| Сохранилась ещё на арабском языке одна церковная история Х-го века, принадлежащая александрийскому патриарху Евтихию. Это – краткая, сухая и весьма поверхностная история, но сравнительно с другими она подробнее описывает состояние восточных патриаршеств, подпавших власти Арабов. Кроме этих трудов, для ознакомления с греческой христианской историей средних веков, можно указать также на много дополнительных источников. Ряд их представляет вся средневековая церковная литература, очень обширная. Она, главным образом, находится в уже упомянутом собрании Migne’a. В ряду памятников византийской литературы видное место занимают памятники догматико-политические. Первые века истории Византии прошли в спорах православия с ересями; поэтому написана была масса богословских сочинений по поводу ересей, возникавших в византийской империи с V-ro до IX-ro века. Затем, в IX-oм веке начинается ряд политических отношений к западной церкви. Споры с ересями прежде всего встречаются в произведениях знаменитых учителей греческой церкви IV-V вв.: Афанасия Великого , Василия Великого , Григория Богослова , Григория Нисского , Кирилла Иерусалимского (IV в.), Кирилла Александрийского и Феодорита Кирского (V в.). Главным образом, они дают материал для истории борьбы с арианством и несторианством, а также для истории развития самого христианского богословия. В следующие века, когда византийская литература уже становится беднее и слабее, всё-таки появляются новые политические сочинения: в VII в. – Максима Исповедника , Софрония Иерусалимского , Анастасия Синаита ; в VIII в. – Иоанна Дамаскина , Феодора Студита , патриархов: Германа, Тарасия и Никифора; в IX в. – патриарха Фотия. С IX в. идёт ряд писаний против церкви латинской. К XI-XII вв. относятся труды Никиты Пектората, Евставтия Никейского; к XIV в. – Григория Паламы и Николая Кавасилы ; к XV в. – Марка Ефресского, Схолария Геннадия, Сильвестра Саратулы. Но в греческой литературе существует также такое богословское направление, которое хотело не только смягчить, но и оправдать латинские нововведения. Это – особенно писания греческих богословов XIV в. после так называемой Лионской унии: Иоанна Векха, Иоанна Калики, Георгия Метохита и др. |
| Становится заметным большее влияние на общество архиепископов (святителей Моисея , Василия Калики , Алексия ), они начинают выступать не только как исполнители воли новгородского политического большинства, но и как самостоятельные фигуры, влияющие на общественные настроения и устремления, проводящие внешнюю политику, согласованную с политической элитой Новгорода. Растущая роль архиепископа в жизни Новгородского гос-ва обуславливалась в т. ч. ставшим постоянным с 20-х гг. XIV в. отсутствием в Новгороде князя (вел. кн. Владимирского), присылавшего в Новгород своих наместников. Боярское правительство Новгорода (посадники и тысяцкие, число которых для разных периодов новгородской истории варьировалось) собиралось на Владычном дворе у архиепископа. В 1413 г. Новгород посетил бургундский рыцарь Г. де Ланноа, оставивший обстоятельное и достоверное описание города. Путешественник отметил, что «это свободный город, имеющий общинное управление», в то же время «епископ является как бы их государем (souverain)» (цит. по: Мунд С. Описание Новгорода и Пскова в мемуарах «Voyages et Ambassades» рыцаря Гильбера де Ланноа (1413)//ДРВМ. 2002. 1(7). С. 49). Внешнеполитическое значение Софийской кафедры еще более возросло в связи с ростом ее влияния в Новгородском гос-ве в последние 2 столетия его существования. Дипломатическая деятельность Новгородских архиереев в XIV-XV вв. продолжала быть активной. Так, архиеп. Давид неоднократно вел самостоятельные переговоры с кн. мч. Михаилом Ярославичем, отстаивая новгородские интересы (1311, 1312, 1317). С вел. кн. Иоанном I Даниловичем Калитой в 1333 г. вел переговоры в Переяславле Залесском и в 1335 г. в Новгороде свт. Василий Калика, в результате чего было заключено мирное соглашение. В 1340 г., при вел. кн. Симеоне Иоанновиче Гордом, тот же архиепископ в Торжке способствовал урегулированию московско-новгородского конфликта о «черном боре» (новгородской дани в Орду). В 1380 г. Новгородский свт. Алексий, возглавивший новгородскую делегацию, заключил с блгв. |
