| – Звучит абстрактно. Как подобный ценз может быть введен в общество, если не на законодательном уровне? – Когда я говорю о социальном цензе, я имею в виду консенсус авторитетных людей. Общество – это элиты, массы и СМИ. Через обращение к своей традиции они должны приходить к консенсусу по вопросам веры, этики, нравственности. В качестве положительного примера могу привести инициативу митрополита Кирилла (Гундяева) – Всемирный Русский Народный Собор. На последнем VIII Соборе были приняты нравственные рекомендации для бизнеса, рассматривались вопросы внешней политики России и международной политики в православном мире. На VI соборе мы говорили о месте православия в цивилизации. Если общество именно так будет утверждать позитивную систему ценностей, связанных с православной традицией, тогда индивидуум будет сочетать мысль о себе с мыслью о своих корнях, Церкви, религии. А дальше пусть делает выбор. – Возьмем конкретный пример. Надо ли вводить в школы изучение православной культуры? – Предмет " Основы православной культуры " – это вещь, безусловно, позитивная и должна быть утверждена законодательно. Жить в стране и не знать основ ее культуры – нонсенс. Не нравится страна – двери открыты. – Вы говорите о православной традиции. Вы сами – старообрядец. Значит ли это, что традицию для вас олицетворяет старая вера? – Старообрядчество – это консерватизм и традиционализм в Церкви. Поэтому всякий последовательный церковный консерватор не может пройти мимо старообрядчества. Когда он пытается найти точки консерватизма и традиционализма в новообрядческой традиции, то неизбежно наталкивается на три тупика: откровенно антиправославная культура XVIII века, русская секулярная элита XIX века, считавшая себя " православной " , но говорившая по-французски или по-немецки, а также черносотенство и ксенофобия, когда ненависть к инородцам и невежественное мракобесие заменяют позитивное и созидательное углубление в традицию. Старообрядчество преодолевает все эти тупики. Здесь нет мракобесия, абсолютно логичным выглядит объяснение феноменов XVIII и XIX веков. Кроме того, у староверов была выработана колоссальная культура русского духовного сопротивления, это очень устойчивая конфессия, она формирует крепкий и жесткий характер. Это мужская версия православия. |
| Второй меня затронувший пункт дискуссии — обсуждение фигуры патриарха Сергия. Я довольно давно интересуюсь историей Церкви в Советском союзе. И в последнее время прочла очередную порцию материалов о сталинском периоде. Это не только исторические исследования, научные работы, но и личные свидетельства людей, живших в те годы, воспоминаний. Из недавно прочитанного — мемуары Валерии Дмитриевны Пришвиной и Алексея Петровича Арцыбушева. Оба они принадлежали в 30-е годы к «непоминающим» — подпольным общинам, не признавшим власть митрополита Сергия и остававшимся верными до смерти своим пастырям и местоблюстителю, назначенному патриархом Тихоном. Многие из входивших в эти общины стоически исповедовали свою веру перед сталинскими следователями, выдержали пытки и расстреляны или умерли в лагерях именно из-за неприятия компромисса с советской властью, теперь они — канонизированные и почитаемые святые мученики. Полное оправдание действий безусловно трагической фигуры митрополита Сергия означало бы предательство памяти непоминающих, в том числе — лежащих на Бутовском полигоне . В дискуссии также вскользь затрагивается и тема Псковской миссии и личности митрополита Сергия (Воскресенского). Вроде бы очевидно, что зло не имеет национальности. И странна мне точка зрения, что зло, говорящее по-русски, «свое», а зло, говорящее по-немецки, «чужое». Фильм «Поп» мне тоже кажется несколько половинчатым, но ровно по противоположным причинам, чем Александру Щипкову. Одна из финальных фраз героя Сергея Маковецкого о том, что лагерь и монастырь суть одно и то же, звучит почти кощунственно. Тем более, стоит почитать реальные документы, например, воспоминания прототипа главного героя фильма — священника Алексия Ионова, который вовсе не расценивал советский лагерь как монастырь и предпочел эмигрировать, чтобы не попасть в лапы НКВД. Вот его слова: «С немцами мы все считались по принципу „из двух зол выбирай меньшее“. Что немцы — зло, никто из нас не сомневался. Ни у кого из нас не было, конечно, никаких симпатий к завоевателям „жизненного пространства“ нашей родины. Глубокое сострадание и сочувствие к бедствующему народу, нашим братьям по вере и по крови, — вот что наполняло наши сердца». |
