| Но кроме людей богословски-ученых, просматривал проповеди Филарета, по особому доверию последнего, и проверял их именно со стороны духовной наместник лавры архимандрит Антоний. Так, например, посылая к нему, при письме от 31 марта 1844 года, две из проповедей своих, святитель Филарет пишет ему о них: «прочитайте вы, и все, и скажите мне, надобно ли ту и другую отдать в состав предполагаемого и начинающегося на сих днях издания, или лучше не отдавать». 476 Все издание, совершенное с таким разбором и осторожностью, вышло из печати в трех частях в начале следующего 1845 года, 477 под заглавием: Слова и речи синодального члена Филарета митрополита московского. Части I и II. Москва, 1844; часть III, Москва, 1845 год. Еще в течении времени печатания этого капитального в своем роде издания Филарету, чрез отца наместника лавры, подана была мысль о составлении указателя к этому изданию. Филарет по этому поводу в письме к наместнику от 23 ноября 1844 года говорил следующее: «за сообщение мне мысли о указателе на проповеди, как и за все, что говорите мне откровенно, благодарю. Чтобы находить в них чего захотят искать, поможет частью данное им разделение, частью оглавление, в котором содержание многих означено». 478 Может быть не излишне было бы указание некоторых особых предметов или изъяснений некоторых изречений Священного Писания, но указатель сего рода делать теперь некогда и не кому, и нельзя знать, заслужит ли книга такое употребление, чтобы стоило труда составлять указатель». 479 Хотя, конечно, издание вполне стоило того, чтобы приложен был этот труд, однако, смиренный святитель даже по выходе его из печати, от 23 марта 1845 года, ректору академии Евсевию писал: «не знаю, что сказать вам, отец ректор, на предложение ваше о составлении указателя для моих слов. Будет ли употребление их таково, чтобы труд сей не был бесполезен? И если бы случилось, что он не будет излишен, то не желал бы я, однако, отягощать кого-нибудь поручением произвести оный. Иное дело, если бы кто на досуге занялся сим по своему произволу. Если не будет сего, не будет то большая потеря». 480 |
| 3 . Это «учительство» у Гоголя внешне очень напоминает духовную установку строгого священника, руководящего своей паствой. Иногда действительно кажется, что Гоголю следовало бы стать священником, раз у него была такая потребность входить в душевные дела других людей и давать им разные советы. Может быть, что-то в Гоголе и есть от нереализованного в нем священства, но не надо забывать, что в годы, когда стихия учительства так владела им, он не переставал быть писателем: Гоголь как раз начал в это время писать 2-й том «Мертвых душ» со всеми теми огромными задачами, которые он ставил себе в своей «поэме». С одной стороны, он ведет себя совершенно, как «старец», руководящий духовной жизнью разных лиц (Смирновой он писал в 844 году, что она должна вести для него «почти дневник мыслей, чувств и ощущений»), а с другой стороны, он как раз в это время обдумывает издание своих размышлений на общие темы русской жизни, пишет постепенно замечательную статью «В чем же существо русской поэзии», которая вошла потом в «Выбранные места». Как увидим дальше, Гоголь занят выработкою нового миросозерцания, в нем разгорается работа мыслителя, а не старца. «Мои приятели, – писал Гоголь Смирновой (конец 1844 г.), – познакомились со мной тогда, когда я был еще прежним человеком». Это чувство новой установки не только в духовном самоустроении, но и в миросозерцании, в понимании вопросов жизни, культуры, сопровождается «холодностью к литературным интересам» его приятелей (из того же письма Смирновой). Он пишет (начало 1845 г.): «Дух мой жаждет деятельности и томится от бездействия», – и отсюда уже планы издания, «небольшого произведения, не шумного по названию и отношению к нынешнему свету, но нужного для многих». Он резко говорит: «Я не люблю моих сочинений, доселе напечатанных – и особенно „Мертвых душ”». Матери он пишет (июль 1845 г.): «Мне совестно не других, а самого себя, а, до того, как кто примет меня, мне и дела нет», – а своему другу Н. Н. Шереметевой он пишет: «Молитесь о том, чтобы вся моя жизнь была служением Богу». Гоголь признается Плетневу (конец 1845 г.), что все это время было трудным для него («Много, много в это время совершилось во мне»), и он надеется, что его «поэма» (т. е. 2-й и 3-й тома «Мертвых душ») «разрешат загадку его жизни». |
