| На случай непогоды к ней сзади пришивался башлык, отлога (capitium). Капы были очень различны по лицам и по случаям употребления; но во всяком случае были принадлежностью дорожной одежды, и потому являться в капе с поклоном считалось невежливым, если на это не было особенного соизволения (какое, напр., было дано приорам de Wimundam et Binham на случай их представления Норвикскому епископу: ad synodum venient, habita itineris hisi velint non mu tato, videlicet in cappis et carlcaribus (Vitae Offarum etc. при Hist, major Матфея Парижского. 1644: II. 84). Страннические капы были обыкновенно волосяные. Трудно с достоверностью сказать, чем именно отличались части убора наших калик от соответственных им частей убора западных пилигримов; но самые части были те же. Сумы, сумочки, это – perae, perulae, подсумки, может быть, то же, что escharpia; клюки, посохи – baculi, называвшиеся и шелепугами – burdones, virgae; – лапотики, лапотки – какие именно, Бог знает (не непременно лапти нашего времени, как указывает самое слово лапоть, производное от лапа, кисть ноги); шляпы – capelli, может быть, островерхие с широкими полями; – шубы, гуни, кафтаны былин должны равняться капам; но эти названия верхней одежды, как кажется, употреблены в пересказах былин вместо подлинного забытого названия. II глава Кстати здесь вспомнить об уборе того старца пилигрима, следовательно тоже калики, который был крестным отцом и учителем Василия Буслаевича, и воспет в былинах вместе с этим удалым молодцом Новгородским. Просили и этого пилигрима утихомирить Василия, и он вышел к нему с уговорами, но и уговоры старца не помогли: ему же досталось; поплатился он, если не головой, то, по крайней мере, ясными очами. И вот как описывается при этом рассказе убор пилигрима. В одном из пересказов былины этот убор просто каличий, украшенный только гиперболическими мерами веса: Одевает старчище кафтан в сорок пудов, колпак на голову полагает в двадцать пуд, клюку в руки берет в десять пуд. В других пересказах все это опущено, помянут один колокол: Стоит тут старец пилигримище, на могучих плечах держит колокол, а весом тот колокол во триста пуд. или же: Идет крестовой батюшко старчище пилигримище, на буйной голове колокол пудов в тысячу, во правой руке язык во пятьсот пудов. По другим пересказам колокол пилигримища был и не так тяжел: в девяносто пуд, даже в двенадцать только. По тому пересказу былины, где не упомянуто о колоколе, пилигрим просто убит Василием: Василий щелкнул крестного батюшку железною осью сорока пудовою, и от единого удара Васильева, крестному батюшке славу поют. По пересказам, где упомянут колокол, Василий отмстил пилигриму за его вмешательство иначе: |
| Берестяная грамота Роспись крестьянских повинностей. Кон. XIV в. Берестяная грамота Роспись крестьянских повинностей. Кон. XIV в. Одна из усадеб упомянутого выше посадника Мирошки Несдинича в 1157-1207 гг. была предоставлена в распоряжение священников ц. св. Василия Парийского, построенной во владениях предков Мирошки. В 90-х гг. XII - нач. XIII в. на этой усадьбе находилась мастерская священника-иконописца Олисея Гречина, в ней были найдены более 20 Б. г., содержащих адресованные Олисею Гречину заказы на изготовление икон. Отдельные Б. г. могут рассматриваться как свидетельства ранней истории становления системы сельских приходов в Новгородской земле: грамоты 220, 640 (2-я пол. XII - сер. XIII в.) упоминают о духовенстве Череменецкого и Которского погостов в бассейне рек Луги и Плюссы, комплекс грамот XII-XIV вв. поддается интерпретации как переписка, связанная с деятельностью архиерейских чиновников ( Янин. Я послал тебе бересту... С. 369-383). Интересна грамота 689, являющаяся, вероятно, росписью расходов по поминовению Новгородского архиеп. свт. Василия Калики († 1352) в 40-й день после его кончины в соответствии с завещанием. Любопытная зарисовка монастырского быта содержится в грамоте 605 (2-я четв. XII в.). Б. г. являются также важнейшим источником по истории