| Сходство других местоимений между Индией и Славянским миром доходит до совершенного тождества. Санскр. анья (иной, ая), тат (тот), тэ (те), этат (этот) 216 принадлежат им вполне. В развитии же падежей Санскритских замечательна форма коренная (thema) эн, очень сходная с народным произношением энтот, энта, в котором мы видим соединение указательного эн, известного всем Русским, и местоимения тот. Местоимение относительное Санскр. ят от корня я (я краткое), женское я (длинное) есть, бесспорно, Славянское и, я, е (иже, яже, еже). Вопросительное ким (корень ки), женское кâ, то же Славянское кий, кая. Соединение я и кий составляют Славянское який и яко (сколько, как), соответствующее Санскритскому яват (сколько). Наконец, следует целый ряд местоимений многосложных, искусственных, которые вполне одинаковы на Гангесе и на Дону: экатара (один из двух), некоторый; экатама (один из многих), тот же некоторый; катара (который из двух), который и т. д. Какая же была общность жизни, отражающаяся в тождестве такой искусственной речи! Заметим, что окончание на ерый ещё отзывается в наших числительных, четверо, пятеро, десятеро и других. Мы считаем излишним перебирать сходство между однозначащими касчит и каждый, убья и оба, пурва–первый, а заметим только, что местоимение Санскритское идам (сей), есть составное из и и дам (как в Латинском idem, quidam). Корень же и мы видим в Славянском относительном иже, во множественном их (местоимения он), и в сий 217 . Тот же сий перешёл в Готское и Латинское is простой перестановкой начального с, т. е. изменением, беспрестанно повторяемым в наречии Римлян. Нельзя не предположить, что в формах идам и Лат. quidam, отзывается Семитическое адам (человек), тем более, что местоимение первого лица азем или агам проще всего объясняется этим же словом 218 . Я говорю, делаю, есть то же что «человек говорит, делает» и пр. Такое толкование очень вероятно, при доказанном сродстве корней Семитических и Ирано-Санскритских; разветвление их было весьма раннее. Учёное педантство древней Индии приняло слово идам за корень имени бога Индра, как будто идам-дра. |
| Успехи были бы гораздо быстрее и труды плодотворнее, если бы цель их была лучше избрана и если бы учёность не удалялась от простоты истины. Нет сомнения, что собрание грубых материалов (слов) для будущей разработки ещё очень недостаточно; но даже при теперешнем состоянии сборников можно бы уже многое угадать, если бы ум исследователей не был затемнён ложными системами, и если бы удостоили язык Славянский хотя, малой части того внимания, которого он заслуживает. При сем считаем за долг упомянуть об одном писателе, Paravey 213 , который на Западе провидел истину и сказал: «Славянский язык, который есть не что иное, как Санскритский». Какое бы ни было достоинство его учёных трудов, эта мысль, вполне справедливая, приносит честь его наблюдательности и беспристрастию. Главная цель сравнительной филологии есть воссоздание истории тех веков, от которых нам не осталось письменных памятников, и определение того возраста, в котором великое дерево человечества пустило свои могучие ветви. Слово, как всякое знание, или как всякое выражение знания, в изменениях своих следует закону постепенности. Невозможно предполагать, чтобы первые письмена, какое бы ни было их направление, слева ли направо или справа налево, могли при переходе от народа к народу принять мгновенно направление совершенно противоположное. Из того, что Семиты пишут справа налево, а чистые Иранцы слева направо, очевидно, что было два центра самобытной письменности гласовой, или что первые письмена были бустрофедон, или что они перешли через это среднее состояние. Скачка предположить невозможно. Первое мнение опровергается видимым сходством древнейших письмен между собой и отчасти, как мы видели, совпадением имени первой буквы у Иранских Славян и Еврейских Семитов; второе не совсем вероятно потому, что древнейшие памятники не представляют нам бустрофедона: третье более всех похоже на правду. Кажется, можно предположить, в этом изменении направления влияние коренных Кушитов, т. е. Египтян. Довольно замечательно равнодушие грамотности иероглифической и выводной из неё письменности к направлению знаков. |
