первое событие – учреждение автокефальной Сербской архиепископии св. Саввой обусловливалось столько же нуждами религиозными, желанием дать твердую организацию Сербской Церкви для успеха и развития её Христианско-просветительной миссии, сколько и сознанием политической важности требуемой церковной организации со стороны тогдашней государственной власти, которая действовала согласно с предстоятелями церкви не только в силу родственных отношений (напр., между Саввой и его братом Первовенчанным королем Стефаном), но главным образом вследствие тесной связи интересов Христианского государства и Церкви. Достаточно широко раздвинувшиеся политические границы объединенных (хотя далеко не всех) сербских земель требовали в сфере церковной такой же самобытной организация, какой страна достигла в государственном отношении. Так было в истории Христианской Церкви и прежде – с тех пор, как христианство стало господствующей религией в древней Римской империи: стремление сообразовать церковную организацию с гражданско-политическим делением было принципом, ясно выраженным не только в практике церковной, но и в канонах церковных 33 и гражданских постановлениях. Поэтому в житии св. Саввы, когда рассказывается о посвящении его в сан архиепископа и о получении им архиепископской автокефалии для Сербской Церкви на последующие времена, говорится, что он «испроси благословениие от чьстьнааго, патрииарьха и от вьсего сьбора вьселиеньскааго, иако кь томоу пакы не ходити иномоу арьхииепископоу вь вьселиеноую на освештениие, нь толико поменованиие иего вь прьвыихь, и самоосвештеноу быти отьчьствоу иего, иакоже и Божииею помоштию самодрьжавьно иесть» 34 . Ясно таким образом, что для «самодержавнааго отечества» св. |
| 17 Вопрос об отношениях учрежденной св. Саввой архиепископии к Цареградскому Патриарху, не смотря на ясно выраженную в Дометиановом житии св. Саввы формулу этих отношений «с поменованиемъ» в Сербской Церкви только имени Цареградского Патриарха «вь прьвыихь», служит однако предметом спора или точнее – недоразумений между некоторыми учеными. Проф. Флоринский (в соч. «Южные славяне и Византия во второй четверти XIV века», СПб, 1882 г., вып. II, стр. 128–9. Ср. его же соч. «Памятники законодательной деятельности Душана, царя сербов и греков» Киев 1888 г., введения стр. 14–15) говорит между прочим, что в Сербии Патриаршество было учреждено, как выражается сербский летописец (см. ниже) «безчинно» и «не по закону», т. е. без участия и согласия не только Восточных Патриархов, но и Цареградского, которому принадлежала Высшая власть над Сербской Церковью. Это последнее замечание и подало повод г. Сретьковичу (цит. соч. II, стр. 517, прим. 1-е) высказать следующее возражение: «Цареградский патриарх не имел высшей власти над Сербиею, как равно не имел подобной же власти над архиепископией охридской или над патриархией терновской. Терновского болгарскаго патриарха признал никейский патриарх в Лампсаке в 1235 году. Точно также никейский патриарх и никейский царь признали сербскаго архиспископа... Савва хиротонисоуеть се своеи србьскые землие... и брата своиего помазавь кралиевствомь... он поставляет епископов (владыкъ) и т.д.» Очевидно, в возражении г. Сретьковича заключается некоторое недоразумение, стоящее в противоречии с вышеуказанными правами, уступленными Цареградским Патриархом св. Савве при поставлении его в архиепископа: поминовение Сербскими архиепископами Цареградских Патриархов «вь прьвыихь», по крайней мере условие это, поставленное Цареградским Патриархом, не свидетельствует ли о «высшей» канонической власти Цареградскаго Патриарха над Сербской Церковью, след. о некоторой зависимости последней от первого, может быть фактически только номинальной, но de jure во всяком случае признаваемой вероятно обеими сторонами, т. |
| Сходные с указанными подробностями данные другого жития св. Саввы (изд. 1860 г.) представляют, однако, некоторые особенности или частности, которые необходимо указать для сопоставления их, напр., с рассказом первого об отношении Греческого царя и Пахриарха к просьбе св. Саввы касательно автокефалии Сербской архиепископии: «Хотештоу же светомоу иже оть Бога нареченныи емоу ждреби вь землю отьчьства своего поити, Божии сьветь и разоумь вь срьдьци си приемь, и разсоудивь труднаа дльгаго поути хождениа и многаго злата дарованиемь издааниа, егда же вь царствоуюшти Константиновь градь приходити и тамо архиепископоу освештати се, кь семоу же и размириа самодрьжцемь вьсточнымь сь западними и по среде ихь нестроениемь боудоуштее беды, и вьдовство црькви недокольствомь ежа вь