| Всякое несчастье человека есть ничто иное, как призыв благого Творца к тщательной проверке своей личной жизни с Божественными законами Спасителя мира, затем к исправлению и улучшению ее. И поэтому носители благого учения Христа должны быть особенно близко к людям для того, чтобы вовремя протянуть руки и своевременно указать заблудившимся путь. Само собою разумеется, эта работа должна вестись не ради денег, а ради Бога, ради Христа. Если в этом деле запутается хотя один грош, он испортит, погубит великое Божие дело. И нигде в этой организации не должно быть денежных расчетов, решительно нигде. Прекрасное учреждение – институт сестер милосердия; но рубль там испортил все дело. Внесете в сутки за сестру ту или другую сумму, и она будет работать у вас. Но... – скажут нам, – как же содержать общину, сестер: сестры ведь тоже хотят кушать. Никто этого не отрицает, никто не имеет права «заградить рта волу молотящему» 28 ; но следует предоставить это вознаграждение личной возможности, средствам и состоянию каждого. А то дело-то необъятное, Христово, а радиус-то его маленький; цель-то не достигается потому, что в Божие замешалось мирское, – рубль. И вот теперь, после обзора обительских больниц, где определенной платы нет, а Сам Бог посылает материальные средства для содержания их, и приходится думать, – как сильно выросла бы на этих пепелищах человеческой скорби и страданий истинная, а не показная вера, если бы желающие нести свет Христов в толщу жизни не игнорировали это – одно из лучших орудий, одно из лучших средств для спасения человеческих душ, на которое указывал Сам Божественный Спаситель мира, и которое Он отметил высокознаменательными словами евангельского обетования: «Приидите благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира... ибо Я был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне... так как вы сделали это одному из братьев сих меньших, то сделали Мне » 29 . За больницей идут две тропочки, одна в густую чащу леса Оптинской пустыни, а другая вокруг монастырской стены в скит. |
| Ведь одна эта злоба и гордыня, кажется, могли бы служить лучшим доказательством того, что все это учение от сатаны, ибо то же Слово Божие указывает на эти два качества, а особенно на злобу, как на явные признаки указанного сейчас источника их происхождения: «кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец» 84 ; «всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца» 85 ; «кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идет, потому, что тьма ослепила ему глаза» ( 1Ин.2:11 ) 86 ; «дети Божии и дети диавола узнаются так: всякий, не делающий правды, не есть от Бога, равно и не любящий брата своего» 87 . Но, увы, сами спириты, как зачумленные, не хотят видеть этого. А о нетерпимости спиритов и говорить нечего, когда меня обличал, быть может, очень резкий; быть может, тоже страдающий нетерпимостью, но человек, безусловно, ревностный и искренний в своем служении, известный миссионер, И.Е.Айвазов, – я готов был, как говорится, уничтожить его, и только теперь с уважением и признательностью отношусь к нему, т.к. он этою своею резкостью намного ближе подвинул меня к правде. Далее, когда выступил с обличением меня, ныне почивший С.Д.Волков-Давыдов, под псевдонимом Серапион Волкович, правда, с обличением, довольно утрированным, в своей брошюре «Спиритизм яд интеллекта», – я дал ему такую отповедь, что мне за нее сейчас более чем стыдно. Наконец, когда выступил в борьбу против распространяемой мною ереси, известный миссионер о.Черкассов в журнале «Кормчий», в деликатной и высоко-христианской форме, – о, как я резко отвечал ему и как я недостойно защищал сатану. А, между тем, до вступления в сферу спиритизма, я был человек очень деликатный и терпимый по отношению к людям. ... И таким образом, незаметно, – медленно, с большими паузами, продолжал свою обличительную, обращенную ко мне, именно ко мне, святую речь этот великий прозорливец: последовательно, сам того не замечая, – уж очень тонко, нигде так тонко не действует сатана, как в спиритизме, – отходит человек от Бога, от церкви, хотя заметьте, в то же время дух тьмы настойчиво, через своих духов, посылает запутываемого им человека в храмы Божии, служить панихиды, молебны, акафисты, приобщаться Святых Христовых Таин, и в то же время понемножку вкладывает в его голову мысли: «ведь все это мог бы сделать ты сам, в своей домашней обстановке, и с большим усердием, с большим благоговением и даже с большей продуктивностью в смысле получения исполнения прошений»!.. |
