| В спряжении сем различаются по учебникам времена преходящее, или протяженное и аорист. В старо-славянском языке некоторые глаголы имели обе сии формы; но в церк.-славянском языке нового периода замечается столь же богатое развитие видов глагола и резкое разграничение их одного от другого, как и в живом русском языке; особые временные формы его, прошед. протяженное и аорист, примкнули к тому или другому виду и, по выражаемому ими оттенку значения, стали неотделимы от него. Отсюда вполне рационально и сообразно с существом дела так называемое преходящее время, или протяженное (примета протяженности а и аа исчезла в церк.-славянском, а потому теряет смысл и само название) отнести к глаголам вида несовершенного, а аорист – к глаголам вида совершенного. И таким образом, получается по одному прошедшему времени, при том и другом виде, точно так же, как и в русском, а слово «аорист», применимое к старославянскому, также теряет смысл в церк.-славянском. – Далее, в церк.-славянском спряжении приводится много времен с особыми для каждого названиями, заимствованными из латинского, или греческого языков. Но давно уже дознано и стало непререкаемою истиною, что разные оттенки в значении глагола, выражаемые значительным количеством времен в древних и новых языках, в славянском, как и русском, выражаются видами глагола, а потому сии иностранные названия, как излишние и только смущающие и запутывающие ученика, должны быть также исключены из употребления, при обучении славянскому языку. А названия сии действительно путают и не соответствуют делу. Так, под рубрикою прошед. совершенного (perfectum) приводятся формы: «повелевал есмь» и «повелел есмь», под рубрикою давно прошедшее: «повелевал бех» и «повелел бех». Но ни первая пара форм, ни вторая не могут быть отождествляемы по содержащемуся в них значению. «Повелевал есмь» и «повелевал бех» одинаково выражают действие неоконченное, длящееся, и потому им никак не может быть присвоено название оконченного, или совершенного. Обе сии формы суть прошедшие вида несовершенного и в значении своем ничем не разнятся от формы «повелевах»; притом, обе они, а особенно последняя, весьма редко употребляются. |
| Встречается в тестах и греческое τφος («кичливость») 72 . О такой возможной гордости (греч. τυφωθες от τυφóω – слав. разгордевся) поставленного из новообращенных епископа предостерегает апостол Павел ( 1Тим. 3:6 ), также апостол говорит о напыщенности (греч. τετυφωμνοι от греч. τυφóω – слав. напыщени) как свойстве людей, отошедших от Бога ( 2Тим. 3:2–5 ). В иврите гордость именуется как gaavah () – надменность, величественность, раздувание, это понятие часто переводится как «превосходство», «высокомерие», «гордость», «вознесение». Еврейский глагол gaah буквально означает «вырастать; подниматься высоко». От него происходят слова, передающие мысль о гордости, – как «высокомерие», «тщеславие», «величие» 73 . Таким образом, можно заключить, что славянское слово «гордость» в древнегреческом языке имеет несколько значений – это высокомерие, надменность, превозношение, кичливость и др. Примечательно, что в Библейском тексте на греческом языке слово «гордость» имеет разную семантическую окраску, выражая ту или иную степень пагубности греховной страсти, в то время как славянский текст отражает всю сущностную полноту, целостность и многоаспектность страсти гордости. Кратко обозначив особенности употребления этих понятий в оригинальных языках Священного Писания Нового (греческий) и Ветхого (еврейский) Заветов можно отметить, что слова «гордость» и «гордыня» применительно к текстам библейским, как это следует из анализа старославянских источников 74 , могут передавать одно и то же греческое понятие – περηφανα. В то же время старославянское гръдыни является соответствием греческих μεγαλαυχα «похвальба, хвастовство, самонадеянность» 75 и τφος «надутость, гордость, спесь, самомнение, пустое воображение» 76 . То же можно отметить и в церковнославянском языке: при тождественности определений: гордость – «высокомерие, надмение» и гордыня – «гордость, высокомерие», каждое из двух понятий имеет ряд других, отличных значений и соответствий в греческом языке 77 . Анализ приведенных ранее библейских отрывков показывает вместе с тем большую последовательность в передаче соответствующих греческих слов в церковнославянском языке по сравнению со словоупотреблением Синодального перевода. Так, греческим единицам περηφανα и αλαζονεα соответствуют 78 оба славянских слова – «гордыня» и «гордость», также славянским «гордость» может переводиться греческое γερωχα «гордость, надменность». Для всех прочих греческих основных именований гордости, гордых и их поступков находятся в славянском языке иные синонимы: греч. βρις – слав. досаждение, укоризна, презорство; единицы однокоренные греч. τφος – слав. разгордевся, напыщени; греч. ψωμα, ψος, ψθη – слав. возношение, возвышение, вознесеся. |
