| Церковь Санта-Мария-до-Кампо в А-Корунье. 1296–1302 гг. Церковь Санта-Мария-до-Кампо в А-Корунье. 1296–1302 гг. Еще большей лаконичностью отличается пространственное решение ц. Санта-Мария-дел-Мар в Барселоне (1329-1383, Беренгер де Монтагут и Рамон Деспуч), построенной по образцу собора Санта-Эулалия. В планировке этого храма зодчие отказались от выделения поперечной оси. Центральный неф, почти равный по высоте боковым, сильно расширен. Рисунок полукруглой восточной части храма с узким деамбулаторием и окружающими его небольшими капеллами крайне лаконичен. Простая форма 8-гранных столбов, на к-рые опирается крестовый нервюрный свод центрального нефа, небольшая глубина капелл между контрфорсами храма, сливающихся с пространством нефа, широкий шаг опор - все это подчеркивает большие объемы постройки и рациональный подход в выборе архитектуры храма. Подобная модель плана и интерьера станет типичной для церковного строительства Каталонии: церкви Санта-Мария-дел-Пи в Барселоне (ок. 1320-1391) и Санта-Мария в Манрезе (пров. Барселона; 1328, освящена в 1371, Беренгер де Монтагут и др.), собор в Тортозе (пров. Таррагона; 1341, освящен в 1441, Антони Гуарк, Бенет Баскес де Монбланк). Ярким примером стремления к достижению максимального простора в интерьере стали споры в процессе возведения собора Санта-Мария в Жироне (1312-1604), когда в 1386 и 1416 гг. по требованию заказчиков собирались комиссии экспертов для рассмотрения возможности замены 3-нефного здания однонефным при сохранении исходных размеров плана. В 1417 г. капитул во главе с епископом принял решение о строительстве однонефной зальной церкви с самым широким (ок. 23 м) перекрытием нефа в средневек. Европе. Интерьер отличает типичная для каталон. школы простота деталей: артикуляция стены с помощью пучков нервюр по всей высоте церкви, контрастирующих с гладкими поверхностями, сокращенный трифорий, отсутствие обильных скульптурных украшений. Влияние каталон. школы характеризует постройки на о-ве Мальорка (центр отдельного королевства в 1276-1343), самой значительной из которых является собор Санта-Мария в Пальме (ок. |
| Мы знаем, что Санта-Клаус – персонаж фольклорный, сказочный даже, но «переродившийся», если можно так сказать, из святителя Николая и по инерции хранивший до последнего времени некоторые черты святости. И вот теперь эта связь принципиально разрывается наделением «бывшего Санты» какими-то явно греховными, вызывающими чертами. Этим показывается, что добро может существовать само по себе, без связи с Божественным, с правилами и канонами, с традицией. Это опасная тенденция, честное слово. Дальше ничто не мешает добру, вернее – представлению о добре, всё более искажаться, деградировать, пока оно окончательно не превратится в свою противоположность, продолжая, впрочем, называться добром. Неслучайно в мультике Санта-Клаус всё чаще именуется Северянином. Этим как бы подчеркивается инаковость этого персонажа по отношению к «традиционному» Санте. Другой герой этой мультсказки – Пасхальный кролик. Это классический персонаж западного фольклора. Он прячет накануне Пасхи расписные яйца, которые дети должны потом отыскать. Ну ладно, игра, сказка… Но опять же: о самом празднике – молчок. Примечательны диалоги между «рождественским» Санта-Клаусом и «пасхальным» Кроликом. Вот только один пример: «Санта: Слушайте, Кромешник задумал что-то недоброе. Я чую это, нутром чую. Кролик (Санта-Клаусу): Так ты высвистал меня за три дня до Пасхи потому, что у тебя с нутром чего-то не того? Послушай, брат, да если бы я так поступил с тобой под Рождество… Санта: Перестань, Кролик. Пасха – это не Рождество». Вот так. Здесь как бы подразумевается и обыгрывается в шуточной форме давний спор между Санта-Клаусом и Кроликом о том, какой праздник важнее: Рождество или Пасха. Каждый считает «свой» праздник важнее, но… И вот на этом хочется снова остановить внимание. О самих праздниках, об их сути – ни слова, как будто это просто праздники, праздники без содержания, а точнее – праздники вообще, важность которых определяют исключительно их атрибуты: Санта-Клаус и рождественские подарки, Кролик и пасхальные яйца. |
