| Для нас, знающих теперь реформированную Японию, в высшей степени интересными представляются отзывы архиепископа Николая о его жизни и работе в первые годы пребывания в Японии. Ехал он в Хакодатэ с самыми горячими идеями миссионерской работы. «Тогда я был молод, говорил он позднее, и не лишен воображения, которое рисовало мне толпы отовсюду стекающихся слушателей, а затем и последователей слова Божия, раз это последнее раздастся в японской стране. Каково же было мое разочарование, когда я, по прибытии в Японию, встретил совершенно противоположное тому, о чем мечтал. Тогдашние японцы смотрели на иностранцев как на зверей, а на христиан – как на злодейскую секту, к которой могут принадлежать только отъявленные злодеи и чародеи». О какой бы то ни было открытой проповеди при этих условиях не могло быть и речи, да и трудно было думать о ней без знания языка. Рассказывая об этом периоде пребывания в Японии, покойный архиепископ всегда с глубокой благодарностью вспоминал о тогдашнем Хакодатском консуле И. Гошкевиче, пионере русской японологии и авторе первого японо-русского словаря. С ним близко сошелся тогда еще иеромонах Николай, и, одинаково интересуясь изучением японского языка, они имели много общих тем для разговоров. В этот период архиепископ впервые познакомился с японцами, начал присматриваться к ним и оценивать их пригодность для христианства и, особенно для миссионерской деятельности. Нельзя сказать, чтобы первые наблюдения его были очень в пользу японцев. Вот как писал он об этом в одном из писем к митрополиту С.-Петербургскому Исидору: «4 года спустя по прибытии моем сюда, Бог послал мне одного человека. Спустя год он нашел себе товарища, а еще в продолжение года они нашли себе и третьего собрата. Из этих людей и подобных им я льстился когда-то образовать настоящих миссионеров: увы, надежды мои давно разлетелись в прах! Они, правда, умны, образованы в японском смысле, высоконравственны и готовы жертвовать собой для успеха принятой ими веры, обнаруживаюсь отличное умение пользоваться теми знаниями, которые ими действительно усвоены, проявляюсь редкое одушевление в речи, замечательное красноречие, но у всех у них один и тот же недостаток: отсутствие всякого навыка к систематическому построению своих знаний и недостаток памяти. Да и может ли быть иначе, когда фундаментальное образование японца состоит в бессмысленном заучивании китайских знаков по Конфуцию и в чтении разных пустых книжек без связи и направления. Словом, опыт убедил меня, что на миссионеров из японцев надеяться нечего: когда появится на японском языке полная богословская литература, тогда, с нею за плечами, японец может идти на проповедь , но до этого еще далеко. Теперь же японцы могут быть полезны только как катехизаторы под непосредственным руководством действительного миссионера» («Хр. Вт.» 1869 г. I., стр. 250–252) . |
| Обстоятельства жизни могут быть очень суровыми для Церкви, но это не значит, что они должны снижать уровень преданности нашему выбору служить Господу, служить Церкви. Чем больше трудностей, тем больше необходимы энтузиазм, сосредоточение сил. Сокращается количество студентов — мы должны максимально мобилизоваться, мы должны получить хорошее образование, мы должны показать молодежи, что такое Церковь, мы должны показать им новое лицо Церкви. Мы должны обеспечить интерес молодежи к Церкви — это наша задача. Тогда мы обретаем внутреннюю энергию, и надо идти по этому пути — замечательному жизненному пути, говорю вам на основании своего опыта. Я ведь не знал, что я буду Патриархом, верно? Кто мог знать? Готовил себя к тому, что буду приходским священником, но мне всегда хотелось остаться в академии и преподавать. Однако тогдашние власти удалили меня из Ленинградской академии и послали в Смоленск, с тем чтобы я и не приезжал в Питер. Потому что были напуганы ситуацией, когда много образованных ребят после университета стали поступать в академию. И обстоятельства тогда были куда труднее, чем сейчас. Поэтому хочу еще