| И что удивительного, если этруски, варвары, посвящаются в гнусные таинства в честь этих ужасных событий, когда и у афинян, и во всей Элладе мифология, касающаяся Деметры, полна позора, о котором даже говорить стыдно. Ведь Деметра, блуждая в поисках дочери Коры, сильно устает и садится удрученная, на колодец в Элевсине (это местность в Аттике). Делать это до сих пор запрещается посвященным, дабы не казалось, что они подражают горюющей богине. А жили в Элевсине тогда землеродные. Имена им Баубо, Дисавл, Триптолем, а еще Евмолп и Евбулей. От них происходит афинский род Евмолпидов и Кириков. Баубо же (не премину сказать об этом), приняв гостеприимно Деметру, предлагает ей кикеон. Когда та отказалась взять и не пожелала пить, так как была печальна, Баубо, огорчившись, словно ее обидели, задирает подол и показывает богине срам. Деметра же радуется зрелищу и отведывает напиток, насладившись увиденным. Это и есть мистерии афинян. § XXI. Об Элевсинских мистериях (продолжение) Это и Орфей описывает. Приведу тебе сии его слова, дабы ты имел мистагога в качестве свидетельства бесстыдства: Так изрекла и, одежды подняв, показала Деметре То, что показывать стыд не велит; был Иакх там малютка. Этого Иакха, смеясь, теребит под подолом рукою. Тут улыбнулась богиня, улыбкою сердце согрела И приняла благосклонно сосуд, где напиток был налит. Имеется и пароль Элевсинских мистерий: Я постился, пил кикеон, получил из корзины («кисты»), потрудившись, отложил в лукошко («калатос») и из лукошка в корзину. Прекрасное и подобающее богине зрелище! § XXII. О тайных символах мистерий Посвящения, достойные ночи и огня, и многомужественного, скорее же многосуетного племени Эрехтидов, а также и остальных эллинов, которых ждет после кончины то, чего они не ожидают. Кому пророчествует Гераклит Эфесский? Странствующим по ночам, магам, вакхантам, вакханкам, мистам; им угрожает тем, что после смерти; им предсказывает огонь, ведь они нечестиво посвящаются в то, что у людей считается мистериями. Эти таинства суть ни что иное, как ставшее законом вздорное мнение, сподобившаяся поклонения хитрость, благодаря которой змей обманывает тех, кто прибегает при помощи ложного благочестия к мистериям, на самом деле чуждым посвящения, и к посвящениям, лишенным мистики. |
| Таким образом Персефона становится образом души падшей и в своем падении скорбящей о небесном отечестве; Якх – олицетворением надежд на восстановление и на блаженную будущность; обручение их – символом этого возрождения человеческой души к новой, лучшей жизни. 3 Внешнее распространение элевсинского культа В древнее время элевсинский культ совершали только Элевсинцы; но со времени соединения Элевсина с Афинами в один город, Афиняне приняли участие в этом богослужении и распространили его еще более. Острова Крит и Тера, Аргос, Аркадия и другие пелоппонесские государства также приняли культ Деметры. У Греков элевсинские мистерии пользовались великим уважением. Но блестящего состояния они достигли во время между персидскими войнами и периодом просвещения. Впрочем, и в период просвещения, если отдельные лица из высшего общества, как Алкивиад и его сотоварищи, обнаруживали неверие, кощунственно относясь к мистериям 50 , народ еще показывал уважение к их священному характеру. Впоследствии времени, под влиянием орфической мифологии, Деметра, Кора и Якх, составляющие круг элевсинских божеств, сближены и отождоствлены с фракийско-фригийскими божествами – Реей, Цибелой и Гекатой; еще позже, в александрийском периоде – с египетскимн божествами Озирисом, Изидой и Гором, причем и сам миф подвергся аллегорическому изъяснению. С именами Цереры (Деметра), Либера (Liber pater, Дионис) и Либеры (Libera, Персефона) элевсинские боги и богини перешли (около 500 г. до Р. X.) в Италию 51 . При Птоломеях элевсинский культ распространился в Александрии. – Наконец, последний блеск его принадлежит времени императоров Клавдия, Адриана, Антонина и Коммода. При Феодосие мистерии были окончательно запрещены 52 . 4 Элевсинский праздник в Аттике Элевсинский праздник имеет отношение к изменяющимся состояниям Персефоны, которой сошествие (ϑοδος) в преисподнюю и обручение с Аидом праздновалось осенью, когда хлебопашество исчезает с полей и земля оцепеневает зимою; а её возврат (νοδος) на землю – к матери и цветущему Дионису-Якху – весной, с появлением первых цветов. |