древнерус. языка. Они содержат важнейший материал по фонетике, морфологии и синтаксису, по древнерус. ономастике и топонимике, в грамотах обнаружен ряд древнерус. слов, в т. ч. древнейших (дохрист.) имен, не встречавшихся ранее. Будучи датированы способом дендрохронологии, Б. г. определяются с точностью до 15-25 лет (а в ряде случаев и до одного года), что позволяет рассматривать отраженные ими исторические и языковые процессы в их динамике. Вопреки традиц. представлениям о развитии древнерус. языка от единого к диалектам по Б. г. устанавливается существование противоположного процесса - максимальное число диалектных особенностей содержится в новгородских Б. г. раннего периода (XI-XII вв.). Выявленный при лингвистическом анализе Б. г. древненовгородский диалект существенно отличается от гипотетически восстанавливаемого «общерусского» языка и имеет ближайшие аналоги в языках зап. и юж. славян. Это обстоятельство в корне изменило существовавшее в науке представление о путях восточнослав. расселения, о происхождении Новгорода и образовании Древнерусского гос-ва. |
| Согласно житийной традиции, Л. род. и вырос в «славном Риме граде», в молодом возрасте был пострижен в Высокогорском мон-ре «римской митрополии» (на самом деле в к-польском) игум. Афанасием Деспотом (Дискетом). По поручению К-польского патриарха Филофея Коккина (1353-1354; 1364-1376) Л. вместе с еп. Евмением отправился в Вел. Новгород к архиеп. Василию Калике (1330-1352) вручить ему белый клобук и послание (ср. с «Повестью о новгородском белом клобуке», возникшей в кон. XV в., что говорит о малой вероятности составления Жития до этого времени). По возвращении в К-поль Л. и Евмений рассказали Филофею о «величествии» Новгорода и передали ему «подобие» (портрет) Василия Калики. Из повествования следует, что этот портрет написал Л., поскольку он был изографом. Через нек-рое время Л. снова отправился в Новгород по поручению своего «духовного настоятеля» Кесарийского еп. Василия (в конце Повести он назван Царьградским епископом), чтобы «изготовить список» с новгородской иконы Софии Премудрости Божией и написать «изображения» новгородских храмов и мон-рей. Выполнив эту работу, Л. отправил с купцами свои произведения в Кесарию, а сам остался жить в Новгороде. Рядом с архиеп. Василием Л. провел 4 года (в Краткой редакции - 9 лет), до самой кончины Новгородского владыки. В Повести приводится рассказ о смерти и погребении Василия Калики, честные останки к-рого Л. «опрятал» своими руками. Л. пользовался покровительством следующего архиепископа, свт. Моисея (1352-1360), и нек-рое время жил в новгородском Деревяницком в честь Воскресения Христова монастыре , помышляя о возвращении на родину. Но Василий Калика и Василий, еп. Кесарийский, тоже уже умерший, по очереди явились Л. в видении и повелели ему отправиться на «велие езеро» (Онежское), чтобы основать на о-ве Мурма мон-рь и предать там погребению тело егип. митр. Макария. Новгородский посадник Иван Захарьевич (среди занимавших эту должность посадник с таким именем неизв.; наиболее близкий по форме имени и времени жизни Иван Захарьинич Овин был посадником гораздо позднее, в 1475; см.: Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 20032. С. 401, 403), которому принадлежала эта земля, первоначально не захотел отдать ее для строительства монастыря, но после видения ему Василия Калики согласился. Тем не менее Л. пришлось заплатить 100 гривен, поскольку родители посадника не хотели уступить землю бесплатно. Получив благословение свт. Моисея, Л. вместе со слугами посадника Ивана, поехавшими в Поморье за данью, отправился на о-в Мурма на вост. берегу Онежского оз. (ныне пос. Красноборский Пудожского р-на Карелии). Он поставил на острове крест, «малую хижину» и небольшую часовню. Далее в Повести рассказывается о столкновениях Л. с местными язычниками - «лопянами, чюдью и страшивыми сыроядцами» (финно-угорскими племенами). Язычники неоднократно избивали Л., изгоняли его с острова и поджигали его хижину, святой скрывался от них в отходной пещере на горе Тетеривица. |