| текстом, содержащим призыв Христа веровать в свет и быть сынами света (Ин 12. 35-36); выбор этого текста, вероятно, подчеркивал не только следование завету Спасителя, но и исповедание истинной веры. Те же идеи передает пространная молитвенная надпись на большей части полей (опубл.: Иконы Успенского собора. 2007. С. 200-201; Преображенский. 2010. С. 296-297); она относится к 1700 г., но явно повторяет более ранний текст, который был воспроизведен на несохранившемся «окладе по полям чеканном со словами» (Описи. 1876. Стб. 301, 400, 588; Голубцов. Чиновники Московские. С. 245). Одним из доказательств древности надписи служит способ ее размещения, характерный для вкладных и гимнографических текстов на визант. иконах и произведениях прикладного искусства: с разделением на длинные и короткие строки, заполнением всех полей, кроме нижнего и нижней части правого; первоначальная надпись могла занимать все поля или дополняться на нижнем поле вкладным «летописцем», вероятно утраченным при поновлении 1700 г. или ранее. Содержание текста, начало к-рого напоминает текст исповедания истинной веры в духовной грамоте К. 1406 г., его выразительность и изощренность позволяют включить надпись в корпус лит. произведений митрополита (подробнее см.: Преображенский. 2001; Он же. 2010. С. 297-305). Частично ее текст почти дословно совпадает с текстом молитвы свт. Василия (Калики), архиеп. Новгородского, рядом с его изображением у подножия тронного образа Иисуса Христа на валике Васильевских врат новгородского Софийского собора (1335/36, Покровский (Троицкий) собор, г. Александров). Икона «Спас митрополита Киприана», очевидно, была создана после утверждения К. на митрополичьем престоле в 1390 г. и до его кончины (сент. 1406). Возможно, ее исполнил балканский или греч. живописец. Учитывая размеры иконы, насыщенность программы и обилие текстов, можно предположить, что она предназначалась для одного из митрополичьих Успенских соборов - владимирского или московского. Согласно надписи на правом и нижнем полях, дополнившей первоначальный текст молитвы, образ Спаса вместе с образом Пресв. |
| Христос Пантократор. Фреска ц. Преображения Господня (Спаса) на Ильине ул. 1378 г. Мастер Феофан Грек Христос Пантократор. Фреска ц. Преображения Господня (Спаса) на Ильине ул. 1378 г. Мастер Феофан Грек В XIV-XV вв. расцвета и могущества достигает Новгородская архиепископия, владыки являлись одними из главных заказчиков произведений живописи. Круг ктиторов стал включать представителей городского населения - посадников, купцов, бояр, а также целые общины уличан, жителей улиц и городских районов. Происходит восстановление тесных контактов Новгорода с Византией и слав. гос-вами Балкан. Стилистические новшества палеологовской эпохи на Руси встраиваются в искусство и культуру Новгорода благодаря приезжим мастерам, а также паломничествам новгородцев в К-поль, на Афон, к др. св. местам. Вместе с тем архиепископы Моисей и Василий Калика активно развивают идею самостоятельности Новгорода, поддерживая почитание святынь, в т. ч. местночтимых. В новгородском искусстве происходит сплав визант. влияний с местной традицией. Продолжает существовать и искусство архаического, народного характера. Особенно ярко