| Статья «О древней русской истории (письмо к М. П. Погодину)» (Москвитянин. 1845. 3, отд. «Науки». С. 11–46) написана П. В. Киреевским в ответ на сочинение М. П. Погодина «Параллель русской истории с историей западных европейских государств, относительно начала» (Москвитянин. 1845. 1, отд. «Науки». С. 1–18). Киреевский соглашается с Погодиным во мнении, что в основе европейской государственности лежит завоевание одних народов другими, но полемизирует в том, что касается последствий призвания варягов на Русь. Основу славян, общественного устройства П. В. Киреевский видит в родовом строе, а на его существование варяжские князья не оказали-де никакого влияния.) 155 В «Повести временных лет» говорится, что после своего Крещения равноап, вел. кн. Владимир, «боясь греха», перестал наказывать «разбойников». Введя смертную казнь по совету греч. епископов, он вскоре заменил ее – по обычаю – штрафом. 156 Анализируя летописные источники, П. В. Киреевский, с которым, безусловно, был согласен его брат, писал о значении слова мир: «Описывая племена, жившие в южной половине России, Нестор говорит: «И живяху в мире: поляне, и деревляне, и северяне, и радимичи, и вятичи, и хорваты, и дулебы, а угличи и тиверцы седяху по Бугу и по Днестру, оли и до моря». Здесь замечательно слово мир; оно, как известно, до сих пор на языке нашем выражает и согласие, и совокупность, и вселенную, также греческим словом космос называется вместе и совокупность всех вещей, т.е. вселенная, и красота, т.е. гармония, согласие. Такое единство слова объясняется близостью, можно сказать единством этих двух понятий. До сих пор еще деревенская сходка, где выражается совокупный голос целой деревни, у нас называется миром, и в этом смысле нам встречается это слово еще в «Правде» Ярослава Великого, где оно обозначает даже целый округ. ... слово мир очевидно выражает не одно отсутствие вражды, а положительный союз, общество» (Киреевский П. В. О древней русской истории... С. 40–42). 157 О современном состоянии искусства и о характере его будущего развития было еще в 1845 году высказано несколько глубоких мыслей А. С. Хомяковым в его статье «Письмо в Петербург», напечатанной во 2-м того года, но тогда воззрение это было, кажется, еще преждевременно для нашей публики, ибо литература наша не отозвалась на эти живые мысли тем ответом, какой бы должно было ожидать от нее при более сознательном расположении умов. |
| «Находя, что с распространением лжеучения о сведении браков поселяются между раскольниками разврат и беззаконная жизнь», и в то же время не надеясь много на привлекательную силу единоверия, правительство 23 января 1845 г. «предоставляет министру внутренних дел прекращать те дела о сводных раскольнических браках, по коим подсудимые изъявят согласие на браковенчание в св. церкви» 109 ; а это значило, что, вместо заключения браков по благословению наставников, власть приглашала поморских беспоповцев вступать в брачные союзы с благословения пастырей православной церкви. И хотя еще прежде 1845 г. власть церковная, как увидим после, прежнее свое узаконение, требовавшее от раскольников, желавших повенчаться в церкви, предварительного присоединения к ней 110 , отменила и позволила венчать не только поповцев, но и беспоповцев, без всяких ограничительных условий 111 ; но потому ли, что это разрешение делалось тайно и раскольники его не знали, или потому, что венчание в православных церквах и без присоединения многие из заблуждающихся находили «зазорным для