| Да, сколько людей, столько и мнений... А Бог - один... И он не делит людей по языкам. Ему более важно, чтобы человек вернулся к своему Творцу, услышал, что небесный Отец хочет донести до сердец человеческих... И, конечно, совсем неважно, на каком языке ты будешь обращаться к Богу - на церковнославянском, русском, турецком или хауса-йоруба языках, как ты произнесешь то или иное слово молитвы... Бог - духовное создание, а не плотское, и Он знает твои проблемы раньше, чем ты произнесешь хоть слово... Но при этом Он желает, чтобы его духовные дети сами обращались к нему с просьбами, тем самым проявляя уважение... Это твоё общение с Ним, и более важно, чтобы ты САМ понимал , с чем ты хочешь к нему обратиться Светлана Петрушина 14 июля 2015, 10:38 Службы должны вестись на церковно-славянском языке. Человек, желающий прийти к Истине, не будет посрамлён Господом - Господь Сам откроет разумение, увидев жажду по Бозе. Церковно-славянский язык - это язык общения с Господом. А споры, которые ведутся об изменении служб - от лукавого, они направлены не для приобщения людей к службе, а для раскола. Человек, желающий общаться с иностранцем, учит иностранный язык. Так и для человека, жаждущего общения с Господом, не будет препятствием или проблемой понятие церковно-славянского языка. Виктор 30 июня 2015, 18:57 Церковнославянский язык - это язык на котором мы говорим с Богом, некоторые слова на русский не переводятся, как перевести " Горе имеим сердца " или " Вонмем " .только тот, кто не регуляно бывает в храме может говорить о переводе на русский язык Алексей 9 июня 2015, 10:52 первый христианские молитвы произносились на арамейском. и Бог принимал их. потом был греческий. и их принимал Бог. следом шёл церковно-славянский. и тут Бог не остался глух. засыпая, благодарю Его по-русски. и Он понимает. может, не в языке дело? наши предки не побоялись перевести тексты на славянский вариант. что мешает сделать это (хотя бы частично) на русском? достаточно православных стран служат на современном языке. |
| Третья категория – многозначные слова, отдельные значения которых в русском языке утратились. Например, слово «исп о лнить» по-славянски означает «наполнять, насыщать, тучнеть», и соответственно «исполн е ние» – это «полнота, полное число, совершенство». «Да подв и жется море и исполн е ние его» (Пс 95, 11) надо понимать так: «Да волнуется море и то, что наполняет его». Слово «терпеть» в церковно славянском языке иногда принимает значение «ждать, надеяться, уповать», которого в современном языке нет. «Потерп и Господа, муж а йся и да креп и тся с е рдце тво е , и потерп и Господа» (Пс 26, 14), – воспевает царь и пророк Давид: «Жди Господа, мужайся…» А как понять слова 2-й молитвы из последования к Причащению: «Вем, я ко несмь дост о ин, ниж е дов о лен, да под кров вн и деши храма душ и мое я »? Я не доволен? Чем? Страшно подумать! Нет, просто у слова «довольный» было значение, которое в русском языке сегодня потеряно – «годный». Получается: «Я не достоин и не годен, чтобы Ты вошёл под кров храма моей души». Одно из значений славянского слова «вел е ние» – «учение», поэтому строчка канона «Стру я ми вел е ний Твоих заград и в м у тная нечест и вых вел е ния» переводится так: «Струями Твоего учения пресекая мутные учения нечестивых». Так же обстоит дело и со словом «страсть». Мы привыкли понимать его как «сильно выраженное чувст во, крайнее увлечение чем-либо» или в разговорной речи – «страх, ужас». В славянском же языке значение этого слова конкретней и обширней: «страдание или мучение; болезнь, греховное пожелание; подвиг; бедность и жалкое состояние». Соответственно «страстот е рпец» – это «человек, претерпевающий мучения», а «подобостр а стный» – «человек, подобный нам, с теми же страстями», тогда как на русском «подобострастный» значит «раболепный, уродливо-покорный, льстивый». А ещё есть такие слова, которые в современном языке не сохранились, но они могут быть легко (и неправильно!) «разгаданы» исходя из русскоязычной интуиции (например, « я звина» – «нора», «целов а ние» – приветствие). Изменяемо о Неизменном |