| Сохранившиеся орфические поэмы и фрагменты суть остатки этой орфической литературы. К числу таких значительных остатков относятся Аргонавтика, Литика и Гимны. От других сохранились только фрагменты у последующих языческих и христианских писателей, а от иных не осталось ничего кроме названий 115 . 4 Религиозно-нравственное значение орфических мистерий Идею Орфизма, развившегося в связи с культом Диониса, определить довольно трудно. По изъяснению Шеллинга, Орфей сначала является противником Диониса, потому что был представителем принципа враждебного Дионису. Дионис есть освобождающий бог, начало политеистического множества, движения, разнообразной жизни: Орфей олицетворял собою принцип охранения прошлого, косности, задерживающей ход мифологического процесса, враждебной всякому нововведению, всякому свежему побегу жизни 116 . В этом же смысле он был противником Гомера, который представлял собой завершившуюся борьбу богов, развившийся политеизм. Вследствие своей вражды с Дионисом Орфей растерзан был его жрицами. Принцип Орфизма не устоял и ход мифологического процесса совершился. Боги политеизма, «вчерашние», как называет их Геродот (II, 63), явились, низвергши с престола всепоглощающего Кроноса 117 , и растерзанный Орфей сделался служителем нового бога – Диониса, так что, по свидетельству Павзания (V, 26:3), в древних греческих храмах статуи Орфея ставились рядом с образами Диониса, и сам Орфей в предании выступил то как посвященный в мистерии Диониса, то как установитель этих мистерий 118 . Таким образом мифическое лицо Орфея становится символом тех перемен, которые совершились в религиозном сознании Греков, олицетворением этого сознании. Как служитель бога природы (бога первой потенции), он страдает вместе с ним и умирает; но, когда этот бог восстает в чистом идеальном виде, как бог духовного царства, он оживает вместе с ним и становится служителем этого бога. Этот процесс перехода сознания из одного момента в другой, представляемый объективно, как страдания 119 , смерть и новое рождение или возрождение бога в младенчески чистом образе Якха, и составлял священный предмет мистерий Загрея. Поэтому общая идея их та же, что и элевсинских мистерий, с той разницей, что орфические мистерии идут дальше Элевсиний и составляют как бы естественное заключение их. Между тем как в элевсинских мистериях Деметра составляет только начало наступающего духовного царства Диониса, в орфических рождается властитель этого царства, составляющий, по Шеллингу, цель и последнее звено мифологии 120 . |
| Поэтому Сократ может быть назван истинным Дионисом философии 47 . Что касается, ближайшим образом, до значения Диониса – Якха в элевсинских мистериях, то оно определяется само собою в виду предшествующих исследований. За первоначальным блаженством, которым наслаждалась Персефона в своем невинно-чистом состоянии, последовало её падение, похищение её Плутоном. Возвращение её из Аида было для неё возвращением потерянного блаженства, обручением с богом, свойства которого должны были соответствовать её новому состоянию. Только Дионис, обозначавший собою господство духа, владыка идеального царства, мог сделаться её женихом; но, чтобы войти в святилище элевсиний и приблизиться к чистой Коре, он должен был принять вид отрока, сделаться Якхом. Персефона в этом виде отождествляется в греческой мифологии с Ариадной. Прекрасный миф об Ариадне слишком известен. Афины в продолжение девяти лет (или через каждые девять