| (Свят. Иоанн Златоуст . Беседа 68 на Еванг. от Матфея) Стоя в изголовье гроба о. Серафима, архиеп. Антоний постригает двух послушников в рясофор Отец Серафим был истинным монахом, он жил по слову апостола Павла: «Умоляю вас поступать достойно звания, в которое вы призваны. Со всяким смиренномудрием и кротостью, и долготерпением, снисходя друг ко другу любовью, стараясь сохранять единство духа в союзе мира. Одно тело и один дух, как вы и призваны к одной надежде вашего звания» ( Ефес. 4,1–4 ). Он принимал Евангельское учение всерьез и, как настоящий монах, пренебрегал мирскими заботами и интересами – до такой степени, что уже не гармонировал с окружавшим его миром. Вряд ли отец Серафим смог бы когда-либо долгое время служить обычным мирским священником без того, чтобы не прийти в уныние из-за тех, для кого православное христианство есть что-то само собой разумеющееся. Это не значит, что нет мирян, которые серьезно принимают Евангелие. На самом деле отец Серафим любил заниматься миссионерством именно потому, что его тянуло к тем, кто по-настоящему интересовался Православием. Работа с такими людьми истинно пробуждала его энергию, и он был готов идти, куда нужно, и сделать все, чтобы поддержать их. Несмотря на это, достаточно прочесть житие наставника отца Серафима, святителя Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского, чтобы понять, насколько трудно человеку, который стремится жить полностью по слову Божию, уцелеть в суматохе приходской жизни, и насколько редки подобные случаи. Жизнь святителя Иоанна была настолько наполнена апостольской и евангельской добродетелью, что он действительно мог жить «в» мире, не будучи «от» мира, в то время как люди послабее – и отец Серафим определенно причислял себя к ним, вынуждены были искать другое решение. С благословением, ободрением и блестящим примером святителя Иоанна, а также при духовной поддержке и архиепископа Антония Сан-Францисского, и епископа Нектария Сеаттлийского, отец Серафим и отец Герман смогли основать свой бедный скит – я употребляю слово «бедный» в смысле настоящей нищеты – где монашеская жизнь проходила во всей ее Евангельской простоте, сродной древним монахам-отшельникам и изумительной традиции Оптиной Пустыни, которую отцы так любили. |
| Из этого письма видно, что главное внимание о. Моисея и его духовных друзей было обращено на внутреннее состояние своего сердца, причем он, пользуясь, без сомнения, советами своих старцев и указаниями святоотеческих книг, тонко подмечал особенности этого состояния и определял точный путь, приводящий человека к живому познанию Бога, через ясное сознание своих немощей и ощущение в себе самом очевидной помощи свыше. При таком духовном устроении Моисей, как видно, был уже достаточно подготовлен к тому, чтобы стать руководителем и других людей по пути к духовному спасению. И действительно, в скором времени в его внешнем положении совершилась большая перемена. В Оптиной пустыни в начале XIX века жил один подвижник высокой жизни, также из учеников Паисиевых, о. Феофан. Он был дружен с о. Моисеем. Через о. Феофана о. Моисей стал известен настоятелю Оптиной пустыни о. игумену Даниилу. Как раз в это время преосвященный Калужский епископ Филарет с целью дать желающим инокам Оптиной пустыни возможность более уединенной и созерцательной жизни задумал учредить при обители скит. Настоятель пустыни представил преосвященному о. Моисея, как человека могущего послужить осуществлению этого дела. Преосвященный принял о. Моисея очень благосклонно, – и 6 июня 1821 года группа рославльских отшельников, имея во главе о. Моисея, прибыла в Оптину пустынь и, с благословения преосв. Филарета, принялась за устройство скита, который в скором времени и был устроен и освящен. Отец Моисей был назначен первым начальником скита. В 1825 году, когда освободилось место настоятеля Оптиной