| Ди Фалько: Однако сегодня делается все, чтобы спрятать смерть, забыть ее, скрыть от людских глаз. Не хочется брюзжать (мол, «то ли дело наше время!»), но полезно все же напомнить, как выглядел обряд похорон, поколениям, которые уже этого не застали. Помню, как в деревне и в некоторых маленьких городках гроб от дома до кладбища несли на руках. Позднее стали использовать запряженную лошадью повозку. Траурная процессия двигалась на глазах у всего народа. На дверях дома усопшего вешали черные занавеси в знак траура. Черная повязка на рукаве или черный креп на лацкане говорили о скорби родственников. В наше время люди нередко умирают не дома, а в больнице. Покойника везут по городу на предельной скорости, чтобы не создавать пробок. Тайное бегство, да и только. Ни занавесей, ни знаков траура – разве что уведомление в газете, в рубрике некрологов. Очевидно, современное общество хочет, чтобы мы забыли о присутствии смерти в нашей жизни, стремится поддержать иллюзию, будто смерти нет. Бегбедер: А гении маркетинга, как будто споря с судьбой, замаскировали День Всех Святых, узаконив Хеллоуин. Теперь не мы навещаем покойников – они сами являются к нам в гости с тыквой на голове. Вот уж настоящий камуфляж. В роли этакого представителя семейства двудольных, с тыквой вместо башки, тебе не до раздумий; другое дело, когда навещаешь могилы умерших близких. Ди Фалько: Своего рода нездоровый культ, у которого чисто коммерческие цели. Бегбедер: Распродажа пластиковых тыкв в «Монопри». Вспоминаю прогулку по Пятой авеню в Нью-Йорке, где я увидел не одну сотню прохожих с нарисованным на лбу черным крестом. Впечатление сильное! Я недоумевал, что бы это значило, и, поднимаясь навстречу этому людскому потоку, пришел к собору Святого Патрика. Ди Фалько: В пепельную среду священник чертит пеплом крест на лбу верных. Бегбедер: Во Франции тоже? Никогда не видал. Ди Фалько: Потому что эти верующие тебе не попадались или они стесняются идти по улице с крестом на лбу! Но в первый день поста они приходят в церковь на мессу, и служба завершается напоминанием, что все мы созданы из праха, пыли и вновь обратимся в прах. |
| Впосл. грамоте Пасхалия II придавалось основополагающее значение при защите привилегий базилики Н. Вероятно, она вызвала недовольство архиеп. Риза (Ризона; 1112-1117), к-рый фактически управлял городом до своей гибели от рук политических противников (см.: Martin. 1993. P. 625, 745). Нитти ди Вито предположил, что конфликт из-за юрисдикции над базиликой стал причиной составления неск. подложных документов и переработки сказаний о перенесении мощей Н. По мнению исследователя, ключевое значение приобрел вопрос о том, кому именно герц. Рожер I Борса передал бывш. резиденцию катепана для строительства базилики («хирограф» герцога упом. в папской привилегии 1105 г.). В грамоте Борсы, датированной июнем 1087 г., адресатом дарения назван архиепископ (Codice diplomatico barese. 1897-1971. Vol. 1. P. 59-61), однако Нитти ди Вито считал грамоту подложной ( см.: Nitti di Vito. 1933. P. 76-84 ) . Также исследователь отвергал подлинность грамоты регентши Констанции, вдовы Боэмунда Тарентского (1117), в ней сообщается о дарении резиденции архиепископу, к-рый якобы и предоставил ее для строительства базилики (Codice diplomatico barese. 1897-1971. Vol. 5. P. 111-112). Согласно Нитти ди Вито, эти грамоты были сфабрикованы по указанию архиепископа, стремившегося использовать их для обоснования своих прав на базилику Н. ( Nitti di Vito. 1937. P. 317-327). В то же время, по мнению исследователя, было переработано сказание Никифора; в него внесли дополнения, призванные оправдать действия архиеп. Урса и аббата Илии. Апология действий архиепископа была основной задачей архидиак. Иоанна, к-рый подчеркнул, что кровопролитная схватка между горожанами из-за мощей Н. произошла без участия Урса и что архиепископ способствовал разрешению конфликта, благословив строительство базилики (Ibid. P. 327-335). Однако не все исследователи согласились с гипотезой Нитти ди Вито о неподлинности грамот и о переработке сказаний в XII в. Так, Чоффари полагал, что оба лат. сказания были составлены еще до юрисдикционного конфликта, но уже тогда их авторы рассматривали перенесение мощей Н. |
