| В былине «Сорок калик со каликою» калики-богатыри, вернувшись на родину, начав «седлать-уздать» своих ретивых коней, чтобы отправиться «по своим да по сторонушкам», напоследок дают зарок: не ездить больше в чисто поле и «не кровавить рук да богатырских». А в былине «Данило Ловчанин» состарившийся богатырь обращается к кн. Владимиру со словами: «Благослови, осударь, слово повымолвить,//Не сруби, осударь, буйной головы,//Не вынь сердца со печенью.//Благослови Динилу в монастырь идти,//Как постричься во старцы во черные,//Поскоромиться во книги спасенные,//При старости Данилы бы душу спасти». В древнерусских летописях и рукописных книгах сохранилось немало в высшей степени любопытных рассказов о каликах. Один из них – легенда о сорока новгородских каликах (таковым был, по всей видимости, обычный состав каличьих дружин) из рукописного сборника к. XVI – н. XVII в., датированный 1163. Но самое древнее упоминание о каликах относится к XI в. В княжеском уставе Владимира Святославича они перечислены среди людей соборных, Церкви приданных, на которых «опроче мирян» распространяется не княжеский, а церковный суд. С 1099, после освобождения крестоносцами Иерусалима от многовекового владычества турок-магометан, Святая земля и Гроб Господень стали доступны для христианских паломников. Немало их приходило и из православной Руси. Новгородский игум. Даниил совершил свое знаменитое хождение через 7 лет после освобождения Иерусалима, в 1106–08, и был, по всей видимости, одним из самых первых русских паломников. В 1200–04 в Святой земле побывал не менее известный новгородец Добрыня Ядрейкович, также описавший свое «Хождение», в котором, в частности, упоминается о существовании под Иерусалимом целой русской колонии, где паломники- калики находили себе приют и пропитание. После игум. Даниила и Добрыни Ядрейковича за перо брались многие, чтобы рассказать об увиденном и услышанном. «Все описано в правду, или услышал от кого», – скажет один из таких паломников. А видели и слышали многое, их путешествие по тем временам было явлением не только необычным, почти сказочным, но и опасным. |
| А еще любимым, душеполезным чтением была, конечно, «Повесть временных лет» летописца Нестора. В ней история Руси велась от Сотворения мира. Читались и его же «Жития» Антония и Феодосия Киево-Печерских и «Сказание о Борисе и Глебе», первых русских святых. И уже входила в круг чтения паломническая литература, рассказы о посещении Святых мест, особенно творение игумена Даниила о Святой Земле. Этот, праведной жизни человек, понимая, что не всем суждено побывать в Иерусалиме, пишет, что «многие, сидя дома, своими молитвами, милостынями и добрыми делами достигают святых мест». Трогательно описание того, как игумен Даниил пошел на базар, купил большое стеклянное паникадило, налил его маслом, «чистым, без воды» и поставил его в ногах Гроба Господня и засветил его «за всех князей русских, за всю русскую землю, за всех христиан русской земли». Такие и подобные им книги переписывались в обители святого Тихона. Отсюда расходились по Руси. Крестьяне приводили в монастырь и отдавали «в научение книжное» детей. Вспомним, что монастыри именовались в старину «рассадниками просвещения». Что пели, о чем говорили И уже сидели у монастырских ворот калики перехожие да слепцы-песельники. Рассказывали калики о русских обителях, о Киево-Печерской и о Сергиевой Лаврах, об Афоне и Синае, а иные хаживали и в славный Иерусалим, ко Гробу Господню. Слепцы пели народные былины о богатырях Руси, о тех, кто вошел в народное сознание, в плоть и кровь русских, о Князе-Крестителе Руси Владимире Красное солнышко, об Илье Муромце, Добрыне Никитиче, Алеше Поповиче, о Микуле Селяниновиче, Вольге Святославовиче, Никите Кожемяке… Как обидел князь Владимир славного богатыря Илью Муромца, не позвал «на почестей пир», да как спохватился вскоре. Когда «поганые» вновь пришли к Киеву, и просил Илью о помощи. Не стал богатырь вспоминать обиды, пошел биться «за землю Русскую, за Веру Православную». Пели слепцы трогательные народные песни о Куликовской битве, в которой сшибались защитники Руси с неприятелем. «Соступишася полки, крепко бьющися. Трещат щиты червленые, ломаются рогатины крепкие, льется кровь богатырская по седельцам по кованым, сверкают сабли булатные, катятся шеломы злаченые, валятся головы воинов со добрых коней на сыру землю». |