пустыни, о. Моисей был перемещен на эту должность, а начальником скита был назначен его брат о. Антоний, который и нес эту обязанность до 1839 года, когда в свою очередь получил иное назначение 35 . Отец же Моисей оставался настоятелем Оптиной пустыни до самой своей кончины, последовавшей в 1862 году. Сделавшись настоятелем Оптиной пустыни, о. Моисей, воспитанный в заветах старца Паисия, желал насадить и в Оптиной пустыни тот порядок духовной жизни, который о. Паисий завещал своим ученикам, т. е. порядок «старчества». Но сам о. Моисей и по своим многосложным обязанностям настоятеля обители, и по другим соображениям не мог быть «старцем» для своей братии. Надо было подыскать такого человека, который, не занимая официального положения в обители, мог бы по своим высоким личным качествам, и по своей духовной опытности, и по своему знанию пути «старчества» привлечь к себе доверие, любовь и уважение братии и стать во главе ее духовного подвига. Такого именно человека Господь вскоре и послал о. Моисею. Это был о. Леонид (в схиме Лев) Наголкин, знаменитый, первый в ряду великих оптинских старцев. |
| Сядет там на пенек, и иногда по 4, по 6 часов, не сходя с места, сидит и обдумывает какую-то угнетающую его мысль, разрешает какой-то тяжелый вопрос. Не будем говорить здесь даже о том, что этот, запутавшийся в своей собственной гордыне, колосс человеческой мысли, инстинктивно, как слепой тянется к лучам согревающего солнца, тянулся туда, перед концом своей жизненной эпопеи. Не будем говорить об этих великих людях, а проверим свои личные переживания в Оптиной, а затем в скиту, и, мне кажется, каждому из нас, когда мы были в этих местах, хотелось сказать словами патриарха Иакова, во время его пребывания около Вефиля, где он видел знаменитый сон, – лестницу от земли до неба: «это место ничто иное, как дом Божий, это врата небесные» 22 . Я не говорю уже лично про себя; во время моего двукратного пребывания в Оптиной, мне приходилось говорить со многими из бывших там интеллигентных паломников, и все они в один голос уверяли, что за время довольно продолжительного пребывания здесь некоторых из них, их всегда какая-то непреодолимая сила влекла в чащу Оптинского скита, к старцам. Не беспокоить их, не беседовать с ними, – говорил мне один отставной генерал, – а только бы вот посидеть на святом порожке у старцев, подышать и подумать в этой благодатной чаще божественного леса. Итак, повторяю, в Оптиной пустыни исключительных святынь – нет, но сама по себе Оптина пустынь изумительно богата массою привлекающих к себе каких-то духовных начал. Здесь, что ни шаг, то пункт для какого-то духовного удовлетворения, для какой-то необъяснимой полноты души. Начать с поразительной красоты берегов, окаймляющих одну из естественных границ Оптиной пустыни, – реку Жиздру. Словно сад какого-то богатого владельца раскинулся по всему ее берегу красивый, бархатистый перелесок. Смотреть хочется, – нет, этого мало, это неверно сказано, – отдохнуть хочется; невольно тянет туда, в эту благодатную чащу; какая-то неведомая сила влечет и говорит, что там за нею есть что-то вечно ласкающее, вечно умиротворяющее... Что там, за этим берегом, за этой прихотливо раскинувшейся зеленью находится другая зелень, зелень смысла и истины человеческой жизни; та неопалимая купина, которая, на протяжении многих лет, горит неугасаемым духовным огнем. Огнем очищения человеческой души. Огнем вразумления, утратившего и силу воли, и соль правильной оценки жизненных явлений человеческого разума. Огонь оздоровления больных, издерганных нервов, искалеченной обстоятельствами человеческой души. Чувствуешь, что это «великое место», «святое»: «Место, на котором ты стоишь – свято» 23 , и вы ищете пути к этой вечно пылающей неземным огнем купине. Так и тянет к Оптиной пустыни, в какое бы время года, в какую бы погоду не подъезжали вы к ней, – неизменно говорят те, которые посещают пустынь: безразлично по отношению к количеству посещения ее, будь это первый, будь это десятый раз... |