раз сказать всем: да не смущаются сердца ваши, веруйте в Господа — и вперед! А трудности — без них никак нельзя. Самое главное, чтобы мы сами не создавали себе трудности. — Ваше Святейшество, благословите, студент магистратуры Московской духовной академии Черкашин Илья. В первую очередь хотелось бы присоединиться к словам моего коллеги и поблагодарить Вас за то, что Вы благословили проведение олимпиады. И скажу, что в олимпиаде была важна, пожалуй, не только сама возможность проверить свои знания, но и возможность увидеть таких же своих собратьев из всех регионов России. Это действительно было очень ценно и очень дорого. И теперь хотелось бы задать Вам вопрос — на самом деле ответ на него Вы уже частично озвучили. Недавно я встретил мысль о том, что написание хорошей научной работы требует не только технических умений и знаний, но и некоторой научной интуиции. То есть человеку мало уметь писать — нужно еще понять, о чем написать. Нужно уметь тонко чувствовать проблематику и улавливать актуальные вопросы, которые требуют своего разрешения. И в связи с этим мне хотелось бы задать Вам вопрос. Поскольку Вы Предстоятель Церкви и видите картину трудностей, с которыми сталкивается Церковь, более объемно и более детально, чем любой из нас и даже чем любой из наших преподавателей, — какие основные направления научной работы Вы могли бы нам указать? Где можно потрудиться сейчас, чтобы это было полезно Церкви? Какие области богословского знания нуждаются в особенной разработке? |
| О совести и воле — Сегодня много говорят о возрождении духовности в России. Как вы считаете, насколько нам удалось преодолеть последствия многих лет безбожия? С какими проблемами в этом ключе сегодня приходится сталкиваться нашей стране? — Духовность, действительно, возрождается. Но дело даже не именно в России. Это вопрос вселенского масштаба. Выбор, становиться ли на путь истинный, происходит в отдельно взятой человеческой душе. Человек — высшее создание Божие на Земле. Как венец творения, он наделен физическими способностями, а также разумом и свободной волей. Более того, разум был бы почти не нужен, если бы не было у человека воли. Но в то же время мы можем направить ее либо к добру, либо ко злу. Один по своей доброй воле творит великие дела. Но немало людей, имеющих преступные умыслы, совершающих беззакония. Почему так? Почему свободная воля иных направлена творить зло? Потому что, помимо той самой воли, в каждом присутствует еще и совесть, которая дает сигнал человеку — вот так ты поступаешь плохо, — или, напротив, одобряет какой-либо поступок. Таким образом, творящий добро чувствует удовлетворение, совершающий же дурное рано или поздно начинает чувствовать угрызения совести. — А церковь, на ваш взгляд, должна участвовать в, если так можно выразиться, воспитании совестливости у людей? — Способствовать укреплению духа, пробуждать совесть в людях — это все очень важные задачи православной церкви. В суете дня сегодняшнего человек должен знать, что в храме может обрести желаемый покой. Ответ сомневающимся — Периодически вновь возникает вопрос объединения христианских церквей. Как вы думаете, если бы это произошло, может, совместными усилиями было бы легче достучаться до сердец человеческих? — Православная церковь не нуждается в объединении. Она сама по себе, в чистом своем виде полноценна. Я не хочу сказать, что православие должно отчуждаться от других ветвей христианства. Нет. У православных добрые отношения с католической, армянской церквями. У нас есть Всемирный совет церквей, действует церковный внешний отдел, который налаживает связи с представителями разных конфессий. И все же смешиваться православной церкви с другими не нужно: она должна бережно хранить то, что унаследовала от апостольского времени. |