| Историю христианской легенды на Руси г. Милюков представляет неправильно. Апокрифы, несмотря на осуждение церкви, которое при том же на деле не было решительно (ст. Тихонравова «Отреченные книги»), были распространены у нас с древнейшего времени. Наши писатели паломники, которых немало, начиная с игумена Даниила, находятся под сильным влиянием апокрифической письменности. Апокрифы переходят в духовные стихи и в таком виде распространяются раньше, чем полагает автор. Архиепископ новгородский Василий († 1352) в своем послании о рае приводит слова из духовного стиха «Плач Адама». Но конечно отсюда не следует, что «калики перехожие» не пели духовных стихов и ранее. XIV в. Надо знать, что золотая пора русского паломничества относится к глубокой древности XII–XIII стол., и апокрифы были сильно распространены уже в то время. На это имеются и прямые данные: их читало духовенство черное (жития Аврамия Смоленского) и белое (святительское поучение собору епархиального духовенства, не позднее XIII в.). Пусть будет сомнительно, что народная фантазия не овладела сюжетами апокрифов и ничего не создала. Это требует объяснения, но его нельзя искать в слабой распространенности апокрифической письменности в древнее время на Руси. Правда и то, что народ всегда слушал скоморохов. Но это не говорит ничего против популярности апокрифов. Современная московская публика ломится в театры, но это вовсе не значит, что она не посещает церквей. Предположение автора, будто «калики перехожие», состоявшие в классе людей церковных, сблизились, в конце концов, со скоморохами, которых церковь всегда отлучала, едва ли удачно. Специальные исследователи русского скоморошества (Беляев, Веселовский, Фоминцин) этого не знают. Автор усматривает в появлении духовного стиха в XV–XVI вв. связь с национализацией веры на Руси. Из сказанного выше можно видеть, что сближение неудачно. В истории русского искусства автор держится взгляда, который устарел в науке. Исследования проф. Кондакова в области древне-русской археологии показали, что искусство на Руси в киевский период было значительно выше, чем принято думать, что нельзя считать это время периодом рабской зависимости от Византии. Следовательно и в этом отделе нужны оговорки. |
| Н.С.Серегина находит явные параллели в изображении двоицы богатырей (Святогора и Ильи Муромца) и двух святых киевской Руси (преподобных Антония и Феодосия Печерских). При сравнении былин и богослужебных текстов (стихир), посвященных святым, выявлется несомненное сходства в образах Святогора и Антония, Ильи и Феодосия, а также в характере отношений между Святогором и Ильей, между Антонием и Феодосием (см. Серегина 1994:119-121). В одном из вариантов былины в виде калик Илье явились Иисус Христос с апостолом (История 1908:246). Подтверждением такого толкования служит былина " Сорок калик со каликою " , которая является типичной богатырской былиной, но передвижение богатырей вызвано паломничеством из Боголюбова через Киев в Иерусалим (Кирша 1977:121-129). Одна из былин повествует о паломничестве Ильи Муромца в Иерусалим под видом калики перехожего; в виде калики Илья является в былине об Идолище поганом (История 1908:249). А пропавший Добрыня Никитич, пока Алеша Попович сватал его жену, находился в Царьграде. Приведем только один пример: " Да зашел-де Дюк во Божью церковь, да крест тот кладет по-писаному, поклон ведет по-ученому " (Былины 1986:314). Позже Борис молится: " Слава Ти, прещедрыи Живодавце, " ко сподобилъ мя трида святыхъ Ти мученикъ " (Сказание 1985:38). Тем самым он подает пример и младшему брату Глебу. Как писал Г.Федотов, имея в виду житие свв. Бориса и Глеба, " подвиг непротивления есть национальный русский подвиг, подлинное религиозное открытие новокрещенного русского народа " (Федотов 1985:29). В византийских службах мучеников иногда называют страстотерпцами, но там страстотерпцы не отдельный чин, а еще одно именование мучеников. Причисление же к лику святых в 2000 году царя Николая II и его семьи как страстотерпцев еще раз показало, что страстотерпцы в Русской Православной Церкви – особый чин. В молитве к Борису и Глебу в конце Сказания автор пишет: " Да не придеть на ны нога гордыни и рука грешница не погубить насъ... И всего меча браньна избавита насъ и усобьныя брани чюжа ны створита " (Сказание 1985:62). Как видим, уже в этой молитве свв. Борис и Глеб призываются на борьбу против внешних врагов и против междуусобиц. |