эти 2 направления проявили себя в настенной живописи, к-рая в XIV в. вновь заняла ведущую позицию среди др. видов изобразительного искусства. С кон. XIII в. основным типом церковного здания становится небольшой одноапсидный храм. Это сказывается и на иконографической программе, из к-рой исчезает цикл, посвященный св. Иоанну Предтече. Количество регистров в настенной росписи увеличивается, масштаб изображений уменьшается. Основными циклами в наосе остаются Богородичный и праздничный, появляются многочисленные символические сцены, лит. источники к-рых - ВЗ, жития святых, Пролог, Патерик. Из летописей известно, что в 1338-1340 гг. по заказу архиеп. Василия Калики грек Исаия расписал ц. в честь Входа Господня в Иерусалим в новгородском Детинце (многочисленные фрагменты стенописи были обнаружены в ходе археологических работ 10-х гг. XXI в.). Стилистическое разнообразие монументальных ансамблей 2-й пол. |
| Четвертое по важности место в городском управлении занимал епископ. С XII века он носил титул «архиепископа». В византийской церкви этот титул обычно принадлежал «автокефальным» иерархам, которые подчинялись не митрополиту, а непосредственно патриарху. Хотя новгородский архиерей никогда не назывался «автокефальным», его избирали совсем иначе, нежели других епископов: отчасти новгородский обычай совпадал с законодательством Юстиниана, согласно которому собрание местного духовенства и знатных горожан должно выбирать трех кандидатов на свободный престол. Однако Юстиниан даровал митрополиту право, если речь шла о подчиненных ему епископах, избирать и рукополагать одного из трех представленных кандидатов, а новгородский епископ избирался по жребию, так что митрополит практически не имел голоса при избрании, если не считать теоретического права отказать в поставлении избранного кандидата. Впрочем, новгородский архиепископ никогда не имел права добиваться поставления от константинопольского патриарха, а следовательно никогда не был истинно «автокефальным» архиереем. В XIV веке между митрополитом и архиепископом часто возникали трения, особенно, когда Новгород мог к своей выгоде использовать угрозу раскола митрополии. Примером такого скрытого конфликта могут служить противоречивые сведения относительно хиротонии Василия Калики (25 авг. 1331 г.), содержащиеся, с одной стороны, в официальном греческом реестре митрополита Феогноста, а с другой — в Новгородской летописи. Согласно реестру, избрание и хиротония совершались так же, как и в других случаях, когда собор епископов избирал трех кандидатов. Этот источник позволяет предположить, что митрополит не признавал привилегий новгородского архиепископа. Однако Новгородская летопись повествует о том, что после отречения архиепископа Моисея Новгород восемь месяцев оставался без епископа, «и много гадавше новгородцы, и возлюбиша весь Новгород от мала и до велика, игумени и Попове Богом назнаменана Григория Калику, мужа добра, кротка и смирена… и пострижеся в святый ангельский образ, месяца генваря, и наречен был именем Василий, и посадиша и в владычне дворе, дондеже пошлют к митрополиту». |
| (это, конечно, «Повести Пафнутия»), придающих видениям рая «уже… аллегорический смысл». Итак, заключает Тихонравов, «сомнения в существовании земного рая растут, и то, что в XIV веке было в глазах новгородского владыки (Василия Калики, выступившего против тверского владыки Федора, поскольку тот отрицал земное существование рая. — А. К.) ересью… то в XVII веке выражается сатирическою пословицею: «Новгородский рай нашел!