| Очень понятно, что важная и сладостная мелодия Ионийцев и Дорийцев скрывала от наблюдателя развитие, весьма похожее на удушливые и взлаивающие тоны Шваба и Вестфальца; трудно вообразить, что одинаковые стихии и одинаковое словесное направление выразилось в Гомеровском: β δ’ ακων παρ ϑνα πολυφλοσβοιο ϑαλσσης, и в Гётевском: vo den erstaunten Augen auf; а на деле оно так. Если мы устраним общее коренное сродство всех Иранских наречий и обратим внимание на те черты, которыми Эллинское отделяется от Санскритско-Славянского первобыта (т. е. формы, ближайшей к первобыту общему), мы заметим три весьма важные изменения. Первое есть переход звуков с или з или ш в придыхание как при начале, так и в середине слов. Примеров такому переходу искать не нужно. Стоит только вспомнить слова, обозначающие по-эллински числительное шесть, семь и сравнить их с другими родственными наречиями. Второе: введение звука ф, почти чуждого Санскритскому и совершенно чуждого чисто Славянскому. Наконец третье, самое разительное: развитие члена, совершенно неизвестного коренному наречию, из коренного местоимения тот. Этому служат доказательством все косвенные падежи всех родов и именительный среднего. Точно таково же развитие личности в языке Германском, тоже нововведение члена, тоже нашествие звука ф (который, впрочем, ещё важнее в наречиях Италийских) и тоже преобладало придыхания и придыхательных согласных г и х, заменивших почти везде звук с, з и ш. На эту последнюю и характеристическую черту не нужно приводить примеров: их слишком много. Таковы halm (солома), hei (сила), hase (заяц, по санскр. саса), gold (золото, от жёлто) и другие; но нельзя не обратить внимания на два случая, весьма любопытные. Первый есть переход слова Земля в микологическое giml 243 , земля по преимуществу, земля блаженных, рай, из которого естественно составилось Himmel (небо). Таким образом земля сделалась небом (Himmel), и Небо сделалось адом (Нифель-гейм). Для критика изучение мысли человеческой в её переходах так же важно, как и изучение слова в его звуковом изменении. |
| Учёные разыскания, так же как и априористическое рассуждение, дают один и тот же вывод. Трудно доказать, чтобы Санскритская письменность была новее собственно-Иранской. Но такое предположение очень вероятно, во-первых, потому, что весь мир Индостанский есть смешение разноначальных колоний; во-вторых, по самой искусственности многих Санскритских знаков и по некоторым признакам слогового сочетания букв без строгого наблюдения за порядком, в котором они следуют одна за другой в произношении. Кажется, тот же вывод подтверждается множеством сложных согласных, пропущением звука а краткого и отсутствием сходства между Западными и Индостанской азбуками. Первоначальные знаки, вероятно, были весьма просты, и хотя нет никакой причины предполагать, чтобы клинообразное письмо было непременно древнейшим из всех, но сравнение древнейших памятников приводит к тому заключению, что звуки коренные были изображаемы соединением и пересечением прямых чёрточек. Клинообразные письмена представляют нам только приспособление той же азбуки к украшению памятников и к упорству камня, на котором чертились надписи. От этого клинообразное письмо Вавилонских кирпичей представляет уже многие округления, смесь клина и крючка: мягкость глины позволяла удаляться от прямых линий. С другой стороны, надписи Славян Ликийских, Карийцев и древне-Эллинские содержат в себе много сходства с клинообразными письменами. Это особенно разительно в Эолийской надписи, в которой буквы л, е, i, с имеют формы, совершенно напоминающие Персеполитанскую азбуку. До сих пор, кажется, не прилагали ещё к разбору древне-Зендских начертаний на камне аналогии, которая могла существовать между ними и старыми памятниками письменности Эллинской и Мало-Азийской. По всей вероятности, такое сравнение повело бы к счастливому результату. Но должно помнить, что стихии Эллинского просвещения шли в одно время с Юга и Юга-востока, с Востока и Северо-востока. Сходство тем важнее, чем Эллинская надпись ближе к древнему Иранскому началу по характеру диалекта и по порядку букв. |