| —183— XVI в. превратился в раскольника в XVII стол. Образовался раскол, а на смену его также самобытно, а не путем иноземных влияний, явилось сектантство. (История того и другого излагается обстоятельно). На раскол наш автор держится взгляда Костомарова, – будто в него ушли наиболее сознательные и мыслящие религиозно люди, что с другой стороны в ограде церкви осталась только индифферентная масса. Этому вполне соответствуют религиозное сознание и церковный строй современного православия. В такой схеме г. Милюков представляет историческую судьбу русского религиозного и церковного сознания. В очерке « Церковь и творчество» он прежде всего излагает историю христианской легенды, т.е. историю апокрифа и духовного стиха, на Руси. На западе Европы христианская легенда была усвоена народом и литературой. У нас в том и другом отношения она оказала слабое влияние, которое является только в виде прислойки к эпически языческому мipocoзepцahuю народа. Народ медленно усвоял и формальное христианство, так же медленно оказывала на него свое воздействие и христианская легенда. Церковь ее осуждала не менее, чем народное творчество, а народ гораздо охотнее слушал скоморохов и был глух к христианской проповеди и легенде. Носителями последней были «калики перехожие» – странники. Национального творчества в области христианской легенды на Руси не решаются предполагать самые смелые исследователи; ее у нас только усвояли. Усвоение христианской легенды на Руси шло об руку с национализацией веры и относится к XV или к XVI в. До этого же времени ее источники – апокрифы лежали без употребления. Но это торжество легенды было поздно. Она уже не могла сделаться пружиной художественного творчества. Духовный стих стал достоянием только массы и получил развитие в раскольничьей среде и у сектантов. «Калики перехожие» сблизились со скоморохами и потеряли свой первоначальный облик. Отсюда понятны и легкость реакции против византийского мipocoзepцahuя у нас и быстрый переход к другим настроениям в литературе. |
| Это он – Силуан – молился Богу денно и нощно о том, чтоб познали Его все народы земли в Духе Святом. Молился о живущих, умерших и еще не рожденных. Книгу о нем – «Старец Силуан», – написанную учеником старца архимандритом Софронием, можно считать необходимой для прочтения всеми, умеющими читать. Этот выходец из крестьянской семьи Тамбовской губернии с детства задумывался глубоко о смысле жизни. У русских это в обычае. Живет себе человек, батьке на ниве помогает, по хозяйству возится, а в душе постоянная мысль жужжит: зачем живут люди? Где смысл жизни? Откуда зло? Где святость найти можно? Отсюда можно и в революцию пойти, и в странники податься. Этот душевный зуд свойственен и еретику-графу Льву Толстому, и Иоанну Кронштадтскому. Силуан (до монашества Семен) тоже был из этих. Он готов был на край света пойти, чтобы смысл жизни и правду найти. Благо, недалеко от его родных мест жил подвижник Иоанн Сезёновский. Совершенно удивительный подвижник, один из сыновей Святой Руси, юродивый. Узнав о чудесах святого старца, да к тому же жившего недавно и рядом, Силуан понял, что искать правду нужно не за горами, не в Иерусалиме или где-то еще. И влечение к монашеству родилось в нем тоже от знакомства с местным подвижником. Вот вам и подтверждение схемы: Силуан – как Илья, Иоанн – как «калики перехожие». Силуана знают многие, Иоанна не знает почти никто. Неведомый праведник подталкивает в спину праведника, который будет известен всем. Поехали дальше. Амвросия Оптинского знают больше, чем Силуана Афонского, и, быть может, не меньше, чем Серафима Саровского. Это прототип литературного старца Зосимы из бессмертных «Братьев Карамазовых». Это такой святой, который соединил в себе без насилия и высокую образованность, и подлинную народную простоту. Его тоже на монашескую стезю мягко подтолкнул гораздо менее известный святой – Иларион Троекуровский. Выходец из рязанских крестьян, любитель затворного уединения, пещерник, чудотворец, Иларион достоин отдельных слов и искреннего почитания. |