| Ди Фалько: Вот это да! Сто тридцать четыре ребенка – и он никогда их не узнает! Какой была его реакция? Бегбедер: Он был глубоко потрясен и немедленно отказался от этого источника доходов. Затем у него возникли серьезные проблемы с психикой, он лежал в психиатрической больнице и т. д. Вот, в поддержку твоего мнения, пример отклонения, ставшего возможным благодаря науке. Что отвечает на это Церковь? Ди Фалько: Нельзя не считаться со страданиями, которые испытывает женщина, желающая иметь ребенка. Она физиологически призвана быть матерью, и невозможность родить причиняет ей боль. Но все же Церковь остается противницей этого способа зачатия, пока неизвестны в полном объеме последствия столь бесчеловечной операции, как искусственное оплодотворение. Бегбедер: В «Элементарных частицах» Уэльбек формулирует теорию – можно сказать, научно-фантастическую, но приближенную к возможностям науки. Клонирование способно сделать нас бессмертными, пишет он. Разумеется, это спорно: идея заключается в том, что человек подвергается клонированию и переносит свою память на некоторый жесткий диск, а затем все события его жизни реимплантируются в новое тело. Если бы все это действовало, люди стали бы бессмертными. Вот одна из последних утопий человека: уничтожение смерти. Это нанесло бы немалый урон бизнесу Церкви. Ди Фалько: Что уж говорить о пенсиях! Сюжет Уэльбека – из области бреда или, как ты сказал, научной фантастики. Нет ли у тебя вопросов не столь абсурдных? Бегбедер: Не знаю, насколько менее абсурдно быть одновременно противником абортов и презервативов. Ди Фалько: Ты прекрасно понимаешь, что доводишь до карикатуры мнение Церкви по поводу презервативов. С тех пор, как появился СПИД, оно не сильно изменилось. Мы еще вернемся к этому вопросу. В отношении противозачаточных средств позиция Церкви последовательна: она отстаивает права жизни и выступает против искусственных способов регулирования рождаемости. Бегбедер: Она также противница нищеты, которую влечет за собой, в частности, перенаселение? |
| После многочисленных встреч с пятидесятниками автору этой работы довелось однажды увидеть обладавшего даром истолкования языков, что является большой редкостью среди прочих «дарований», как заявили сектанты, пригласившие меня на свое собрание в одну из московских квартир. Речь шла о «брате» Николае, который был в ту пору проездом в Москве. На собрании была преимущественно молодежь. Помимо сектантов на нем присутствовали двое молодых людей, безразличных к религии, также приглашенных для того, чтобы воочию убедиться в харизматических дарованиях «брата» Николая. «Истолкователю» было около шестидесяти лет. Вначале он долго и охотно поучал, называя себя «старцем», после чего предложил помолиться. Все встали в круг на колени и стали говорить «языками». «Старец» Николай принялся изъяснять чью-то глоссолалию. Говорил он о том, что присутствующим следует быть твердыми в вере, не отступать перед врагами и т.