царствоующти градь приходити на освештение, или пакы по некоеи ненависти цароу и патриарху дрьжати црьковь, сиа вьса скрьбнаа разсоудивь, и оть всехь сихь свободноу и о Бозе самовластноу ничто же обладаемоу вьсточною западноую нашоу црьковь оустроити хоте, вь помошть же молитвами преподобнаго си отьца Симеона и Бога о семь призвавь, пристоупаеть к цароу глаголие: аште Богомь оубедимь, сьврьшенноую и милостивноую любовь благоизволивь намь сьтворити помыслиль еси, повелениемь твоего царства оть блаженнаго и вьсесветаго отьца вьселиенскаго патриарха благословение и повеление оусты и роукою и писаниемь да приимоу, иако по сихь не приходити семо вь Константинь градь на освештение нашемоу архиепископоу, нь тамо своими епископи освештати се. Царь сыиа слышавь, иако премени лице свое высокааго ради прошениа, ниже бо патриархоу отьноудь и вьсемь благородныимь оугодно помысли се, хотехоу бо освештенство и властию црьковною иако покоривы себе сихь, послоушливы же и дароносивы имети. Многые же ради любве, еже кь светомоу царь имеаше, срамлиаше се его, еже неоулоучениемь прошениа скрьбна его отпоустити, обаче аште и по нужди негодоуюштихь оутоливь, прошение светомоу сьврьшаеть». Далее говорится о том, что Патриарх, по просьбе («умолению») царя, «написал благословение» – о посвящении последующих архиепископов Сербских Собором местных епископов; «рукою в устами» благословил Савву и в лице его будущих архиепископов – Патриарх со всеми архиепископами митрополитами и епископами, и все они подписали грамоту (как и в «житии», изд. 1865 г.), и пр. |
| И призвани быше братииа преде цара соуштии сь преподобьныимь, и ни о иединомь же ихь благоволивьшоу царю, и рече кь преподобьномоу царь: иако ни иединь оть техь несть подобьнь толикои светыни разве твоиего преподобииа и светлости ти богодарьныие. Преподобьныи же отьвештавь рече: иако ни азь несмь достоинь того степене. Царь же рече: иеште прежде твоиего пришьствииа извештениие имамь, иако твоиеи светыни сьпрестольникоу быти апостольскаго седанииа и тебе достоина Богь ми показаль иесть, да не пререкоу и. И преподобьныи же рече: мне на то не готовивьшоу се, где да обрештоу толикь еисодь и толикы потребы, иеже требоуиеть законь црьковьныи? Царь же рече: вьсе оть полаты царьства ми да поставлю, иеже иесть на потребоу твоиеи светыни, толико не прекослови светааго Доуха благодети, не достоино ти иесть противити се Божию повелению, извештено бо ми иесть светыимь Доухомь, и Богомь пороучено ти иесть стадо отьчьства твоиего, за ние инь никьто не можеть поболети о стаде твоиемь иакоже ты истиньныи пастырь. Много же отежештоу се преподобьномоу оть сана того, и не може преслоушати Божим повеленииа и царева, и рекьшоу иемоу: боуди волиа Господьниа, поведа же царь патрииарьхоу вьса иаже о преподобьнемь и о земли отьчьства иего, и сьветь Божии прииемь чьстьныи патрииарьхь Гиерьмань и царевь, иако томоу быти по воли Божииеи и цареве, и бывьшоу дьни нарочитоу, и облькьшоу се патрииарьхоу починоувеликыие вьселиеньскыие црькьве сь многыими митрополиты и иепископы и сь поповы и дииаконы, и приведень бысть и сии преподобьныи кирь Сава на освештениие, и поставлиень бысть архииепископомь роукою вьсеосвештенааго патрииарьха вьселиеньскааго Гиерьмана и повеленииемь цароградьскааго цара кирь Теодора Ласкара... Благоверьныи же царь сьтвори праздьникь вь ть дьнь вь име нарекь новоосвештенааго арьхииепискова кирь Савы, трьжьствоуие радостьно, преизобильно вьсего доволиа подавь вьсемоу народоу, чьстнааго же патрииарьха великыими дарьми почьте, митрополиты же и иепископы соуштеие сь нимь и попы и дииаконы, вьсь клирось по законоу, иакоже имать великаиа патрииарьхим вьселиеньскаиа, царь же не тькьмо законьноие пода, нь и превыше противоу чьсти великааго си царьства и сего дела многолюбовьнааго си свата, и многоу же златоу разданииа царь сьтвори вь ть дьнь вьсе оть полаты своиеие»… «Живот светога Саве», изд. |