| Не то же ли составное имя Аз, или Яз-ван перешло в Яван? Это ближе, чем Иония. Но кто скажет, имеет ли Яван Моисеев какое-нибудь сношение с Явана Санскритским? Есть несколько вероятности в толковании слова Мадаи, как означающего племя Мидийское. Сведя его с Яван (будь они Эллины или Венды), мы имеем две отрасли так называемого Индо-Германского корня в числе Яфетидов, и видим, что он представляется в географии Ветхого Завета разрезанным на две области, Азиатскую и Европейскую, между которыми втеснились Ассур и, может быть, Арам Семитские. Не должно приписывать излишней важности этому показанию, и нельзя его оставлять совсем без внимания: оно согласно со всем дальнейшим развитием народов, которое во все века показывает нам большее сродство Европы с Ирано-Индийской системой, чем с Армяно-Сирийскими племенами. Как бы то ни было, в Моисее нет следа религиозной вражды между Израилем и северными народами, между тем как Ханаан и Египет являются ему гнездом разврата и чувственного безумия. Позднейшие писатели не дают нам никакого отчёта о религиях стран, лежащих вне того пространства, которое заключало в себе две враждебные стихии Ирана и Куша. Набеги Скифов на Персии, Вавилонию и Палестину, Кимвров или Киммерийцев на Малую Азии, Кельтов на Элладу и Италии, за-Каспийских Туранцев на Иран, обогащают историю племён, но бесплодны для истории верований. Китай, практически и глубоко равнодушный к отвлечённой жизни духа, не даёт нам ни малейших данных, кроме каких-то уродливых картинок, в которых будто бы представлены боги Миаосов. Индия не знает своей истории и ни слова не может сказать об остальном мире. Заметно в некоторых поэтических сказках, что Индостанцы предполагали своих северо-западных соседей поклонниками той же Брахманской системы; по крайней мере, это заметно в Гаривансе. Видно, также, что им что-то было известно об огнеслужении Иранском (Калаявана приносит жертву огню); но самые произведения, из которых можно почерпать эти бедные сведения, не принадлежат к глубокой древности. |
| и пр.; подобных этому слов множество во всех Индо-Европейских наречиях, и часто формы Славянские далее от Санскритского (может быть, не от первобытного), чем другие. Например, Кельтское дуан (песнь) ближе к Санскр. двани (или дуана), чем звон (впрочем, есть в Санскр. форма свана); Немецкое пате и атем ближе к Санскр. наман и атман, чем имя и дума. Мы знаем. что в Славянских наречиях даже таких сходств более, чем во всех остальных; но об этом спорить нечего: смешно бы было на счётах выкладывать все выражения, сходные во всех языках. Филолог может оставить их без внимания, если в нём есть чувство истины художественной в звуках, он заметит, что речь Славянская полногласием своим и характером звука одна только (может быть, даже более Зенда) повторяет в ухе впечатление, произведённое Санскритом. Но мы лишнего не требуем. Учёный не обязан быть тонким на ухо. Филолог может и должен в словах, нами выписанных, обратить внимание на одно обстоятельство, касающееся до письменности, именно на безгласный ъ: он вполне соответствует Санскритскому знаку (virâma) в словах с чисто согласным окончанием. Ъ довольно важен: вероятно, его выдумали не святые просветители Славянских племён. Кажется, такую истину допустит самый ожесточённый скептик. Ъ есть такой же верный признак дохристианской письменности, как двойственное число в переводе священных текстов Греческих, в которых двойственность уже почти вовсе утратилась, есть признак коренного двойственного числа в древне-Славянской грамматике. Заметим, что в наречиях и письменах чисто Славянских потребность безгласного знака была тем чувствительнее, что в них не заметно начального придыхания и что согласная более связана с последующей буквой (будь она гласная или согласная), чем с предыдущей. Русскому человеку естественнее писать при разделении строчек ве-тра, у-тро, во-здух, бе-дро, чем ут-ро, бед-ро и т. д. У других Европейских народов совсем не то, и заёмные от них слова следуют другому закону. Мы пишем: мун-дир, гар-дина, ар-мия и пр., так же, как Французы пишут cas-tel, car-ton, а Немцы hur-tig, wich-tig и пр. |
