«В Паремии именуются 4 рекы идуть из рая – Тигр, Нил,. Фисон, Ефрат со встока, Нил же под Египтом, ловять на нем и силолои, течет же с высокых гор, иеже суть от земля и до небеси, а место непроходимо есть человеком, а верху его рахмане живуть. А се, брае, в Прилозе всем явлено есть, в чюдесех святаго архаггела Михаила, что взмяи праведнаго Еноха, посади его в честном раю. И се Илия святый в рай же седить, находил его и Агапей святый и часть хлеба взял. А святый Макарий за 20 поприщь жил от святаго рая. А Ефросим святый был в раю, и три яблока принесл из рая, и дал игумену своему Василию, от них же исцелениа многа быша» [Памятники древней Руси, 1981, с. 44]. Как можно судить по этому отрывку, Василий обнаруживает очень неплохое знание хронографической «Александрии» и рассказа Палладия – отсюда соотнесение рахманов с земным раем. Примечательно, правда, что рахмане у него соотносятся не с Гангом, а с египетским Нилом, который в средневековой культуре также рассматривался как эквивалент библейского Фисона (см. гл. 9). Тем не менее основной мотив рахманской темы русских памятников – их связь с земным раем – в «Послании» воспроизводится. О начитанности же Василия Калики в отреченной литературе свидетельствует появление у него еще одного «райского жителя», блаженного Макария Римского. Это указывает на непосредственную утилизацию «Хожения трех иноков» к старцу Макарию, живущему в 20 поприщах от рая, и, помимо прочего, на достаточно широкую распространенность данной книги в русской культуре уже в XIV в. Но известно, что путь к Макарию лежал также через Индию (см. гл. 7). Таким образом, в «Послании» обнаруживается попытка некоей гармонизации различных сведений о земном рае, важное место в которых занимают древнеиндийские реалии книг александрийского цикла. Через «Послание» тема рахманов распространялась в Софийской (первой) и Воскресенской летописях, включавших его текст (под 1347 г.). По поводу заимствованиия совсем другой древнеиндийской реалии – из «Слова о законе и благодати» – допустимо говорить в связи с текстом слова «О житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русьскаго» (XIV – XV вв.). Увлеченный панегирист сравнивает Дмитрия Донского с ветхозаветными праведниками Адамом , Сифом, Енохом, Ноем и Авраамом (он, по мнению автора, всех их превзошел), а затем, словно позабыв о великом князе Владимире, – с апостолами всех стран. Русская земля хвалит Дмитрия, подобно тому как Римская – Петра и Павла, Азийская – Иоанна Богослова, а Индийская – апостола Фому [Памятники древней Руси, 1981, с. 226].

http://azbyka.ru/otechnik/Zhitija_svjaty...

В свете ареопагитской семантики зеленого цвета правый ангел на клейме «Троица» иконы «Архангел Михаил с деяниями» также облачен преп. Андреем Рублевым в зеленый гиматий, на фоне которого отчетливо отчетливо выделяется крест навершия его красного посоха, не оставляющий никакого сомнения в идентификации этого ангела со Спасителем (на посохах двух других ангелов нет креста в навершии; в свое время на данную особенность обратил внимание Н. Грешный, комментируя изображение серебряной позолоченной ризы XVIII в. на рублевской «Троице» (Greschny N. L’icône de la Trinité d’André Roublev. Nouan le Fuzelier, 1986. P. 62). Пристальное внимание к творениям сщмч. Дионисия Ареопагита во время борьбы с антитринитарной ересью, которую пришлось вести митрополиту Киприану и по его благословению иконописцу преп. Андрею Рублеву, в значительной степени было продиктовано тем, что именно этот богословский корпус рекомендовал для борьбы с ересью св. равноап. Кирилл (Константин), учитель Словенский: « Если бы святые, а именно наши первые наставники, которые с трудом и как бы дубиной обезглавливали еретиков, располагали написанным Дионисием, то, без сомнения, они рубили бы их острым мечем…тогда они значительно легче, действеннее и быстрее заставили бы замолчать тех, чьи рты они заграждали с большим трудом и значительно медленней» (Monumenta Germaniae Historica. Epistolarum tomus VII. Karolini aevi V. Berlin, 1928. P. 433). Опираясь на традиции новгородского архиепископа Василия Калики по борьбе с антитринитарной ересью «жидовствующих» стригольников в начале XIV века, митрополит Киприан благословил распространение новой иконографии Живоначальной Троицы. С этим новым иконографическим изводом ему довелось познакомиться на Святой Горе Афон, где к тому времени получило известность изображение Живоначальной Троицы над двойным портретом Иоанна VI Кантакузина, заказавшего в 1375 г. данную миниатюру для украшения рукописи (Парижская Национальная библиотека, cod. 1242) своих богословских сочинений (Spatharakis I.

http://ruskline.ru/analitika/2006/11/23/...