совести», – только и после 1845 года большинство поморцев вышеуказанных губерний продолжало вступать в браки по своим обрядам. Это упорство заблуждающихся вызвало правительство на более решительные меры. 15 марта 1847 г. последовало Высочайшее повеление такого рода: «впредь до постановления общих правил относительно сводных браков раскольников в разрешении дел об оных руководствоваться Высочайшим повелением 28 ноября 1839 г., подвергая суду и наказанию, на основании 1 пункта сего повеления, только сводителей браков, а прочих, участвовавших в том, лиц подчинять духовным увещаниям и назиданиям» 112 . Это распоряжение, подвергавшее суду и наказанию сводителей браков, оставляло, по-видимому, в покое вступавших в сводные браки; но на самом деле и последние не изъяты были от ответственности. Того же года, месяца и числа последовал другой указ «о мерах к прекращению сводных браков», в котором повелевалось: «дозволить владельцам отдавать с разрешения начальника губернии в рекруты в зачет по наборам крестьян их, состоящих под судом за вступление в сводные браки» 113 . Мера эта, касавшаяся сперва одной Пермской губернии, в скором времени (22 июля 1847 г.) распространена была и на другие губернии – Тобольскую, Вятскую и Оренбургскую 114 – с таким дополнением, что за сводный брак имели право попасть в рекруты не только вступившие в такой брак, но и прочие, участвовавшие в том, лица, напр. родители сведенных, свидетели сведения и проч. Такия распоряжения «к прекращению сводных браков», вероятно, были гораздо действительнее, чем училища, которым указом 15 марта 1847 г. предписывалось учреждать в тех селениях, где существовали сводные браки, и которые, разумеется, никогда не посещались раскольниками, если, что сомнительно, и были учреждаемы. |
| В 1908 году она повторила свои свидетельские показания, которые на этот раз были подтверждены нотариусом. «Впервые я услышала о мисс Елене Г. Гармон (впоследствии миссис Елена Г. Уайт) ранней зимой (в январе или феврале) 1845 года, когда мой дядя Джозия Литтл пришел в дом моего отца и сообщил, что он видел одну женщину по имени Елена Гармон в процессе получения видений, которые как она указывала, были от Бога. Он сказал, что она объявила, что Бог открыл ей то, что дверь благодати закрылась навсегда, и, что в дальнейшем не было никакого шанса для спасения грешников. «Это вызвало у меня большое неудобство и терзание ума из-за того, что я не был крещен и мое юное сердце было в значительной степени обеспокоено вопросом моего спасения, если дверь благодати действительно закрылась. В течение 1845 года я встречал мисс Елену Г. Гармон несколько раз в доме моего дяди в Южном Уайдхаме, штат Мен. Первая из этих встреч состоялась в мае месяце, когда Я услышал, что она объявляет, что Бог открыл ей, что Иисус Христос вернется на эту землю в следующем месяце, в июне. В течение сезона жатвы. Я снова посетил ее в компании с Джеймсом Уайтом в том же самом месте и слышал, как мой дядя спросил ее о том, что вдруг Господь не появится в июне согласно ее видениям; она ответила, что ей было сообщено на ханаанском языке, который она не понимает, но к понимаю которого она пришла с того раза, что Христос вернется в сентябре ко второму росту урожая вместо первого. «В течение осени 1845 года я снова посещал своего дядю Джозия Литтл, Южный Уайдхам, штат Мен. В одну из субботних ночей октября группа из шести человек пришла в дом моего дяди ради воскресного развлечения; среди них были Джеймс Уайт и Елена Г. Гармон. Этой ночью я разместился в компании с мисс Мери Е. Божд и мисс Гармон. Елена много говорила о своих видениях и я выразил серьезное желание увидеть как она получала одно из таких. На следующее утро в воскресенье в присутствии моей персоны и других людей мисс Бодж упрекала Джеймса Уайта за его совместное путешествие вместе с Еленой Гармон и предложила ему принесение покаяния, ведь упорство в таком случае – это скандал для Христа по этой причине. Он отстоял свою точку зрения, настаивая на том, что это его обязанность, заботиться о ней, чтобы она могла объявлять свои видения. Он сердито возмутился выговору мисс Бодж и отрицал любые намерения вступать в брак, «что немного деформировало то», что являлось его точными словами, на которые он указал по отношению к ней, сидя на стуле. |