| Случилось так, что отец Ермогена (и дядя Павла и Симеона) Ермил Саввич, простивший сына за его бегство в монастырь вместо военной службы, приехал в Оптину в эти дни. Он сразу же побывал в Скиту у старца Льва и после этого сказал юношам: – Ах, вот старец-то! Какой же он прозорливец! Все, бывшее в моей жизни, подробно пересказал мне, как будто сам был очевидным свидетелем всех моих обстоятельств. Уехав домой, Ермил Саввич стал еще более усердно молиться, перестал есть мясное и однажды в месяц прибегал к благодати Святых Таин Христовых. Он же сообщил брату Феодоту о местонахождении его сыновей, горячо ходатайствовал о них и успокоил его, говоря, что все это соделалось явно по Божиему произволению. И Феодот Саввич, забыв о причиненном ему беспокойстве, написал к сыновьям, чтобы хотя который-нибудь из них приехал взять родительское благословение на монашество, – и такового утешения он станет ожидать с верой в Божий Промысел и в терпении. Наконец пришли братья Павел и Симеон к настоятелю Оптиной Пустыни игумену Моисею с просьбой принять их в братство богоспасаемой обители. Когда он вышел к ним в приемную комнату, они пали в земном поклоне на пол и не вставали, пока о. Моисей не велел им встать. Он предупредил их о трудностях иноческой жизни, спросил, что они читали из духовных книг, как молятся и готовы ли нести иго послушания ради Христа. Он внимательно всматривался в юных пришельцев, словно изучая их, и лицо его просветлело... Братья поступили под руководство старца иеросхимонаха Льва, великого подвижника и мудрого наставника, открывшего собою в Оптиной Пустыни череду старцев, которыми особенно славилась эта обитель, привлекавшая богомольцев со всех концов России. Эти старцы были прозорливцы и чудотворцы. Павел и его брат вошли в круг ближайших учеников о. Льва. Старец же с первого взгляда увидел в Павле христоподобную чистоту и возлюбил его о Господе. Павел начал постигать науку из наук и искусство из искусств – монашеское аскетическое делание. Через некоторое время Старец благословил Павла навестить родителей, взять у них благословение. И тот, с упованием и надеждой на Господа и Божию Матерь, отправился в путь. А было это зимой, в начале декабря 1834 года. Случилось так, что отец его, Феодот Саввич, 6 числа этого месяца прочел житие святого Николая, Мирликийского чудотворца, где есть рассказ о юноше, взятом в плен персами и вынужденном прислуживать их князю в его дворце. Он сильно молился о том, чтобы Господь молитвами святителя Николая вернул его к родителям. И вот вдруг, чудесным образом, он был восхищен из дворца и предстал у себя на родине перед родителями в персидской одежде и с чашей вина в руках, которую он нес князю... Феодот Саввич откинулся на спинку кресла и посмотрел на языки пламени, играющие в камине. „Как это трогательно! – подумал он. – Если бы со мною случилось подобное, я бы, верно, сего не перенес...“ |
| Уехав домой, Ермил Саввич стал еще более усердно молиться, перестал есть мясное и однажды в месяц прибегал к благодати Святых Таин Христовых. Он же передал брату Феодоту о местонахождении его сыновей, горячо ходатайствовал о них и успокоил его, говоря, что все это соделалось явно по Божьему произволению. И Феодот Саввич, забыв о причиненном ему беспокойстве, написал к сыновьям, чтобы хотя который-нибудь из них приехал взять родительское благословение на монашество, – и такового утешения он станет ожидать с верой в Божий Промысл и в терпении. Наконец пришли братья Павел и Симеон к настоятелю Оптиной Пустыни игумену Моисею с просьбой включить их в братство богоспасаемой обители. Когда он вышел к ним в приемную комнату, они пали в земном поклоне на пол и не вставали, пока о. Моисей не позвал их встать. Он рассказал им о трудностях иноческой жизни, спросил их о том, что они читали из духовных книг, как молятся и готовы ли нести благодать послушания ради Христа. Он внимательно смотрел им в глаза, и лицо его как бы светлело и светлело – верно, он усмотрел в них много хорошего! Братья поступили под руководство старца иеросхимонаха Леонида, великого подвижника и мудрого наставника. Павел и его брат вошли в круг ближайших учеников о. Леонида. Старец же с первого взгляда увидал в Павле христоподобную чистоту и возлюбил его о Господе. Павел начал постигать науку наук и искусство искусств – монашеское аскетическое делание. Через некоторое время старец благословил Павла навестить родителей, взять у них благословение. И тот, с упованием и надеждой на Господа и Божию Матерь, отправился в путь. А было это зимой, в начале декабря 1834 года. Случилось так, что отец его, Феодот Саввич, 6 числа этого месяца прочел житие святого Николая, Мирликийского чудотворца, где есть рассказ о юноше, взятом в плен персами и вынужденном прислуживать их князю в его дворце. Он сильно молился внутренней молитвой о том, чтобы Господь молитвами святителя Николая вернул его к родителям… И вот вдруг, чудесным образом, он был восхищен из дворца и предстал у себя на родине перед родителями в персидской одежде и с чашей вина в руках, которую он нес князю, молясь… Феодот Саввич откинулся на спинку кресла и посмотрел на языки пламени, играющие в камине… «Как это трогательно! – подумал он. – Если бы со мною случилось подобное, я бы, верно, сего не перенес…» |
|
|
