| Было время, когда европейские народы и индийский народ составляли одну группу обитателей середины Азии и образовали общий себе язык, особый от языков других групп человеческого рода на западе и на востоке Азии. У народов, выделившихся из этой групп, со временем образовались особые языки; эти языки сохранили более или менее звуков, корней первоначального общего языка, когда у каждого народа образовались особые флексические формы, отличившие его от языка другого народа грамматической организацией. При таком ходе образования индоевропейских языков, коренное сродство их остается доселе в таком соотношении, что язык одного из этих народов может находить этимологический смысл многим словам своим в языках других народов и чаще в языке индийском или санскритском, который, раньше других родственных ему языков сделавшись литературным или письменным, больше всех сохранил в себе элементы первобытного своего образования и развития, и служит источником филологических изъяснений для других, особенно европейских языков. В индийском языке или в санскритской литературе, хранящей язык древних индийцев, хранится корень и русскому слову Бог. В санскритской литературе известны слова: бага, значащее: помощь, силу, блаженство; от бага произошло слово багават, значащее мощный, сильный; так же славный, достойный почтения. С этим санскритским словом однокоренное и наше славяно-русское слово Бог. Значит, те же понятия, какие соединяются с санскритскими словами этого корня, заключаются и в слове: Бог. Из этого понятно, что Славяне называли Верховное Существо именем Бог потому, что в Нем представляли себе существо могущее, сильное, мыслили Его Существом Достопокланяемым. В славяно-русском языке есть слово, в котором видим тот корень и с значением близким к санскритским словам, а потому им за словом Бог подтверждается тот смысл, какой усматривается из значения санскритских слов; это слово богатый. Русский народ не забыл и не теряет их своего сознания близости этого слова по своему смыслу со словом Бог и указывает свою надежду на милость Бога, говорит: «богат Бога милостию». |
| Ковач, Санскр. кавача, каваса броня.В этом слове виден некогда бывший в Санскритском языке и нами сохранённый корень кав, кув и ков-ать, от которого и имя бога богатств Кувера Коганец, кунана маленький глиняный сосуд Когда, кадã когда.Замечателен аффикс да: он явен и в Санскр., и в Греч., и в Латинском; но в Русском он сохраняет ещё всю свою жизненность: когда, сюда или сюды, где, зде–сь, всю–ду, оттудова и пр. То же отчасти заметно и в Греч. – ϑεν и в Л. qnan-do, tan-dem, и в Санскритском, где он принимает формы да, де, до, но менее ясно Кожа, коша и коçа покрыша, скорлупа Коза, кеçата Кокобить то же, что юлить куб (kyмбajamu) скрывать укрывать Кокот, кочет и кокошь. Куккута курица, петух Колебать, хлибать, хлюбать, хлипкий, клиб (клибать) быть слабым Колотить, клат (клатати) ударять Колупать, чулумп (чулумпати) резать Колено, кула Комяга, камата тростник, бамбук, в котором воду держат Конопеле, кунапа вонь. Л. cannabis Конура, кандара пещера Кон, конец. конать, закон, кун (kyhajamu) замыкать угол острие, край (гунированное кун) Копать, купа и копа яма, колодезь Копье, kynja металл Корма, карна корма. Л. carena Корм, кормить, крам (kpaмjame) Корпеть, кропотун, кп (knajamu) быть слабым. Вялым, нищенствовать карпатин Корь, кара воспаление Коса, косить, кас бить, собственно сечь Коса, кеçа волоса, клок волос на темени. Несмотря на звук е, которого вообще не признают первообразным, форма Санскр. древнее; по крайней мере, кажется, от неё у нас глагол чесать Костерь, каçеру Косте, костеватый, асти астиват костистый Который, катара который (в численном отношении).Тут является уже замеченное выше ара или тара как знак количественности или числа: Санскр. итара , Л. alter, uter и пр. Особенно выступает значение этого суффикса в Р. языке, именно в прибавке его к самостоятельному числу: пятеро, шестеро и др. Это же окончание в Санскр. чатур , Р. четыре , Санскр. чатвãра , Р. четверо , отделяясь, даёт корень четы – чета, от Санскр. глагола чит, чет, то же, что мыслить и считать. Четыре собственно две четы |