| Кто будет кривдой жить, Тот отчаянный от Господа: Та душа не наследует Себе Царства Небесного; А кто будет правдой жить, Тот причаянный ко Господу: Та душа и наследует Себе Царство Небесное. Да, не живет человеческий род по заповедям Господним, а меж тем с каждым днем, с каждым часом все приближается и приближается Суд Божий. Гляди, уж и скоро, пели калИки, Архангел Михаил вострубит: Первый раз он вострубит — И души в телеса войдут; Второй раз он вострубит — От гробов мертвы встают; И третий раз вострубит — Все на Суд Божий пойдут. Все на Суд Божий пойдут и придут. И что должны будут приять те, кому скажет Праведный Судия: Вы воли Господней не творили, За крест, за молитву не стояли, Вы нищую братию обижали, Вы друг друга не любили, Заповеди Божии преступали: Меня, Христа, не посетили, Вы нагого не одели, Вы босого не обули, Вы голодного не накормили, Жаждущего не напоили. Что должны такие приять? Что приимут? Что? Зато легко будет нищей братии, потому что она в земной юдоли имя Христово носила. Лазарь спасется, ибо убог был и болезнями угнетаем. Алексей, человек Божий, будет возвеличен там — в надзвездной стороне, так как на земле был нищим. В худую ризу облачился, роздал все свое достояние неимущим, сам сделался нищим, дабы лучше, усерднее Богу потрудиться. КалИки приходили и уходили, но некоторые чернецы, добравшись до Печенги, просили Трифона благословить их на иночество в его монастырь. И, получив благословение, оставались, расставшись с недавним прошлым, променяв благодатный юг, с его благоухающими степями, синими задумчивыми ночами и красотами, на угрюмый Север. Из шумных городов с горделивыми палатами и хоромами, с величественными храмами, из городов, где все ласкает глаз и казалось бы, радует душу, — и оттуда уходили в холодную даль, в бедную обитель. Она, как мать детей, всех принимала приветливо, тепло. Являлись труждающиеся, обремененные, ищущие успокоения душевного, и “Печенга” утешала их. Число братии все возрастало. Трифон был подобно светочу для них. Он укреплял одних, наставлял других, служил примером истинного подвижничества для третьих. И продолжал проповедь, уходя в тундру к язычникам-лопарям. |
| Он оставался непреклонным в своем решении быть простым иноком. Таким образом безвестному дотоле Гурию суждено было сделаться первым игуменом далекой северной обители, весть о которой вскоре разнеслась по всему Русскому государству. В обителях православных пошла молва о новой святыне. Имя ее основателя, Трифона, уже давно стало известным даже в глухих уголках, благодаря тому что калИки перехожие и чернецы, странствуя по отечеству, заходили и в холодную, то есть северную, даль. Они и разносили по городам и весям славу о подвижнике. Среди этих калИк и чернецов бывали и такие умудренные годами старцы, которые помнили еще Трифона юношей, когда он певал на клиросе в торжковском храме. У таких в сказаниях недостатка не было.Из всех обителей самая ближняя к Печенгской — Соловки. До них скорее всего и доходили известия от устья Печенги. Когда был освящен храм во имя Святой Троицы, взоры соловецкой братии обратились к новой обители, многих стал привлекать к себе величавый своей добродетелью образ Трифона. Одни из соловецких монахов отправились на поклонение новой северной святыне, другие — затем, чтобы навсегда поселиться в " Печенге " . В числе последних был иеродиакон Феодорит. Его благочестивая душа искала более сурового, чем Соловки, убежища, ей хотелось еще более строгих подвигов. Феодорит желал переменить Соловки на Печенгу еще и потому, что она нуждалась в устройстве, и каждый грамотный инок был для нее особенно ценен, так как возникла надобность в переводе молитв и священных книг на родной для лопарей язык. А иеродиакон был не только иноком высокой подвижнической жизни, но и грамотным, начитанным монахом. Пребывание в Соловках научило его языку северян. Феодорит испросил благословение у своего игумена и удалился на Печенгу. С радостью принял его Трифон, вдвоем они принялись за перевод церковных книг.В то же время со всей Руси стали стекаться в Печенгскую обитель калИки, богомольцы, чернецы. Впервые над диким простором лопарской тундры послышалось пение духовных стихов, стройное, проникновенное пение. |