« . Замыкает круг «Повесть о бражнике». Среди характеристик «Повести о бражнике» как явления общественной мысли мы отдаем предпочтение характеристике, предложенной Тнхонравовым: «Повесть о бражнике» пародирует древние сказания этого цикла; она проводит мысль, что жизнь не должна быть бичеванием плоти, что материя имеет свои неотъемлемые права. В новозаветных святых, апостолах, евангелистах бражник открывает человеческие увлечения, не помешавшие им достигнуть рая… Евангелисту, который замыкает веселому гуляке врата рая, этот «миролюбец» (пользуемся выражением Максима Грека), «плотолюбец, толстое телище» (как называет Аввакум никониян) говорит: «Выдери из Евангелия тот лист, где написано: любите друг друга». В складе понятий бражника не выражается ли окрепшее направление новой исторической эпохи?.. Не высказывается ли в бражнике человек, созревший для реформы и готовый встретить ее горячим сочувствием? Нет ли, наконец, в этом новом литературном типе XVII века черт, которые роднят его с великим двигателем этой реформы? Как много исторических перемен должно было совершиться в народном быту и общественном сознании, что на месте «Хождения Богородицы по мукам» стала «Притча о бражнике»!« " Тихонравов имел в виду реформы петровские. Он писал о новом периоде в истории литературы всегда в связях с историей общественной мысли. Оправдан и перспективен вопрос, поставленный Тихонраво- вым: «Не высказывается ли в бражнике человек, созревший для реформы и готовый встретить ее горячим сочувствием?» Иными словами, не отражают ли явления русской духовной культуры первой четверти XVII в. вступление в историческую действительность поколений людей, расторгнувших «связь времен», однако не более чем требовало высвобождение элементов нового развития, новых идейных ценностей и ценностных ориентаций. Тихонравов не входил в глубинную суть обще- ственно–экономических процессов, которым были более или менее синхронны подмеченные им явления нового идейно–культурного развития. Тех же представителей дореволюционной исторической науки, которые изучали социально–политическую борьбу этого периода, не очень интересовали сюжеты, составлявшие прямую область истории литературы, вообще духовной культуры. |
| XII в. по новым археол. мат-лам//ДРИ. 2002. [Вып.:] Русь и страны визант. мира, XII в. С. 270–288; он же. О древнерус. архитектуре: Избр. тр. СПб., 2012; Соленикова Е. В. Закладные кресты в архитектуре Северо-Запада России. СПб., 1996; Кузьмина Н. Н., Филиппова Л. А. Крепостные сооружения Новгорода Великого. СПб., 1997, 2012 2 ; Кузьмина Н. Н., Секретарь Л. А. Деревяницкий Воскресенский мон-рь: (История строительства, архитектуры, реставрации)//НИС. 1999. Вып. 7(17). С. 226–244; Петров Д. А. Проблемы исторической топографии Новгорода. М., 1999. (Архив архитектуры; 10. Новгородские древности; 4); Антипов И. В. Древнерус. архитектура 2-й пол. XIII – 1-й трети XIV в.: Кат. памятников. СПб., 2000; он же. Новгородская архитектура времени архиепископов Евфимия II и Ионы Отенского. М., 2009; он же. Новгородская архитектура времени архиеп. Василия Калики: Основные проблемы изучения//Вестн. С.-Петербургского ун-та. Сер. 2: История. 2012. Вып. 3.С. 95–104; Новоселов Н. В. От Благовещения до Благовещения: Строительное производство Новгородской земли в период сложения местной архитектурной школы. СПб., 2002; Сарабьянов В. Д. Помещения 2-го этажа в древнерус. церквах, их функция и иконография//В созвездии Льва: Сб. ст. по древнерус. искусству в честь Л. И. Лифшица. М., 2014. С. 396–439; Чукова Т. А. Алтарь древнерус. храма кон. Х – 1-й трети XIII в. СПб., 2004; Богослов на Витке: История и возрождение старообр. храма в Вел. Новгороде. Новг., 2006; Красноречьев Л. Е., Секретарь Л. А. К истории строительства, архитектуры и реставрации каменных храмов бывшего Воскресенского Мячинского мон-ря//НИС. 2006. Вып. 10(20). С. 96–121; Вел. Новгород: История и культура IX–XVII вв.: Энцикл. слов. СПб., 2007; История рус. искусства. М., 2007. Т. 1; 2012. Т. 2/1; 2015. Т. 2/2; Торшин Е. Н. Полоцкие строители в Смоленске и Новгороде//Изучение и реставрация памятников древнерус. архитектуры и монументального искусства: Мат-лы науч. конф. памяти архитектора-реставратора Г. М. Штендера. СПб., 2007. |