| Главный герой и центральный символ праздника Рождества эпохи глобализации – Санта-Клаус, внешний вид которого закрепился в культурном сознании во многом благодаря рекламному логотипу компании Кока Кола. Родина Санта-Клауса – героя эпохи постмодерна – это Америка, страна, которую Бодрийяр описал в одноименной книге как " главный симулякр современности " . Обычай празднования памяти святителя Николая в Америку принесли европейские переселенцы, большей частью новые жители голландских колоний, где Sinterklaas (святитель Николай) почитался как небесный покровитель Нью-Амстердама, ставшего затем Нью-Йорком. В основу визуального образа было положено изображение Санта-Клауса американским художником-графиком шведского происхождения Хеддоном Сандблумом, разработавшим в 1931 году первый проект образа " рождественского деда " по заказу компании Coca-Cola, оформившей этот заказ в рамках построения рождественской рекламной стратегии. Проект оказался настолько успешным, что Хеддон Сандблум до 1966 года ежегодно выполнял по заказу фирмы, по меньшей мере, один образ Санта-Клауса в год для рекламы кока-колы, а многие и по сей день ошибочно считают, что именно этой компании Санта-Клаус обязан своим ставшим традиционным обликом. В то же время именно компания Кока-кола обеспечила образу Санта-Клауса всемирное распространение как главного символа рождественского праздника. В результат Санта-Клаус как рекламный символ признан одним из самых успешных брендов эпохи. В рамках рекламной кампании кока-колы с образом Санта-Клауса произошла существенная метаморфоза, во многом определившая его дальнейшую судьбу. Именно этот рекламный проект помогает немного приблизиться к пониманию его природы. Образ святителя Николая стал использоваться для рекламы напитка, ставшего настоящей " иконой " американской экспансии, " контрабандой " распространяющей американскую идеологию как " новый образ жизни " . Произошло это вскоре после окончания Второй мировой войны, когда фабрики по производству кока-колы в обязательном порядке строились в зоне присутствия США. Именно с этим связан тот факт, напиток на протяжении всего периода холодной войны был запрещен в СССР, других социалистических странах, а также в некоторых исламских государствах. Интересно, что одной из высказываемых причин неприятия кока-колы исламским миром было " злоупотребление святыми символами " , используемыми в рекламных целях. На этом этапе уже стала проступать знаковая природа конфликта, противостояния разных символических стратегий пропаганды. |
| Бегбедер: Тебя не воспринимают здесь как парижанина? Ди Фалько: Не думаю. Об этом надо было бы спросить местных жителей. Бегбедер: Думаешь, они считают тебя своим? Ди Фалько: Учитывая тот факт, что я из Марселя и знаю эти места, я наверняка должен казаться менее чужим по сравнению с кем-то другим, кого могли бы сюда «забросить», хотя он никогда прежде не бывал в Гапе. Кстати, в тот день, когда я вступал в должность, кардинал обратил на это внимание, сказав, что жители Гапа принимают парижского марсельца, марсельского парижанина: «Он из ваших мест, и, не будучи местным, он вместе с тем ваш гость». Бегбедер: Роль епископа подразумевает непосредственное общение с населением? Ди Фалько: Конечно. Когда я посещаю здесь какой-нибудь приход, приглашают делегатов. Часто присутствуют мэр и члены муниципального совета. После