| «Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: «идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня». Тогда они скажут Ему в ответ: «Господи! когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе?» Тогда скажет им в ответ: «истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне» (Мф. 25, 41-45). Через сказанное на века раскрывается смысл происходящего в конкретном времени. Фарисейство так подлаживается под благочестие и праведность подлинные, что логически представляется неуязвимым. В рассказе «Бабы» (1891) некий добропорядочный мещанин Матвей Саввич сообщает историю своего грехопадения и последующего покаяния и мирного проживания в благочестии и чистоте с сознанием выполненного долга. Он соблазнил когда-то жену соседа-солдата, но по возвращении обманутого мужа вымолил прощение и наставил согрешившую жену как должно: «Поклонился я Васе в ноги и говорю: «Виноваты мы перед тобой, Василий Максимыч, прости Христа ради!» Потом встал и говорю Машеньке такие слова: «Вы, Марья Семёновна, говорю, должны теперь Василию Максимычу ноги мыть и юшку пить. И будьте вы ему покорная жена, а за меня молитесь Богу, чтоб Он, говорю, милосердный, простил мне моё согрешение». Как будто мне было внушение от ангела небесного, прочитал я ей наставление и говорил так чувствительно, что меня даже слеза прошибла» (С-7,346). Эта сентиментальная слезливость (чеховская деталь!) не подействовала, однако, на грешную женщину. Она не захотела возвращаться к мужу, моля Матвея не оставлять её. «Чистое наказание! Вешается на шею, плачет и молит: «Ради Бога не бросай, жить без тебя не могу». ...Я на неё закричал, ногами затопал, выволок её в сени и дверь на крюк запер. Иди, кричу, к мужу! Не срами меня перед людьми, Бога побойся! И каждый день такая история» (С-7,346). Не видя для себя исхода, женщина отравила мужа, затем была судима и отправлена на каторгу, но по дороге умерла. Её сына-сироту, Кузьку, Матвей Саввич, спасая от тяжкой доли, взял на воспитание, сознавая в том исполнение своего долга во искупление греха. |
| Проработавши Морозову около пятнадцати лет, я, как-то раз явившись в контору для расчета, узнал, что хозяин Тимофей Саввич приехал на фабрику и дает всем служащим награду. Я решился войти в кабинет хозяина. — Тебе чего? — спросил он меня. — Тимофей Саввич, — сказал я ему, — вы всем даете награду. — А разве и тебе хочется награды? Тебе награды не полагается — ты подрядчик. — Как же это, Тимофей Саввич? Всем вы дали награду — и служащим, и десятникам; а мне вы вверяете товару слишком на миллион, и я его сохраняю, поэтому и желаю получить от вас награду, — хоть бы пять копеек, чтобы я знал, что получил награду. Тимофей Саввич усмехнулся и говорит: — Разве дать сот пяток? — Не пятьсот — хоть пятачок, да только бы была награда. — Ну, хорошо, шестьсот будет с тебя. Взял лоскуток бумаги и написал синим карандашом: «Выдать шестьсот рублей» — и отдал мне. Служащие очень удивлялись, что мне, не служащему, была выдана такая награда. Когда я вернулся в кабинет благодарить Тимофея Саввича, он сказал мне: — За то тебе награда, что ты человек трезвый и верный. Наживай деньги, покуда я жив, а помру, может все перемениться. Так и вышло. Пока он был жив, много у них было мне работы. После его смерти товар стали отправлять по железной дороге. Умер Тимофей Саввич в Ливадии, а хоронить его привезли в Москву Я ездил отдать ему последний долг и видел его пышные похороны. На гробе лежало более ста венков. С проведением железных дорог на барках дел становилось все меньше и меньше. Тогда мне пришлось купить по случаю три старых парохода за восемнадцать тысяч рублей, а вслед за тем я решился выстроить свой новый пароход. Мои пароходы стали ходить по Клязьме, а так как до сих пор на Клязьме пароходов не было, то дело наше наладилось было очень хорошо. И пассажиров, и товара для перевозки было очень много. Но как-то на нашем пароходе проезжал нижегородский купец Щербаков. Наш пароходный капитан рассказал ему, что наше дело золотое дно и что стоит только выстроить большие мелководные пароходы, и деньги можно будет загребать лопатой. |