| Васильевы двери состояли из двух створок, или деревянных половинок, обложенных медными листами, которые исписаны золотыми рисунками по коричневому полю (золотая наводка по меди). На каждой створке были расположены семь рядов изображений (клейма), а каждый ряд был снова поделен на две половинки. Клейма содержали сюжеты трех тематических блоков. В большинстве своем они посвящены новозаветным событиям, три клейма – событиям ветхозаветной истории и три – разным темам, включая «Весы духовные Страшного суда», «Китоврас с царем Соломоном» и, наконец, «Притчу о сладости мира сего» 152 . На интересующем нас клейме изображен человек, спасающийся на дереве от зверей (видимо, рысь, лев и драконы): там он беспечно поедает ягоды, тогда как мыши подгрызают корни дерева. Изображение дополняют три надписи: первые две указывают на мышей как на причины непосредственной будущей гибели человека («белая мышь» и «черная мышь»), а третья дает название всей сцене («в сладость сег мира»). Объясняя появление данного сюжета на клейме Васильевых врат, В. Н. Лазарев допускает две возможности заимствования: либо из лицевой псалтири, либо из иллюстрированной «Повести о Варлааме и Иоасафе», но склоняется к первой [Лазарев, 1953, с. 429]. Мы согласны с ним в этом вопросе (фактов распространения на Руси к XIV в. иллюстрированной повести у нас нет), но нельзя не отметить, что его точка зрения отражает уже пересмотренное в настоящее время положение о наличии здесь лишь одной редакции аполога (см. выше). Хотя ремесленники, работавшие по заказу Василия Калики, видимо, не ставили перед собой задачи прямо иллюстрировать «Притчу о богатых от болгарских книг», удвоение главного зверя на клейме свидетельствует, на наш взгляд, о распространенности в русской художественной среде второй редакции аполога. Общественная мысль Особенно существен для культуролога-медиевиста вопрос о том, какими могли быть рефлексии древнеиндийских, преимущественно буддийских, литературных дидактических реальностей в системе идейных ценностей средневековой Руси. Думается, целесообразно различать место рассмотренных ранее сюжетов в «живом» общественном сознании и в собраниях литературных памятников. |
| за период XI – 1-й половины XII в.: «А се новгородчкыи архиепископы: пръвыи архиепископ Новгородьскыи Аким Корсунянин, Лука, Стефан, Федор, Герман, Никита, Иван Попиан, тъседив 20 лет, отвержеся архиепискупьи; Нифонт» (НПЛ. С. 163). читается, в частности, среди статей, предшествующих Комиссионному списку НПЛмл.: «А се Новгородскыи епископы. Аким Корсунянин бе в иепископстве лета 42; и бе в его место ученик его Ефрем, иже нас учаше. Лука Жидята бысть епископом лет 23; положен за святою Софьею в Новегороде; а преставися, едя с Киева, на Копысе, октоврия месяця в 15. А Стефана в Киеве свои холопе удавишя; бе в иепископьи 8 лет. А Феодора свои пес уяде и с того умре; бе в епископьи лет 9. А Герман преставися в Киеве; бе епископом 18 лет. А Никита преставися месяца генуаря в 30, и положен бысть в Новегороде, в святеи Софии, в пределе святую праведнику Акима и Анны; бе в иепископьи 13 лет. Иван Попьян, седев 20 лет, отвержеся архиепископья; сего не поминают. А Нифонт преставися в Печерьском манастыре, априля в 21; бе епископом 25 лет» (НПЛ. С. 473). Т. В. Гимон опубликовал пространную редакцию по Новороссийскому списку Новгородской четвертой летописи (70–80-х гг. XV в.), содержащему, согласно исследователю, наиболее древний текст; он, однако, не имеет за рассматриваемый здесь период каких-либо существенных отличий от текста Комиссионного списка ( Гимон Т. В. Историописание раннесредневековой Англии и Древней Руси: Сравнительное исследование. М., 2012. С. 598–599; о н же.