| Тот же элемент автоматизма подчеркнут гротескно и иррационально в повести «Нос», сентиментально и филантропически — в «Шинели». Д. Мережковский («Судьба Гоголя») удачно сравнивает Гоголя с героем андерсеновской сказки, которому в глаз попал осколок дьявольского зеркала. Гоголь увидел мир sub specie mortis 2 . 1845 год — трагический в жизни Гоголя: «вихорь недоразумений» с Плетневым и Смирновой из-за проекта помощи бедным студентам, мучительные объяснения с Погодиным, который оскорбил Гоголя самочинным помещением его портрета в «Москвитянине», и, самое главное, неуспешная работа над «Мертвыми душами» доводят писателя до тяжелого нервного заболевания. Симптомы его были ужасны. «Мне было так трудно, — пишет он Смирновой (1845 г.), — что уже было приуготовился совершенно откланяться, и теперь я мало чем лучше скелета. Дело доходило до того, что лицо сделалось зеленее меди, руки почернели, превратившись в лед, так что прикосновение их ко мне самому было страшно, и при 18 град, тепла в комнате я не мог ничем согреться». А в письме к Языкову: «Лицо мое все пожелтело, а руки распухли и почернели…» «Мертвые души» не писались. Приходилось вымучивать каждую строку. Это была чудовищная пытка, кончавшаяся нервными припадками. «…Не в силах писать и трудиться, и малейшая натуга повергает меня в болезнь…» Но Гоголь верит, что труд возложен на него Богом, и, естественно, приходит к мысли, что помехи чинит ему сам дьявол. «Признаюсь, уже не раз подкараулил я, что это были нервы, а из-за них, притаившись, работал и черт, который, как известно, ищет всяким путем просунуть к нам нос свой, и если в здоровом состоянии нельзя, так он его просунет дверью болезни». Доктора не умели определить «странную» болезнь Гоголя; он лечился купаниями, холодными обтираниями, минеральными водами; больше всего ему помогала езда: на самых тряских дорогах, в самых неудобных экипажах он чувствовал себя спокойнее; он даже мечтал о том, чтобы стать курьером и всю жизнь скитаться по большим дорогам. Болезнь Гоголя таинственна; это — медленное оцепенение, остывание, замерзание; тело становится льдом, и душа чувствует себя «заживо погребенной». Сам Гоголь определяет это состояние как некое «обстояние бесовское», некую дьявольскую одержимость. Самое мучительное в этой болезни было ощущение надвигающейся неминуемой смерти. «Повторяю тебе еще раз, — пишет Гоголь Языкову (1845 г.), — что болезнь моя серьезна. Только чудо Божие может спасти. Силы исчерпаны». То же и в письме к Шереметевой: «Силы мои гаснут; от врачей и их искусства я не жду уже никакой помощи, ибо это физически невозможно ». |
| Дьявол пытает его страхом смерти, полным отчаянием в выздоровлении и тоской, толкающей на самоубийство. Классическая последовательность искушений. Вспоминая через год о пережитой болезни, Гоголь говорит, что «в то время повеситься или утопиться казалось как бы похожим на какое-то лекарство и облегчение». И несмотря на страшное испытание, страдалец сохраняет светлость духа, покорность воле Божьей и смирение. Описывая Шереметевой свою болезнь, он прибавляет: «Впрочем я провел время (в Париже) хорошо, был почти каждый день в нашей церкви, которая хороша и доставила мне много утешения». Он настойчиво подчеркивает в своих письмах, что больна его плоть а не дух, что минуты уныния и отчаяния приходят все реже и реже и что Бог был милостив к нему в это время, как никогда дотоле. Он пишет Смирновой, что живет в Париже, как в монастыре, и что «был сподоблен Богом вкусить небесные и сладкие минуты». Возвращаясь во Франкфурт, несмотря на три ночи и четыре дня, проведенные в