| В ней столько сумасбродства, что её почти можно назвать поэтической. Я хочу переменить систему всех паровых машин и надеюсь на успех, потому что я совсем не механик, а запатентовать посылаю Коссовича, потому что он не знает ни механики, ни дел никаких, кроме Санскритского языка, а с Англичанами должен объясняться смесью Санскритского с древне-Саксонским. Не знаю только, не опоздает ли он. Как вам покажется вся эта затея моя? 6. Москва, 23 дня, (1853) Трудное дело загадывать о будущем, графиня, и даже едва ли возможное, если только верчение столов и их ясновидение не дадут нам ключа, которого до сих пор мы не имеем. Вот вам пример. Я обещал Попову и Коссовичу побывать в Петербурге в первых числах Мая. То же самое обещал я и себе. Хорошо, что все эти обещания были даны в условной, хотя нисколько не иезуитской, форме: «если и пр.» Тому дней 18 или 20 я уже сам себя считал на отъезде, и что же? Передняя ось дрожек сломалась на довольно скорой езде, правым коленом пропахал я мостовую, левой рукой ударился также в камень, при этом камни оказались твёрже, чем жилы колена и плеча; и хотя не произошло никакого излома (кроме вышесказанной оси), но я несколько дней пролежал хромой и кривошея и потом недели две был совершенно неспособен к предпринятию какой бы то ни было дальней поездки. Таким-то образом прошло то единственное время, которое было для меня почти свободным, которое я надеялся провести в Петербурге и которое пришлось посвятить интересным, но не совсем приятным, опытам над целебным действием арники. Однажды Англичанин обещался приехать к приятелю на вечер. Случилась с ним беда, кабриолет сломался; у Альбионца переломлены рука и нога; он всё-таки себя велел везти, чтобы иметь право сказать: «I am as good as my word» ; но я уверен, что вы меня уволили бы от такого доказательства, и во всяком случае радуюсь, что обещание давал условное и что никто не может мне сказать, что я менее в слове твёрд, чем Англичане. Я вам очень благодарен графиня, за книги, присланные от вас. |
| Потому что, разумеется, услышать приказ живого человека во плоти гораздо легче, чем понять слово евангельское. Как только мы слышим евангельское слово, мы сразу умеем найти способы избежать острия его требовательности. А послушание, которое требует отрешенности, овладевания собой, имеет только одну цель: нас сделать способными слушать и слышать слово евангельское, то есть Христово слово в Евангелии, или голос – еле слышный, а то ясный, яркий – Святого Духа в нашей душе. И только такое послушание может нас сделать зрелыми людьми, а не недорослями, которые всю жизнь нуждаются в указаниях, что делать и как. Второе условие свободы – дисциплина. Мы опять-таки ошибочно думаем, будто дисциплина – почти что воинский устав, армейская обстановка; тогда как это слово происходит от латинского discipulus, что значит ученик. Дисциплина – это состояние человека, который нашел себе наставника и отдал себя этому наставнику как ученик, и потому всей душой, всем существом вслушивается во всё, что этот наставник может сказать, не воображая, что он никогда не ошибется ни в чем, но с тем, чтобы принять в себя весь опыт своего наставника и перерасти себя. Второе значение слова “свобода” мы находим в германских языках. Немецкое, английское Freiheit, freedom происходят от санскритского слова, которое в глагольной форме значит “любить” и “быть любимым”, а как существительное значит “мой любимый”, “моя любимая”. Ранняя интуиция санскритского языка определила свободу как любовное соотношение двух, причем любовное в самом глубоком смысле слова: я тебя достаточно люблю, чтобы тебя не поработить, я тебя так люблю, что хочу, чтобы ты был самим собой до конца, без того чтобы я тебя определял, тебя менял, чтобы я на тебя влиял. Мне кажется гениальной такая интуиция, которую мы находим в словах, причем настолько древних, что они почти говорят о рождении мысли из чистого опыта. Да, свобода действительно это: состояние, когда два человека так друг друга любят, с таким глубочайшим уважением друг к другу относятся, что они не хотят кромсать друг друга, менять друг друга, они взаимно в созерцательном положении, то есть они друг на друга смотрят как на – говоря уже христианским языком – икону, как на живой Божий образ, который нельзя трогать: перед ним можно преклониться, он должен явиться во всей красоте, во всей глубине, но перестраивать его нельзя. |