| 1702 У Калайдовича стр. 176 и 203 (Путешествия столько отнимали в простом народе рук у земледелия и вообще труда, что, по Нифонту, они причиняли великий вред государству). 1704 У Калайдовича стр. 176. Наше название лицемера «ханжа» есть греческое χατζς (у Болгар и у Сербов – хаджия и хаджи, у Турок – ходжа), что есть название поклонника, совершившего путешествие в Иерусалим (и усвояем ему потом как прозвание), т. е. у нас название поклонника стало синонимом и нарицательным именем лицемера. (О существовании слова в греческом языке до Турок,– может быть, происходящего от нашего славянского ходить? – см. Acta Patriarchat. Constantinop. Миклошича, I, 13, II, 203: χαδζ κης). 1705 В хронографе: «во образе некоего пилигрина (-ма), сиречь калики» – А. Н. Попова Изборник из хрогрр. 190 (Паломники, о которых в Лаврентьевской летописи под 1283г., в других летописях называются переходниками, иже ходят по землям, милостыни просяще,– Воскресенский). 1707 А название «калеки», означающее нищих, странствующих по миру, есть то же, что калики (ибо и эти последние совершали свои путешествия Христовым именем). 1708 Безсонова Калеки перехожие, выпуск I, стр. 7 sqq (что каликам жилось от Христова имени хорошо, видно из того, что они величаются в былинах «дородными молодцами»).– Антоний Новгородский в своём Константинопольском Паломнике сообщает известие о замечательном русском паломнике периода до-монгольского, который умер и был погребён в Константинополе: «на уболе ( ν τ μβλ,– выше между сносками 495 и 496 ) святаго Георгия святый Леонтей поп русин лежит в теле, велик человек: той бо Леонтий 3-жды в Иеросалим пеш ходил» – по изданию Саваитова стр. 142. 1710 И ко всем действиям и делам внешней набожности Греки не имеют такой приверженности, как мы,– Русские. Знающие Греков в этом отношении Русские объясняют это тем, что у них пало древнее благочестие. Но это неправда и истинная причина – различие взглядов. (Никоновское исправление книг дало повод высказаться старому или средневековому мнению Русских о Греках, будто у них пало истинное благочестие: причиной образования этого взгляда было то, что мы указали сейчас выше,– различие взглядов на внешнюю набожность. Обстоятельный речи об этом мы должны будем вести много после). |
| С именем архиепископа Иоанна, как и смоленского князя Ростислава Мстиславича, занимавшего киевский стол в 1154–1167 гг. (с перерывами), связано и паломничество 1163/4 г. из Новгорода «40 муж калици ко граду Иерусалиму ко Гробу Господню. И Гроб Господень целоваша и ради быша. И поидоша, вземше благословение у Патриарха и святые мощи». 767 Эти калики доставили чашу, оставленную в Спасском соборе в Торжке, а само предание стало сюжетом сочинения «О сорока мужах каликах». Что касается свидетельства о Русском монастыре в Иерусалиме в последней трети XII в., текст «Жития Евфросинии Полоцкой» в этом отношении уникален. То, что княгиня останавливалась в Святом граде «у святыя Богородици в русском монастыри», является единственным, но очень важным упоминанием русской Богородичной обители в Иерусалиме, существовавшей уже в XII в. Аналогом может быть существование Русского монастыря на Св. Афоне. 768 Поскольку автор «Хождения» в Святую Землю игумен Даниил в начале XII в. (принятая датировка 1106–1107 гг.), очень внимательный и тонкий наблюдатель, ничего не говорит о русском монастыре в Святой Земле, хотя подробно сообщает о других обителях, резонно заключение о возникновении Русского Богородичного монастыря в Иерусалиме в период между примерно 10-ми и 60-ми гг. XII в. (скорее, ближе к концу этого периода). 769 Вряд ли русская обитель, возникшая в обстановке усиления византийского православного влияния в Палестине, в условиях сближения династической политики крестоносных латинских королевств в Святой Земле с Византийской империей, правящим там домом Комнинов (с соответствующими строительными и реставрационными акциями Византии в Иерусалиме, Вифлееме, Газе и т. п.), 770 смогла пережить захват Иерусалима султаном Салах-ад-дином (Саладином) в октябре 1187 г., положившим начало мусульманского господства в регионе. Больше об этом Русском монастыре в Иерусалиме ничего не сообщается. Но это не единственное свидетельство о древнерусских обителях в Святой Земле. В «Житии св. Саввы Сербского » сообщается, что сербский архиепископ во время своего первого паломничества в Иерусалим (в 1229 г.) жил в Лавре св. Саввы Освященного «у святого Михаила в русском монастыре, вблизи великой церкви», отождествляемой с лаврским собором. 771 «Житие» создано в середине XIII в. учеником и спутником святого Доментианом и имеет характер достоверного свидетельства. |
|
|