| Симона, епископа Владимирскаго (†1226) Антония, архиепископа Новгородскаго (†1231) Меркурия, епископа Смоленскаго (†1239) Кирилла, епископа Ростовскаго (†1262) Серапиона, епископа Владимирскаго (†1275) Кирилла II, митрополита Киевскаго и всея Руси († 1280) Феодора, епископа Владимирскаго (†1286) Игнатия, епископа Ростовскаго (†1288) Симеона, епископа Тверскаго (†1289) Василия, епископа Рязанскаго (†1295) Максима, митрополита Киевскаго и всея Руси, Владимирскаго (†1305) Феоктиста, архиепископа Новгородскаго (†1310) Петра, митрополита Киевскаго и всея Руси, Московскаго (†1326) Прохора, епископа Ростовскаго (†1328; в схиме Трифона) Антония, епископа Ростовскаго (†1336) Василия Калики, архиепископа Новгородскаго († 1352) Феогноста, митрополита Киевскаго и всея Руси, Московскаго (†1353) Моисея, архиепископа Новгородскаго (†1362) Феодора Добраго, епископа Тверскаго (†1367) Иоанна, епископа Суждальскаго (†1373) Алексия, митрополита Киевскаго и всея Руси, Московскаго (†1378) Кирилла, епископа Ростовскаго (†1384) Дионисия, архиепископа Суждальскаго (†1385) Иакова, епископа Ростовскаго (†1392) Феодора, архиепископа Ростовскаго (†1394) Стефана, епископа Великопермскаго (†1396) Михаила, епископа Смоленскаго (†1402) Киприана, митрополита Киевскаго и всея Руси, Московскаго (†1406) Арсения, епископа Тверскаго (†1409) Григория Премудраго, архиепископа Ростовскаго († 1416) Симеона, архиепископа Новгородскаго (†1421) Дионисия Грека, архиепископа Ростовскаго († 1425) Фотия, митрополита Киевскаго и всея Руси, Московскаго (†1431) Ефрема, архиепископа Ростовскаго (†1454) Евфимия, архиепископа Новгородскаго (†1458) Ионы, митрополита Московскаго и всея Руси († 1461) Трифона, архиепископа Ростовскаго (†ок. 1468) Ионы, епископа Великопермскаго (†1470) Ионы, архиепископа Новгородскаго (†1470) Филиппа I, митрополита Московскаго и всея Руси († 1473) Феодосия, митрополита Московскаго и всея Руси († 1475) Вассиана I, архиепископа Ростовскаго (†1481) Феофила, архиепископа Новгородскаго (†1482) Геронтия, митрополита Московскаго и всея Руси († 1489) |
| В его 2-томной «Истории музыкального развития России» (СПб., 1910-1912) ряд глав посвящен церковному пению разных периодов. Развернутая гл. 2, «Церковное пение в России от принятия христианства до конца XVII века», имеет разделы «Семиография», «Знамена» (с расшифровками различных знамен), «Церковные звукоряды» (с объяснением системы осмогласия), «Порча церковных книг» (о раздельноречии и вставках в тексты певч. рукописей слов типа «хубово», «ненена» и др.), «Состояние церковного пения [в XVI в.]», «Теоретические сочинения и композиторы», «Демественное пение и псальмы», «XVII век», «Церковные хоры». Источниками для И. послужили труды крупнейших медиевистов XIX - нач. XX в. прот. Димитрия Разумовского , Ю. К. Арнольда , С. В. Смоленского , прот. Василия Металлова , прот. Иоанна Вознесенского , А. В. Преображенского . В этой главе представлены 22 иллюстрации с образцами различных нотаций: греческой, кондакарной, демественной, знаменной, среди них - 11 фотоснимков с указанием конкретных рукописных источников в Синодальном уч-ще (ныне синодальное певч. собрание ГИМ). Гл. 6, «Церковное пение в России от начала XVIII века», включает 4 раздела, в к-рых повествуется об итал. влиянии и итал. композиторах, писавших музыку для правосл. Церкви, о начале печатания в России нотных книг, а также о рус. композиторах М. С. Березовском и «великом крупном художнике» Д. С. Бортнянском . И. подчеркивает значение духовных произведений последнего и в противовес мн. критикам их «русскую природу». В краткой гл. 7 рассказывается о «Духовных стихах русского народа» (1-й разд.- о русских, 2-й - о малороссийских кантах и псальмах, песнопениях «Богогласника» ). В 1-м разд. И. опирается в основном на труд П. А. Бессонова «Калики перехожие» (М., 1861-1864. 6 вып.); в качестве примера приведены напевы старинных стихов «Я у батюшки дочка была» и «Ходила гуляла Святая Дева», гармонизованные В. Ф. Одоевским . Четыре раздела гл. 14, «Церковное пение в России после Бортнянского», посвящены изданию «Обихода» А. Ф. Львова и изданиям Придворной певческой капеллы , «несимметричному ритму», описанному Львовым, певч. хорам и колокольному звону (по работам прот. Аристарха Израилева и С. Г. Рыбакова). Приводятся краткие сведения о жизни и творчестве прот. Петра Турчанинова , иером. Виктора (Высоцкого) , А. П. Есаулова , Г. Я. Ломакина . |