дилижансе, он не чувствует себя изнуренным: «Временами было так на душе легко, как будто бы ангелы пели, меня сопровождая». Но какие страшные муки приходилось преодолевать Гоголю! Вот потрясающая в своем лаконизме записка его к протоиерею И. И. Базарову (Франкфурт, 1845 г.). «Приезжайте ко мне причастить: я умираю». В Великом посту Гоголь ездил в Штуттгард говеть в русской церкви; в июне, чувствуя себя снова умирающим, он причащался еще раз в Веймаре. К июлю, по всем вероятиям, относится первое сожжение второй части «Мертвых душ». Трагическое это событие осталось для нас окруженным тайной: в переписке о нем глухие намеки. Из испытаний 1845 года Гоголь вышел окрепшим и просветленным. Он чувствовал, что победил, огнем страданий «выжигал» свои грехи. От горделивого самоутверждения романтика-индивидуалиста осталось немного: Гоголь знает, как немощна его душа и как мало в ней любви. Не желанием смирения, а настоящим смирением полны теперь его слова: «Крестом сложивши руки и подняв глаза к Нему, будем ежеминутно говорить: «Да будет воля Твоя», и все примем, благословляя и самую тоску и скуку и тяжкую болезнь» (Смирновой, 1845 г.). |
| Second Advent Waymarks and High Heaps , p. 91./Вехи Второго пришествия и высокие горы, с. 91. Бейтс предупредил о пожарах «Весь ущерб от пожаров за последние два года составляет около 65 миллионов долларов, около 45 миллионов в нашей стране. В 1845 году примерно 38 городов понесли убытки на, почти, 31 миллион долларов; в большинстве случаев разрушены центральные или бизнес районы; помимо множества мелких пожаров стоимостью менее двадцати пяти тысяч долларов, а также тысяч акров леса, которые, вероятно, увеличили сумму примерно до сорока миллионов долларов, и, по многочисленным данным, в большинстве случаев они бушевали не контролируемые человеком». Second Advent Waymarks and High Heaps , p. 91, 92./Вехи Второго пришествия и высокие горы, с. 91, 92. … и наводнениях … «Море и волны ревут. Ужасные штормы и бури 1845 года и многие в 1846-м, конечно, не были превзойдены в прошлые века. … Наводнения и затопления в 1845–1846. Со времен Ноя, я думаю, у нас нет таких записей». Second Advent Waymarks and High Heaps , p. 92./Вехи Второго пришествия и высокие горы, с. 92. … и, конечно, землетрясениях … «Землетрясения. Я не буду останавливаться здесь на перечислении. В 1846 году в журнале Scientific American упоминается о более пятидесяти землетрясениях». Second Advent Waymarks and High Heaps , p. 93./Вехи Второго пришествия и высокие горы, с. 93. … и, что будет мор … «Мор. Азиатская холера, ужасный мор, летящий посланник Бога с обнаженным мечом в руке…». Second Advent Waymarks and High Heaps , p. 93./Вехи Второго пришествия и высокие горы, с. 93. Что касается голода, Бейтс обратился к апокрифической книге Ездры. «Ездра говорит: «семя потерпит неудачу от взрыва и града«. Он же говорит: «провизия будет дешёвой, и внезапно посеянные места окажутся незасеянными, (семена сгнившими под комьями) полные хранилища внезапно окажутся пустыми«. Вот исполнение: сотни и сотни наших кораблей почти постоянно покидают наши берега, нагруженные провизией из хранилищ, чтобы удовлетворить голод в Европе. Если рассказы о голоде правдивы, они будут продолжать идти до тех пор, пока наши склады не опустеют. Это не фантазия и не басня, а история и слово Господа Бога нашего . Пророчество Ездры начинает искать и гореть, как огонь». |