В составе вещевой коллекции Троицкого раскопа немало уникальных находок: 2 монетных клада (западноевроп. серебряные монеты 1-й трети XI в. и араб. Монеты-дирхемы 1-й трети X в.), печать Ярослава (Георгия) Владимировича Мудрого, изделия прикладного искусства X–XIV вв., коллекция музыкальных инструментов, в т. ч. древнейшие гусли XI в., и мн. др. Беспрецедентным стало открытие в 2000 г. древнейшей сохранившейся слав. Книги-кодекса — Новгородской Псалтири рубежа Х и XI вв. В 2008–2010 гг. археологи исследовали территорию Детинца и находящегося в нем Владычного двора (см.: Новгородский Детинец и Владычный двор. 2017). В 2005 г. начато изучение подводных остатков Великого моста через р. Волхов (известен с 30-х гг. XII в.) (Степанов А. В., Трояновский С. В. Мостостроение средневек. Новгорода по ист. и археол. источникам//Археология древнерус. города XI–XV вв.: Проблемы источниковедения, становления государственности и культурогенеза. Рязань, 2011. С. 65–67; они же. Новейшие подводно-археол. исследования новгородского Великого моста//Тр. III (XIX) Всерос. археол. съезда. СПб.; М.; Вел. Новг., 2011. Т. 2. С. 187–189). Одновременно с исследованиями культурного слоя Новгорода регулярно велись архитектурно-археологические исследования новгородских храмов. Первые такие раскопки были проведены в 1933–1934 гг. М. К. Каргером в Георгиевском соборе Юрьева монастыря. В 1945–1947 гг. А. Л. Монгайт, вскрыв полы Софийского собора, обнаружил не только первоначальный пол XI в., но и фрески XII в., а также предположительно погребение свт. Василия Калики. В 1946–1955 гг. Каргер продолжил раскопки в Софийском соборе. В 60–80-х гг. проводились архитектурные исследования многих новгородских храмов. В 1966 г. Каргер впервые произвел раскопки руинированной ц. Благовещения на городище XIV в., а в 1969 г. исследовал нартекс Николо-Дворищенского собора и вел раскопки у ц. Андрея Стратилата в Кремле. Ведущий архитектор-реставратор Новгорода Г. М. Штендер в 1974 г. выявил фундаменты кон. XII в. и кон. XIII в. ц. Феодора Стратилата на Щиркове ул.

http://sedmitza.ru/lib/text/8742738/

вел. кн. Димитрием Донским договор «на всей старине новгородчкой» (НПЛ. С. 376), а в 1386 г. возглавил новгородское посольство к тому же князю, войска которого наступали на Новгород. Архиеп. свт. Евфимий II неоднократно от лица Новгорода вел успешные переговоры с Московским вел. кн. Василием II Васильевичем Тёмным (1441, 1456). В XV в. расширяется география архипастырских поездок. Архиеп. Симеон в 1419 г. совершил пастырский визит в Корельскую землю (ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. С. 426) - 1-й такого рода в истории Новгородской епархии, если не считать традиц. «подъездов» во Псков (см. о них ниже). В авг. 1445 г. свт. Евфимий II ездил в Заволочье, незадолго до того подвергшееся нападению шведов, «благословити новгорочкую вотчину, и свою архиепископью, и своих детеи» (ПСРЛ. Т. 16. Стб. 188; НПЛ. С. 426-427). В XIV-XV вв. Новгородские архиепископы нередко осуществляют общее руководство как церковным, так и светским строительством на территории Новгородской епархии. Показательна деятельность свт. Василия Калики в 30-х - нач. 50-х гг. XIV в., когда на выделяемые владыкой средства из Софийской казны ведется строительство оборонительных сооружений в Новгороде, Пскове и Орешке; использование этих средств для общегос. нужд ранее не было свойственно Новгородским владыкам и указывает на большую значимость фигуры архиерея, чем прежде. Активное строительство в Новгороде велось при участии владык и позднее, особенно масштабной была деятельность в XV в. святителей Евфимия II Вяжицкого и Ионы . О росте авторитета архиепископа также свидетельствует более частое, чем раньше, участие владыки в примирении враждующих партий, обычно представляющих ту или иную сторону, один из концов Новгорода или их сочетания (1343, 1360, 1418 гг. и др.) (см.: Флоря Б. Н. Обществ. мысль Древней Руси XIII-XIV вв.//Обществ. мысль в России и других славянских странах в эпоху развитого средневековья. М., 2014. С. 43-44). Как пишет П. В. Лукин, «в Новгороде сакральный «символический капитал»… использовался владыками при улаживании внутриполитических конфликтов, которые не могли быть разрешены жесткой административной властью, не существовавшей там» ( Лукин П.