д. Несмотря на попытки подняться до апокалиптического пафоса, в целом речь «старца» оказалась малозначительной, а ведь он толковал «изречения Духа Святого». С тяжелым чувством смотрел я на происходящее. Одна девушка, «молившаяся языками», в своем бормотании время от времени выговаривала несколько однообразных слогов: «Ди-ди-ди-ди, дзи-дзи-дзи-дзи». Тотчас старец переводил это место: «Так, именно так», – и уже сам переходил на «молитву языками», покуда девушка вновь не начинала произносить нечто более многосложное. Разумеется, при этом все пятидесятники молились «языками». После молитвы «старец» сказал, что не знает, чьи языки ему открыл Господь. Для кого «брат» Николай толковал? С болью в сердце смотрел я на это бубнящее собрание, мнившее, что оно говорит с Самим Господом Иисусом Христом! После молитвы вновь последовало несколько наставлений «брата» Николая, в которых он не преминул обрушиться с хулой на Православную Церковь и ее служителей. Долго сдерживая себя, я, однако, решил было вступить с ним в полемику. Впрочем, никакой «полемики» не получилось, «старец», видимо, по праву хозяина держался очень грубо, раздражался и переходил на крик, когда я просил ответить на те или иные вопросы из Писания. Насколько я смог понять, «старцу» не было ведомо серьезное знание Писания. Рассердившись, он то и дело почему-то приговаривал: «На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи». «Что же, – отвечал я ему, – ведь сказано, «все, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте, по делам же их не поступайте» ( Мф. 23, 3 ). Почему вы не исполняете повеления служителей Православной Церкви, если относите эти слова Спасителя к ним?» Ответа не последовало. «Старец» Николай очень нервничал, и его единоверцы предложили совершить последнюю молитву, на что «истолкователь» ответил, что не может молиться в таком состоянии. Молитву совершали без его участия. Перед уходом с молитвенного собрания «старец» поразил меня вовсе неприятной выходкой: обращаясь ко мне, он громогласно, в присутствии всех, объявил, что одного из нас ожидает очень большое горе. |
| Бегбедер: Привлечение к активной деятельности мирян доказывает, что люди, которые живут нормальной жизнью, в состоянии нести слово Церкви. Как может священник говорить со мной о браке, о зачатии, о супружеской измене, когда он ничего этого не испытал? Насколько он компетентен, чтобы давать мне советы по вопросам секса? Ди Фалько: В действительности от священника требуется не это. Во многих областях личный опыт отнюдь не является единственным или даже главным критерием доверия! Я не выбираю врача в зависимости от того, какими болезнями он уже переболел! Священникам доступны иные формы познания человека и того, чем он жив. Бегбедер: Согласен, но на чем основана правомерность советов священника о браке, о том, как ориентировать свой выбор в условиях сексуальной свободы? И, если продолжить мысль, считаешь ли ты гуманным требовать от священников, чтобы они сопротивлялись искушению? Запрещать им семейную жизнь, половую жизнь? Исключить все, что составляет основу природы человека, – разве это так нужно, необходимо? Ведь это даже опасно. И к верующим предъявляются невозможные требования, но они кажутся сущим пустяком по сравнению с тем, чего требуют от священников. Ди Фалько: Сохранять целибат возможно, даже если трудно. И в мирском обществе многие выбирают безбрачие. Бегбедер: Чтобы свободнее менять партнеров! Ди Фалько: Нет. Выбор, о котором идет речь, не обязательно связан с активной сексуальной жизнью. Все мы рождаемся одинокими, некоторые по своей воле остаются одинокими всю жизнь. Целибат монахов – тоже выбор, он соответствует призыву Божию. Не надо рассматривать его как отказ от чего-то, скорее это согласие, некий залог достижения поставленной цели – самоотдачи, принесения в дар своей жизни по примеру Христа. Безбрачие монахов – часть того дара, который они должны принести: условие, позволяющее лучше служить Богу и Церкви. Бегбедер: А как быть с сексуальными побуждениями? Что рекомендует Церковь: мастурбацию, проституток? Ди Фалько: Она учит не подавлять, а сублимировать эти побуждения. Извини за фрейдистский язык! Было бы ложью говорить, что среди двадцати тысяч священников, которые насчитываются в современной Франции, никто не нарушил обеты, принятые в день посвящения в сан. |