лет) должны были отправлять на остров Крит по семи юношей и семи девиц в жертву Минотавру, скрывавшемуся в Лабиринте. Когда нужно было отправить юные жертвы в третий раз, один благородный афинский юноша, Тесей, добровольно вступил в их число, обещаясь убить Минотавра. По прибытии в Крит, Тесей привлек к себе склонность Ариадны, прекрасной дочери царя Миноса и, получив от неё нить, с помощью которой мог выбраться из Лабиринта, убил Минотавра. По возвращении с острова Крит Тесей взял с собой Ариадну, но прибыв на остров Наксос покинул ее там, отплыв во время её сна. Ариадна уже близка была к отчаянию, но приближающееся шествие Диониса утешило царевну в её скорби, и дало ей счастье, большее прежнего. Ариадна сделалась богиней, супругой Диониса 48 . Под образом Ариадны нельзя не узнать человеческой души, которая отдала своему земному супругу лучшие свои сокровища – любовь и верность. Но конец и назначение её жизни не здесь, на земле, а на небе. Любовь и верность – это нить, которая проводит через лабиринт земного бытия. Тесей не оценил этих сокровищ. Но вот к верной душе приближается бессмертный бог и возносит ее из низкой страны своекорыстия и себялюбия на небо. Зевс возвратил ей юность и с той поры она называется Κρη. Дионис подарил Ариадне золотой венец с драгоценными украшениями 49 . Этот венец перенесен был потом на небо, где и блестит между созвездиями. По подражанию ему в элевсинских мистериях украшаемы были венком из цветов посвященные на последней степени посвящения. |
| Мудрый Сократ устами Платона говорил: «Величайшие для нас блага возникают от неистовства, правда, когда оно уделяется нам как божий дар» 619 . Среди прочих видов неистовства он называет и ритуалы в честь Диониса, посвящение в которые делало человека «неприкосновенным на все времена для окружающих зол, освобождение от которых доставалось подлинно неистовым и одержимым» 620 . Как и об Элевсинских мистериях, о Дионисийском культе осталось не так много правдоподобных и заслуживающих доверия свидетельств. Основным источником сведений о Дионисийских мистериях является трагедия Еврипида «Вакханки». Сюжет трагедии таков. Дионис пришёл в Фивы, приняв на себя вид смертного человека. Он рассказывает о том, сколько стран и народов обошёл он, пройдя Фригию, Мидию, всю Персию, всю Азию, посетив арабов. Везде рады Дионису, и он «всех закружил в пляске вдохновенной и в таинства их посвятил свои» 621 . Только в Фивах, на родине матери бога, не признают его, не совершают возлияний в его честь, не призывают в своих молитвах. Всё так с тех пор, как Кадм объявил, что дочь его Семела ребёнка понесла не от царя богов, а от простого смертного, и за клевету свою была убита Зевсом справедливо. Теперь в Фивах правит племянник Семелы и внук Кадма – Пенфей, который презирает Семелу за совершённое ею блудодеяние и постоянно хулит Вакха. Кадм же к тому времени изменил своё мнение и вместе со своим другом Тиресием тайно почитают Диониса и как раз собираются на игрища, как вдруг приезжает Пенфей и жалуется им на то, что все женщины города под сильным впечатлением от проповеди некого чародея ушли в горы для участия в таинствах. Пенфей рассказывает о том, как борется с ними, и даже схватил многих из них и посадил в темницу. Тиресий упрекает Пенфея в глупости и говорит, что в мире существуют два начала: «Одно – Деметра-матерь . Она сухой лишь пищею нас кормит; её дары дополнил сын Семелы: он влажную нам пищу изобрёл» 622 . Эта влажная пища, о которой говорит Тиресий, есть вино – «услада всех скорбей», «забвенье дневных забот». Кроме того, Дионис позволил самого себя «в возлиянье другим богам преподносить – и этим всех благ он стал источником для них» 623 . |