| В.П. Быков V. Оптина Пустынь. Скит. Старцы. Последнее пребывание в Оптиной пустыни. Л.Н.Толстого Если путнику во время переезда от Сергиева скита до Оптиной пустыни, на протяжении 109 верст, с пересадкой в Сухиничах, приходится претерпевать целый ряд самых досадных неудобств, в особенности, если он едет в третьем классе, – то, как только выйдет он из вагона на станции Козельск, сядет, если даже на самого плохого извозчика и, не отъехавши версты от города, увидит в перспективе раскинувшуюся на бархате изумрудной зелени изумительную по своей красоте Оптину пустынь, – он забудет все пережитое им во время 4–5 часового переезда по железным дорогам. Оптина пустынь находится на расстоянии трех верст от Козельска, и, благодаря своим этнографическим условиям, совершенно изолирована от мира. С трех сторон она, как забором, окружена и защищена от соседних селений дремучим лесом, настолько девственным, что в нем, благодаря строгому запрещению всякой охоты, совершенно свободно располагается всякая дичь; целыми гнездами живут цапли, и во время вечерней зари, когда еще не разлетался выводок, оглашают окрестность самым невообразимым, самым непередаваемым криком. Неосведомленный в этом направлении человек обыкновенно останавливается, не знает на что подумать, и с нетерпением ждет первого встречного, что бы выяснить причину и происхождение этих звуков. С четвертой, западной, стороны, почти у самых стен величественных храмов обители, течет неширокая, но очень глубокая, местами до 8–12 аршин глубины, быстро бегущая речка Жиздра, приток Оки. По левому берегу Жиздры, широким ковром раскинулся роскошный зеленый луг, который идет вплоть до большой дороги на Калугу, и на котором кроме небольшой извилистой речки Кмотомы, притока Жиздры и нескольких небольших озер, красиво раскинулась чистенькая, нарядная, особенно летом, поддерживаемая обителью деревня Стенино. Если же к этому добавить то, что через речку Жиздру существует только лишь одна переправа в пустынь на пароме, против самого монастыря, и что этот паром содержится пустынью и обслуживается ее иноками, следовательно, находится под ее контролем, – тогда будет вполне понятным, что площадь, лежащая под Оптиной пустынью, как будто самой природой назначена для таковой. |
| После о. Моисея скитоначальником стал его младший брат о. Антоний. Новый начальник скита о. Антоний, родился в 1795 г. С юных лет подобно братьям, стремился к монашеству. При нашествии французов в 1812 г. он оказался в Москве и жестоко пострадал от них. Еле спасся. После многих мытарств он присоединился к о. Моисею, жившему пустынником в Рославльских лесах. Здесь он навык истинному подвижничеству, смирению, послушанию. Он вместе с братом, как было уже сказано, собственными руками выстроил скит в Оптиной Пустыни. Начальником скита он стал в тридцатилетнем возрасте. В Оптиной Пустыни в скитском братстве не было такого смиренного послушника, каким был молодой скитоначальник о. Антоний, который ни малейшего распоряжения не делал без благословения своего старца и брата о. Моисея. В сохранившихся его помянниках мы читаем: «Помяни, Господи, господина моего духовнаго отца и благодетеля всечестнейшаго игумена иеромонаха (в других игумена, схиархимандрита) Моисея». Скитская братия состояла главным образом из почтенных старцев и какой кротостью и каким тактом надо было обладать молодому начальнику, чтобы не иметь ни с кем недоразумений. Ввиду малочисленности братства, сам начальник исполнял многие братские послушания. Часто доводилось ему оставаться без келейника, который исполнял обязанности то повара, то садовника, то хлебопека. «Как самый бедный бобыль, – писал о. Антоний в 1832 г. одному родственнику, – живу в келье один: сам и по воду, сам и по дрова… Чином священства почтенных, теперь у нас в скиту собралось пять человек; но все они престарелы и многонемощны, почиму и тяготу служения за всех несу один». Он жил «всем бых вся, да всяко некия спасу» ( 1Кор. 9:22 ). Этот текст в прямом смысле относится к старческому служению. Однако, ни о. Антоний, ни о. Моисей не брали на себя прямой обязанности душепопечения лиц монастырской братии. Но будучи сами духоносными старцами, они понимали значение старчества и представили тем великим старцам, которых они привлекли в Оптинский скит, самое широкое поле деятельности. Таким образом насаждение в Оптиной Пустыни старчества было всецело обязано этим двум братьям. И не только насаждение, но и процветание. |