| Но раннею весною 1564 года обнаружились признаки близкого конца. Силы покидали его медленно. Целые дни и ночи он чувствовал озноб, никакие одежды не могли его согреть от изнуряющего внутреннего холода. Им овладела смертная тоска. Он перестал работать. Молодой флорентинский врач Федериго Донати ухаживал за ним. Однажды вечером, 14 февраля, Федериго подъезжал на муле к дому Буонарроти: в то время он жил на площади древнего форума Траяна, рядом с церковью Санта-Мария ди Лорето. Перед домом был маленький сад, окруженный стеною, где росли лавры. Дул холодный трамонтано; по небу ползли унылые, низкие тучи. Врач удивился, увидев, что Микеланджело прохаживается в саду под дождем. Мертвые прошлогодние листья лавров шуршали под его ногами. Ворона уныло каркала на мокрых черепицах соседней крыши. – Мессере Буонарроти, – заметил Федериго, – вам не следует выходить из дома в такую погоду. – Что же делать, – ответил Микеланджело, – мне дурно… Я не нахожу себе места. Дома хуже. Вот, вышел погулять. Скучно, мессер Федериго, я не могу вам сказать, как скучно… И он продолжал торопливо ходить взад и вперед, от стены до стены, по крошечному саду, попадая ногами в грязные лужи, шурша гнилыми мокрыми листьями лавров. Он говорил бессвязно, с трудом находил слова. Только пред самым концом он лег в постель; его причастили и, когда спросили о последней воле, он сказал: – Душу мою – Богу, тело – земле, имущество – родным. Потом попросил, чтобы его похоронили на родине во Флоренции. 18 февраля, в час Ave Maria, он скончался. Смерть была спокойной. Просьбы Микеланджело не исполнили: он был погребен в Риме, в церкви Св. апостолов. Но флорентинский герцог Козимо Медичи пожелал, чтобы прах Буонарроти покоился во Флоренции. Посланные ночью тайно вырыли тело Микеланджело, зашили его в мешок, как зашивают товары, и отправили во Флоренцию. Флорентинская академия рисования решила устроить торжественные похороны. Народу на улицах собралось так много, что академики не без труда внесли тело в церковь. Чтобы последний раз увидеть учителя, открыли гроб. Ожидали найти полуразвалившийся труп, так как со дня смерти прошло двадцать пять дней. Но, к всеобщему удивлению, тело было не тронуто тлением: он лежал в гробу маленький, почернелый, высохший, как мощи. Вокруг безобразного широкого рта были все те же надменные, злые морщины. Их не разгладила смерть. |
| Ранним шедевром М. является т. н. Пизанский полиптих, созданный по заказу нотариуса Джулиано ди Колино дельи Скарси для его капеллы в ц. Санта-Мария-дель-Кармине в Пизе (1426, разобран в ходе реконструкции церкви в кон. XVI в.). В его состав входили «Мадонна с Младенцем на троне» (Национальная галерея, Лондон), небольшие панели с фигурами блж. Августина, блж. Иеронима и 2 святых кармелитов, пределла со сценами «Поклонение волхвов», «Распятие св. Петра» и с сюжетами из Житий св. Иулиана и св. Николая (Гос. музеи, Берлин; последние исполнены, вероятно, Андреа ди Джусто), «Распятие» (Национальный музей Каподимонте, Неаполь), масштабные полуфигурные изображения св. ап. Павла (Национальный музей Сан-Маттео, Пиза) и св. ап. Андрея (Музей Гетти, Лос-Анджелес). Крепкие, округлые фигуры, укутанные в тяжелые плотные драпировки, освещены ослепительно ярким светом, золотой фон усиливает сияние густых чистых красок; все лица глубоко индивидуализированы; особой естественностью и искренностью отличается младенческий лик Христа. Если в центральной створке алтаря ощущение пространства создается благодаря резкому перспективному сокращению архитектурного элемента - трона Мадонны, то на его верхней панели, в сцене «Распятие», оно формируется исключительно за счет расстановки фигур и распределения света и тени. В ней скупыми и точными средствами передана вся гамма человеческой скорби: истовая немая мольба Богоматери, неподвижно смотрящей вверх, потерянность и плач отвернувшегося св. Иоанна и порыв бросившейся с воздетыми руками к подножию Креста