мессы устраивают обед, это дает возможность пообщаться с прихожанами и жителями коммуны. Бегбедер: При всех этих обязанностях у тебя остается время для медитации и молитвы? Ди Фалько: Надо уметь его оставлять, это вопрос организованности. Есть время для молитвы, выделено также время для того, чтобы выслушать людей, время для встреч, визитов, и я стараюсь не отступать от распорядка. Бегбедер: Итак, послушать тебя – все прекрасно, все тебя любят и смотрят на твое назначение в Гап как на повышение? Ди Фалько: Я не наивен и я этого не говорил! Человек, занимающий важный общественный или государственный пост, не может устраивать всех. Я сознаю, что где-то могли возникнуть разного рода толки. С годами я начинаю по-настоящему узнавать человеческую душу и не исключаю, что мое удаление из Парижа могло обрадовать некоторых лиц. Должно быть, кому-то мешали мои дружеские связи в мире информации, кино, театра и т. д., сформировавшиеся за эти годы, отношения, возникшие без специальных усилий с моей стороны. Бегбедер: Что значит «кому-то»? Кому-то в Церкви? Ди Фалько: Наверное, в ней… и вне ее. Бегбедер: Из-за того, что ты пользовался известностью? Из-за слухов? Ди Фалько: Да. Слухи – следствие известности. Думаешь, я просил, чтобы меня избрали представителем епископата? Хлопотал, чтобы мне поручили эту должность? Думаешь, я стремился стать уполномоченным Католической службы кино, чтобы иметь возможность участвовать в Каннском фестивале? Решает Церковь, и получается, что ее устраивало то, как я выполнял свое поручение, раз она продлила мандат на два года. Моя работа продолжалась восемь лет вместо шести, и я поневоле оказался на первой линии связи с медиа. |
| Католич. святые Клара Ассизская и Франциск Ассизский. Миниатюра из Жития Клары Ассизской (Thennenbach. 4. Fol. 2r). Ок. 1490 г. К. А. род. в знатной семье; ее родители - Фавароне ди Оффредуччо и Ортолана. Во время восстания в Ассизи против власти имп. Фридриха II Штауфена, а также против находившегося в городе нем. гарнизона (1198) союзники императора из городской знати, в т. ч. семья К. А., были вынуждены бежать в соседний г. Перуджу. Они смогли вернуться в Ассизи лишь после мирного соглашения, заключенного в 1203 г. К. А. с ранней юности вела скромный и благочестивый образ жизни: часто отказывалась от пищи и посылала ее бедным, жертвовала деньги нуждающимся, оказывала денежную помощь восстанавливавшим ц. Санта-Мария-дельи-Анджели (см. Порциункула ). Тогда же девушка узнала историю своего соотечественника молодого торговца Франциска, к-рый ок. 1206 г. оставил мирские дела, чтобы в окрестностях Ассизи вести жизнь в бедности и покаянии. Одним из первых учеников св. Франциска Ассизского был Руфин, кузен К. А. Близкая подруга святой Бона ди Гуэльфуччо впосл. свидетельствовала на канонизационном процессе, что они вместе втайне от родственников ходили беседовать со св. Франциском Ассизским и он увещевал их последовать примеру Христа. Родители К. А. противились ее монашескому обращению и намеревались устроить ее брак с Раньери ди Бернардо, представителем знатного рода. Позднее Раньери ди Бернардо выступил на канонизационном процессе как свидетель и подтвердил, что К. А. настойчиво отвергала все уговоры выйти замуж и была твердой в намерении посвятить себя монашеской жизни. К. А. продала свое имущество (вероятно, речь идет об имуществе, находившемся в ее распоряжении, т. е. о приданом) и ночью в Вербное воскресенье 1211 (или 1212) г. оставила отчий дом и отправилась к ц. Санта-Мария-дельи-Анджели, где жили св. Франциск Ассизский и его соратники. Здесь во время службы К. А. облачилась в грубую одежду, ей остригли волосы, а затем св. Франциск Ассизский проводил К. А. в бенедиктинское аббатство Сан-Паоло-делле-Аббадессе близ Ассизи. Разгневанные родственники К. А. прибыли вооруженными в монастырь, намереваясь силой увести девушку. Тем не менее она осталась в обители, хотя вскоре (возможно, из-за давления со стороны членов семьи) отправилась в женский монастырь Сант-Анджело-ди-Панцо у подножия горы Субазио. Спустя несколько дней к ней присоединилась ее 16-летняя сестра Агнесса; К. А. помогла ей укрыться от преследования родственников. |