http://pravenc.ru/text/2577765.html

Владимира. В таком случае стена или башня, на к-рой стоит свт. Максим, могла быть обобщенным изображением кафедрального города, охраняемого Богоматерью по молитвам святителя. С этой трактовкой иконы согласуются особенности изображения фигуры Богоматери, напоминающей о гимнографическом образе «непоколебимого столпа Церкви» (Акафист, икос 12), а также о хорошо известном во Владимире защитном аспекте почитания ризы Пресв. Богородицы (см. об этом: Там же. С. 235). К моменту создания по заказу свт. Максима М. и. в офиц. искусстве палеологовской Византии был известен сходный мотив: фигура Богоматери «Оранта» в окружении крепостных стен К-поля присутствует уже на золотых иперпирах Михаила VIII и Андроника II, причем в обоих случаях сочетается с изображением императора, преклоняющего колени перед Христом (др. сторона монеты). М. и. примечательна не только как древнейшая сохранившаяся русская икона с изображением заказчика, но и как самый ранний пример донаторских портретов рус. архиереев и др. духовных лиц, к-рые, видимо, получили довольно широкое распространение в XIV-XV вв. и потеснили господствовавшие в домонг. период изображения князей. Она открывает серию прижизненных вотивных портретов всероссийских митрополитов и Новгородских архиепископов: они показаны в меньшем масштабе предстоящими или припадающими к ногам Иисуса Христа или Богоматери. Подобные изображения, по-видимому чаще всего помещавшиеся на иконах и иногда на храмовых вратах, сопровождались пространными молитвенными надписями от лица заказчика, к-рые вместе с его позой служили указанием на смирение и правоверие архиерея, воспринимавшиеся как признаки легитимности его духовной власти и богоугодности его деяний ( Преображенский. 2001). Прошение, обращенное к Пресв. Богородице о ходатайстве за архиерея-донатора, сближает М. и. с изображением Новгородского архиеп. Василия Калики на Васильевских вратах 1336 г. (Троицкий собор в Александрове), где архиеп. Василий представлен в молении Спасителю на престоле, но его молитва обращена к Богоматери («...и ходатаицю тя имея к Сыну твоему»).

http://pravenc.ru/text/2561688.html

Из Новгорода была вывезена владычная казна, из собора Святой Софии взяты иконы и церковная утварь, которые должны были украсить храмы в опричной резиденции царя — Александровой слободе. Вместе с опричным дворецким Львом Андреевичем Салтыковым изъятием руководил духовник царя, благовещенский протопоп Евстафий, некогда говоривший «речи неподобныя» о митрополите Филиппе. До сих пор Успенский собор в городе Александрове — преемнике Александровой слободы — украшают медные врата — выдающийся памятник древнерусского прикладного искусства. Они были изготовлены в 1336 году для Софийского собора по заказу новгородского архиепископа Василия Калики. 8 этой связи Таубе и Крузе впоследствии с некоторым удивлением писали: царь велел в Слободе «во искупление своих грехов построить две большие каменные церкви и наполнить их знаменитыми иконами, колоколами и другим, так что у всех составилось мнение, и он сам так думал, что ему прощены все грехи Господом Богом». Дворяне — протестанты — не понимали логики действий и размышлений царя. Для них новгородский заговор был актом политической измены, попыткой перехода под власть иного государя. Иначе выглядело дело с точки зрения царя: это был прежде всего акт отступничества от веры, попытка перехода под власть правителя «латинян» и еретиков, у которых от христианства осталось только имя. Изъять святыни из рук людей, осквернивших себя замыслами отделения от «святой земли» и общением с еретиками, и взять их под собственную защиту было с точки зрения царя в высшей степени богоугодным поступком. Царь нашел и иной способ наказания «Дома Святой Софии»: издавна входившие в состав новгородской епархии обширные земли на русском Севере были отписаны от новгородской кафедры и переданы вологодско-пермской епископии. По приказу царя в Вологде строился огромный каменный Софийский собор, который Иван IV явно противопоставлял новгородскому кафедральному храму. 9 января на Городище начался суд над арестованными и другими людьми, заподозренными в измене. «Царь и великий князь сед на судище и повеле приводити из Великаго Новагорода владычних бояр, и служилых детей боярских, и гостей, и всяких городцких и приказных людей, и жены, и дети, и повеле перед собою люте мучити».