| Сны Шахаиши. В XIV–XV вв. на Руси распространяется текст «Слово о двенадцати снах Шахаиши», герой которого царь обращается за толкованием своих еженощных страшных сновидений к философу Мамере. Мудрец дает каждому из них иносказательное, эсхатологическое толкование – они выступают, предзнаменованиями великих космических бедствий в последние дни мира. Восточное происхождение сюжета «Снов» является фактом доказанным, и существуют реальные возможности предположить непосредственный переход сюжета об эсхатологических снах на Русь из Ирана (см. гл. 2). В таком случае «Сны» лишь дополняют список тех русских памятников, которые были связаны с Востоком без посредства промежуточных греческих текстов,– наряду с некоторыми памятниками еврейского или, не •исключено, сирийского происхождения (см. [Мещерский, 1956, 1958, 1964а, 1978; Григорьев, 1912]). В то же время это обстоятельство не отменяет другого – что между русскими «Снами» и буддийскими разгадками эсхатологических сновидений существуют очевидные параллели, которые своей конкретностью не позволяют отрицать заимствования. Как примирить эти факты? Наиболее перспективный путь, на наш взгляд,– обращение к иранским снам. Это и осуществил С. Ф. Ольденбург, который, проанализировав русско-иранские параллели, обратился к параллелям иранско-буддийским. Взяв за основу иранской версии «Сны Кейда» из знаменитого сочинения Фирдоуси «Шахнаме» (раздел, посвященный истории Искендера – Александра Великого), буддолог обнаружил, что основное сходство текста со «Снами Шахаиши» – в мотиве двуглавого коня. Но иранский текст обнаруживает серию параллелей с палийской «Махасупина-джатакой» – помимо мотива двуглавого коня, к ним относятся темы: корова сосет молоко теленка; полный и пустой сосуды; «сухой» источник и наполненная водой равнина (Сны Кейда 8, 9, 10). Впрочем, иранские мотивы находят параллели в мотивах и других буддийских эсхатологических снов, на сей раз из санскритских источников, каковы: слон, застрявший во дворце; люди пытаются разорвать одну ткань учения; жаждущий бежит от воды (Сны Кейда 1, 3, 4). При этом исследователь делает одно важное уточнение: снов Кейда, как и снов санскритских версий, насчитывается десять, сколько должно быть, по его мнению, и в начальном варианте русского памятника [Ольденбург, 1924, с. 51–52, 54]. |
| Местоимение первого лица более или менее одинаково у всех: сходство Славянского аз с Зендским азем и присутствие придыхания в Санскритском, Греческом и Немецком составляет ничтожное исключение. Во множественном, формы нас и нам, общие Индии и Славянскому миру, опять принадлежат общему закону их тождества. Местоимение второго лица ещё более входит в то же правило. Основа его в Индии ту, с глухим у, и Славянское ты совершенно одинаковы. Формы во множественном вас и вам те же, только не в тех падежах, а в единственном; переход в тав остался ещё в прилагательном твой. Древность этого перехода доказана древне-Германской формой thu, сохранившеюся в Английском thou, thine. Тут мы опять видим закон, по которому отыскали коренной смысл имени бога Фор (Thor), т. е. изменение тв в Германское t с придыханием, Ф или т с придыханием ещё более изменилось в Греческое с хотя можно предположить и переход из простого т в с, весьма обыкновенный у Эллинов. Местоимение третьего лица важно по форме аму, нашему ему, и по прилагательному сва (свой). От него во всех языках множество развитий, но оно осталось только в Санскритском и Славянском и, мы сказали бы, Латинском, если бы Латинский язык значил что-нибудь в сравнительном языкознании 215 . Как бы то ни было, но Индейцы и Славяне одни только сохранили этому слову всю полноту его значения, относя его ко всем лицам в смысле притягательном. У самих Индейцев сва осталось только как прилагательное, а прямое его отношение к третьему лицу в простом местоимении утратилось. Славяне и Римляне сохранили его в форме себя, себе, sibi и пр., где в изменилось только в б, и sui, где уцелело в или у. Этот пример замечателен и в отношениях наречий Славянских друг к другу и особенно Русского ко всем другим. Из сва и правильного окончания ям составилось Санск. сваям, тождественное с нашим сам. Древность формы с в местоимении третьего лица доказана всеми наречиями Иранскими, а древность слова сваям, сам ясна из Кельтского sambh, употребляемого при глаголах в том же смысле, как и сам. |