| неск. крупными постройками. Чертоза (картезианский монастырь) в Павии (1396-1560, Марко Солари, Гуинифорте Солари, Джованни Антонио Амадео; братья Мантегацца, Джанджакомо Дольчебуоно, Бенедетто Бриоско, Кристофоро Ломбардо, Галеаццо Алесси), санктуарий Дома Богоматери в Лорето (1469-1587, авторство первоначального проекта неясно, затем Марино ди Марко Чедрино, Джулиано да Майано, Баччо Понтелли, Джулиано да Сангалло; фасад построен в 1571-1587 Джованни Боккалини, Джованни Баттиста Кьольди, Латтанцио Вентура: Grimaldi. 1986), собор Санто-Стефано в Павии (1488-1507, недостроен; Джованни Антонио Амадео, Дж. Дольчебуоно, Джованни Пьетро Фугацца при участии Браманте: Bruschi. 1969. Р. 85) представляют собой удлиненные базилики с обширной восточной частью, включающей окруженное венцом капелл средокрестие и образующей развитую центрическую композицию. Возможно, эти постройки дали толчок размышлениям о способах гармоничного соединения базиликального и центрического храмов, к-рые отразились в ряде проектов, иллюстрирующих трактат Франческо ди Джорджо, в рисунках Леонардо да Винчи, относящихся к посл. десятилетию XV в., в миланских постройках Браманте в XVI в. эти размышления получили продолжение в процессе проектирования собора св. Петра в Риме. Интерьер ц. Санта-Мария-прессо-Сан-Сатиро в Милане. Ок. 1480 г. Интерьер ц. Санта-Мария-прессо-Сан-Сатиро в Милане. Ок. 1480 г. Ок. 1480 г. Браманте начал работы в Санта-Мария-прессо-Сан-Сатиро - обширном базиликальном храме, к-рый был пристроен к небольшой ц. Сан-Сатиро (до 879). Браманте реконструировал здание IX в., превратив его в идеальный центрический храм эпохи Ренессанса: с нижним цилиндрическим объемом, расчлененным обрамленными пилястрами нишами, с выявленным в среднем ярусе равноконечным крестом и с декоративным куполком на световом барабане. В новом храме Браманте впервые (возможно, со времен античности) создал средствами живописи иллюзорное пространство: не имея возможности сделать глубокую апсиду, он изобразил в перспективном сокращении цилиндрический кассетированный свод, напоминающий архитектурные декорации в живописи Пьеро делла Франческа. |
| В базилике Санта-Мария-Маджоре при перестройке 1931 г. в верхней левой части трансепта обнаружены фрагменты архитектуры времен папы Николая IV с фресками, изображающими погрудно пророков и святых в нишах. Росписи приписываются К., Чимабуэ или молодому Джотто. Циммерманн и Эрманин по аналогии с росписями в ц. Санта-Чечилия-ин-Трастевере приписали К. живопись в конхе апсиды ц. Сан-Джорджо-ин-Велабро, воспроизводящую иконографию, использованную в рим. ц. Санти-Козма-э-Дамиано ( Zimmermann M. G. Giotto und die Kunst Italiens im Mittelalter. Lpz., 1899. S. 246. Not. 1; S. 319-329, 405. Not. 1; Hermanin. 1901. P. 239-244). Центр композиции занимает фигура стоящего на сфере Христа, слева - Богоматерь и св. Георгий с белым конем, справа - ап. Петр и св. Себастьян, к-рый, согласно преданию, претерпел мученичество в квартале Велабро и к-рому была посвящена церковь до перенесения сюда реликвий св. Георгия. Роспись датируется 1296 г., существенно переписана в XIV в., реставрирована в 1996 г. Вероятно, ее заказчиком был кард. Якопо Стефанески, ставший в дек. 1295 г. титулярным диаконом церкви. Косвенно датировка подтверждается близким сходством живописного образа св. Георгия со скульптурным образом св. Тибуртия на кивории работы Арнольфо ди Камбио в ц. Санта-Чечилия-ин-Трастевере (1293). Отсутствие документов и плохое состояние фрески затрудняют решение вопроса об авторстве. В пользу К. говорят свобода в передаче пространства, интерпретация фигур в духе античности, очевидные стилистические связи с мозаиками в ц. Санта-Мария-ин-Трастевере и росписями ц. Санта-Чечилия-ин-Трастевере (см. фигуру ап. Петра). П. Хетерингтон и Дж. Гарднер приписали произведение кругу К. ( Gardner. 