| Слишком всё умилительно и хорошо вышло. Порок наказан, благочестие торжествует. Но почему таким холодом веет от рассказа Матвея Саввича? Всё хорошо, одно неладно: малости во всём нет— любви. По форме Матвей Саввич делает всё верно, но... Чехов завершает рассказ попутною подробностью, слишком ясно раскрывающей внутреннюю трагедию происшедшего. «Когда проезжие пошли к повозке, чтобы садиться и ехать, их на минутку задержало одно обстоятельство. У Кузьки пропала шапка. — Куда же ты, свинёнок, её девал?— крикнул сердито Матвей Саввич.— Где она? У Кузьки от ужаса перекосило лицо, он заметался около повозки и, не найдя тут, побежал к воротам, потом под навес. Ему помогали искать старуха и Софья. — Я тебе уши оборву!— крикнул Матвей Саввич.— Поганец этакий. Шапка нашлась на дне повозки. Кузька рукавом стряхнул с неё сено, надел и робко, всё ещё с выражением ужаса на лице, точно боясь, чтобы его не ударили сзади, подлез в повозку. Матвей Саввич перекрестился, парень дёрнул за вожжи, и повозка, тронувшись с места, покатилась со двора» (С-7,352). И ещё одна подробность. Рассказ Матвея Саввича слушали хозяин постоялого двора и две его снохи. Ночью между ними, под влиянием услышанного, произошёл такой разговор: «Когда Софья засыпала, Варвара прижалась к ней и шепнула на ухо: — Давай Дюдю и Алёшку изведём! Софья вздрогнула и ничего не сказала, потом открыла глаза и долго, не мигая, глядела на небо. — Люди узнают, сказала она. — Не узнают. Дюдя уже старый, ему помирать пора, а Алёшка, скажут, от пьянства издох. — Страшно... Бог убьёт. — А пускай...» (С-7,351). Фарисейство порождает зло и может убить даже страх Божий... Суровое предупреждение. Безрадостное настроение, нередко встречающееся в произведениях Чехова, создало ему ещё при жизни репутацию хмурого описателя хмурых людей. Он возражал: «А какой я нытик? Какой я «хмурый человек», какая я «холодная кровь», как называют меня критики? Какой я «пессимист»? Ведь из моих вещей самый любимый мой рассказ— «Студент» 447 . Рассказ «Студент» (1894)— о преодолении ненавистной розни мира сего через обращение к духовным началам, положенным в основу домостроительства спасения. |
| Слишком всё умилительно и хорошо вышло. Порок наказан, благочестие торжествует. Но почему таким холодом веет от рассказа Матвея Саввича? Всё хорошо, одно неладно: малости во всём нет — любви. По форме Матвей Саввич делает всё верно, но… Чехов завершает рассказ попутною подробностью, слишком ясно раскрывающей внутреннюю трагедию происшедшего. «Когда проезжие пошли к повозке, чтобы садиться и ехать, их на минутку задержало одно обстоятельство. У Кузьки пропала шапка. — Куда же ты, свинёнок, её девал? — крикнул сердито Матвей Саввич. — Где она? У Кузьки от ужаса перекосило лицо, он заметался около повозки и, не найдя тут, побежал к воротам, потом под навес. Ему помогали искать старуха и Софья. — Я тебе уши оборву! — крикнул Матвей Саввич. — Поганец этакий. Шапка нашлась на дне повозки. Кузька рукавом стряхнул с неё сено, надел и робко, всё ещё с выражением ужаса на лице, точно боясь, чтобы его не ударили сзади, подлез в повозку. Матвей Саввич перекрестился, парень дёрнул за вожжи, и повозка, тронувшись с места, покатилась со двора» (С-7,352). И ещё одна подробность. Рассказ Матвея Саввича слушали хозяин постоялого двора и две его снохи. Ночью между ними, под влиянием услышанного, произошёл такой разговор: «Когда Софья засыпала, Варвара прижалась к ней и шепнула на ухо: — Давай Дюдю и Алёшку изведём! Софья вздрогнула и ничего не сказала, потом открыла глаза и долго, не мигая, глядела на небо. — Люди узнают, сказала она. — Не узнают. Дюдя уже старый, ему помирать пора, а Алёшка, скажут, от пьянства издох. — Страшно… Бог убьёт. — А пускай…» (С-7,351). Фарисейство порождает зло и может убить даже страх Божий… Суровое предупреждение. Безрадостное настроение, нередко встречающееся в произведениях Чехова, создало ему ещё при жизни репутацию хмурого описателя хмурых людей. Он возражал: «А какой я нытик? Какой я «хмурый человек», какая я «холодная кровь», как называют меня критики? Какой я «пессимист»? Ведь из моих вещей самый любимый мой рассказ — «Студент» . Рассказ «Студент» (1894) — о преодолении ненавистной розни мира сего через обращение к духовным началам, положенным в основу домостроительства спасения. |