| Николаю Васильевичу Книжникову было более шестидесяти лет, когда он поступил в скит Оптиной пустыни, что произошло 27 мая 1894 года. Он был крестьянин-малоросс из Воронежской губернии. 30 марта 1895 года был накрыт рясофором, но до самой кончины не был в обители приукажен, так как имел жену, которая его пережила. Жил он тихо, скромно, исполняя молитвенные правила. Впоследствии пострижен был в мантию и в схиму. Незаметно и мирно провел он в скиту свою старость и 3 декабря 1907 года скончался, прожив на свете около восьмидесяти лет. Отпевал и хоронил его скитоначальник отец Варсонофий. Крестьянин Тульской губернии Ефремовского уезда деревни Нижнегольской Михаил Касинов родился в 1854 году. Еще отроком, в 1860-е годы, он поступил было в скит Оптиной пустыни, но ему пришлось вернуться в мир. 17 апреля 1884 года он прибыл сюда вновь и поступил в скит. В 1895 году 3 июля был он пострижен в мантию и наречен Мартирием. Послушание его было варить квас. В конце 1907 года он готовился к рукоположению в сан иеромонаха, но заболел и был положен в монастырскую больницу, – у него обнаружен был рак желудка, от которого он и скончался 2 января 1908 года. Тело его было перенесено в скит. Отпевал его старец отец Варсонофий. Лет прожил отец Мартирий на свете всего пятьдесят три. Свое предисловие к «Жизнеописаниям почивших скитян» архимандрит Агапит закончил следующими словами: «Цель описания скитских покойников была, во-первых, та, чтобы оставить о них память жившим и имеющим жить в скиту отцам и братиям, а, во-вторых, еще и та, чтобы живые, взирая на скончание почивших, подражали вере и добрым делам их» 388 . 377 Житие Оптинского старца схиархимандрита Исаакия (Антимонова). С. 138–139, 140, 142–144, 146–147. 380 Житие Оптинского старца Варсонофия. С. 109–111. «По благословению игумена о. Ксенофонта и начальника скита иеросхимонаха о. Иосифа рясофорному монаху скита о. Павлу поручено собирание материалов для предполагаемого жизнеописания начальника Оптинского скита и старца иеросхимонаха о. Анатолия (Зерцалова) , в Бозе почившего 25 января 1894 г.» (Летопись скита. Запись от 31 декабря 1901 г.). 25 января 1902 г. в Летописи записано: «Вчера было бдение в скитском храме, а сегодня литургия и панихида о упокоении души священноигумена скитоначальника и великого старца о. Анатолия, в Бозе почившего 25 января 1894 г. Сегодня же, в день памяти кончины великого старца, посланы о. игуменом Ксенофонтом циркулярные письма игуменам и игумениям монастырей Калужской, Смоленской, Тульской и других епархий, братия и сестры коих относились к о. Анатолию как к старцу после кончины о. Амвросия и как к его преемнику по старчеству. В письмах о. игумен просил о доставлении сведений о жизни старца для составления его биографии» (Летопись скита... Т. 2. С. 295, 300–301). |
| Леонтьев пишет об Оптиной: «Здесь летом можно познакомиться с людьми всякого рода, начиная от сановников и придворных до юродивых и калик перехожих! Только, разумеется, надо пожить, а не мелькнуть на недельку. Здесь от мая до октября жизнь несравненно полнее, разнообразнее и поучительнее, чем жизнь в столичном все том же ученом, среднем и литературном кругу. В Оптиной летом, особенно если взять ее вместе с Козельском, соседними деревнями и помещичьими усадьбами, с богомольцами как знатными, так и простыми, видишь в сокращении целую Россию, понимаешь, как она богата… Оптина со всеми упомянутыми придатками и пестротой летнего приезда – это хорошая жизнь в современности» (1 марта 1889 года). 