| Какое-то параллельное движение в Индостане двух религий, по-видимому, враждебных между собой (Буддизма и Шиваизма), поражает даже поверхностного наблюдателя. Так, например, Цейлон (или Сингала, или Ланка) принадлежит в наше время миру Буддистскому, а Равана, мифический герой Цейлона и Южной Индии, представляет нам древнего Шиваита-храмостроителя: в этом согласны все предания местные (я не говорю о северно-Санскритских поэмах). Проследив внимательно памятники, принадлежащие к системе Кушитской, т. е. пещеры, монолиты и храмы, вырезанные в скалах, мы должны прийти к следующему заключению. Буддизм шёл с Шиваизмом рука об руку: одна пещера Будде, другая Мага-Деве, один храм Будде, другой Шиве, и эти отношения встречают нас при самом первом шаге западных колонистов на прибрежные острова Индии и исчезают только во всеобщем слиянии Севера и Юга за Нербуддой и Маганаддием. Мирно и дружественно идут грубый символ Шивы и дагоба Будды, часто обманывая путешественника своим сходством и постоянно удивляя его своим нежданным соседством. Вот те же фактические признаки, которые явно указывают на Африканское происхождение Шиваизма, относятся к Буддизму; таковы: пещерное служение, при отсутствии троглодитского быта в Индостане; постепенное развитие зодчества от берегов внутрь земли, присутствие на памятниках эмблем и изображений чуждых южному Индостану и принадлежащих по преимуществу Африке (например, льва с его Африканскими приметами, которые не похожи на льва Гузератского, Felis leo guzeratensis); совершенное разногласие типа религиозного, высказанного памятниками зодческими, с типом, выраженным памятниками словесности Санскритской, и наконец, коренное различие между умственными и телесными физиономиями двух племён, северного и южного, из которых одно увековечило свой страну трудом словесным и письменным, другое – торжеством над твёрдостью гранита и порфира. С одной стороны, мы должны, однако же, прибавить, во-первых, что Буддизм не представляет того чисто Африканского характера, который так явен в Шиваизме и важнее для человека, понимающего историческую истину, чем все фактические приметы; и во-вторых, что Буддизм не связан с Африкой, так как Шиваизм, беспрерывной цепью имён, племён, областей или городов. |
| Твар с опущением первой согласной, и с прибавлением придыхания должно было перейти в вгар и бгар. Та же форма множественного твы или тваи или твас, по разным наречиям, утрачивая начальное т, или изменяя в после т в придыхание, по заменённому нами характеру Кельтской и Германской речи, составила Сл. вы, Л. vos и Кельтское глагольное окончание thaoi (точно так же как Английское thou). При этом случае должно заметить, что многие санскритологи ошиблись, приняв юшмат за тему второго лица в местоимениях Санскритских 248 : тема тва, а ю или у, которым начинается множественное, есть только искажение звука в при опущении начального т. Не нужно доказывать тождество в и у: оно ясно для всякого, знающего простонародную Русскую форму предлога в или заметившего, что Латинское tui есть древнее тви. В третьем лице окончание общее на аид или ид (Галлийское инт) и некоторых времён на тар явно составлены, одно из множественного Санскрито-Славянского местоимения тот (тас, теперь те) с переходом с в р, а другое из Санскритского окончания на анти, анту (иногда ан); Санскритское же есть только сокращение местоимения энтат. Заметим мимоходом, что анти в Славянском приняло форму ят в третьем лице множественного числа. Не должно приписывать излишней важности случайностям грамматической формы, но нельзя ими совершенно пренебрегать. Сохранение личных окончаний в Ирландских глаголах ставит древне-Кельтский язык в ближайшее родство с древне-Иранским, чем наречия Германские. То же можно сказать о некоторых местоимениях, например, о вопросительном ко, близко напоминающем формы Санскрито-Славянские (кас, кий или кой), об усиленной частице сомбг (Русск. сам), употребляемой при глаголах от Санскр. сваям, и о некоторых падежах в склонении существительных, несмотря на общее оскудение флексии: так дательное множественного числа в окончании своём на ibh представляет явный остаток первоначального бгис (в дат. и твор.), из которого составились Санскр. бгьяс, Зенд. (в клинообраз. надп.) бис, Латин. bus, Слав. |