| Спелых колосьев. Жрецы, торжественно двигаясь, пели. —261— Мистериальный характер имеет вкушение хлеба и вина в «Коринфской невесте»: Вот, смотри, Церерой золотою, Вакхом вот посланные дары. Здесь мы имеем намек на таинство плоти и крови. Не напрашивается ли аналогия с христианским таинством евхаристии? И там, и здесь таинственное значение придается вину и хлебу... Этот намек Гете подхватят и разовьют Мережковский и Вяч. Иванов. Есть ли «Коринфская невеста» произведение антихристианское? Дары, посланные Вакхом, не суть ли дары Христа, вино и хлеб? 490 . Не есть ли наше таинство евхаристии продолжение элевсинских мистерий? Но Гете не думал о христианстве и по крайней мере свободен от кощунства. Таинственный обряд «Коринфской невесты» – обряд древних языческих богов, совершаемый вопреки религии Распятого. Если Гете был противником Распятого, то все же не смешивал Его с Вакхом. В приведенной элегии он ясно раскрывает смысл элевсинских таинств: Вот, после долгих и тяжких искусов, ему открывали Смысл освященных кругов, дивных обрядов и лиц – Тайну, но тайну какую? Не ту ли, что тесных объятий Сильного смертного ты, мать Церера, сама Раз пожелала, когда свое бессмертное тело Все Язиону царю ласково ты предала. Как осчастливлен был Крит! И брачное ложе богини Так и вскипело зерном, тучной покрылось травой. Вся ж остальная зачахла земля: забыла богиня В час упоительных нег свой благодетельный долг. Эллины верили, что, участвуя в тайнах Элевсина, они получат залог бессмертия. Но характер этих таинств был натуралистичен. Под покрывалом преходящих явлений есть один неизменный субстрат природы, индивидуумы исчезают, но природа бессмертна. Сила природы —262— и ее могущество проявляются в законе передачи жизни, в законе зачатия. Отсюда боготворение пола и его атрибута фаллоса, изображение которого носилось греками в священных процессиях. Приобщиться божественной жизни значит приобщиться той силе мирового вожделения, которая торжествует над гибелью преходящих форм, творя все новые формы. В основе евхаристии лежит противоположное начало. Законы природной жизни не только не божественны, но греховны. Христос пришел освободить нас от власти греха и облечь в нетление, не упразднить личность во имя мировой воли, сил природы, но умертвить жало греховной природы и тем даровать бессмертие личности. У эллинов – отречение от индивидуума во имя природы – Deus sive natura, у христиан – отречение от природы для спасения личности. |
| Деметру приглашают во дворец воспитывать маленького сына царицы Метаниры –Демофонта. Богиня соглашается. Когда же царица предлагает ей вина, Деметра отказывается, прося вместо вина дать ей кикеон (греч. κυκεν – «смесь») – смесь из ячменя, воды и мяты. Вина от вина Отказ Деметры от вина имеет важное ритуальное значение. Вино – это атрибут не только бога веселья – Диониса, но и Аида – бога царства мёртвых, владыки земных глубин, дающих человеку пропитание и богатство. По словам древнегреческого философа Гераклита (ок. 544 – ок. 483 гг. до н. э.), «тождественен Аид с Дионисом» 584 . И тождество это заключается в том числе в бесстыдстве дел обоих. Отведав вина, Деметра приобщилась бы таким образом дара похитителя её дочери, чего она никак не могла допустить. Именно поэтому богиня изобрела другой напиток – напиток ритуальный, который впоследствии стал важной составляющией Элевсинских мистерий и употреблялся перед началом тайных священнодействий. Деметра принялась присматривать за царским сыном Демофонтом, правда, воспитание, которое она давала мальчику, было весьма специфическим, и его сложно назвать «нормальным»: она натирала Демофонта амброзией, ночью же втайне от родителей «мальчика в пламя, словно как факел, она погружала», желая сделать его бессмертным и вечно молодым. Так, на удивление всем Демофонт стремительно рос, «богам становился подобен». Но однажды ночью царица Метанира увидела своего сына в огне и, ужаснувшись, произнесла опрометчивые слова: «Сын Демофонт! Чужестранка в великом огне тебя держит, мне же безмерные слёзы и горькую скорбь доставляет!» Деметра весьма разгневалась из-за неразумия царицы и в сердцах воскликнула: «Жалкие, глупые люди! Ни счастья, идущего в руки, вы не способны предвидеть, ни горя, которое ждёт вас!» Демофонт так и не стал бессмертным. Сказав это, богиня являет себя в своём божественном величии: и рост свой и вид изменила, Сбросила старость, и вся красотою обвеялась вечной. Запах чудесный вокруг разлился от одежд благовонных, Ярким сиянием кожа бессмертная вдруг засветилась, И по плечам золотые рассыпались волосы. |