| – Сколько приходов и священников в СЕЛЦ, в каких учебных заведениях обучаются служители и верующие? – В нашей церкви 8 священников и 5 диаконов. Мы предпочитаем использовать слово " священник " , пастор – больше протестантское слово. У нас 17 приходов и 4 так называемых " миссионерских станции " . Сейчас мы не посылаем священнослужителей для обучения за рубеж. Лишь в начале существования нашей Церкви мы отправляли людей в хорошую консервативную лютеранскую семинарию в США. Но теперь у нас в Новосибирске есть наша собственная семинария, которая уже зарегистрирована, и надеюсь, получит и образовательную лицензию. Обучается там 12 студентов. То, что они учатся, совсем не означает, что они автоматически потом станут священниками. Они получают богословское образование и проходят практику на приходах. В качестве пресеминарии мы используем две библейские школы, где есть и возможность учиться для активных мирян заочно. – Насколько лютеранство перестало быть этнической религией (немецкой, ингерманландской) в России? Какое значение для Вашей Церкви и для Вас имеет национальный фактор? – В общинах много людей разных национальностей, в том числе и с немецкими (например, в Кемеровской области) и с латышскими, эстонскими (в Хакасии) и финскими корнями. В целом можно сказать, что у нас много прихожан с " европейскими " корнями. Хотя Вы понимаете, что сейчас трудно разобраться в том, насколько сильны у человека, к примеру, немецкие корни, если он учился в советской школе и по-немецки не говорит. Коммунисты из всех создали единую общность – советский народ. В любом случае мы стараемся, чтобы национальная принадлежность прихожан не играла большой роли, так как это только разделяет людей. Наша церковь в основе своей – русская. И ещё я бы сказал, что многим люди, получившим в нашей стране университетское образование, ближе западный вариант христианства, западная литургия, западный стиль мышления. Они не очень комфортно чувствуют себя в Православной Церкви, однако по тем или иным причинам у них есть предвзятое отношение к Католической Церкви. Таких людей много в лютеранстве, и я бы себя также к ним отнёс. |
| Смирнов также всегда радушно и гостеприимно принимал соотечественников, оказавшихся в Лондоне. Свои воспоминания о встречах с ним оставили многие люди, покорённые его гостеприимством, добротой и выдающимися способностями. Одним из первых знакомство с отцом Яковом описал литератор, критик, переводчик, издатель журнала «Московский Меркурий» П.И. Макаров, посетивший Великобританию в 1795 г. После возвращения на родину он посвятил ему (сокращённо именуя «священником С–вым») несколько строк путевых заметок. Макаров так описывал своего нового знакомца: «…человек довольно молодой, довольно недурной, высокого роста, стройной, статной, осанистой, одетый с величайшим старанием, но без всякого оказания неприличного щегольства, словом сказать: молодой, хорошо воспитанный лорд – и сей лорд был г. С–в, русский священник при посольстве». Далее автор сообщал: «С–в человек очень умной; знает хорошо латинской язык, говорит по французски, по немецки, по англински, и (естьли не ошибаюсь) по италиянски, – много читал, и сам переводит и сочиняет. Он любит англичан до чрезвычайности; за то и англичане любят его. Не думаю, чтобы он захотел жить где-нибудь в другом месте, кроме Н.М. Карамзин в «Письмах русского путешественника» рассказывает о том, что Смирнов водил его в один из кофейных домов британской столицы, где собирались купцы, торгующие с И хотя это упоминание осталось единственным указанием на знакомство писателя со Смирновым, можно предположить, что большинство прогулок по незнакомому городу автор совершил в компании посольского священника. Содействие путешественникам было личной любезностью Смирнова, которую он готов был проявить в то время, когда не служил в церкви или не был занят выполнением ответственных поручений российского правительства. В Петербурге же в первую очередь нуждались в поступлении достоверной информации о внутренней жизни Великобритании и о том, какую «русскую» политику собирается проводить британский кабинет. Поскольку посол не мог лично заниматься сбором информации подобного характера, эту задачу пришлось взять на себя Смирнову, его ученикам церковнику А.Г. и переводчику А.В. Назаревскому, секретарю посольства В.Г. Лизакевичу, а также личному секретарю посла швейцарцу Ф. Жоли. Кросс называет их «разведывательным отделом» посольства и пишет о том, что «…они добывали информацию для российской Коллегии иностранных дел через обширную сеть своих знакомств, а также пытались воздействовать на английское общественное мнение. Эти усилия принесли выдающиеся плоды во время " Очаковского кризиса " 1791 г. и событий 1793–1795 гг., связанных со вторым разделом |