| Весной 1329 года митрополит Феогност был вместе с великим князем Иваном Даниловичем Калитой в Новгороде, побуждая псковичей выдать Тверского князя Александра Михайловича, которого требовал хан Узбек для наказания за восстание тверичей против татар в 1327 году и убийство ханского посла Шевкала. Великий князь, чтобы отвратить гнев ханский от себя и от России, двинулся на непокорных псковичей с войском, но, не желая проливать кровь, упросил митрополита подействовать на них силою церковной анафемы, если они не прекратят своего упорства. Псковичи смирились. После церковного отлучения князь Александр Михайлович ушёл из Пскова в Литву, но затем вернулся во Псков и стал Псковским князем. Вскоре после этого, узнав о смерти митрополита Литовского Феофила, святитель Феогност отправился в юго-западную Русь для возвращения под свою власть Литовской митрополии, созданной в 1316–1317 годах по инициативе великого князя Литовского Гедимина и существовавшей (с центром в Новогрудке), по крайней мере, по 1329 год. В марте 1330 года святитель Феогност посетил Кострому и присутствовал при основании Ипатьевского монастыря. В 1333 году святитель Феогност ходил в Золотую Орду для получения от хана Узбека утверждения в своём звании. В 1341 году митрополит Феогност второй раз посетил Новгород. Великий князь Московский Симеон Иванович Гордый занял своим войском Торжок и принудил новгородцев уплатить ему значительную дань, которая казалась для них несправедливою и позорною. При великом князе в Торжке они видели и святителя Феогноста, разумеется, как его единомышленника. Неудивительно, что вскоре за тем, удостоившись посещения митрополита, они приняли его очень неохотно, и местный летописец, прислушиваясь к мнению народа, внёс в свою летопись следующие слова: «Приеха митрополит Феогност гречин в Новгород с многими людьми, тяжко же бысть владыце и монастырем кормом и дары». В 1353 году недовольство новгородцев против митрополита обнаружилось гораздо яснее: владыка Новгородский Моисей († 1363; память 25 января/7 февраля) отправил послов в Константинополь к императору и патриарху, прося от них «исправления о непотребных вещех, приходящих с насилием от митрополита», в частности, он был недоволен тем, что митрополит не дал ему права, бывшего у его предшественника архиепископа Василия (Калики), носить кресчатую фелонь. |
| В соседнем верхнем первом клейме «Троица» помещен один из самых ранних рублевских изводов Троицы, причем правый ангел помещен непосредственно над открытым проемом, что позволяет точно идентифицировать его с Иисусом Христом, сказавшим: « Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется» (Ин. 10, 9) и « Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Ин. 14, 6). При этом необходимо принять во внимание особенности богослужения пасхальной недели, когда во время всей службы остается открытой дверь в алтарь, т.е. в Рай, « его же Бог насади на востоце», как отмечено, например, в «Житии Василия Нового» (по списку РГБ, ф. 229/4. Л. 49). Литургическую значимость всей композиции подчеркивают изображения восходящих по лествице « дариносивиих» ангелов, доставляющих « честные дары» на небеса. В «Поучении правыя веры», получившем распространение со времен Киевской Руси, строго предписано литургисать в третьем часу, дабы ангелы с дарами не опоздали, иначе им придется дожидаться следующего третьего часа, когда снова « отворяются врата небесная». Оригинальная иконография Троицы с обращенным вправо (от