Марии Магдалины, чьи волосы разметались тонкими золотистыми прядками по алому плащу. По возвращении из Пизы М. жил во Флоренции на Виа-деи-Серви вместе с матерью и братом, Джованни ди Джованни по прозванию Скеджа, к-рый также был живописцем и прославился как автор расписных панелей для сундуков-кассоне. Вероятно, М. работал в сфере «домашней» живописи: в посмертной описи обстановки Лоренцо Великолепного (1492) упоминается деско да парто (итал. desco da parto - круглое или 8-угольное двустороннее расписное деревянное блюдо, к-рое подносилось в дар роженице) работы М. со сценой родовой схватки ( Stapleford R. Lorenzo De " Medici at Home: The Inventory of the Palazzo Medici in 1492. Univ. Park (Penn.), 2013. P. 142). Однако приписываемый М. поднос со сценой посещения роженицы (Гос. музеи, Берлин), который композиционно напоминает рельефы Донателло, по-видимому, является работой подражателя. После 1426 г. принято датировать небольшой образ Богоматери с Младенцем (Галерея Уффици, Флоренция), приписываемый М. и созданный по заказу кард. Антонио Казини. |
| В сер. XVI в. появились анонимное изображение «Св. королева Изабелла» (Rainha Santa Isabel; Национальный музей Машаду де Каштру, Коимбра) и миниатюра в «Генеалогии королей Португалии» (Genealogia dos Reis de Portugal) С. Бенинга и А. ди Оланда. В XVII в. были созданы еще 2 анонимные работы, изображающие королеву: живопись маслом в Одивелаше и ретабло в мон-ре Лорван. Народная традиция почитания королевы породила др. варианты агиографической легенды; согласно одному из них, И. приказала построить церковь в Лейрии и заплатила рабочим розами, каждая из к-рых затем превратилась в золотые монеты. Сохранились предание о страданиях в чистилище умершей в Кастилии дочери И. Констанцы, просившей о заступничестве матери; легенда о расступившихся водах р. Тежу, чтобы И. могла пройти к могиле девы-мученицы; легенда о ложно обвиненном паже королевы, чудесным образом спасшемся от мести Диниша; легенда о королеве-прачке - воды, где королева стирала белье из приюта в Аленкере, стали целительными; легенда о том, как тяжелая каменная гробница, к-рой во время наводнения угрожали воды р. Мондегу, когда ее коснулся паломнический посох св. королевы, была чудесным образом перенесена на сухое место; легенда о том, как тяжелые балки перекрытий трапезной мон-ря Санта-Клара вдруг стали на свое место и работавший строитель избежал смерти. С памятью об И. связаны названия мн. населенных пунктов в Португалии, так, напр., легенда о Лумиаре, когда королева решила осветить (alumiar) возвращавшемуся королю дорогу домой, напоминает о неверности супруга-короля. И. посвящены поэма Вашку Мосинью ди Кеведу 1596 г., тексты XVII в. из Коимбрского ун-та по случаю канонизации И., проповедь о королеве А. Виейры. В XIX-XX вв. в лит. произведениях была продолжена легендарная традиция (поэмы Жоана ди Лемуша, Афонсу Лопиша Виейры, Мануэла Алегри). В 1-й пол. XX в. опубликованы драма А. Патрисью ( Patrício A. Dinis e Isabel. P.; Lisboa, 19192) и исторический роман В. Немезью ( Nemésio V. Isabel de Aragão, Rainha Santa. |
| На соборных заседаниях 20 и 25 окт., 1, 4, 8 и 11 нояб. М. Е. вместе с остальными делегатами слушал выступления Андрея Хрисоверга, Виссариона Никейского и Алоизия де Пирано; в центре внимания стоял вопрос о том, является ли Filioque добавлением или же всего лишь разъяснением, на чем настаивали зап. делегаты. Соборные заседания 18 нояб., 4, 8 и 13 дек. прошли в дебатах между Дж. Чезарини и М. Е. по тому же вопросу. М. Е. открывал каждое заседание долгой речью, прерываемой репликами Дж. Чезарини и т. о. переходящей в дискуссию. В частности, М. Е. доказывал, что запрет Эфесского Собора «составлять другую веру, кроме определенной... в Никее», относится не к тем исповеданиям веры, к-рые произносят отдельные личности, но к Символу, используемому на литургии и при крещении. Если бы слова «другая вера» означали «противоположную веру», утверждал М. Е., то в Церкви было бы несколько Символов, принимавшихся один за другим. При переносе соборных заседаний из Феррары во Флоренцию М. Е. вошел в число 5 митрополитов, к-рые лично сопровождали императора в его переезде. 