| Таким образом, хотя количество надстрочных знаков сейчас сократилось и они изменили свою функцию, мы продолжаем использовать их для сокращения слов и постановки логического ударения на какое-то слово. Андрей Григорьев , доктор филологических наук. Все лекции цикла можно посмотреть здесь . В современном русском языке существует большое количество слов, которые заимствованы из церковнославянского языка, поэтому, когда мы говорим о том, что церковнославянский и русский языки — это некие изолированные явления, то достаточно посмотреть на материал современного русского литературного языка, чтобы увидеть славянизмы, которые в различные эпохи пришли в наш язык. Мы можем определить их по различным признакам, в том числе по фонетическим или наличию определенных суффиксов или приставок, то есть мы говорим об определенных словообразовательных моделях. Среди важнейших отличий старославянской лексики от исконной древнерусской является противопоставление так называемых неполногласных сочетаний в старославянском и полногласных в восточнославянских языках. То есть речь идет о противопоставлении сочетаний «ла» — «оло», «ре» — «ере» и подобных. Модели будут примерно следующие: «град» — «город», «злато» — «золото», «брег» — «берег» и «млеко» — «молоко». Чередования, где представлен один гласный, так называемые неполногласные сочетания, возникли еще в древнюю праславянскую эпоху у южных славян, потом были представлены как исконные в древнецерковнославянском, или старославянском, языке и затем уже непосредственно в церковнославянском. Например, такое слово, как «страна» представлено в современном языке как слово вполне нейтральное. Мы даже не задумываемся, что по происхождению это слово церковное или старославянизм, потому что он имеет компонент «ра» в своем корне, который противопославлен. Не всякое сочетание «ра», «ла» — «ре», «ле» является по происхождению церковнославянским и старославянским, а только то, которое имеет соответствующую пару с двумя гласными, то есть «страна» — «сторона», «власть» — «волость», «град» — «город» — только при наличии подобного противопоставления. Соответственно, мы видим, что в современном языке славянизмы часто представлены как вполне нейтральный факт языка и имеют уже свое развившееся значение, например: «страна» и «сторона», «прах» и «порох» и подобные. Хотя часто славянская или церковнославянская лексика в русском языке является стилистически маркированной как слова высокого стиля или устаревшие слова. Допустим, «голод», но церковнославянское «глад», «колос» и церковнославянское «клас». То же самое слово «град» в названиях городов, например Волгоград. То есть церковнославянизмы имеют разную судьбу в современном языке, но тем не менее они в нем присутствуют. |
| Питомцы уже свободно читают наши церковные книги в залог будущей деятельности их на поприще служения и проповеди в болгарских и сербских областях. Отрадно было видеть быстрые успехи их в знании языка славянского, которого звуки во время испытания сменялись речами и стихотворениями греческими». Так писали об этом предмете за 16 лет пред сим. А вот и новейшее известие. «Успешно ли идёт теперь преподавание славянского языка в Халкийском училище?» – спросили мы на днях о. архимандрита, настоятеля здешней (одесской) греческой церкви, который, будучи сам воспитанником названной семинарии, естественно интересуется всяким известием о современном состоянии её. «Да, – отвечал он, – даже один из знакомых мне воспитанников ведёт со мной переписку на славянском языке. И замечательно, – прибавил о. Гр., – юноши из греков чрезвычайно овладевают этим предметом». В 1861 г. почтенный и глубоко учёный настоятель нашей посольской церкви в Константинополе о. архимандрит Ан-ъ был сам свидетелем испытания в Халкийском училище, и хотя, к сожалению, об успехах учеников в славянском языке ничего не сообщает, но он был обрадован живым сочувствием к нему (языку) преосвященных митрополитов – покровителей семинарии. «Из восьми или десяти сидевших за столом владык, – говорит он, – почти всякий мог заявить чем-нибудь свои сведения в славянском языке, не говоря уже о митрополите Гварлицком, который объясняется свободно и да же не раз проповедовал по-сербски. В Элладе (т. е. королевстве греческом) услышать слово славянское в устах греческих есть большая редкость. В учебных заведениях не даётся ему места. В турецкой Греции утешительно видеть более справедливости» . 170 Выше было сказано, что преосвященный ректор училища поручил преподавание славянского языка учёному сербу. Это был иеромонах Иоанникий Дмитревич, составивший грамматику славянского языка. Преемником ему был иеромонах Неофит Риллиот, или проще – Рыльский; этот учёный и глубоко уважаемый труженик издал в 1852 г. и «Хрестоматию». 171 «Грамматику» о. |