зрителя) средним ангелом, как в клейме иконы «Архангел Михаил с деяниями», встречается также на псковских печатях XV в. Более того, на псковских памятниках столь редкая иконография Троицы появляется уже в первой половине XIV в., в бытность пребывания на новгородской кафедре свт. Василия Калики (1330-1352). Именно при этом архиепископе были изготовлены для притвора собора Св. Софии « двери медяны золочены», где на пластине «Успение Богоматери» помещен в верхнем сегменте образ Живоначальной Троицы с обращенным вправо (от зрителя) средним ангелом, над которым изображен престол с двумя крестами и между ними голубь, также обращенный вправо, как и средний ангел! В высшей степени символическая композиция, выполненная в духе « великого Дионисия» (сщмч. Дионисия Ареопагита), не оставляет никаких сомнений, что средний ангел олицетворяет собой Святого Духа, и такая же идентификация присуща клейму «Троицы» на кремлевской иконе. |
| Лит.: Макарий (Миролюбов), архим. Археологическое описание церк. древностей в Новгороде и его окрестностях. М., 1860. Ч. 1. С. 488; Ч. 2. С. 20, 105; Филарет (Гумилевский). РСв. СПб., 1882. Т. 1 (янв.-апр.). С. 191-200; Тихомиров П. И. Кафедра Новгородских святителей. Новгород, 1891. Т. 1. С. 165-190; Голубинский. Канонизация святых. С. 157; Артоболевский С. Св. Василий, архиеп. Новгородский: (Ист.-биогр. очерк из церк. жизни Новгорода в XIV в.)//Моск. ЦВед. 1904. 46. С. 531-534; 47. С. 544-546; 1905. 3. С. 27-30; 10. С. 111-113; 15. С. 176-179; 17-18. С. 201-207; Соколов Пл. Рус. архиерей из Византии и право его назначения до нач. XV в. К., 1913. С. 291-296; Sedel " nikov A. D. Vasilij Kalika: L " histoire et la legende//RES. 1927. T. 7, fasc. 3/4. P. 224-240; Сперанский М. Н. Из старинной новгородской лит-ры XIV в. Л., 1934. С. 106; Монгайт А. Л. Раскопки в Мартирьевской паперти Софийского собора в Новгороде//КСИИМК. 1949. Вып. 24. С. 100-104; Якунина Л. И. Ткани из раскопок в Софийском новгородском соборе//Там же. С. 105-107; Казакова Н. А. , Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV - нач. XVI в. М.; Л., 1955. С. 20, 33, 35-38; Клибанов А. И. Реформационные движения в России в XIV - 1-й пол. XVI в. М., 1960. С. 138-149; Черепнин Л. В. Образование Рус. централизованного гос-ва в XIV-XV вв. М., 1960. С. 501-505, 526-529, 543; Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси, X-XV вв. М., 1970. Т. 2. С.47-48,50, 58, 60, 64, 177, 187, 237, 241; он же. Некрополь Новгородского Софийского собора. М., 1988. С. 61-67; Янин В. Л. , Гайдуков П. Г. Актовые печати Древней Руси, X-XV вв. М., 1998. Т. 3. С. 78, 84, 179-180, 188; Вздорнов Г. И. Портреты новгородских архиепископов в искусстве XIV в.//ДРИ. М., 1980. Вып.: Монументальная живопись XI-XVII вв. С. 115-122; Хорошев А. С. Церковь в соц.-полит. системе Новгородской феодальной республики. М., 1980. С. 57-71, 93-95, 102-104; Панченко А. М. Василий Калика//СККДР. Вып. 1. С. 92-95; Мильков В. В. Церк., народные и античные представления об ином мире в их отношении к апокрифическому образу рая//Древняя Русь: пересечение традиций. М., 1997. С. 250-280; Мацуки Ейзо. Избрание и поставление Василия Калики на Новгородское владычество в 1330-1331 гг.//Вел. Новгород в истории средневек. Европы. М., 1999. С. 207-217; Соколов Р. А. Архиеп. Моисей и Василий Калика и внешняя политика Вел. Новгорода//Мавродинские чтения: Сб. ст. СПб., 2002. С. 54-60. |