| При всем том в философском изъяснении Шеллинга столько новых и поразительных сближений, что оно невольно располагает и как бы подкупает в свою пользу. В эти нестройные, разрозненные останки разрушенного здания греческой мифологии он влагает дух жизни. В религию Эсхила, Софокла, Пиндара, Эврипида, Платона, которая является нередко лишенною смысла и чуждой первых и существенных требований нравственного чувства, он влагает смысл и благородное чувство, как бы оправдывая ее перед религиозными и нравственными требованиями человеческого духа. Этого мало. В виду всеобщего уважения в христианском мире к лучшим проявлениям жизни классического мира, который считал в числе своих граждан таких достойных людей и такие высокие умы, как названные нами, и весьма многие другие не названные, но известные каждому образованному человеку, он делает попытку оправдать их религию перед христианским сознанием, по крайней мере настолько, насколько человек, даже в своем падении, сохранил в себе и мог проявить свои лучшие силы, свои высшие инстинкты, и насколько предоставленный самому себе он мог если не удовлетворить требованиям своего разума, сердца и нравственного чувства, то по крайней мере заявить эти требования, выразить глубокочувствуемую потребность и надежду божественной помощи. Идея духовного царства, идея бога, изводящего души из мира, от неправд и скорбей земного бытия, идея жизни более чистой и совершенной нежели земная жизнь, были искрами божественного света во тьме язычества, даром божественной благости, руководствовавшей людей, живших вне божественного откровенного закона, естественными путями ко Христу и спасению. Но эти идеи и составляли душу элевсинских и орфических мистерий, смысл элевсинских и орфических символов. Символы эти возбуждали в посвященных лучшие надежды на будущее, пробуждали и укрепляли веру в будущую жизнь. «Наши (священные) истории – говорит Ориген в сочинении против Цельса (Lib. IV. с. 512, р. 1047. Patrologiae cursus completus, T. IX, 1857), – когда они понимаются как следует, разве не больше имеют важности, чем история Диониса, сначала обольщенного Титанами, потом ниспадшего с престола Зевса, растерзанного ими и наконец снова оживающего и восходящего на небо? И какое право имели Геллены переносить все это на душу и изъяснять символически применительно к ней?» – Приведем другое свидетельство Плутарха из письма его к жене, которым он, находясь в отсутствии, утешает ее в смерти малолетней их дочери. «Что касается до того, что тебе внушают другие, смущающие многих простых людей, будто с той поры, как душа разлучается с телом, для неё уже нет больше ни горя, ни печали, потому что она погибает, – я убежден, что ты не веришь этому и что наставления, которые ты получила от предков ( πτριος λγος), равно как священные обряды и тайные священнодействия религиозных мистерий Диониса, которые знаем мы составляющие братство, не допустят тебя преклонить слух к этим внушениям» 121 . |