| Получается, нам неинтересно говорить и читать о хорошем, мы так привыкли к негативу, что что-то по-настоящему хорошее нас уже не может заинтересовать? Что же с обществом сегодня? Давайте обратимся к нашим известным оптинским старцам, что они нам прокомментируют. Их советы на века. Преподобный Лев пишет: «Душа человеческая в глубине своей таит много добра. Надобно его только отыскать». Преподобный Антоний (Путилов) так объясняет подобное состояние человека: «Как телу нашему приключаются различные недуги, так и душе. Есть слепота телесная, и есть слепота душевная. Кроме сего у некоторых бывает еще какая-то темная вода в глазах, которыми хотя и смотрят, но ничего не видят. Подобно сему бывает темная вода и в душевных очах, от которой тоже не видят ничего доброго». А преподобный Варсонофий Оптинский, рассуждая о том, что земная жизнь «есть блаженство», и не по причине, «что мы верим в блаженную вечность», но блаженством она бывает потому, что мы можем «жить со Христом, для Христа и во Христе». Наверное, можно было бы обвинить ряд средств массовой информации, которые привлекают к себе внимание аудитории материалами о скандалах и «громких» делах со знаком минус. Но это было бы слишком просто. Мы, взрослые люди, давно сами решаем, что нам читать, сами выбираем для себя средства массовой информации, социальные сети, страницы людей, которые нам чем-то интересны или близки. Мы сами определяем, на что откликнуться и как откликнуться, а что обойти молчанием. Наверное, нам самим стоило бы говорить и писать меньше слов осуждения, возмущения и больше слов признательности, благодарности. Хорошего в нашей жизни больше, чем плохого. Причины такого духовного заболевания преподобный Никон (Беляев) видит в отходе человека от Бога, в забвении заповедей Христовых, и как лекарство от этого недуга он призывает к чтению Евангелия. Он пишет: «Читайте Святое Евангелие, проникнитесь его духом, сделайте его правилом жизни своей… Это — единственный свет жизни нашей». Ведь если мы хотя бы немного попытаемся изменить себя в лучшую сторону, то и окружающий нас мир начнет меняться к лучшему. Премудрый Соломон наставляет нас: «Неправые умствования отдаляют от Бога» (Прем. 1; 3), а следовательно, лишают нас душевного мира и покоя. |
| Указанные обстоятельства привлекли особое внимание А. Дворкина. Это первая монография, автор которой выступает не только как историк, но и как профессиональный богослов, чья задача, как он сам ее определяет, – увидеть Ивана IV представителем определенного “религиозного типа”. Ибо тот, без сомнения, был глубоко религиозен, и религиозные аспекты его поведения были много важнее, чем обычно думают. Но религиозность Грозного, как показывает Дворкин, была “ренессансной”, отвергшей средневековую византийскую традицию, которую пытался (хоть и безуспешно) поддержать при дворе Иванова отца Василия III и в самом Иване премудрый книжник Максим Грек . Для современного россиянина Иван Грозный по-прежнему остается глубоко символичной и психологически значимой фигурой. Надо признать, что у большинства образованных людей нынешней России личность и деятельность его вызывают резкую антипатию. Но наблюдаемые время от времени колебания в оценке Грозного, которые связаны, по всей вероятности, с затаенной ностальгией по “настоящему хозяину”, заслуживают самого пристального внимания. Эта ностальгия проявилась уже во времена династического кризиса после смерти Грозного, но нередко заявляет о себе и в наши дни. Можно надеяться, что предпринятая автором попытка определить и обозначить религиозный тип Ивана (на самом деле, тип грубого извращения христианства) окажется своего рода экзорцистским актом и поможет распознать истинное лицо этого человека, как и других подобных ему персонажей христианской истории. Предисловие автора к английскому изданию Сама литературная форма авторского вступления всегда обязывает сказать и больше и меньше того, чем хотелось бы. Тем не менее с глубочайшей благодарностью я хотел бы помянуть тут протопресвитера Иоанна Мейендорфа , без которого появление этой работы на свет было бы невозможным. Признать лишь мой академический долг своему научному руководителю, духовному отцу и наставнику было бы далеко недостаточным. Тот пример православного христианского сознания и русской идентичности, который он являл мне в течение всех долгих лет нашего знакомства, – драгоценный дар для меня. И я уверен, он сам понимает, насколько мне важно от души поблагодарить и его супругу – Марию Алексеевну Мейендорф за ее неизменную моральную поддержку и теплое гостеприимство. |