События XI – начала XII в… С. 607–608). А. С. Хорошев, первый исследователь, посвятивший специальную работу спискам Новгородских владык, обосновал, что ранней их редакцией следует считать именно пространную, составленную в первоначальном виде, по его мнению, между 1325 и 1352 гг. (после кончины архиепископа Давида, но до смерти Василия Калики, которая в тексте не указана) (Хорошев А. С. Летописные списки Новгородских владык//НИС. Вып. 2(12). Л., 1984. С. 127–132). В Комиссионном списке 40-х гг. XV в. перечень был, согласно исследователю, пополнен вплоть до начала XV в. включительно и представляет собой 2-й извод памятника). Среди современных исследователей получила преобладание точка зрения о довольно раннем происхождении начальной части пространной редакции. С. М. Михеев допускает составление списков первых епископов и князей Новгорода уже в конце 1070-х гг., при епископе Германе ( Михеев С. М. Кто писал «Повесть временных лет»? М., 2011. С. 131–133). По Т. В. Гимону, первоначальный список Новгородских владык был составлен между 1095 и 1106 гг., одновременно с первым новгородским летописным сводом ( Гимон Т. В. События XI – начала XII в… С. 606–613, 686). К близкому времени, а именно к 1117 г., относил первоначальную редакцию перечня («летописи Новгородских владык») М. Х. Алешковский ( Алешковский М. Х. Повесть временных лет: Судьба литературного произведения в Древней Руси. М., 1971. С. 119–120). |
| М., 2012. С. 584-703; он же. Для чего писались рус. летописи?: Вторая версия//История: Электр. науч.-образоват. ж. 2012. Вып. 5(13). С. 237-262; он же. Новгородское историописание в правление Василия Калики (1330-1352)//Ист. повествование в Средневек. России: К 450-летию Степенной книги: Мат-лы всерос. конф. М.; СПб., 2014. С. 36-70; idem. (Guimon T. V.). What Events Were Reported by the Old Rus " Chroniclers?//Collegium. Helsinki, 2015. Vol. 17. P. 92-117; Морозов В. В. Лицевой свод в контексте отеч. летописания XVI в. М., 2005; Толочко А. П. Происхождение хронологии Ипатьевского списка Галицко-Волынской летописи//Palaeoslavica. Camb., 2005. Vol. 13. N 1. P. 81-108; он же. Очерки начальной Руси. К.; СПб., 2015; Стависький В. Киïв i киïвське лimonucahhя в XIII ст. К., 2005; Накадзава А. Исследования новгородских и московских летописей XV в. Тояма, 2006; Шайдакова М. Я. Нижегородские летописные памятники XVII в. Н. Новг., 2006; Hristova D. S. Major Textual Boundary of Linguistic Usage in the Galician-Volhynian Chronicle//Russian History. Pittsburg, 2006. Vol. 33. N 2. P. 313-331; Бовтиря А. М. Козацьке icmopionucahhя//Icmopiя украïнського козацтва. К., 2007. Т. 2. С. 250-302; Щавелёв А. С. Слав. легенды о первых князьях: Сравнит.-ист. исслед. моделей власти у славян. М., 2007; Ostrowski D. The Naal " nyj Svod and the Povest " vremennyx let//Russian Linguistics. Dordrecht, 2007. Vol. 31. N 3. P. 269-308; Анисимова Т. В. Сб. хронографический с Рогожским летописцем: (Археогр. описание)//ЛиХ, 2008. М.; СПб., 2008. С. 52-93; Кистерев С. Н. Эпизод истории частного московского летописания XV в.//Там же. С. 152-171; Мат-лы междунар. конф. «Повесть временных лет и начальное летописание»: (Москва, 22-25 окт. 2008 г.)//ДРВМ. 2008. 3(33). С. 5-75; Введенский А. М. Текстологический анализ летописного сказания о крещении Новгорода//ТОДРЛ. 2009. Т. 60. С. 267-280; Вилкул Т. Л. Люди и князь в древнерус. летописях сер. XI-XIII вв. М., 2009; она же (Biлkyл Т. Л.). Лimonuc i хронограф: Cmyдiï з домонгольського киïвського лimonucahhя. |
|
|