http://sedmitza.ru/lib/text/438959/

Куханова и в представленном им объеме должно быть признано вполне отвечающим своей цели». 26) О сочинении студента Ленчинского Ивана на тему: «Древнерусское паломничество по былинам». а) Ординарного профессора С. И. Смирнова: «Небольшое по размерам (195 стр.) сочинение г. Ленчинского распадается на следующие части: Введение, I Русские калики древнего времени и их паломничество, II Отношение к паломничеству церкви, III Паломники былин как исторические лица: а) былина о 40 каликах с каликой, б) Василий Буслаевич, в) былина «Калика – богатырь». По своему содержанию сочинение представляет интересный очерк, не лишенный достоинств. Автор основательно изучил источники темы не только былины, но и паломничью специально письменность и данные других источников, относящиеся к тому же явлению древности. Это внимательное отношение к первоисточникам дало возможность автору извлечь из них свежий материал и высказать ряд удачных соображений и мыслей. Литература о паломничестве также достаточно известна г. Ленчинскому. К недостаткам работы надо отнести прежде всего пропуски. Автору остался неизвестным любопытный памятник – «Богатырское слово», изданное Е. В. Барсовым . Затем недочеты в плане: гл. II – Отношение к паломничеству —283— церкви – написана довольно беспорядочно и озаглавлена не совсем точно. Спорны или прямо неверны следующие положения автора: будто церковь наша боролась с паломничеством не только в XII в., но и позднее (для последнего утверждения нет оснований) – стр. 134; рискованно сближение калик с скоморохами (8–9); термином «калика» автор пользуется, не всегда отдавая себе твердый отчет в его значениях (13); сближение Василия Буслаева с архиеп. Новгородским Василием едва ли удачно. Наконец, язык автора не всегда складен (2, 44, 51). Он воспользовался при изучении источников доступными ему научными пособиями; апокрифическими памятниками пользовался даже и в рукописи (Синод. Б-ки 435). Для исторического освещения суда над Господом Иисусом Христом автор дает описание еврейского уголовного процесса (гл.

http://azbyka.ru/otechnik/pravoslavnye-z...

М. А. Шибаев Почитание Вскоре после кончины Е. по заказу Новгородского архиеп. св. Ионы Пахомий Логофет написал Житие святителя, что свидетельствует о раннем начале его местного почитания. Житие известно в немногочисленных списках XVI-XVII вв. Источниками агиографу послужили воспоминания людей, лично знавших Е. Хронологический порядок изложения отличается неточностью; в то же время, по замечанию В. О. Ключевского , Житие Е. «обильно фактами... передает много живых биографических черт» ( Ключевский. Древнерусские жития. С. 156). Первоначальная редакция, по мнению В. М. Яблонского, была написана до 1464 г., когда Пахомий покинул Вел. Новгород, она включала описание 5 чудес и заканчивалась Похвалой святителю. Неск. позже др. автор добавил рассказ еще об одном чуде (в таком виде Житие было включено в ВМЧ), впосл. были присоединены описания еще 5 чудес. 2-я редакция по классификации Яблонского написана позднее с использованием помимо редакции Пахомия летописного материала. Ее особенностью является отсутствие рассказов о чудесах. Рака над местом погребения свт. Евфимия II в Никольском соборе Вяжищского мон-ря. Фотография. 2007 г. Рака над местом погребения свт. Евфимия II в Никольском соборе Вяжищского мон-ря. Фотография. 2007 г. Особое краткое Житие Е. помещено под 10 марта в Стишном Прологе на март-авг., 1-й четв. XVI в. псковского происхождения (Рим. Б-ка Восточного папского ин-та. Слав. 5. Л. 3 об.- 4; о рукописи см.: Турилов А. А. Рец.: Джурова А., Станчев К. Описание славянских рукописей Папского Восточного института в Риме. Roma, 1997//Славяноведение. 2002. 4. С. 120-122; он же. К ранней истории общерус. почитания прп. Евфимия Суздальского//Суздальский Спасо-Евфимиев монастырь в истории и культуре России. Владимир; Суздаль, 2003. С. 21-24). Подобно большинству других русских житий в составе этой рукописи (свт. Василия Калики, прп. Евфимия Суздальского и др.) текст уникален. Притом что это Житие в силу компилятивного характера лишено значения исторического источника, факт его создания свидетельствует о распространении почитания Е.