| Невозможно представить, как развивалась бы история рода человеческого, если бы Бог во Христе не вошел в человеческую жизнь. Мы просто не можем представить себе того языческого или безбожного мира, в котором жило человечество. И, наверное, история давно бы закончилась, но именно потому, что Бог рядом, именно потому, что Он слышит наши обращения к Нему, мы и живем, мы действуем, мы существуем, опираясь на Его помощь, на Его десницу. Кто-то может сказать: наверное, речь идет о верующих, крещеных людях — тех, кто признает бытие Божие, кто в храмы ходит. Но в Евангелии мы сегодня не услышали, что Господь Еммануил пришел только к избранным. Евангелие жестко констатирует: «родился Еммануил — с нами Бог». С кем «с нами»? Со всем родом человеческим. Тогда еще не было ни одного крещеного, но Бог уже был с родом человеческим. И сегодня, как бы ни был человек далек от Бога, даже если он Его не признает, но Бог рядом с ним, и нужно сделать совсем немного для того, чтобы почувствовать в жизни своей Божественное дыхание. Есть только один грех, который возводит стену между Богом и человеком, — это хула на Духа Святаго, это диавольская борьба и противоборство Богу, это кощунство, которое отравляет жизнь человека и как яд отравляет сознание других. Хула на Духа Святаго не прощается (см. Мф. 12:31), и мы знаем из истории, на примере тех, кто возводил хулу на Бога, какова сила Божественного наказания. Церковь проходила в течение 2 000 лет через разные внешние условия жизни. Никогда эти условия не были легкими — каждая эпоха имела свои проблемы, в каждую эпоху к Церкви обращались особые вызовы, и она по милости Божией отвечала на вопрошания мира и несла свою миссию. Вот и наше тревожное время исполнено многих светлых и радостных моментов — в первую очередь, это то, что мы как Церковь, как народ имеем свободу, какой никогда не имели. Это дает Церкви возможность устроять свою жизнь без какого-либо контроля со стороны внешних сил, без какого-либо стеснения, внутренне себя развивать в соответствии с Божественным предначертанием, основываясь на соборном разуме. Есть и много других светлых и положительных сторон нашей жизни, и ни в коем случае нельзя о них забывать, потому что мудрый человек видит не только отрицательное, но и положительное, и объективный взгляд всегда выхватывает из окружающей действительности и светлое, и темное, умеет сравнить, противопоставить и сделать правильные выводы. |
| — На мой взгляд, особенно хорошо видны эти болезни в прессе и вообще в средствах массовой информации. Поскольку Вы были близки к этой среде, то, наверное, знаете, в чем они выражаются? — В первую очередь, они выражаются в том, что люди рассуждают и судят о чем-то, не имея достаточного опыта и искушенности в этих вопросах. Не в похвалу себе, но просто как констатацию факта могу сказать, что за 10 лет своей журналистской деятельности я не написал, пожалуй, ни одной статьи о Церкви, потому что всегда считал себя человеком, не вполне понимающим все процессы, происходящие в ней. Ведь в религиозной жизни много скрытого, потому что здесь человек наедине с Богом. И вот многие судят об архиереях, о Патриархе, совершенно не понимая, что первое предназначение предстоятеля Церкви — это молитва за всех чад, за все государство и за весь мир. Эта область в нашей журналистике даже не берется во внимание. Смотрят только на внешние проявления, частные вопросы. Да и вообще пишут о Церкви как о некоем общественном институте, совмещающем в себе несколько министерств — культуры, соцобеспечения, образования и просвещения, упуская главное — что это Дом Божий. — Да, наши журналисты очень любят писать о том, чего они не