| Еще одним центром Л. д. с 1914 г. было аббатство Мария-Лах. Труды настоятеля И. Хервегена ( 1946) и его сотрудников сыграли ключевую роль в изменении идеалов, к которым стремились последователи Л. д. После первой мировой войны средневек. богослужение теряет для них привлекательность и рассматривается как искаженный аллегоризмом и формализмом продукт эволюции богослужения святоотеческой эпохи, которое только и следует возрождать. Богословские основы нового течения были сформулированы в трудах О. Казеля ( 1948), учившего о мистериальном участии всей церковной общины в таинстве Христа. Кроме того, в аббатстве Мария-Лах стали совершать т. н. диалогическую мессу (лат. missa recitata; нем. Gemeinschaftsmesse), в которой верные отвечали на возгласы предстоятеля и пели Gloria, Credo, Sanctus и Agnus Dei, а также участвовали в принесении даров на алтарь, что привело к обвинениям в протестантизме (в Риме в 1922 missa recitata в целом была одобрена для монастырских храмов и учебных заведений, но Конгрегация обрядов рекомендовала следовать общепринятой традиции). Новации в богослужении, введенные ради пастырских нужд, практиковал и Р. Гвардини ( 1968), чьи размышления о литургическом богословии и эстетике культа (Vom Geist der Liturgie. Freiburg i. Br., 1918) были с энтузиазмом восприняты всеми сторонниками Л. д. Храм окормляемой им в 1920-1939 гг. молодежной общины в Бург-Ротенфельс был лишен традиц. тридентского декора, имел свободно стоящий в центре алтарь, участники богослужения сидели с 3 сторон от него, священник же служил лицом к народу. С 1922 г. лицом к народу служил в ц. св. Гертруды в Клостернойбурге каноник-августинец П. Парш ( 1954). На его службах молитвы читали по-латыни и по-немецки, все участники пели, при этом для лобзания мира использовался оскулаторий, причастие принимали стоя, после гостии подавали вино. Последователи Л. д. выпускали большое количество периодических изданий (Les Questions liturgiques, Ecclesia Orans, Orate Fratres, Bolletino Liturgico, Bibel und Liturgie и др.). Они также способствовали распространению Миссалов для народа (с переводом молитв и комментариями). С 1920 по 1946 г. постепенно разрешается использование одного за другим национальных языков в богослужении (помимо греческого, церковнославянского, китайского и сирийского еще чешский, затем хорватский, словенский, немецкий и французский). Хотя приверженность инициативам Пия X папа Пий XI подтвердил апостольской конституцией «Divini cultus» (20 дек. 1928), а в 1930 г. создал литургическую комиссию Sectio Historica в рамках Конгрегации обрядов, до начала второй мировой войны новых практических шагов сделано не было. 2-й период Л. д. |
| При основании университетов неизбежно должна была повториться та же история, как и при открытии Академии Наук: и для университетов, как для Академии, оказалось нужным на первых порах выписывать иностранных профессоров, потому что своих было еще мало. Открывая Академию Наук, Петр В. для приготовления ученых из русских людей учредил при Академии гимназию и университет; но эти учреждения, находившиеся большею частию в заведывании иностранцев, содержались очень небрежно и ученых из русских доставляли сравнительно немного 3 ; единственный университет, московский, также мало мог дать их; в нем и самом лекции по многим предметам читались по латыни и по-немецки, за неимением русских профессоров. Как и при основании Академии – поднимался также вопрос, не преждевременно ли открывать высшие рассадники наук, когда еще нет самого главного; но он сам собою и падал, потому что, вместе с университетами, открывались разные средние и нисшие школы. Как бы то ни было, – «Новый план народного просвещения в России», напечатанный в 1803 г., был встречен с энтузиазмом. В 5-м Вестника Европы Карамзин восторженно приветствовал его следующими словами: «Петр В. учредил первую академию в нашем отечестве, Елисавета первый университет, великая Екатерина городския школы; но Александр, размножая университеты и гимназии, говорит еще: да будет свет и в хижинах. Новая великая эпоха начинается отныне в истории нравственнаго образования в России, которое есть корень государственнаго величия и без котораго самыя блестящия царствования бывают только личною славою монархов, не отечества, не народа. Не одно народное славолюбие.... терпит от недостатка в просвещении, нет, он мешает всякому действию благотворных намерений правителя, на всяком шагу останавливает его, отнимает силу у великих, мудрых законов, раждает злоупотребления, несправедливости и одним словом не позволяет государству наслаждаться внутренним общим благоденствием, которое одно достойно быть целию истинно великаго т. е. добродетельнаго монарха». |