| И так вот стихия Лациума или, по крайней мере. Альбы (Бел-города или Белой горы). Таков ясный вывод из сличения преданий и из исторических данных, почерпнутых в разных источниках и основанных на несомненном показании древней Персии о прибережье Эвксина и на показании Ликия о самой себе. Прибавим, что самое имя моря, игра слов Эллинских около Аксина и Эвксина, сильно напоминает общее прозвище моря у Славян – сине-море, из которого по естественному переходу понятий, особенно заметному в прозвищах морского бога Индостанского (Вишну Нараяна, то чёрного, то синего) составилось и имя Чёрного моря. По самой древности имени Эвксин, мы не можем его сводить с Акесином (Аксу), прозвищем, данным Дону позднейшими пришельцами, турко-Финскими Скифами. Этрурия и страна Сабинов могут быть угаданы только из чуждых показаний и из догадок более или менее вероятных. Земля Латинская сама говорит в Римском наречии, которое филолог должен рассматривать с совершенным беспристрастием и с удалением всех предположений, выведенных из другого источника. Немецкие учёные уже заметили, что, несмотря на коренное единство, из которого вытекли все языки Европы, слово Германское гораздо более похоже на Эллинское, т. е. Эллино-Пеласгское, чем на Римское. Это, вероятно, зависит от большей примеси Пеласгов в Греции и от близкого сродства их языка с Германским. Прибавим к замечанию, уже сделанному филологами Немецкими, что Эллинские, Германские и Кельтские т. е. Западно-Иранские наречия отличаются от Восточно-Иранских присутствием члена, которого не было в коренном языке. Санскритское и Славянское наречия сохранили характер первобытный, и Латинское поэтому принадлежит к семье Восточной. Разбирая начала большей части слов, составляющих Латинский лексикон, мы находим, что они представляют разительное сходство со Славянскими и прямо вытекают из них под особенными органическими условиями (таковы, например, переход придыхания в звук ф или с в к). Но сильное влияние Эллады не подвержено сомнению. Предание о колонии её в сказке об Эвандре 270 (муж благий) указывает на глубокую древность эллинизации Лациума, и характер художества в северной Этрурии. |
| Этого быть не могло; это возможно в кабинетах учёных, но не на Божием свете. Есть даже надежда, что критики Немецкие когда-нибудь сознаются, что не Индия расплылась в Африку и Иран, а что Иран и Африка сплылись в Индии 94 , составляя мир северный, собственно так называемый Индостан, и мир южный, Деккан, Дакшана двипа, Десная земля, так названная потому, что Юг был на правой руке у племени Санскритского, изшедшего с Северо-запада на Восток и Юго-восток. Мы можем заметить, что отношения Шивы и Будды совершенно различны от отношений Шивы и Тифона. Колыбель поклонения Ираклу-Тифону не имеет ничего общего с землями, которым принадлежит Шиваизм; ход распространения религии совершенно противоположен; первые встречи враждебны, и характер религии в самых основных чертах непримирим. Северное начало не похоже на лениво-созерцательное учение Будды; оно исполнению деятельности, предприимчивости и силы. В нём стремление к завоеванию и победе. Великое же и могучее развитие Буддизма принадлежит не ему самому, но животворной примеси Брахманизма, глубоко изменившей весь его состав и давшей ему органическую целость. Одностороннее развитие отвлечённости в религии сопровождается в низших слоях народа грубым Фетишизмом. – Примеры: Египет, Китай, Индия и др. Но кроме естественного противодействия односторонней мысли, которое есть не что иное как та же мысль в отрицании, должно вспомнить, что просвещение не может в равной степени проникает все слои общества и что самые отвлечённые начала могут принадлежать религиям по-видимому самым грубым; ибо писатели иноземные говорят о том, что им бросается в глаза в народном быте, и редко (если даже когда-нибудь) знают тайну святыни, порученной в хранение избранникам общества. Чем более учение религиозное получает одностороннее развитие отвлечённости, не прилагаемой к жизни, тем более народ может и должен впадать в самое грубое поклонение всему, что связано с его вещественной жизнью. Ему нужны предметы, к которым бы привязалась не умирающая в нём потребность верования; а глубокомысленные выводы рассудка, создавшего стройную систему пантеизма, уничтожили в его глазах всякую разницу между предметами. Равнодушное равенство поглотило в себе все естественные различия между великим и малым, уродливым и прекрасным, небесным и земным. Какое же должно быть сочувствие? Оно ясно. Высшие в обществе умы доходят, мало-помалу, до поклонения мысли, знанию, бытию безусловному и неопределённому, наконец, до самоуничтожения мысли, до Нигилизма, а в то же время – народ доходит по другой лестнице до Фетишизма. |
|
|