26 февр. М. Е. вместе с папой, императором и 80 представителями обеих сторон участвовал в собрании в большом зале мон-ря Санта-Мария-Новелла. 2 марта М. Е. участвовал в 1-м пленарном заседании во Флоренции, где доминиканец Джованни ди Монтенеро обратился к грекам с вопросом о том, что они понимают под происхождением (processio) по отношению к Богу. Ему ответил М. Е., и дальнейшая дискуссия велась в основном ими двумя, продолжившись на последующем заседании 5 марта. Заседание 7 марта было открыто М. Е., вынесшим на обсуждение цитату из 3-й книги «К Евномию» свт. Василия Великого. Как выяснилось, этот текст содержал существенные разночтения в версиях обеих сторон, причем Джованни ди Монтенеро утверждал, что его рукопись была недавно приобретена в К-поле кард. Николаем Кузанским . На заседании 14 марта к спору между М. Е. и Джованни ди Монтенеро на нек-рое время присоединились император и кард. Дж. Чезарини. Заседание 17 марта М. Е. начал с комментирования Ин 15. 26, после чего обратился к цитатам из сочинений свт. Григория Чудотворца , «Ареопагитик» , свт. Афанасия Великого. Его речь была прервана зап. делегатами, обвинившими его в отклонении от согласованного ранее порядка, по к-рому заседания должны были вестись в режиме «вопрос-ответ». Однако поддержанный имп. Иоанном VIII М. Е. настоял на своем и продолжил прерванную речь, рассматривая постановления первых Вселенских Соборов и высказывания свт. Кирилла Александрийского, свт. Григория Назианзина и Феодорита Кирского. |
| Границы: Границы вышеупомянутого участка со всем, что на нём находится (здания, деревья, цистерны и все другие сооружения), таковы: на юге – участок земли с маслинами Хассана, сына Мустафы, сына Ахмеда-эль-Сабани, а также: виноградник, принадлежащий Ибрагиму, сыну Абдаллы Мыслеха, виноградник, принадлежащий Амеру, сыну Абд-эль-Рахмана, сына Бадауи-абу-ль-Калбата, и иже с ним, и виноградник, принадлежащий Мохамеду, сыну Ахмеда-абу-ль-Фалайеха, из Айн-Карема. На востоке – дорога, названная «Хиллет-Сабха», где находятся восточные ворота всего этого участка, дополнением которого является участок земли русской женщины Марии, дочери Григория, и виноградник, принадлежащий Франсуа, сыну Мишеля, сыну Франсуа Рахиля, католику, из Иерусалима. На севере – аллея, специально устроенная учредителем вакуфа, и южная стена вышеназванного разрушенного монастыря. Эта аллея идёт с востока на запад, отделяя упомянутый участок от виноградника Якуба Халеби, от земли русской Марии и земли Франсуа Рахиля, и заканчивается на западе двором большого дома, находящегося на участке с рощей оливковых деревьев, составляющим часть описываемого участка и того, что на нём находится. Аллея имеет ворота, ведущие во двор упомянутого дома, и другие ворота, ведущие к дому в восточном стиле, расположенному на землях нового виноградника, раньше называвшегося «виноградник Саада», которые (дом и виноградник) составляют часть описываемого большого участка и того, что на нём находится. На востоке – земля Ауада, сына Исмаила, сына Наауаше, и иже с ним, дополнением к которой является земля Ауада, сына Мохамеда, сына Ауада, и иже с ним. Весь маленький участок, находящийся в Айн-Кареме на той же юго-западной стороне и названный «эль-Хадфе», площадь которого равняется приблизительно половине дунама, засаженный маслинами и границы которого таковы: на юге – собственная аллея учредителя вакуфа и упомянутый разрушенный монастырь. На востоке и на севере – общественная дорога. На западе – оливковая роща монахов-католиков. Основание и происхождение: |
|
|