знают. — К сожалению, это так. В данном случае я мог бы привести интересное письмо, которое прочитал лет 15 тому назад в парижском журнале «Вестник студенческого христианского движения». Это письмо Николая Бердяева Льву Шестову. Он упрекает своего друга за то, что тот написал работу о христианстве. Сам Лев Шестов принял иудаизм. И вот Бердяев пишет ему в письме (а он очень любил Шестова, своего друга): «Лева, что же ты делаешь? Ты человек искушенный», — я пересказываю своими словами, передаю только смысл, — «Что же ты делаешь? Как же ты можешь судить о том, чего ты не знаешь? У тебя же вообще не было христианского опыта. Как же ты можешь судить об этом? Никакой ум, никакой талант, никакая душевная изощренность тут не поможет. Многие вещи познаются только через опыт, нельзя о них узнать просто по книгам — это огромная ошибка.» Тот же самый упрек я могу предъявить и многим журналистам… |
| Отцы Церкви определяют самоубийство, даже при нестерпимой боли, как трусость, презренную слабость ( блаженный Августин ) и присвоение себе права Бога распоряжаться человеческой жизнью. Суицид и эвтаназия — это нарушение Божьей воли и завета Христа: «Не Моя воля, но Твоя да будет» ( Лк.22:42 ). Дело в том, что страдания, при всей их мучительности, несут в себе огромный потенциал для духовного преображения человека. Для этого необходимо, чтобы эти страдания были осмыслены через призму Божьего Промысла о спасении человечества. Когда страдающий человек сумеет трансформировать свои душевные переживания в преодоление страстей, наполнит само своё страдание духовным смыслом, для него откроется перспектива новой жизни. Осознание, что умирание – это важная часть жизни, которую нужно полноценно прожить, и что жизнь не кончается со смертью, наиболее ярко именно в периоды тяжелейших жизненных кризисов. Вот слова одной неизлечимо больной: «Надо же было заболеть раком и умирать от него для того, чтобы понять, что в мире есть истина, есть Бог. И что даже если я умру, то все равно это хорошо». Для обретения вечной жизни с Богом необходимо выполнить определенные условия, одним из которых является терпеливое и смиренное переживание страданий. Это не пассивное бездействие, когда человек в унынии опускает руки. Напротив, христианское терпение и смирение — это огромный внутренний труд. Если человек свободно и осознанно принимает страдания особым образом: как расплату за грехи, искупление собственной подверженности страстям или постоянное напоминание о необходимости исправляться Христа ради, он, можно сказать, любую боль использует во благо себе. Вот случай, рассказанный психиатром Андреем Владимировичем Гнездиловым, много лет работающим в хосписной службе: «Когда я шел по хоспису, где я работаю, и я вижу, что лежит больная, которая кривится от боли, во-видимому. Я говорю: «У вас болит?». «Ну, немного», — отвечает. «А что ж вы не обратились? Мы бы дали вам лекарства». «Доктор, — говорит она, — мне кажется, что вместе с болью из меня выходит все дурное». |
| – Что же это, откуда столько публики? Чего она ждет? – спрашивают прохожие. – Отец Иоанн здесь, – лаконически отвечают из толпы, и скопление публики для всех понятно; никто не спросит, что это за отец Иоанн, почему им интересуются и т. п. – Отец Иоанн здесь! Откуда толпа узнала так быстро, что здесь о. Иоанн, и почему она молча ждет целые часы? И что это за толпа? Тут и военные, в чиновники, в женщины, и дети, купцы и торговцы, интеллигенты и простой народ – все столпились в группу, ждут и знают только, что – Отец Иоанн здесь! Никого даже не интересует, скоро ли выйдет о. Иоанн, давно ли он здесь, у кого, по какому случаю в т. д. – Подождем, выйдет. И ждут; нередко долго ждут, а только вышел кронштадтский пастырь, ему более часа придется благословлять, пока провожающим не удастся впихнуть его насильно в карету и крикнуть кучеру: «Пошел!» Сначала бегут за каретой, заглядывают в окно и, когда карета умчится, стоят еще и смотрят вдаль… – Уехал!.. А там, где карета снова остановится, толпа уже