| После того они отправились в Моравию и приступили к благовестию христианской веры среди западных славян. По своем прибытии в Моравию, солунские братья были с честию приняты Ростиславом в его столице. Славянская речь прибывших учителей, живая и глубокая сила учительного слова, кроткий и благочестивый дух их сразу привлекли к ним сердца князя и моравских славян. Письмена и книги на славянском языке, принесенные солунскими братьями, казались моравским славянам как бы даром неба. В Моравии солунские братья продолжали свой труд по переводу священных и богослужебных книг на славянский язык, обучали учеников, порученных им Ростиславом, и совершали богослужение на славянском языке. Богослужение на понятном для всех языке особенно расположило сердца моравских христиан к их просветителям. Из столицы моравского государства солунские братья ходили в другие города и села Моравии и везде одних, уже крещеных, утверждали в вере, других, еще не крещеных, обращали в христианскую веру, а для всех вообще совершали богослужение на славянском языке. Везде их встречали с честию, слушали их проповедь со вниманием и относились к ним с любовию. Такой необычайный успех благовестнической деятельности солунских братьев среди моравов возбудил против них сильное недовольство среди латино-немецкого духовенства, которое прежде пользовалось среди моравского народа большим уважением, а теперь было в совершенном пренебрежении. Моравы совсем оставили своих прежних учителей – латино-немецких архиереев и священников, так как те учили их и совершали богослужение только на латинском языке, совершенно непонятном для славян. Латино-немецкое духовенство, недовольное тем, что оно, с приходом солунских братьев в Моравию, потеряло свое влияние на народ и свои доходы, стало всемерно вредить славянским просветителям. Оно обвиняло их в том, что они вводят, будто бы, незаконное обыкновение – совершать богослужения на славянском языке. Богослужение, говорили они, можно совершать только на трех языках: еврейском, греческом и римском, на которых была сделана надпись на кресте Спасителя мира. |
| «Несколько веков русский народ здешней страны находился под игом Польши, писал митрополит 26 декабря. – В это время не только лишили было его древнего православия посредством унии, но и покусились на родной его русский язык. С сею целью учили этот народ, по мере возможности, молиться на польском языке, и, с течением времени, не только особые личности, преимущественно грамотные, но целые приходы и округи, по разным местностям, забыли родные свои ежедневные молитвы и стали употреблять молитвы на польском языке. Одною из первых забот Литовского епархиального начальства, после благополучного воссоединения, было вывести это чуждое нововведение. С сею целью делались разнообразные и разновременные распоряжения, указания, наставления, настояния и наблюдения посредством благочинных и особых ревизоров. Этими мерами духовного начальства и старанием многих усердствующих из духовенства польские молитвы, по большей части оставлены, и изучены православные молитвы на славянском языке. К сожалению, это относится к большей части прихожан, но не ко всем. Особенно заметно у многих грамотных, даже в иных священнослужительских семействах, хранение, а иногда и употребление молитвенников на польском языке, не только чуждых нашему богослужению, но, отчасти, противных догматам православной церкви». Поэтому владыка подтверждает еще раз духовенству, чтобы оно усугубило старание свое об окончательном выведении из употребления у своих прихожан польских молитв и польских молитвенников, где они еще употребляются, и о замене их молитвами и молитвенниками на славянском иди на русском языке. В день написания этой бумаги, 26 декабря, митрополит Иосиф был именинник. Обыкновенно, после обедни и молебна, с возглашением многолетия высокопреосвященному, все заходили, по заведенному порядку, поздравить владыку с днем ангела, и близкие к нему лица приглашаемы были провести с ним вечер в дружеской беседе. Но в настоящее смутное время владыка должен был отказать себе и другим и в последнем удовольствии, посвятив весь вечер на составление вышеприведенной экстренной бумаги. |