| 1845 г. Наступивший новый, 1845 год, был для меня годиной великого и тяжкого испытания, как читатель увидит далее. Поздравлял я, по обычаю, с новым годом своих Ивановских родных и, между прочим, писал им: «Не знаю, как вы, а мы вступили во время нового года со старыми слабыми силами. Анна Васильевна еще до сих пор болеет, не поправляется. Болезнь, по-видимому, незначительная, тем не менее опасная. Слишком уже три месяца мучит ее сухой кашель. Прибегали было и к врачебным пособиям, употребляли и домашние средства: все тщетно. Я сам тоже не могу похвалиться на сей раз богатым здоровьем. В святки, чем бы отдохнуть и повеселиться, я совершенно изнурился: и славление, и ежедневная служба, и приготовление к новому году проповеди – все это вместе, признаюсь, нелегко мне обошлось; некогда было и подумать об удовольствиях, до которых, правду сказать, я и всегда не большой охотник. Наше славление много отличается от вашего. Вы обойдете или объедете в день дворов пять, шесть не более: а мы, как угорелые, рыщем из конца в конец города, почти весь день не пил, не ел. Это, впрочем, не потому, чтобы не имели случаев попить или поесть (в каждом почти доме предлагают угощение), но потому, что дорожим временем. Зато в три дня оканчиваем все эти интересно-скучные подвиги. Впрочем, как ни скучно, не мешало-бы почаще иметь такие подвиги». 20 января писал мне из Гориц о. Василий Сапоровский: «Первоначальным долгом поставляю поздравить вас с наступившим новым годом, пожелать вам новых благодатных даров, свыше нисходящих, новых радостей, нового преуспевания во всех благих предприятиях, или всякого благополучия; потом принести вам и чувствительнейшую благодарность за пространное и приятное письмецо, давно, очень давно мной полученное, а именно октября 31 дня прошедшего года. В ню-же меру мерите, сказал Господь, возмерится и вам. По правилам политики мы с вами, кажется, расквитались и не настоит надобности извиняться перед вами невежеством: но любовь родственная и дружеский союз заставляют признать себя виновным в долговременном моем молчании. Истинная любовь, по свидетельству Апостола, нелицемерна, но не радуется о неправде, радуется же о истине, любит откровенность. |
| В 1838 г. состоялась 1-я публикация Н.- стихотворение «Мысль», а в 1840 г. вышла 1-я книга его стихов «Мечты и звуки». Хотя стихи отличались подражательностью (В. А. Жуковскому , В. Г. Бенедиктову и др.), в них проявилась характерная для Н. искренность. К 1840 г. Н. был знаком с литераторами И. И. Панаевым, Д. В. Григоровичем, Ф. А. Кони, стал помощником последнего в редакции «Литературной газеты», а с 1844 г.- ее фактическим редактором, печатал в ней анонимно и под псевдонимами (Н. А. Перепельский и др.) огромное количество рецензий, юмористических заметок, пародий, сатирических миниатюр, фельетонов. Также сотрудничал в журналах «Пантеон», «Отечественные записки», «Русский инвалид», по совету Кони писал прозу, в т. ч. повесть о чиновнике-дельце «Макар Осипович Случайный» (Пантеон. СПб., 1840. 5. С. 36-61), и стихотворные пьесы для Александринского театра: водевили «Шила в мешке не утаишь - девушки под замком не удержишь» (1841), «Актер» (1841), мелодраму «Материнское благословение, или Бедность и честь» (поставлена в 1842, опубл. в 1930). Несомненное влияние на стиль Н. оказала его ранняя проза в духе «натуральной школы», именно здесь сложились основы «прозаизма» его поэзии. Большую роль в его становлении сыграла дружба с В. Г. Белинским , с к-рым Н. сблизился в 1842 г. Критик высоко оценил его стихотворение «В дороге» (1845) о судьбе рус. крестьянки и ее мужа-ямщика. В 1846 г. были написаны стихотворения «Огородник» и «Тройка», в 1847 г.- «Еду ли ночью по улице темной…». Определяется пафос поэзии Н.: драматизм, глубокое милосердие к угнетенным, слабым, падшим, мотив покаяния. Со 2-й пол. 40-х гг. XIX в. складывается самобытная поэтическая манера Н., противостоящая традициям и вкусам пушкинской эпохи, основные темы и мотивы его лирики - страдания народа, жизнь крестьянства и городских низов, труд, нужда, болезнь, гражданская скорбь. В 1845-1846 гг. Н. совместно с Белинским издает литературные альманахи «Физиология Петербурга» (1845), «1 апреля» (1846), «Петербургский Сборник» (1846) с участием Ф. М. Достоевского , И. С. Тургенева, В. И. Даля, Григоровича, А. И. Герцена, Е. П. Гребёнки, Панаева и др. Эти альманахи стали своего рода программными выступлениями «натуральной школы», привлекли внимание публики, а также властей. |
|
|