1971. 240-248; Hetherington. 1972. P. 4-10; Strinati. 1987. P. 63-704). Вазари утверждал, что К. исполнил в апсиде ц. Санта-Мария-ин-Арачели композицию «Сивилла, указывающая имп. Октавиану Августу на явление Мадонны с Младенцем» (ок. 1298, разрушена во 2-й пол. XVI в.). Биограф оценивал ее как «лучшее произведение, сделанное в этом городе». Выбор темы указывал на желание курии связать историю кафедрального собора Рима с историей Римской империи, подчеркнув преемственность папской власти в столице мира (caput mundi) и подтвердив т. о. основательность претензий папства на мировое господство. |
| От святителя Николая до Санта Клауса В 1822 году, накануне Рождества, преподаватель восточной и греческой литературы в Колумбийском университете Клемент Кларк Мур придумал для своих шести детей стихотворную сказку, главную роль в которой играл Санта Клаус, никогда и нигде до этого не выступавший в качестве сказочного персонажа. 20 декабря, 2011 В 1822 году, накануне Рождества, преподаватель восточной и греческой литературы в Колумбийском университете Клемент Кларк Мур придумал для своих шести детей стихотворную сказку, главную роль в которой играл Санта Клаус, никогда и нигде до этого не выступавший в качестве сказочного персонажа. Сегодня трудно найти человека, который бы не знал – кто такой Санта Клаус. Образ могучего щедрого старика в красной шубе неразрывно связан в сознании современных людей с рождественскими подарками, елками, с атмосферой праздника и радости. Также, многим сегодня известно, что у этого сказочного персонажа есть вполне реальный прототип – святитель Николай Мирликийский , епископ Ликийского города Миры, живший в четвертом веке. Однако его иконописное изображение очень сильно отличается от того Санта Клауса, которого мы знаем сегодня по рекламным буклетам и комиксам. О том, как происходила эта странная трансформация образа самого известного христианского святого, мы сейчас попытаемся рассказать. Культ Святого Николая в прежние времена был очень распространен в Голландии. В этом нет ничего удивительного, поскольку Голландия всегда была морской державой, а святитель Николай считался покровителем моряков. Накануне праздника, вечером детям раздавали подарки: деревянный башмак наполняли фруктами и сладостями. Во времена Реформации культ святых в протестантских странах ослабевает и почти исчезает. Только в Голландии все еще празднуют день Святого Николая или Sinterklaas, как его там называют. Этот обычай с традиционными подарками для детей, голландские поселенцы привозят в Нью-Амстердам — так когда-то назывался Нью-Йорк . Именно здесь голландский Sinterklaas и становится Санта Клаусом (Santa Claus). Это американизированное имя святого и стало впоследствии известно всему миру. А случилось это так. |
