| Конечно, не следует ребенку говорить такие вещи, которые я однажды сказал одной бабушке: «Откуда ты знаешь, что тебе нужно быть здоровой?» Ребенку невозможно осознать и понять то, что нужно научиться терпеливо страдать. Но, тем не менее, это разговор будет в духе свободы и творчества. Он кажется незначимым, но на самом деле это не так, потому что он выявляет главное в семье. Потому что мир в душе ребенка — это мир семьи. Я знаю родителей, которые своим детям в колыбели читают псалмы. Ребенок еще не понимает смысла такой молитвы. Но родители свидетельствовали, что проходит беспокойство, от которого ребенок не мог заснуть: он утишается и вскоре засыпает, как бы окутанный этой молитвой. Может быть, сам звук музыки псалма действует на него, как необычная колыбельная. Ребенок живет в общей молитве, которая проникает в его подсознание. Он еще не мыслит, еще не рассуждает. Дух Святой его учит без слов. Духу Святому все возможно — войти и в сознание, и в подсознание, и быть вне сознания. К Его действию в младенце должно быть доверие. Алтарник Алексей мне рассказывал, что был период в жизни его семьи, когда дети не могли уснуть из–за тесноты и скученности. Всякие покачивания, соски не помогали. А когда по молитве родителей приходил Дух Святой, дети успокаивались. И.Г. Из опыта известно, что первые два месяца в жизни ребенка — самые трудные. Это период привыкания: нелегко переходить от жизни утробной, безопасной и уютной, к жизни в этом мире. Когда мои дети ночью плакали, а сил встать и подойти к ним уже не было, то я начинал молиться Иисусовой молитвой, а иногда молился даже без слов. И они успокаивались. Молитва без слов О.В. В домашней молитве должно быть найдено место для тихой молитвы, т. е. молитвы без слов. Что происходит в молчании? Открываются наши раны сердечные. Когда я не молчу, то мое внимание направлено не на них. А если молчу, то, если что–то болит, я чувствую, что болит. Допустим, мучает совесть за какой–то некрасивый поступок. Ребенок, может, хочет об этом сказать, но почему–то стесняется, или еще что–то мешает ему. И вот, когда его не тормошат, не отвлекают, он в минуту молчания может чувствовать эту рану, потому что весь погружен в себя. |
| И только, Борис Павлыч! Как мне грустно это, то есть что “только” и что я не могу тебе сообщить чего-нибудь повеселее, как, например, вроде того, что кузина твоя, одевшись в темную мантилью, ушла из дома, что на углу ждала ее и умчала куда-то наемная карета, что потом видели ее с Милари возвращающуюся бледной, а его торжествующим, и расстающихся где-то на перекрестке и т. д. Ничего этого не было! Но здесь хватаются и за соломинку, всячески раздувают искру — и из записки делают слона, вставляют туда другие фразы, даже нежное “ты”, но это не клеится, и всё вертится на одной и той же редакции; то есть “que Sophie a poussé la chose trop loin, qu’elle a fait un faux pas…” Я усердно помогаю делу со своей стороны, лукаво молчу и не обличаю, не говорю, что там написано. За мной ходят, видя, что я знаю кое-что. К. Р. и жена два раза звали обедать, а М. подпаивает меня в клубе, не проговорюсь ли. Мне это весело, и я молчу. Через две недели они едут. И вот тебе развязка романа твоей кузины! Да, я забыл главное — слона. Николай Васильевич был поставлен сестрицами своими “dans une position très délicate»: объясниться с графом Милари и выпросить назад у него эту роковую записку. Он говорит, что у него и подагра, и нервы, и тик, и ревматизм — всё поднялось разом, когда он объяснялся с графом. Тот тонко и лукаво улыбался, выслушав просьбу отца, и сказал, что на другой день удовлетворит ее, и сдержал слово, прислал записку самой Беловодовой, с учтивым и почтительным письмом. “Mais comme il riait sous cape, ce comte (il est très fin), quand je lui débitais toutes les sottes réflexions de mes chères sœurs! Vieilles chiennes!..” — отвернувшись, добавил он и разбил со злости фарфоровую куклу на камине. Вот тебе и драма, любезный Борис Павлович: годится ли в твой роман? Пишешь ли ты его? Если пишешь, то сократи эту драму в двух следующих словах. Вот тебе ключ или “le mot de l’enigme”, как говорят здесь русские люди, притворяющиеся не умеющими говорить по-русски и воображающие, что говорят по-французски. |
| Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты — была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира. — Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех. Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, — говорил Берг, проницательно улыбаясь. — Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так-то, граф, — говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки. — Да, это славно, — улыбаясь, сказал Ростов. Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. |
| У Катерины Андреевны флюс; у Андрюши горло подвязано; у маленькой кашель – не дай Бог, коклюш. Николай Михайлович на ревматизмы жалуется, брюзжит: – Повара хорошего купить нельзя, продают одних несносных пьяниц и воров. Отослал намедни Тимошку в полицию для наказания розгами и велел отдать в рекруты. Я молчу. Он знает, что я решил отпустить на волю крестьян, и не одобряет, хочет наставить меня на путь истины. – Не знаю, – говорит, – дойдут ли люди до свободы гражданской, но знаю, что путь дальний и дорога не гладкая. Я все молчу, а он смотрит на меня исподлобья, нюхает табак и тяжело вздыхает. – Бог видит, люблю ли человечество и народ русский, но для истинного благополучия крестьян желаю единственно того, чтобы имели они добрых господ и средства к просвещению. Встал, подошел к столу, отыскал письмо к своим крестьянам в нижегородское имение Бортное и, как будто для совета с Катериной Андреевной, а на самом деле для моего наставления, прочел: – «Я – ваш отец и судия; я вас всех люблю, как детей своих, и отвечаю за вас Богу. Мое дело знать, что справедливо и полезно. Пустыми просьбами не докучайте мне, живите смирно, слушайте бурмистра, платите оброки, а если будете буянствовать, то буду просить содействия военного генерал-губернатора, дабы строгими мерами принудить вас к платежу исправному». И в заключение приказ: «Буянов, если не уймутся, высечь розгами». А вечером над романом госпожи Сюзá опять будет плакать. Сентября 20. Хвалит Аракчеева: – Человек государственный, – заменить его другим не легко. Больше лиц, нежели голов, а душ еще меньше. Бранит Пушкина: – Талант, действительно, прекрасный; жаль, что нет мира в душе, а в голове ни малейшего благоразумия. Ежели не исправится, – будет чертом еще до отбытия своего в ад. Октября 10. Опротивел мне Китайский домик. Иногда хочется бежать куда глаза глядят от этого милого старика, от любезной улыбки его и прилизанных височков, от белоснежной Катерины Андреевны и благонравных деток, от черешневой трубки (не больше одной трубки в день) и макарьевских цибиков чая, от слезливых романов госпожи Сюзá и писем бурмистру о розгах, и двенадцати томов «Истории», в коих он — |
| Закрыть Качели 2017-го 09.01.2017 2140 Время на чтение 4 минуты Самый, пожалуй, известный российский военкор Дмитрий Стешин, побывавший практически во всех «горячих точках» мира, поделился своим видением того, что «год пришедший нам готовит». Я тут вижу в последние дни все как-то расслабились после трагедии с ТУ-154 и решили, что качели пошли в обратную сторону. Ничего подобного. Попробую написать новогодний пост из серии «доллар будет по 100, сохраните этот твит». Трамп Все иллюзии по поводу нового президента рассеются к Красной горке. Трамп действительно сосредоточится на внутренних проблемах США, при этом внешняя экспансивная политика ничуть не изменится. Американцы не любят менять схемы, которые работают. Как запустили «первую оранжевую» (я даже не могу уже вспомнить - в какой стране), так и не могут остановиться - и на Ливию ее натянули, и на Египет, и на Сирию, про Неньку молчу-молчу. Так что вполне возможно, что нас ждут сюрпризы. В Казахстане, например. По всем остальным векторам взаимодействия РФ-США, нам будут ссать на ботинки, правда, при этом жать руку и заглядывать в глаза - «при Обаме такого не было». Так что ждите и наращивание контингентов в Трибалтийских Вымиратах, и поставки свежего печенья в (на) Украину . И новые экономические санкции. При этом нас будут притравливать на Китай, а Китай на нас. Потому что тотальная война китайцев с русскими - самый сладкий сон Госдепа. Который будет зорко следить, чтобы никто не применял атомное оружие (экология!) и людей с обеих сторон погибло как можно больше. Европа По Шпенглеру. Никаких Лепенов и Вагенкнехтов там даже близко не будет в «реал-политик», ибо, как писал Пелевин, «там колючая проволока в три ряда и пулеметы». За этим зорко следят англосаксы. