| Потому и сам король тому удивился и похвалил меня, что я не уподобился безумным, до меня решавшимся на подобное. А то, что ты пишешь, будто бы царицу твою околдовали и тебя с ней разлучили те прежденазванные мужи и я с ними, то я тебе вместо тех святых говорить не стану, ибо дела их вопиют, словно трубы, возглашая о святости их и о добродетели. О себе же вкратце отвечу тебе: хотя и весьма многогрешен и недостоин, но, однако, рожден от благородных родителей, из рода я великого князя смоленского Федора Ростиславича, как и ты, великий царь, прекрасно знаешь из летописей русских, что князья того рода не привыкли тело собственное терзать и кровь братии своей пить, как у некоторых издавна вошло в обычай: ибо первый дерзнул так сделать Юрий Московский, будучи в Орде, выступив против святого великого князя Михаила Тверского, а потом и прочие, чьи дела еще свежи в памяти и были на наших глазах. Что с Углицким сделано и что с Ярославичами и другими той же крови? И как весь их род уничтожен и истреблен? Это и слышать тяжело и ужасно! От сосцов материнских оторван, в мрачных темницах затворен и долгие годы находился в заточении и тот внук вечно блаженный и боговенчанный! А та твоя царица мне, несчастному, близкая родственница, и убедишься в родстве нашем из написанного на той же странице. А о Владимире, брате своем, вспоминаешь, как будто бы его хотели возвести на престол, воистину об этом и не думал, ибо и недостоин был этого. А тогда я предугадал, что подумаешь ты обо мне, еще когда сестру мою силою от меня взял и отдал за того брата своего или же, могу откровенно сказать со всей дерзостью, – в тот ваш издавна кровопийственный род. А еще хвалишься повсеместно и гордишься, что будто бы силою животворящего креста лифляндцев окаянных поработил, не знаю и не понимаю, как в это можно было поверить: скорее – под сенью разбойничьих крестов! Еще когда король наш с престола своего не двинулся, и вся шляхта еще в домах своих пребывала, и все воинство королевское находилось подле короля, а уже кресты те во многих городах были повергнуты неким Жабкой, а в Кеси – стольном городе – латышами. И поэтому ясно, что не Христовы это кресты, а крест распятого разбойника, который несли перед ним. Гетманы польские и литовские еще и не начинали готовиться к походу на тебя, а твои окаянные воеводишки, а правильнее сказать, калики, из-под сени этих крестов твоих выволакивались связанные, а здесь, на великом сейме, на котором бывает множество народа, подвергались всеобщим насмешкам и надругательствам, окаянные, к вечному и немалому позору твоему и всей святорусской земли, и на поношение народу – сынам русским. |
| «Ку-ри-ца со дво-ра»… — эту фразу надо читать медленно и важно, с приподнятой головой, изображая медлительностью курицын выход, и, сделав небольшую паузу, скороговоркой продолжать: «Калечина в ворота». Точно так же и последние две фразу: «Ку-ри-ца в во-ро-та — Калечина со двора». (АМР) 53 Вихорь витной — свивающий, скручивающий. (АМР) 54 Вир — водоворот, крутень. (АМР) 55 Темную нитку прядет — ночь, ткущая темную ткань, — древний образ ночи, встречающийся в Гимнах Вед. (АМР) 56 Черный петух — сожжение черного петуха относится к обряду опахивания — очищения села от болезни и нечисти. Подробное и сравнительное исследование этого обряда в книге проф. Е. В. Аничкова «Весенняя обрядовая песня на западе и у славян», ч. I и II, СПб., 1903—1905. Черный петух — поглощает все болезни и нечисть, — символ всех зол и напастей и самой Смерти в противоположность не черному, будимиру, который является символом воскресения, солнца. (АМР) 57 От недели до недели — с воскресенья до воскресенья, с седмицы до седмицы. (АМР) 58 Алатырное — бледно-янтарное; алатырь — легендарный краеседмицы угольный камень. (АМР) 59 Алатырное жито — один из примеров «орнаментального» вплетения А. М. Ремизовым в художественный текст мифологических образов и мотивов. Вынося в авторский комментарий весьма спорное толкование слова «алатырь» — «янтарь, греч. электрон, переделанное на татарский лад», приведенное в Словаре В. И. Даля, писатель актуализирует в контексте сказки и основную, мифологическую семантику образа. Так, по А. Н. Афанасьеву, «алатырь-камень есть собственно метафора ясного весеннего солнца» (Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. М., 1867. Т. 2. С. 158). Алатырь-камень, «всем камням отец», — один из ключевых образов «Стиха о Голубиной Книге» ( Бессонов П. А. Калики перехожие. М., 1864. Т. 2. С. 313), рассредоточенных в сказочных циклах А. М. Ремизова, но по-прежнему играющих роль пространственно-временных констант мифологически упорядоченного мироздания. 60 Пчелка несет праздники — воск для церкви и мед для пиров. (АМР) |
| Срезневский И.И. Русские калики древнего времени//Записки Имп. Академии Наук. СПб., 1862. Т.1.Кн.2. С.188–209. Докучаев Н. Древнерусское паломничество ко святым местам Востока//Прибавление к Черниговским Епархиальным известиям. 1867. NN14,7. С.8–27, 48–74, 110–128, 157–170, 303–318. Платонов А.И. Древнерусские паломники из среды духовенства и мирян//Сообщения Императорского Православного Палестинского общества 1906.Т.17. Вып.4. С.521–546. Сперанский М.Н. Из старинной новгородской литературы. Л.,1934. Данилов В.В. К характеристике “Хождения” игумена Даниила//Труды отдела древнерусской литературы Ин-та русского языка (далее — ТОДРЛ). М.-Л., 1960. Т.10. С.92–107.Он же. О жанровых особенностях древнерусских “хождений”//ТОДРЛ. М.-Л„ 1962. Т.18.С.21–37. Прокофьев Н.И. “Хождения” как жанр в древнерусской литературе//Ученые записки Московского Государственного педагогического института (далее — УЗ МГПИ). М.,1968. Т.288. С.3–24.Он же. Русские хождения XII-XV вв.//УЗ МГПИ. М., 1970. С.3–264. Седова М.В. Паломнический комплекс в Неревском раскопе//Новгородские археологические чтения. Материалы научной конференции. Новгород, 28 сентября — 2 октября 1992 г. ред.В.Л. Янина и П.Г. Гайдукова. Новгород, 1994. С.90–94. Рождественская М.В. Образ Святой земли в древнерусской литературе//Иерусалим в древнерусской культуре. М., 1994. С.8–14. Царевская Т.Царьградские “дары” новгородского паломника Добрыни Ядрейковича//София. 2000. N3. С.13–16. Корнилов С.В. Древнерусское паломничество. Калининград, 1995. Малето Е.И. Хождения русских путешественников XII-XV вв. М.,2000. Абрамович Д.И. Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им. Пг., 1916. С.1–66. Киево-Печерский Патерик//БЛДР. СПб., 1997. Т.4. С.296–489. Семенченко Г.В. Древнейшие редакции жития Леонтия Ростовского//ТОДРЛ. Л., 1989. Т.42. С.241–254. Сказание о чудесах Владимирской иконы Богородицы//БЛДР. СПб., 1997. Т.4. С.218–225. Лаврентьевская летопись//Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). М., 2001. Т.1. Ипатьевская летопись//ПСРЛ. М., 2001. Т.2. |
| Скоморохи – похваляющиеся (в былине «Вавило и скоморохи») «переиграть царя Собаку», и калики – их «страдальные речи» – 2 полюса, 2 противоположных и тем не менее неотделимых друг от друга явления народной культуры и народной жизни. И былинные, и литературные калики являются странниками, паломниками, но при этом обращает на себя внимание одно явное несоответствие. Ведь былинные калики – отнюдь не слепцы, не старцы, не «сирые и убогие», каковыми они предстают не только у Н. А. Некрасова , С. А. Есенина, но и в «Губернских очерках» М. Е. Салтыкова-Щедрина, в книге С. В. Максимова «Русь бродячая», в стихотворении 1946 «Слепой» Н. Заболоцкого. Как раз наоборот, в былинах всюду подчеркивается, что ни в силе, ни в удали они не уступают богатырям, а зачастую и превосходят их. Эпические, монументальные образы калик предстают перед нами в былине «Сорок калик со каликою». Это не убогие странники, а сорок удалых добрых молодцев, которые, проходя мимо потешных княжеских островов и завидя на охоте кн. Владимира: «Скричат калики зычным голосом, –//Дрогнет матушка сыра земля,//С дерев вершины попадали,//Под князем конь окарачелся,//А богатыри с коней попадали». Глубоко символический образ Калики-богатыря, защитника родной земли воссоздан в былине «Калика-богатырь»: «О костыль каликушка опираласи, Высоко каликушка поднималаси,//Поднялся тут каликушка поповыше лесу стоячего,//Поднялся тут каликушка пониже оболочка ходячего,//Прискакал Каликушка ко Пучай речке.» Перед нами совершенно явное стремление создать героический образ калики, поставить его в один ряд с главными героями русского богатырского эпоса. Эта тенденция выделить калик последовательно прослеживается в целом ряде былин. Былина «Сорок калик со каликою» – такая же апология каличества, как «Вавило и скоморохи» – скоморошества. Калики и скоморохи – единственные, кто оставил в русском эпосе произведения, прославлявшие самих себя. Видимо, была необходимость в таком прославлении и утверждении себя с помощью искусства. Каликам и скоморохам в равной степени было важно утвердить в народном сознании мысль, что они люди не простые. |
| «Не пригоже вам в те поры прочь отъехати, А меня вам, государя, покинуть одного в Киеве» 1078 . Но «богатыри» наши всё-таки снарядились и отправились. Не дойдя до Царьграда двенадцати поприщ, они встречают калик 1079 . Автору «сказания» так понравились всякие «хождения», что он и калик заставил путешествовать в Царьград. Но калики, по крайней мере, знали, зачем шли туда: «Ходили мы прямых вестей отведывать; Есть ли столько цареградских богатырей, Идти ли им в Киев город?» 1080 . Калики оказываются, таким образом, большими патриотами и очень подвижными людьми. Они, оказывается, предупредили «богатырей», которые с эпическим спокойствием выслушивают впервые от князя Владимира «таково слово», что-де «Отпущает на меня царь Константин, Из Цареграда .мв. (42) богатырей, А велит им Киев изгубити» 1081 . И внезапно воспаляются богатырским жаром, и вместо того, чтобы послушаться на этот раз логично рассуждавшего Владимира и позаботиться об укреплении Киева, вздумали в критическую минуту, когда Киеву грозила опасность от «нашествия» цареградских богатырей, оставить трусливого Владимира и Киев и отправиться «устрашить» дерзкого врага. Я думаю, что Владимиру надо было бы указать ещё на то, что за справками и разведками пошли уже (полагаю, не без ведома Владимира) калики. Отчего автор «сказания» не заставил Владимира указать на это – я не знаю. Но, как бы то ни было, автору надо было как-нибудь выпроводить их в поход. Они говорят, что «мы-де тебе, государю, пряные вести отведаем, И приведем тебе, государю, языка доброго, Тебе, государю, славу великую учиним... И многие орды острастим» 1082 . Зачем же «отведывать прямые вести», если богатыри собираются стращать орды многие: не лучше ли прямо на Царьград! Таким образом, эпический князь Владимир, едва ли не единственный раз показавший свою самостоятельность и логичность, потерпел неудачу с богатырями, которые рвались в бой. Сцена с каликами натянута и комична. Атаман калик каким-то образом узнаёт имена Алёши и Добрыни: или, быть может, киевские богатыри были всем известны? На просьбу Алёши калики не согласились, но на слова Ильи (такие же, как и Алёшины) только и ответили, повторяя некоторые слова Ильи: |
| Есть среди былинных героев Калика-богатырь, побивающий «силушку», которой «сметы нет», причем не где-нибудь, а «на тех полях да на Куликовых». Не менее значителен образ др. былинного богатыря, «сильного могучего Иванища», с которым не решается вступить в единоборство даже Илья Муромец. Иванище – тоже «калика перехожая переброжая». И есть т. н. каличьи былины, созданные самими каликами перехожими Древней Руси. К высочайшим образцам русского народного эпоса принадлежат былины «Голубиная книга» и «Сорок калик со каликою». «Голубиная книга», по единодушному мнению специалистов, один из самых древних памятников фольклора, а «Сорок калик со каликою» – один из самых популярных. Всего же каликами созданы десятки произведений, составляющие особую каличью поэзию (см.: Духовные стихи). Калигвы, калиголовки, калиги, калички, калижки – названия (по В. И. Далю) в разных губерниях России «обуток» косцов, пастухов. Но чаще калиги – обувь странников, паломников (лоскут холста, затянутый на подъеме веревкой). Отсюда и «калики перехожие», всегда находящиеся в былинах в пути, в дороге, предупреждающие об опасности. Не случайно такой важной деталью является в былинах обувь каличья: не какие-нибудь «лапотки», а – в соответствии с поэтикой былин – «семи шелков», точно так же как «сума каличья» опять же не какая-нибудь, а «рыта бархата», и столь же непременный «посох каличий», выступающий в былинах в качестве богатырской палицы в «девяносто пуд». Среди первооткрывателей каличьей поэзии и духовных стихов имена А. С. Пушкина, Н. М. Языкова, П. В. Киреевского. «Бездомного, безродного//Немало попадается//Народу на Руси», – так начинается глава «Странники и богомольцы» в поэме Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Стихотворение С. Есенина «Калики» из цикла «Русь» через полвека как бы продолжает этот рассказ: «Проходили калики деревнями,//Выпивали под окнами квасу,//У церквей перед затворами древними//Поклонялись Пречистому Спасу». Стихотворение Есенина заканчивается, казалось бы, неожиданным сближением калик перехожих со скоморохами: «Вынимали калики поспешливо//Для коров сбереженные крохи.//И кричали пастушки насмешливо://" Девки, в пляску! Идут скоморохи!» Но сближение двух образов – калик и скоморохов – далеко не случайно, имеет свои глубокие исторические корни. |
| «Поезжай ко-ся Добрынюшка Микитич млад, Уж ты знаешь, Добрынюшка, как съехаться, Уж ты знаешь, Добрыня поздороваться» . Добрыня знает, как себя вести, особенно с таким непростым контингентом как его бывшие однополчане, а ныне «калики перехожие». Знают о правилах поведения в обществе и паломники. Входя в дом князя, они крестятся на иконы в помещении, приветствуют княгиню, после трапезы воздают хвалу Господу и благодарят хозяйку дома, а уходя — прощаются с нею. То есть бывшие дружинные князя, пропитанные воинской этикой, понимали что такое уважение, оказывали его окружающим, но и требовали от них такого же отношения и к себе. « С кем дорогою Сойдусь, съедусь ли, — Всякий молодцу Шапку до земли!» О таком отношении писал в своем стихотворении «Удалец» русский поэт Алексей Кольцов. Еще не доехав до калик, Добрыня сходит с коня и низко им кланяется: «Уж вы здравствуйте, удалы добры молодцы. Уж как все ли калики перехожие!». После этого Добрыня спрашивает у калик, не попадалась ли им княжеская братина? Обратите внимание, как максимально тактично поставлен вопрос. Смущенные калики проверяют свои дорожные сумы и у Михайло Михаиловича обнаруживают пропажу. Братина возвращается Добрыни, без каких-то криков, клятв, попыток объяснений. Можно предположить, что Добрыне было сказано, что они сами, «по-свойски», решат эту проблему, а Добрыня, также без лишних слов, отправился назад, пожелав богомольцам всех благ в их непростом пути. Уважение, достоинство и такт, проявленные как Добрыней, так и каликами, привели к тому, что инцидент был исчерпан. Для чего же было посылать «нестабильного» Алешу, зная, что эту проблему может эффективно решить Добрыня? Можно не сомневаться, что в другой реальности, скажем так, «в обычной», к каликам был бы сразу отправлен именно Добрыня, однако эта часть былины с ситуациями «как не надо поступать» и, наоборот, «как поступать правильно», адресована слушателям и носит педагогический характер. Михайло Михайлович не стал оправдываться перед своими друзьями, он давал слово, знал, что не нарушил его и считал ниже своего мужского достоинства что-то говорить сверх этого. Суд был кратким, приговор и его исполнение тоже не заставили себя ждать... |
| Взговорит богатырь Идол Скоропеевич «Царь-государь Костантин, не мешкай, государь, службою богатырскою! Отпущай, государь, нас на Русь борзо 534 к Киеву, к князю Владимиру, и будет токо то не солгано ..., что в Киеве». Взговорят богатыри «И мы тебе, государю, приведем князя Владимира с великою княгинею ... богатырем и удалым молодцом под меч поклонитым, и всем в Киеве учиним сечю великую, а злато и сребро покатим телегами. Тебе, государю, прибыль и славу добрую во вся орды, а себя в честь введем». Взяла кручина молода Алешу Поповича, да говорит Алеша Попович таково слово «Коли вы, богатыри, приедете к Киеву, тогды не узнаете дороги, куды вам бежати. А станете молодцев киевских и учините сечь великую, а покатятся головы татарския, а прольется кровь горячая богатырей, цареградских богатырей. Не пять у нас человек в Киеве, есть близко десятка человек!» Идол на него раскручинился 535 . Говорит Дворянин Залешанин «С твоего, государь, меду опился!». Говорит Дворянин Залешанин Алеше Поповичу «Уйми свое сердце богатырское, немошно нам тебя нажурить, ни наговорить 536 ». Говорит Алеша Попович «А он наших богатырей ни во что ставит, и великого князя хулит, и нему посмехается!». И Идол на него раскручинился. Говорит Дворянин Залешанин «Из ума, государь, он выпивается!» Говорит Идол-богатырь «Скажите, калики, про киевских богатырей, и каковы у них лошади удалы?» И с ним говорит Дворянин Залешанин: «По вся дни, государь, ведаем и лошади богатырские знаем». Говорит Идол-богатырь «Царь-государь, волной человек, после распрошать, вели, государь, показать им свои лошади царския». Царь велел вывести свои лошади царския. Говорят калики перехожия «Лучше тех шкап 537 в Киеве и простые лошади, а на богатырские лошади пристрашно посмотреть!». Говорит Идол-богатырь «Вели, царь-государь, показать им наши лошади богатырские». Царь велел вывести лошади богатырские. Ведут лошади богатырские 1-ю лошадь ведут Идола богатыря Скоропеевича на 12 чепях на золотых, 2-ю ведут лошадь молода Тугарина Змиевича на 11 чепях сребряных, за теми ведут сорока дву богатырей. А все те кони удалы добре, не по обычею, каликам полюбилися. Издалеча калики увидели, что добры, не по обычею. |
| Одна из русских летописей также сообщает о путешествии сорока новгородских богомольцев в Иерусалим . К этому же времени относится и рассматриваемая былина «Сорок калик со каликою». И у нас есть все основания считать, что движение русских паломников на Святую землю в XII веке приняло массовый характер. Наши «сорок калик со каликою» перед своим дальним странствием принимают очень жесткую аскезу – осознанное и добровольное ограничение всех плотских удовольствий ради достижения своей цели: не воровать, не обманывать, не блудить. Нарушитель принятых обязательств должен быть очень жестоко наказан, но исключительно судом своих соратников. И это не случайно. Ниже мы еще вернемся к этой теме. По дороге каликам встречается князь Владимир и так обращается к паломникам: « Не доехал до калик да он с коня сошел, С коня он сошел да низко кланялся: Уж вы здравствуйте, удалые (выделено мной. – С.А.) добрые молодцы, Уж как все ли калики перехожие, Перехожие калики, переброжие! » . Князь Владимир демонстрирует по отношению к странникам непонятную на первый взгляд, высшую степень уважения, не просто приветствуя калик, но делая это спешившись. Вспоминается, как Сигизмунд Герберштейн - дипломат Священной Римской империи, в своих «Записках о Московии» хвастался, как ему удалось провести своего русского коллегу и хитростью добиться, чтобы московит, при встрече, первым сошел с коня. И хотя те события произошли намного позже нашей истории, в XVI веке, однако, как известно, стереотипы поведения обладают высокой устойчивостью. Почему же правитель Руси так поступил, не побоявшись «уронить» своё достоинство, при встрече, казалось бы, с обычными паломниками? Потому, что это были не обычные странники. Описание их дорогой одежды, имен с отчествами некоторых из них в приветственном слове князя Владимира, а также упоминание певцом былины, что «раньше все они (калики) были 41 богатырь, воевали, а потом пошли покаяться» , говорит о том, что эти витязи в свое время были «княжими мужами» и принадлежали к княжеской дружине - опоре и надежде русских князей. А статус воина-дружинника на Руси был очень высок. |
| Говорит Дворянин Залешанин «Сверху, государь, не мотчи сметить и усмотрить, и как, государь-царь, сметим, и мы тебе, государю, скажем про наших богатырей и про коней, и их храбрость окажем». И царь повелел им вытти. Пошли калики вон от царя лошадей смотреть. И как будут посреди двора царева и лошадей, взговорили богатыри промеж собою такову пословицу: «Смотрите, государи товарищи, коней, да высматривайте гораздо, было бы нам, что про наших коней царю сказати!» «А уж ли 538 , калики, высмотрели?». Взговорят калики: «Теперво, государь, высмотрили». Взговорит Илья Муромец своим товарищем «Теперво нам, братцы, строка пришла 539 . Отьимайте лошади богатырские, убейте татар без милости, садитеся на кони без седел, на кони богатырския, на добрыя!». Пришли богатыри к конем. Не птички соловьи рано в дуброве просвистали, свиснули, гаркнули богатыри богатырским голосом, да свиснули палицы булатные у Ильи Муромца с товарищи, послетали головы татарския! Отнели себе по добру коню и, всед на кони, прочь из града поехали до Смугры-реки. Добрых коней един у царя остался на дворе, и тот Алеше Поповичу. Воротился Алеша пеш во Царьгород, а коня покинул на Смугре-реке. Да говорит Алеша Попович Костантину таково слово: «Потому мы, царь, у тебя лошади не все емлем, что хотим мы с твоими богатыри в чистом поле свидетися и их прытость увидети. И будем мы опять с твоими богатыри во Цареграде». И изговоря Алеша, поехали богатыри к Смугре-реке. Да кладут на себя доспехи крепкия и всю сбрую богатырскую, емлют с собою палицы булатныя и копья вострыя. Ажно скачут из Царяграда богатыри с великою поганою силою татарскою. Говорит Алеша Попович «Государи мои товарищи! Потерпите малехонько, дайте мне поправить свое сердце богатырское!». Богатырское сердце нестерпчиво, хочет и последнюю орду побити, похвалу доспети! Свиснул, крикнул богатырским голосом «Потерпите малехонько, дайте мне теперво с ними одному потравитися! Хочу себе похвалу доспети, чтобы увидел царь Костантин и дошла бы наша похвала до князя Владимира!». |
|
|