| Д. прежде всего богиня, почитавшаяся земледельцами, а не ионийской знатью. Ее повсеместно прославляют на празднестве Фесмофорий как устроительницу разумных земледельческих порядков. Д. относится к числу древних жен. великих богинь ( Гея , Кибела , Великая мать богов, Владычица зверей), дарующих плодоносную силу земле, животным и людям. Д. почитается на этом празднестве вместе с дочерью Персефоной, их именуют «двумя богинями» и клянутся именем «обеих богинь» (ср.: «Женщины на празднике Фесмофорий» Аристофана). Главное священное место Д.- Элевсин в Аттике, где в течение 9 дней месяца боэдромиона (сентября) проходили Элевсинские мистерии , символически представлявшие горе Д., ее странствия в поисках дочери, тайную связь между миром живых и миром мертвых, физическое и духовное очищение; мать и дочь - «обе богини» почитались совместно. Старинные афинские семьи имели наследственное право участия в элевсинских священнодействиях и повиновались обету молчания. Эсхил по традиции пользовался этим правом и даже был изгнан из Афин якобы за разглашение ритуальных фактов, известных только посвященным. Элевсинские таинства, воспринимавшиеся как «страсти» Д., считаются одним из источников древнегреч. трагедии и тем самым сближаются с вакханалиями Диониса . Павсаний описывает храм Д. Элевсинской в Тельпусе (Аркадия), где рядом соседствуют мраморные статуи Д., Персефоны и Диониса (Hymn. Hom. VIII 25, 3). Рудименты хтонического плодородия сказываются в культе Д. (Эринии); с ней, превратившейся в кобылицу, сочетался Посейдон в образе жеребца. «Гневающаяся и мстящая» Д. (Эриния) омывается в реке и, очистившись, снова становится благостной богиней (Ibid. VIII 25, 5-7). В Гермионе (Арголида) Д. почиталась как Хтония («земляная») (Ibid. I 35, 5) и Термасия («жаркая»), покровительница горячих источников (Ibid. II 34, 6). В Фигалии (Аркадия) почиталось древнее деревянное изображение Д. Мелайны («черной») (Ibid. VIII 5, 8). У Гесиода ( Hes. Орр. 465 сл.) Д. «чистая» соседствует с Зевсом «подземным», и им обоим возносит земледелец свои мольбы. В рим. мифологии Д. соответствует Церера . |
| Наиболее известны мистерии, происходившие недалеко от Афин, в Элевсине (22 км от города) и на о. Самофракия. Элевсинские мистерии устраивались раз в два года, и их смысл заключался в подготовке к переходу в загробный мир. Это был урок приобщения к инсценированной смерти, для приобретения опыта перехода через границу жизни и обретения бессмертия. Еще при жизни посвящаемым предлагалось приобщиться к опыту смерти как к таинственному мистическому действию. Есть свидетельства, что элевсинские мистерии совершались еще в микенское время (XVII–XII bb. до н. э.) и в дальнейшем, к VII b. до н. э. (греческая классика), оформились как религиозное действо с детально разработанным обрядом; древние кровавые культы модифицировались в символы и субъективизировались. В посвящениях могли участвовать афинские граждане, понимавшие греческий язык, не запятнавшие себя преступлениями и прошедшие малые посвящения. Неофит становился мистом, далее мог дойти до ступени эпопта и принять высшие посвящения. Многоступенчатая система посвящений стала архетипичной для религиозных систем, признающих градацию в приобщении к таинствам – от манихеев до масонов. Мистериальная традиция древнегреческой религиозности выдвинула особое представление о человеке: 1) человек двусоставен, тело и душа есть равно противостоящие друг другу субстанции; 2) душа человека намного выше тела, является чем-то возвышенным и символическим, нуждающимся в мистериальных действиях для дальнейшего духовного роста; 3) смерть есть граница двух миров, видимого и невидимого; 4) жизнь должна быть подчинена цели удачного прохождения через эту границу. Платон больше всех способствовал развитию идеи бессмертия души, в то время как большинство античных трагиков, ораторов и поэтов утешались мыслью о жизни после смерти в своих «бессмертных» произведениях. В культуре Логос мы находим противостояние религиозно-мистической жизни со стороны того, что позже в Западной Европе будет названо светской культурой. Возвышение культуры за счет понижения религиозности есть также неотъемлемая черта древнегреческой жизни, поэтому соответственно ценность и смысл человеческой жизни в «светских» кругах осознавались как самореализация, раскрытие содержания человеческой личности с ее последующим совершенным исчезновением после смерти. Религиозно-философская антропология Платона |
|
|