стоит и ждет. Точно объявление или аншлаги какие распубликованы с указанием дня и числа. Нет, просто чутьем каким-то узнают, собираются и терпеливо ждут. То же самое повторяется, где бы о. Иоанн ни был: в Петербурге, Москве, Новгороде, Харькове... Кронштадте нечего, конечно, и говорить: там, около домика о. Иоанна, толпа не расходится весь день и всю ночь; одни приходят, другие уходят, – и так изо дня в день, из года в год, с возрастающей пропорцией численности толпы. Есть и еще много примеров популярности кронштадтского протоиерее, хотя и приведенных нами было бы достаточно. Последние годы, в каком бы семействе ни произошло большое несчастье или ни оказался бы смертельно больной, взоры всех обращаются в о. Иоанну. Мы знаем примеры, когда даже евреи прибегали к молитве нашего пастыря, получали облегчение и, конечно, немедленно после исцеления принимали православие. Знаем мы одного купца, который из далекой Сибири приехал специально помолиться с о. Иоанном, и пример этого купца вовсе не единственный. Многие знают одно очень высокопоставленное лицо, которое в критическую минуту своей болезни, когда доктора отказались помочь, приказало пригласить к себе о. Иоанна и получило исцеление. Сотни, чтобы не сказать тысячи, подобных случаев исцеления переходят из уст в уста и слагаются в целые повествования... |
| В сегодняшней Евангельской притче, мы также услышали о том, что когда человек переходит в иную жизнь, вся перспектива его видения радикальным образом меняется. Богатый человек на этой земле думал только о материальных благах, а, оказавшись там, он начинает думать о своих братьях, он переосмысливает всю свою жизнь, но только нет уже у него возможности исправить все то злое, что он сделал, или сделать то доброе, чего он не сделал. И мы понимаем, что именно в земной жизни происходит то разделение на овец и козлищ, которое завершится на Страшном суде. Именно здесь одни люди становятся на сторону добра, а другие на сторону зла. Именно наша земная жизнь является полем битвы между Богом и дьяволом, а битва эта, как говорил великий русский писатель, происходит в сердцах человеческих. Сердце монаха — это тоже поле битвы. Потому что в монашеском сердце и в монашеской голове происходят столкновения между помыслами, помыслами злыми, приходящими от дьявола, и помыслами добрыми, которые происходят от Бога. И великое искусство, которому учили нас святые отцы, заключается в том, чтобы помыслы отгонять в самый момент их появления. Человек, который научится этому искусству, не будет отвлекаться во время молитвы или во время богослужения, его ум будет сосредоточен на Боге и Божественных вещах, а все чуждое и страстное он будет отсекать. Это искусство не доступно очень многим людям, живущим в миру. Но они тянутся к той духовной и нравственной чистоте, которая в полноте своей осуществима в монашеской жизни. Именно монахи могут многому научить мирян. Именно монахам есть многое, что сказать мирянам, находясь в монастыре, ведя монашеский образ жизни, преодолевая в самих себе страстное человеческое естество, иноки затем становятся способны быть врачами многих людей, исцеляя их недуги, и душевные, и телесные, но надо помнить о словах Спасителя: врач! исцели Самого Себя (Лк. 4; 23). Надо помнить о словах преподобного Исаака Сирина, который говорит о том, что было много людей, потрудившихся в апостольском подвиге, приведших ко Христу других людей, но, так как сами они не искоренили в себе страсти, то после многих великих подвигов как бы они не в пали еще в худшие грехи, потому что бросились в волны мира сего исцелять людей, не будучи еще исцелены сами. В этом и заключается великое искусство монашеской жизни, чтобы врачевать самого себя, чтобы врачевать свои недуги, и душевные, и телесные, чтобы работать над собой — над своим характером, над своим языком, над своей головой; чтобы не допускать в себя чуждых помыслов и чтобы, исцеляя самого себя, одновременно и параллельно исцелять тех людей, которые приходят в монастырь. |
|
|