| Выразительный пример подобного безразличия к «нейтральному пространству» - путешествие (П.) свт. Илии (Иоанна), архиеп. Новгородского, в Иерусалим, когда бес, превратившись в коня, доставил святителя «во мьгновении ока», «во единой нощи» к храму Гроба Господня и обратно (сказочный по происхождению мотив), так что тот, естественно, не заметил ничего по пути. «Мадонна ди Лорето» (Мадонна пилигримов). 1604–1606 гг. (ц. Сант-Агостино в Риме) «Мадонна ди Лорето» (Мадонна пилигримов). 1604–1606 гг. (ц. Сант-Агостино в Риме) Игум. Даниил описывает особое, сакральное пространство Св. земли, опираясь на Свящ. Писание и апокрифическую, агиографическую литературу (с ней он познакомился еще на родине). Нетленные останки монахов и подвижников благочестия свидетельствуют о преемственности сакральной традиции, непрерывности чреды монашеских подвигов вплоть до наст. времени. Паломник топографически комментирует, подкрепляет священные тексты «вещественно» в святоотеческом смысле, подразумевающем чудотворящие объекты. В этом пространстве в зависимости от значимости ветхозаветных и новозаветных святынь нарушается обычный миропорядок, отменяется всеразлагающая природа времени. Мелхиседек «и ныне приходит» в свою пещеру на Фаворской горе, «часто и литургисает в пещере той святой» (ср.: Евр 7. 3), дуб Мамврийский «стоитъ, утверженъ от Бога, яко то перво насаженъ» («Хожение» игум. Даниила. 2007. С. 72), рядом с гробом св. Саввы в мон-ре «лежат мнози святи отци, телесы яко живи… и благоюхание чюдно от них исходит» (Там же. С. 58. Ср. у Зевульфа: «До сих пор все еще запах мази и драгоценнейших ароматов, которыми были помазаны святые тела, исходя из гробниц, весьма приятным образом наполняет ноздри близко стоящих» - Путешествие Зевульфа. 1885. С. 285). Логика, присутствующая в знаменитом определении заключительного ороса VII Вселенского Собора («честь, воздаваемая образу, восходит к первообразу»), понимание иконы как «окна к первообразу» лежит и в основе отношения игум. Даниила к святыням. Как подчеркивает митр. |
| Бегбедер: Ты был несчастлив? Ди Фалько: Да, немного, но не настолько, чтобы мучиться. Я боялся ранить ее. Возможно, я был неловок. Бегбедер: Меня удручает это типично католическое понятие жертвы. Ди Фалько: Ты, вероятно, заметил, что я не употребил этого слова. Бегбедер: Но принести в жертву чувство – преступление! Абеляр и Элоиза – вот что такое твоя история! Ди Фалько: Речь идет не о принесении в жертву, а о преодолении чувства! Хорошо бы тебе расспросить молодых людей, которые обучаются сегодня в семинарии. Это образование университетского уровня, и слушателям от двадцати шести до тридцати пяти лет. Кто-то из них имеет за плечами другое высшее образование, работу по специальности, некоторые до поступления в семинарию пережили любовные истории. Приносят ли они жертву, вступая на священнический путь? Нет, делают выбор. Они выбирают Христа. Бегбедер: Простым смертным трудно это понять. Ди Фалько: Мы и есть простые смертные, принявшие свободное решение посвятить свою жизнь Христу. Что касается отсутствия опыта, то кто может утверждать, что имеет право говорить, так как приобрел опыт во всем? Бегбедер: Согласен. Но ты никогда не обманывал жену и не можешь знать, что человек чувствует в такие минуты. Мне как-то странно думать, что я говорю с шестидесятилетним мужчиной, у которого нет никакого сексуального опыта… Ди Фалько: Священнику так же трудно хранить верность своим обетам, как и супругам, которые живут вместе тридцать долгих лет, соблюдать требование верности в браке. Некоторых, должно быть, мучает мысль, что вечером они опять встретят того (или ту), кого с трудом переносят, с его храпом, запахом, дурными привычками… Нет, не думаю, что брак безусловно представляет собой нечто более «веселое» или захватывающее, чем безбрачие. Бегбедер: Интересный аргумент. В конце концов, требуемое от священников пережить куда легче, нежели то, к чему принуждают состоящих в браке! Ди Фалько: Когда я на время удаляюсь в мужской или женский монастырь, меня всегда поражают лица людей, посвятивших жизнь молитве, их глубокий взгляд. Им удалось обрести свободу в богословском смысле, освободиться от всех земных цепей, которые сковывают нас. |
|
|