| О первом городе на пути в далекий Рим Василий Барский написал так: «Место оно разделено есть на две части: един град старый, камнем крепко огражденный, на единой стране реки, именуемый Пешт; другой каштель или замок новый на горе, такожде или крепчае каменною огражден стеною, на другой стране реки, и иже именуется латински и немецки Буда, славенски же Будим». Увы, посетить сей славный град путешественникам не удалось, поелику стража «не пропустиша выйти в ня». Причиной такой строгости стало отсутствие у паломников необходимых документов, и им еще повезло: могли обвинить в бродяжничестве и отправить на галеры. Благоразумно не настаивая на пропуске в город, странники обошли его и двинулись дальше… И вот уже Вена предстала перед ними во всем блеске. Она была описана в путевых записках Василия «аки рай земной». Паломники с восторгом любовались красотами местными, но, помимо этого, им удалось также лицезреть в австрийской столице императора Карла VI, а также запастись, наконец-то, патентами от папского нунция, чтобы беспрепятственно продолжить свой путь. Перебравшись через Альпы, приятели достигли Италии. Правда, к этому времени Василия скрутили недуги, приобретенные в небезопасных странствиях, полных лишений. К тому же открылась старая рана, излеченная во Львове. Но и это не все… Дальше – больше: на подходе к итальянскому Бару (к коему так стремился, помня о городах-близнецах по названию) Василий Барский потерял документы, а товарищ его, Иустин, решил избавиться от обузы и оставил больного, которого уже начинала бить лихорадка. По прихоти судьбы, следы Иустина с того момента теряются, за предательство он заплатил небытием в последующей истории. Василий же оказался в лечебнице. Проведя в ней несколько дней, туманящимся от боли и жара/холода умом понял, что умрет, если останется на имевшемся здесь наискуднейшем попечении. И сбежал. Или ушел. Или уполз, – еле живой ведь был. И надо ж такому случиться, что двигаясь еле-еле, минуя невероятным способом стражи и посты, в голоде и нужде, превозмогая боль, жар и озноб, он… выздоровел! Случилось это под стенами достославного Неаполя. |
| Или вот реальная семья, в ней вдруг начинают происходить страшные события, и никто не может понять, что стало отправной точкой того процесса, который в конечном итоге привел к разрушению этой семьи и даже личностей ее членов. А потом выясняется, что эта семья была образована благодаря колдовскому привороту… Я знал одну женщину, которая при взгляде на человека могла порой почувствовать, что он скоро умрет. Был в ее жизни также целый ряд случаев, когда ей удавалось «снять» приступы эпилепсии у людей — по странной случайности, она постоянно сталкивалась с такими больными. При этом, как поясняла, она каждый раз чувствовала после этого страшное опустошение, усталость, разбитость. Она ощущала некое «утончение» себя, причем утончение это было такого рода, о котором говорят: «Где тонко, там и рвется». Ей казалось часто, что сейчас случится какой-то надрыв, казалось, будто она идет по острию. Однажды, желая помочь в очередной раз человеку в эпилептическом припадке, прикоснувшись к нему, она впала в какое-то полубессознательное состояние и в этом состоянии увидела деревню, фашистов и этого человека в форме полицая, только гораздо моложе. В этот момент эпилептик успокоился, затих и заговорил с ней по-немецки… И почему-то именно после этого инцидента она поняла, что навсегда оставит подобную помощь. Надо сказать, что это ей стоило больших трудов, и по ее словам, она нашла спасение в том, что сознательно «отупела» по отношению к таким предчувствованиям и тонкостям. Есть один важный критерий: все, что приходит от Бога, наполняет сердце миром и покоем. При этом у человека нет ни страха, ни беспокойства, нет ни физических, ни душевных каких-то «содроганий». А сила, которая приходит от врага, и «помощь», которую он подает, всегда сопряжены с чувством неспокойствия, неуверенности, какого-то возбуждения, экзальтации. Но по-настоящему эту разницу могут почувствовать только люди с навыком к различению добра и зла, к различению духов, как говорит апостол Павел. Нам же, самым обыкновенным, немощным людям, лучше просто держаться от всего этого подальше. Магия «белая» или зло под маской |