http://pravenc.ru/text/187753.html

Межову просматриваются настроения, явно навеянные славянофильскими идеями. И.М. Сибиряков подчеркивает формализм «просвещенного» общества в отношении к церковной традиции: в образованной среде, еще соблюдающей внешний обряд, он становится пустой оболочкой, лишенной живого чувства, так как не пронизан духом веры. То доброе зерно веры, которое с детства было в душе, и которое получило свое дальнейшее благодатное развитие в практике благотворения, вошло в явное противоречие с внешней образованностью, постулаты которой все больше выдавали свою духовную несостоятельность. Применив к И.М. Сибирякову слова И.В. Киреевского, отнесенные им к России, и слегка их перефразировав, можно сказать, что «русская особенность» в Иннокентии Михайловиче спаслась от возможности «быть задушена западным просвещением», «прежде чем ложное направление Запада» взяло над ней верх т. 2, с. 288]. Возвращение «домой» оказалось для Иннокентия Сибирякова одновременно и обретением Истины, которую он столько лет искал и которую обрел в Православии. Из потребности постижения духовных основ Православия и усвоения живого опыта церковной жизни естественно вытекала потребность паломничества по монастырям и святым местам Руси, которые и начинает совершать Иннокентий Сибиряков. В 1890 г., когда он приехал из-за границы и поселился в квартире на Гороховой улице, его часто стали видеть в столичных храмах и паломником местных и окрестных монастырей c. 167]. Это было время, когда по Руси еще бродили от монастыря к монастырю многочисленные богомольцы, «калики», странствующие искатели Бога, которыми на протяжении многих веков была полна Святая Русь, столь талантливо изображенная в книгах Ивана Шмелева, Василия Никифорова-Волгина, Бориса Зайцева и других православных писателей. Монастыри продолжали оставаться «духовным сердцем России» (И.В. Киреевский), за что в «прогрессивной» печати их подвергали неистовым по накалу злобы нападкам. В «святых зародышах несбывшихся университетов», как называл монастыри Иван Васильевич Киреевский, получал образование простой русский народ .

http://azbyka.ru/fiction/blagotvoritel-i...

Митр. Московский Филипп I также в 1467 г. запрещал новгородцам отнимать вклады в дом Св. Софии и в мон-ри (ПДРКП. Стб. 713-722. 101; РФА. 2008. С. 77-81. 1). Очевидно, что эти грамоты были составлены в результате определенных усилий Новгородских владык, в т. ч. во время визита Новгородского свт. Ионы в Москву в 1463 г. Первое упоминание о Владычном дворе в Новгороде относится к 1136 г., когда новгородцы держали там под арестом блгв. кн. Всеволода (Гавриила) Мстиславича. В 1211 г. на архиепископском дворе свт. Антоний поставил ц. прп. Антония Великого на месте палаты архиеп. Митрофана. Раскопки на территории Владычного двора в Детинце показали, что археологически церковь фиксируется только с 1-й пол. XIV в. к западу от Софийского собора. Остается дискуссионным вопрос, находился ли Владычный двор изначально в сев.-зап. части Детинца, где обнаружены его следы XIV-XV вв. (Новгородский детинец и Владычный двор. 2017. С. 236; Гордиенко Э. А. Владычный (митрополичий) двор//Вел. Новгород: История и культура IX-XVII вв.: Энцикл. слов. СПб., 2009. С. 121-124). Во 2-й четв. XIV - 1-й четв. XV в. идет активное развитие Владычного двора. При свт. Василии Калике в 40-х гг. XIV в. происходит его перепланировка (после того как он и Софийский собор пострадали от пожара 1341 г.), на нем ведется каменное строительство - возводятся терем и каменная палата (40-е - нач. 50-х гг. XIV в.), его территория благоустраивается (появляются деревянные настилы) ( Трояновский С. В., Тарабардина О. А. Археол. свидетельства строительной активности Василия Калики в новгородском Детинце//Новгород и Новгородская земля: История и археология. Вел. Новг., 2004. Вып. 18. С. 342-356; Антипов. 2015). При свт. Алексии строится владычная ц. Рождества «на сенех» (1362). После пожара 1432 г., в 30-50-х гг. XV в., при свт. Евфимии II на Владычном дворе строятся новая каменная Большая палата (1433, не сохр.), Владычная крестовая (Грановитая) палата (ок. 1440), часозвоня (1437-1439) и нек-рые др. церковные и гражданские сооружения (всего при свт.

http://pravenc.ru/text/2577765.html

   001    002    003   004     005    006    007    008    009    010