| Перевод Симеона Полоцкого – первый из рифмотворных переводов. Он применил новую (для того времени) стихотворную форму, что и выражено в самом названии его перевода. Образцом для него стал виршевой перевод с латинского поэта польского Возрождения Яна Кохановского. Этот перевод, впервые изданный в 1578 году, пользовался, по свидетельству Симеона Полоцкого , популярностью «во всех странах Малой, Белой и Червонной России», что и побудило его к созданию своего стихотворного перевода на русском языке. Он использовал одну из поздних форм виршевой рифмовки – краегласие, широко применявшееся его современниками. Переводы псалмов с латыни на национальные языки (Мартина Аютера – в Германии, Яна Кохановского – в Польше) были знаменем европейской религиозной Реформации XV – XVI веков. Симеон Полоцкий , как никто другой, подходил для этой роли в России. Для реформации по европейскому образцу не подходила лишь сама Россия. В православной Руси никогда не существовало языкового барьера, служба изначально велась не на «мертвой» латыни или греческом, а на родном славянском языке. На это коренное отличие России от Европы задолго до славянофилов обратил внимание Михаил Херасков , писавший: «Во времена, когда Европы большая часть славословила Бога и обеты Ему на языке чужестранном возносила, россияне уже пели песнопения церковные на своем языке и услаждали сердца свои и дух свой чтением книг священных. Псалмы Давидовы, в коих блещет стихотворство Божественное, и все Священное Писание были вскоре изрядно преложены на древний язык славянский». В России времен Симеона Полоцкого славянский язык продолжал оставаться своим языком сакральных церковных песнопений, священных книг, отличавшимся от обыклого (обыкновенного) примерно так же, как отличались бытовой и литературный язык Пушкинской эпохи. «В самом начале, – отмечал в своих лекциях Степан Шевырев о словено-церковном языке Кирилла и Мефодия, – язык письменный отделялся у нас от устного, но не образовал никакой враждебной угнетающей стихии, а напротив, заключал в себе внутреннюю духовную силу, которая постоянно действовала на живую речь народа и служила проводником сокровищ, притекавших к нам через него от других словенских племен, единоверных с нами». В 1683 году появился новый перевод канонической Псалтири, уже не стихотворный, а прозаический. Его автор Авраамий Фирсов сообщал в предисловии о своей задаче перевести «святую богодохновенную книгу Псалтирь на наш простой, обыклой, славенской язык». В новом переводе, как пояснял он, «несть речений греческих, сербских, волошских, болгарских, еврейских», уже непонятных для многих в церковнославянском тексте. Такие же доводы о необходимости новых, современных, понятных переводов звучат и поныне. В этом отношении перевод Симеона Полоцкого вовсе не был «новоязом», в нем сохранен язык церковнославянской Псалтири Кирилла и Мефодия, изменилась лишь поэтическая форма... |
| Составилось два небольших хора: на одном клиросе стали наши путники, к которым присоединились некоторые учителя и ученики-арабы из русской школы, умеющие петь обедню на церковно-славянском языке; на другом клиросе были греческие и арабские клирики, умеющие петь только по-гречески и по-арабски. Все были в каком-то напряжении, ожидая выхода русского архиерея. Был уже девятый час в начале. Когда епископу доложили, что все уже готово, и хор на своих местах, он вышел через царские врата на средину церкви к приготовленному для него креслу с мягким сиденьем, поставленному не на возвышении, как у нас, а просто на полу. Началась литургия. Служба совершалась по чину архиерейскому, который принят у нас в России, с некоторыми, впрочем, восточными особенностями; пение шло, по очереди, на церковнославянском и греческих языках, а несколько песнопений было исполнено на арабском языке. Возгласы священнослужащих произносились также на этих трех языках. Преосвященный читал молитвы преимущественно на ц.–слав. языке, но произносил иногда некоторые возгласы на греческом и арабском языках. Эта обедня, благодаря смешению трех языков, носила какой-то особый отпечаток, производя приятное впечатление на сердца молящихся, которые радовались, видя, что хвала Богу воздается на их родных языках. «Кирие элейсон», «Господи помилуй» и «ярабурхам» – то и дело чередовались друг с другом на клиросах во время великой ектении. Первая малая ектения шла сплошь на греческом языке, а вторая сплошь на арабском. Надо было видеть во время этой ектении арабов, лица которых в это время оживлялись, внимание усиливалось, тишина в церкви водворялась мертвая. Но вот, начался вход с Евангелием. Диакон произнес: σοφα, ρθο, (премудрость, прости), и хор запел «приидите, поклонимся «на ц.–славянском языке, духовенство вместе с архиереем ушло в алтарь. После обычного каждения и выклички, с провозглашением многих лет как нашему Преосвященному, так и патриарху Иерусалимскому и Назаретскому митрополиту, и после троекратного пения трисвятого на греческом языке, Преосвященный вышел на амвон, держа в одной руке крест, а в другой дикирий, и произнес известный возглас «Призри с небесе, Боже....» на трех языках, и соответственно этому пропето было «Святый Боже» на трех языках. |
|
|