| Поглядывая на сутулившегося Петра Ивановича, шагавшего с каким-то неподвижным, отрешенным лицом, я про себя думал: взял бы я в руки охотничье ружье, будь у меня с ним связано такое? Непривычно веселел Петр Иванович, когда к нему из уезда заезжал старинный его знакомец Всеволод Саввич Мамонтов. Когда мне довелось коротко с ним познакомиться, то и я полюбил общество этого легкого, милого и деликатного человека незаурядной судьбы. Отец его — известный железнодорожный деятель и меценат Савва Мамонтов — разорился, когда сын уже втянулся в беззаботную жизнь обеспеченного и независимого отпрыска батюшки-миллионера. Женился он на бесприданнице-аристократке, держал псовую охоту, исколесил Европу и знал всех знаменитых певиц и певцов мира… Был на «ты» с Серовым и Шаляпиным. Не стало миллионов, но сохранились замашки. И Всеволод Саввич, как Стива Облонский, ходил в рестораны, где всего больше был должен, ждал удачи на бегах, головоломно изыскивал средства. При таком разгоне на жалованье инспектора страхового общества не удавалось, естественно, сводить концы. И все же Всеволод Саввич продолжал жить весело, не утратил хлебосольных замашек, щедрых своих привычек. Оставался по-прежнему любимцем любой компании. В женином неразделенном имении содержал — уже на паях с более везучими родственниками — стаю гончих с доезжачим, водил русских борзых, приносивших хозяину на садках если не деньги, то славу своей злобностью. Заслуженно прослыл великим знатоком гончих, орловских рысаков и… итальянской музыки. Возле этого начиненного любопытными рассказами собеседника нельзя было соскучиться. После революции выручили как раз самые разорительные привычки. Прежние друзья коннозаводчики — сосед по имению Яков Иванович Бутович в первую очередь — сосватали заслуженного беговика в Наркомзем. И Всеволод Саввич сделался управляющим Тульской государственной конюшни. А репутация знатока охотничьих собак вознесла славного борзятника в ранг кинолога — вершителя судеб четвероногого племени на всероссийских выставках. |
| В Институте философии Академии наук Украины состоялась презентация полного собрания сочинений Григория Сковороды с предисловием митрополита Киевского Владимира 5 декабря 2012 г. 19:18 4 декабря в Институте философии имени Г.С. Сковороды Национальной академии наук Украины под председательством академика М.В. Поповича состоялось торжественное заседание Ученого совета учебного заведения, посвященное 290-летию со дня рождения выдающегося украинского философа. Во время заседания состоялась презентация издания полного собрания сочинений Григория Сковороды в 2-х томах на русском языке, осуществленного при поддержке благотворительного фонда братьев Павличенко. Издание открывает предисловие Блаженнейшего митрополита Киевского и всея Украины Владимира , текст которого приводится ниже: «Григорий Саввич Сковорода считается предтечей оригинальной русской религиозной философии конца XIX начала ХХ века. Но его творчество является для нас и закономерной вершиной философско-богословской традиции, рожденной в стенах Киевской духовной академии. Григорий Сковорода — христианский мыслитель XVIII столетия, но его творчество актуально не только для его времени и его современников. Вопросы, которые он поднимает, волнуют человечество и сегодня. Поэтому творения Сковороды будут читать и пытаться пересказывать современным нам языком. Ибо за внешне архаичной формой скрывается всегда современный и актуальный смысл. В основе же его творчества — премудрость текстов Священного Писания и богословие отцов Церкви. Но нередко библейская мудрость переплетается с мудростью древнегреческих философов. Божественная премудрость не чурается диалога с мудростью человеческой. Ум Сковороды пребывал во внутреннем равновесии веры и разума, которые Григорий Саввич не отделял друг от друга. Григорий Сковорода был глубоко верующим человеком, который умел стоять " в свободе, которую даровал нам Христос " (Гал. 5, 1). Сковорода был свободным церковным мыслителем и человеком осознанно и глубоко воцерковленным. Всем известна эпитафия, украшающая его надгробную плиту: " ловил меня, но не поймал " . Эта фраза актуальна и в нашем обществе безудержного потребления, которое пытается мирские ценности поставить во главу угла и заставить нас думать только о материальном и земном, о деньгах, славе и удовольствиях. Мир и сегодня пытается уловить каждого из нас. Но чтобы остаться свободным, нужно ответить на вопросы, которые перед нами ставит философия жизни. И ответить на них так, как ответил великий наш соотечественник и великий философ Григорий Саввич Сковорода: |