| Статья же эта, как упомянуто, относится к 1836 году. Изд. 25 Против этих слов сделана в подлиннике заметка: «об Астарте и св. Пахомии». Вероятно эти места... должны были напомнить автору примеры, которыми он хотел подкрепить свою мысль. Изд. 26 Этот пример неверен, ибо небо по-болгарски – небе. Тем не менее, влияние звуков Турецких на язык Болгарский, действительно отличающийся от всех Славянских наречий преобладанием глухих тонов, не подлежит сомнению и может быть подтверждено любой Болгарской фразой. Изд. 27 Мы заключили в скобки приведённое автором для примера слово собака, потому что слово это, несомненно, Индо-Европейского корня, как доказывает сравнение с Санскритским савака и древне-Персидским спака: первое значит щенок, второе – собака. Изд. 28 Заключённые нами в скобки слова должны бы быть устранены из этих примеров, потому что их форма столько же Русская, сколько Сербская или Полеская; но автор мог бы подтвердить свою мысль многими другими доказательствами. Так например, теперешние специально-Русские формы порох, порог, пере-, солома и т. п., гораздо древнее в этимологическом отношении и ближе к Санскритским формам: парãга (пыль) парига (дверь, засов), пари– (предлог, с тем же значением, как пере-), калама (стебель), нежели формы всех прочих Славянских наречий: прах, или прох, праг, пре-, слама и т. под. Изд. 30 Здесь вкралась ошибка. Вместо Страбона следовало назвать Вегетия, который действительно упоминает (IV, 9) о Сарматских «cruda coria ad cataphractas» Сравни также Тацита (Histor. I, 79): «tegument praeduro corio consertum». Изд. 32 Arsaces, Ataces, Vadapaces, Badaces, Pharnaces, Medosaces, Iaphagos, Macagos, Dadagos, Cunagos, Argunagos, Usapher, Saetapharnes, Muliurgos, Beurgos, Banadaspus, Rausiumod, Alanouvamuth, Bages и проч. В битве народов на Каталаунских полях, имя Аланского короля – Сангибал или Самвида. Первое принадлежит к формам Мидийским, другое заимствовано от Славян. Примечание автора. 38 Вместо Кранция, позднего компилятора, можно было сослаться на Эйнгарда: Annal. sub а 789: «natio quaedam Sclavenorum est in Germania, sedens super litus oceani, quae propria lingua Weletabi, Francica autem Wiltzi yocatur». Изд. 40 В древности Venetae. К этому можно бы было прибавить ещё остров Vindilis (теперь Belle-Isle) близ устья Луары. Изд. 41 Автор имеет в виду слово βιλινουντα, (первая форма у Диоскорида, вторая у Апулея), Гальское название растения hyoscyamus, белены, и выражение morimarusa, которое, по свидетельству, приводимому Плинием (Hist. Nat. IV, 13), на языке Кимвров значило мёртвое море «mare mortuum». Изд. 43 Мы не могли отыскать этой поговорки в находящихся у нас под рукою Славянских источниках. Быть может, автор слышал её изустно во время путешествия своего в западных Славянских землях. Судя по слову суе, поговорка эта принадлежит Альпийским Словенцам: у них суяти яз суем, он суе значит сыпать. Наречию Сербскому эта форма чужда. Изд. |
| 399 Yoga имеет в санскрите несколько значений: в частности, «упряжка (лошадей)», «сбруя»; «волшебство»; «связь», «взаимообусловленность». Слово yoga является однокоренным слову juga – «иго», «ярмо». Тот же индоевропейский корень находим в греч. ζυγο ν, лат. iugum, нем. Joch, англ. yoke, русск. иго. Известный отечественный лингвист и автор «Санскритско-русского словаря» В. А. Кочергина, комментируя значение слова yoga, указывает на то, что посредством особых действий и упражнений практикующий йогу надеется обрести сверхъестественные силы и способность соединиться, слиться с божеством. (См.: Кочергина В.А. Санскритско-русский словарь/под ред. В. И. Кальянова. С приложением «Грамматического очерка санскрита» А. А. Зализняка. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Русский язык, 1987.) Вместе с тем профессор Е. А. Торчинов считает подобную точку зрения ошибочной: «Обычно слово “йога” (кстати, по одной из версий слово “религия” также означает “связь”) интерпретируется как связь человеческого духа с Абсолютом, единение души и Бога. Это совершенно неправильно, тем более что даже йога Патанджали никакого такого соединения не предполагает. Корень “юдж”, к которому восходит слово “йога”, означает прежде всего “запрягать коня”; поэтому “йога” скорее всего – связывание воедино, сопряжение чувств, мыслей и психических факторов вообще и их сосредоточение на единственном объекте созерцания». (См.: Торчинов Е. А. Религии мира: опыт запредельного. Психотехника и трансперсональные состояния. СПб.: Азбука-классика – Петербургское востоковедение, 2007. С. 253.) 401 Элиаде М. История веры и религиозных идей: в 3 т. Т. 1. М.: Академический проект, 2008. С. 269. 402 См.: Семенцов В.С. Проблемы интерпретации брахманической прозы. Ритуальный символизм. М.: Наука, 1981. С. 10–11. 404 Ритуальное поношение, сквернословие должно было символизировать возвращение к истокам мироздания, когда мир находился в состоянии хаоса и никаких норм еще не существовало. Подобное значение обрядового поругания становится очевидным именно в контексте церемонии, воспроизводящей акт сотворения Вселенной. |