30 мая того же года он пишет: «Здесь русский дух! Здесь Русью пахнет, – и во многих отношениях Русью очень старой даже, до сих пор еще благополучно отстаивающей себя от России новой, либеральной и космополитической, от мерзкой России пара, телефонов, электрического света, суда присяжных, пиджака…» Здесь, в доме возле Оптиной, Леонтьев пишет философские статьи, в которых размышляет о судьбах России и русской культуры, делает неожиданные прогнозы о грядущей жизни общества, – статьи яркие, вызывающие на спор, но пронизанные светом живой веры в Божий Промысл. В частности, в одной из статей он отмечает возрастающее влияние Оптиной Пустыни не только на простой народ, но и на образованное общество. «Недавно в наш Оптинский Скит, – писал Леонтьев в статье “Добрые вести” 1890 года, – поступили послушниками двое молодых людей из лучшего нашего дворянства… Они двоюродные братья. Оба женаты, супруги их молоды и красивы, средства их настолько хороши, что гжа Шидловская в своем Воронежском имении устроила на свой счет женскую общину, в которой, как слышно, и будет сама настоятельницей. И мужей, и жен одели здесь в Оптиной в монашеское платье, и обе молодые дамы уехали в Воронеж, а мужья остались в Скиту. В последний раз, уже облаченным в подрясники, им позволили сходить в гостиницу проститься с мужьями, братьями, и прощание это, говорят, было до того трогательно, что старый монах-гостинник, человек торговый и вовсе не особенно чувствительный, плакал, глядя на них, и восклицал: “Господи! Да что же вы это делаете? Да как же вы это такие молодые расстаетеся?! Да разве это можно! Боже мой!” Жили обе молодые четы между собою в полном согласии, и когда одна приезжая дама спросила у гжи Шй, что побудило их решиться на такой геройский шаг, – она отвечала: “Мы были слишком счастливы!” Вот истинно христианский страх!» |
| Снаружи часовни, на восточной стороне, начертана золотыми буквами следующая надпись: «7 Сентября 1860 года скончался Введенской Оптиной Пустыни Предтеченского Скита Старец Иеросхимонах Макарий, родившийся 20 Ноября 1788 г., происходил из дворянской фамилии Ивановых Орловской губернии. В монашестве провел 49 лет. Делом и словом учил, особенно, двум добродетелям: смирению и любви. Иже сотворит и научит, сей велий наречется в Царствии Небесном ( Мф. 5:19 ). Поминайте, наставники ваша. Подражайте вере их». Последние слова особенно дороги и знаменательны для Оптинского братства: когда сооружался памятник, некоторые лица, принимавшие в сем деле участие, имели случай, при разговоре о сем с Высокопреосвященнейшим Митрополитом Московским Филаретом, представить ему предположенную надпись, которая первоначально оканчивалась вышеприведенными словами Господа: «Иже сотворит и научит, сей велий наречется в Царствии небесном». Митрополит, желая почтить память старца и оставить ученикам его полезное напоминание, благоволил дополнить надпись, приписав собственноручно на представленном ему листке последние слова: «Поминайте наставники ваша. Подражайте вере их». Сверху, над этой надписью, в полукружии, начертаны те же апокалипсические слова, которые изображены над входом в часовню: «Блажени мертвии, умирающии о Господе, отныне. Ей, глаголет Дух, да почиют от трудов своих» ( Откр. 14:13 ). Далее, на полдень, могила с памятником скитоначальника иеросхимонаха о. Илариона, в мире – Иродиона Никитича Пономарева; родом был из Балашова, Саратовской губернии, из купеческого сословия; родился 8-го Апреля 1805 г.; до поступления в монашество находился в ближайшем общении с известным ревнителем православия, почтенным балашевским крестьянином, Семеном Климовичем, более известным в том крае под именем Климчонка. По примеру и наставлению своего прежнего духовного руководителя, и о. Иларион, бывши еще мирским человеком, много потрудился в обращении раскольников и в преследовании хлыстовской секты 48 ; а потом, по совету же Климчонка, избрал монашескую жизнь, поступив в 1838 г. в скит при Оптиной Пустыни, где и прожил 34 года. Из них 20 лет пробыл келейником при великом и всеми уважаемом старце, иеросхимонахе Макарии, во все это время служил ему с великим усердием и сыновней любовью. В 1849 г. пострижен был в монашество, в 1853 посвящен в иеродиакона, в 1857 – в иеромонаха, а в 1862 назначен был начальником скита и указным духовником обители. Кроме монастырского братства, о. Иларион и вне Оптиной Пустыни имел много духовных детей, преимущественно, из женских обителей. В начале 1872 г. заболел многотрудной болезнью, продолжавшейся год и восемь месяцев, и принял пострижение в схиму. Тяжкие и продолжительные свои страдания переносил с великим благодушием, терпением и преданностью воле Божией. Скончался тихой и мирной кончиной 18 Сентября 1873 года. На его могиле, усердием духовных его детей, поставлен памятник. |
|
|