| —352— освященством об утверждении действительного студента Академии Иосифа Жиромского в степени кандидата богословия. XVI. Предложение Преосвященного Ректора Академии: „По утвержденному Его Высокопреосвященством, определению Совета Академии от 5 июня 1902 года сербский уроженец Симон Саввич удостоен был, по окончании полного академического курса, звания действительного студента Академии с правом на получение степени кандидата богословия по сдаче новых устных испытаний и представление новых семестровых сочинений по тем предметам, по коим он в течение академического курса не оказал успехов, соответствующих сей степени. – Ныне действительный студент Саввич выполнил, по его мнению, поставленные ему условия и ходатайствует об утверждении его в степени кандидата богословия. – Баллы, полученные Саввичем на новых устных испытаниях и вновь представленных семестровых сочинениях, следующие: а) на устных испытаниях: по еврейскому языку и библейской археологии – 4, по русской церковной истории – 3+; б) на семестровых сочинениях: по русской церковной истории 3–, пастырскому богословию и педагогике – 3, патристике – 3 и библейской археологии – 8+. Хотя по строгому смыслу действующих с 1895 года „Правил означений неудовлетворительных баллов по ответам и сочинениям студентов Академии“ действительный студент Саввич не только теперь (в виду получения им на новых устных испытаниях баллов ниже 4 и на новых семестровых сочинениях – ниже 3), но и никогда не мог бы быть удостоен степени кандидата богословия, так как одно семестровое сочинение он переписывал дважды, а примечание к 2-му § означенных „Правил“ гласит, что „право подвергаться испытанию предоставляется всего один раз“, но может быть Совет войдет в положение Саввича, занимающего ныне скудно оплачиваемую и не дающую ему возможности снова явиться в Россию для сдачи испытаний должность преподавателя Призренской духовной семинарии (в Старой Сербии) и окажет ему такое же снисхождение, с каким отнесся в 1902 году. к товарищу Саввича по курсу – сербскому же уроженцу Светиславу Да- |
| Род Сульменевых, кажется, вымер. После революции ни мать, ни дядя Борис не встречали однофамильцев. Мать видела в детстве своих старых теток, слышала о старшем, умершем брате своего отца. Дядя Борис со своей женой тетей Кирой погибли бездетными во время войны в 1942 году, видимо, при эвакуации из Краснодара; оттуда летом этого года от них были последние известия. Иван Саввич Сульменев Наиболее почитаемым предком Романа Петровича был Иван Саввич Сульменев, полный адмирал Русского флота, которого Николай I и другие в шутку и с уважением называли “дедушкой Русского флота” 13 : он был тогда самым старшим по возрасту и чину адмиралом России. На кораблях и в Адмиралтействе он прослужил 62 года. По семейным преданиям, за одну кампанию он получил 19 ранений и остался в строю. А куда ему было деваться с корабля? Будь он пехотным офицером, — его бы вынесли с поля боя. О его ранениях в Венгеровском библиографическом словаре ничего не говорится 14 . Однако в семье об этих ранениях часто и с уважением вспоминалось и дедушкой, и бабушкой, и мамой. Кажется за его заслуги, а не за чины отцов 15 его потомки получили право обучаться в Пажеском корпусе. Самостоятельно как командующий Иван Саввич никогда не руководил военно-морскими сражениями, но командовал флотилиями военных кораблей, в частности, при штурме Данцига. Он, насколько я представляю, в чине капитана I ранга непосредственно руководил морской частью операции, — по мнению моего геологического учителя и наставника Дмитрия Петровича Резвого, генерал-майор Раевский командовал штурмом этого города с суши. И. С. Сульменев осуществлял и руководство морскими картографическими работами вдоль побережья только что присоединенной к России Финляндии — главная задача была создавать точную карту шхер и отмелей, представляющих большую опасность для судоходства. Главным жизненным поступком Ивана Саввича, имевшим большое, хотя и косвенное значение для России, была его женитьба на Наташе Литке, старшей сестре будущего известного мореплавателя, создателя Русского географического общества и Президента Российской Академии наук Федора Петровича Литке. Круглый, никому не нужный сирота, он был воспитан своим шурином, который относился к нему как к старшему сыну и очень следил за его образованием. |
| Было тогда Всеволоду Саввичу лет шестьдесят. Га-щивая у него, я вдоволь наездился верхом. Он все оставался отличным наездником. В седле сидел плотно и мягко. Английская его гнедая кобыла Дези, сохранившаяся от прежней охоты, идеально шла покойным проездом, покачивая наездника как в люльке. Всеволод Саввич посасывал трубочку или, по так и оставшейся для меня загадкой привычке борзятников, держал в губах черенок сорванного с дерева листа. И несколько иронически поглядывал, как вытряхивает из меня душу на мелкой рыси, подбрасывая на аршин при каждом шаге, мой великанский рысак. Своих подопечных — кровных орловских рысаков — он любил преданно, смотрел за ними рачительно. Конюшня и ее руководитель слыли образцовыми. И, приезжая по делам в Тулу, Всеволод Саввич редко поддавался уговорам Петра Ивановича задержаться — оставленная на помощника конюшня издали выглядела беспризорной. Зато в короткий беговой сезон на тульском ипподроме он прочно переселялся с отобранными рысаками в город. Уютный был человек Всеволод Саввич! Сидит покойно в кресле, попыхивая трубочкой, не то дремлет с книгой, и так и встрепенется, когда Анна Ивановна или Галочка, души в нем не чаявшие, затеребят, приглашая к обеду. Тут же начинает шутливо любезничать, смущая чрезмерной учтивостью манер. Был он дороден, отменно лыс, наделен крупным вислым носом, говорил из-за отсутствия зубов неразборчивой скороговоркой. И тем не менее пользовался немалым успехом у женщин, даже и в таком пожилом возрасте. Всегдашняя, врожденная внимательность к людям — за что обожала его прислуга — наряду с редкой снисходительностью к их недостаткам и снискали Всеволоду Саввичу всеобщее расположение. …По дороге на бега оба приятеля переставали жить настоящим. Горячие суждения погружали их в обстановку эпохальных состязаний на московском ипподроме в начале века. Тогда стояла на карте слава отечественных рысаков: привезенные из-за океана поджарые американские троттеры грозили оставить за флагом наших могучих орловцев. Патриоты видели в этом едва ли не посрамление России. |
| Род Сульменевых, кажется, вымер. После революции ни мать, ни дядя Борис не встречали однофамильцев. Мать видела в детстве своих старых теток, слышала о старшем, умершем брате своего отца. Дядя Борис со своей женой тетей Кирой погибли бездетными во время войны в 1942 году, видимо, при эвакуации из Краснодара; оттуда летом этого года от них были последние известия. Иван Саввич Сульменев Наиболее почитаемым предком Романа Петровича был Иван Саввич Сульменев, полный адмирал Русского флота, которого Николай I u другие в шутку и с уважением называли «дедушкой Русского флота» : он был тогда самым старшим по возрасту и чину адмиралом России. На кораблях и в Адмиралтействе он прослужил 62 года. По семейным преданиям, за одну кампанию он получил 19 ранений и остался в строю. А куда ему было деваться с корабля? Будь он пехотным офицером, — его бы вынесли с поля боя. О его ранениях в Венгеровском библиографическом словаре ничего не говорится . Однако в семье об этих ранениях часто и с уважением вспоминалось и дедушкой, и бабушкой, и мамой. Кажется за его заслуги, а не за чины отцов его потомки получили право обучаться в Пажеском корпусе. Самостоятельно как командующий Иван Саввич никогда не руководил военно-морскими сражениями, но командовал флотилиями военных кораблей, в частности, при штурме Данцига. Он, насколько я представляю, в чине капитана I pahra непосредственно руководил морской частью операции, — по мнению моего геологического учителя и наставника Дмитрия Петровича Резвого, генерал-майор Раевский командовал штурмом этого города с суши. И. С. Сульменев осуществлял и руководство морскими картографическими работами вдоль побережья только что присоединенной к России Финляндии — главная задача была создавать точную карту шхер и отмелей, представляющих большую опасность для судоходства. Главным жизненным поступком Ивана Саввича, имевшим большое, хотя и косвенное значение для России, была его женитьба на Наташе Литке, старшей сестре будущего известного мореплавателя, создателя Русского географического общества и Президента Российской Академии наук Федора Петровича Литке. Круглый, никому не нужный сирота, он был воспитан своим шурином, который относился к нему как к старшему сыну и очень следил за его образованием. |
|
|