| Согласно Григоре, Феогност, получив сочинения Паламы, нашел, что в них нет ничего, кроме «эллинского многобожия» ( λληνικν πολυθεαν), «бросил их на землю и отказался выслушивать их содержание». Далее Григора утверждает, что митрополит составил пространные возражения против паламитского богословия и послал их патриарху (очевидно, Иоанну Калеке) и синоду, присовокупив соответствующие анафемы паламитам 150 . Если события, описываемые Григорой, действительно имели место, то перед нами единственный случай, когда деятель византийской церкви в славянских странах принял сторону антипаламитов в богословских спорах XIV века 151 . Можно предположить, что Григора имел в виду акт официального одобрения Феогностом анафемы, наложенной на Паламу патриархом Иоанном Калекой в 1344 году; поскольку анафема была утверждена патриархом и синодом, то возможно, что такого одобрения потребовали от всех митрополитов патриархата 152 . Даже если Феогност в 1344 году поддерживал политику патриархата, нет никаких сведений о его конфликтах с исихастскими патриархами Исидором, Каллистом и Филофеем, занимавшими кафедру до его смерти в 1353 году, или о поддержке им группы антипаламитских епископов во главе с Матфеем Ефесским (его Феогност должен был знать, потому что в 1331–1332 годах Матфей был на Руси) 153 , которые выступали против паламизма после 1347 года 154 . Поэтому нет никаких оснований полагать, что кто-либо распространял на Руси интеллектуальные веяния так называемого «палеологовского возрождения». В то же время есть очевидные свидетельства о наплыве традиционной исихастской литературы, которая принималась сразу и без всяких богословских споров. Прения, если они возникали, велись совсем на другом уровне, нежели ученые диспуты византийских богословов. Так, в новгородской летописи под 1347 годом воспроизводится текст послания архиепископа Новгородского Василия Калики своему собрату, епископу Феодору Тверскому, в котором Василий пытается доказать существование «земного рая» 155 ; текст подразумевает, что в Твери существование такого «рая» в географически точном смысле отрицалось. |
| Уже в середине XIV в., во время архиепископства свт. Василия Калики, в Новгород, как показывают специальные исследования, проникла ересь стригольников (Казакова Н.А., Лурье Я.С. Антифеодальные еретические движения на Руси. М.-Л., 1955. С. 35). Стригольники отвергали не только институт Церкви, но и проповедуемые ею таинства, а некоторые из них отрицали воскресение мертвых и необходимость заупокойных служб (Клибанов А.И. Духовная культура средневековой Руси. М., 1996. С. 135). В конце XIV в. для опровержения стригольнической пропаганды была написана в Новгороде икона «Отечество» (ГТГ, 22211) в противовес еретическим нападкам на тринитарный догмат, божественность природы Христа и Богоматери со стороны стригольников (Ретковская Л.С. О появлении и развитии композиции «Отечество» в русском искусстве XIV- XVI вв.//Древнерусское искусство XV- начала XVI века. М., 1963. Сс. 235-262; Лазарев В.Н. Об одной новгородской иконе и ереси антитринитариев//Культура древней Руси. К 40-летию научной деятельности Н.Н.Воронина. М., 1966. Сс. 101-112). Образ Бога Отца на иконе «Отечество» (Paternitas), восседающего в белых одеждах с клавием на престоле, подножие которого окружено огненными колесами с глазами и крыльями, обязан своей иконографией тексту видения пророка Даниила: « престоли поставишася, и Ветхий денми седее, и одежда Его бела аки снег, и власы главы Его аки волна чиста, престол Его пламень огненный, колеса Его огнь палящ» (Дан. VII, 9). Иллюзия видения искусно усилена иконописцем с помощью изображения подножия престола, которое едва касается позема, и фигур столпников по краям престола, чьи колонны представлены без всякой точки опоры, в то время как фигура самого пророка Даниила крепко стоит на поземе справа внизу от престола. Надписи « Отец и Сын и Св. Дух» по сторонам от главы Бога Отца и «IC XC» над спинкой престола и над голубем были призваны подчеркнуть равносущие и единосущие божественных ипостасей и таким образом защитить тринитарный догмат от нападок стригольников, возводивших хулу на Св. Троицу. Примечательно, что именно одежды Бога Отца на иконе «Отечество» украшает клавий, что позволяет безошибочно идентифицировать левого (от зрителя) ангела в клейме «Св. Троица» на близкой по времени иконе «Архангел Михаил с деяниями». Нимбы Ветхого Деньми и Христа новгородского памятника украшены канфаренным орнаментом их трех- и пятилистников, что также созвучно узорному нимбу архангела Михаила на кремлевской иконе. |
|
|