| Другие, сопоставляя это слово с подобными санскритскими словами, придают ему значение «блуждающий, рассеянный» от pil или pel «идет далеко, изгнан». См. Maury. Histoire des religions de la Grêce antique. Populations primitives de la Grêce. t. I. p. 2 – 3. Геродот, утверждая, что пеласги преобразились, или изменились в гелленов, замечает однако же, что он не может сказать, каким языком они говорили. Судя по остаткам пеласгов, ему известных, язык их варварский т. е., не греческий. Herod. 1, 57. Новейшие филологические исследования, напротив, приводят к убеждению, что, судя по остаткам пеласгических имен, язык их немного отличался от греческого и еще ближе стоял к латинскому, вообще же – санскритского корня. Или не понимал Геродот, что это только особливый диалект общего с греческим языка, или не все пеласги были одного происхождения. Из сопоставления древних пеласгических имен с греческими и латинскими заключают между прочим, что латинский язык более сохранил древние формы и ближе к санскритскому, чем греческий. Maury. Ibid. р. 5 и 6. Annotat. Вообще ныне принято, что между пеласгами и гелленами не было кровного различия. 1645 Геллены ‘ ελληνες первоначально, вероятно, ‘ ελλοι или σελλο – имя, которым в Додоне назывались жрецы Зевса и которое значит по-видимому «моряки» – от λος. Некоторые предполагают, что пеласги разделялись на жителей морских – гелленов и на жителей горных – греков, изводя это последнее имя от гаелического сгиасн – гора. Maury. Ibid. р. 39. 1646 Ζε– ς Δι– ς, называвшийся иногда и Δις (латин. Diespiter), Ζν, Ζς, или Δες, Δν, Δν – одного корня с санскритским Dyau или Dyaushpitar, Diespiter – Jupiter т. e. Ζες– πατρ, Θες, иначе δες, или δος есть также видоизменение слова Ζες и весьма близко, если не тождественно, с общим санскритским именем богов: Div, Dewa или Diewas. Того же корня и то же значит и другое древне-греческое и общее имя для богов, или духов: δαμων, или δαμων – дух, собственно «разделяющий, различающий, знающий» от δαω. Но первоначальное значение этого имени указывает на понятие света и близко к тому же санскритскому Div. |
| [Санскр. - умертвитель, разрушитель], в палийской и санскритской буддийской литературе главный персонифицированный демонический противник Будды и его последователей, неизменно терпящий поражение от них. М. сопровождает Будду в важные моменты его биографии: в «Падхана-сутта» пытается помешать Будде после его «великого ухода» из дворца в странничество в течение 7 лет, стремясь вернуть его к царской жизни (Сутта-нипата 28 (Кхуддака-никая)). В канонической «Мара-самъюти» (Самъютта-никая IV. 25) для этого М. обращается за помощью к дочерям: Танха (жажда), Арати (тоска) и Рага (похоть). В «Ниданакатхе», во введении в комментарий к джатакам (разд. «О началах ближайшего прошлого» (Сантикенидана)), рассказывается о том, как М. препятствовал Будде в медитации под деревом бодхи достичь «просветления», и тот же самый эпизод описывается в биографии Будды школы локоттаравада «Махавасту» (II-III вв. по Р. Х.). В более поздней, протомахаянской «Лалитавистаре» (III-IV вв.) после победы над М. под деревом бодхи Будда одерживает еще одну - несмотря на ухищрения М., он передал плоды полученного им видения истины др. живым существам, начиная с высшего из них - бога Брахмы . Художественной вершиной в реализации сюжета победы Будды над М. принято считать главу 13 санскритской биографии Будды «Буддачарита» Ашвагхоши (I-II вв.), где описано, как М. использует различные орудия отвлечения Будды от цели, вначале организуя иллюзию стихийных бедствий и нападения монстров, затем посылая к нему 3 «дочерей», олицетворяющих различные аспекты телесной похоти; когда сила медитации Будды осталась неколебимой и он достиг «просветления», М. внушает ему мысль о том, что полученное им видение истинного состояния мира настолько возвышенно, что о нем не следует никого оповещать, и только вмешательство богов во главе с Брахмой позволило развеять эти чары. Согласно др. текстам, незадолго до смерти Будда вспоминает об обещании, данном М., умереть в возрасте 80 лет. Если бы не это обещание, Будда мог бы жить бесконечно. |
|
|