| Долгое время в Вене не было крупной мечети. Потребность в ней появилась после того, как в городе расположилась штаб-квартира ОПЕК, и в Австрии поселились несколько тысяч выходцев из стран Персидского залива. В 1979 году на деньги короля Саудовской Аравии на востоке Вены возвели Исламский культурный центр, после чего саудовские деньги продолжали течь в Австрию. И постепенно радикальный ислам всё же пустил в стране достаточно глубокие корни. Ещё в 2013 году австрийская газета «Прессе» опубликовала репортаж о салафитских мечетях и молельных домах в венских районах Фаворитен и Леопольдау, а также почти у входа в самый крупный парк Вены - Пратер. А уже спустя год стало известно, что в рядах «Исламского государства» воюют порядка 130 граждан Австрии. Один из них, бывший рок-музыкант тунисского происхождения, записал видеоролик, где угрожал родной стране терактами. Настоящим потрясением для австрийцев стала история 16-летней Самры Кесинович и 15-летней Сабины Селимович. Две венские школьницы боснийского происхождения в 2014 году сбежали в Сирию, чтобы вступить в ряды ИГИЛ. Они оставили записки, где говорили о желании «умереть за Аллаха». Далее появились сообщения, что в исламистах они разочаровались, попытались вернуться на родину, но были убиты. Точных данных об их судьбе нет, но домой они не вернулись. Истории двух школьниц, а также теракты в Париже января 2015 года заставили австрийские власти ужесточить «правила игры». В феврале прошлого года парламент принял закон об исламе. Согласно ему, мусульманам разрешают публично отмечать праздники и иметь свои образовательные центры. Однако преподавание в последних должны идти только по-немецки, а все имамы отныне должны пройти через государственную аттестацию. Кроме того, отныне запрещается зарубежное финансирование исламских организаций. На проблемах, связанных с приезжими из мусульманских стран, много лет акцентировали внимание представители ультраправых: Партии свободы, «Союза за будущее Австрии» и (в меньшей степени) евроскептики из «Списка Штронаха». |
| Также я перевел на английский две замечательные книги протодиакона Никиты Чакирова – о русских церквях и русских дворцах, изданные 40 лет назад. Теперь эти книги являются уже раритетами. С греческого на церковнославянский перевел литургию апостола Марка и литургию Преждеосвященных даров апостола Иакова. Переводил и многие другие произведения самой разной тематики. – Значит, вы уже давно увлечены языкознанием и литературой? – Я всегда интересовался языкознанием, литературой, историей. Всего за свою жизнь начинал изучать 41 иностранный язык. Это не значит, что все их я знаю в совершенстве. Могу говорить по-русски, по-гречески, по-немецки, по-французски. Легко читаю на латинском, на славянских языках, что, впрочем, логично, ведь зная, например, русский, можно свободно читать на болгарском, украинском, белорусском, сербском, словацком… Из экзотических языков изучал древнееврейский, арамейский, египетский, но чтобы овладеть такими языками в совершенстве, нужно постоянно ими пользоваться. – Какие писатели особо вами любимы? – С удовольствием читал Достоевского и Шмелева. По-русски, конечно. – Не считаете ли вы, что русский язык в среде эмигрантов, в том числе и в Америке, постепенно умирает? – Чтобы этого не случилось, очень важно работать в этом направлении с молодежью. Это новое поколение носителей русской культуры и будущее нашей Церкви. Конечно, чтобы быть православным, не обязательно владеть русским языком, но он очень помогает постигнуть глубину русской души: можно читать в оригинале произведения русских классиков. А как переводчик могу сказать, что никакой перевод не может передать всех смысловых оттенков оригинала. – Но ведь сами вы – американец. И в вашем роду, насколько известно, не было славян. – Родился я в штате Коннектикут, но корни моих предков – на Британских островах: в Шотландии и Ирландии. В 12 лет меня крестили в Англиканской Церкви, но уже в 14 лет я начал учить русский язык, в 16 – провел несколько месяцев среди православных в Греции, а в 1963 году, когда мне исполнилось 17, перешел в Православие. |
|
|
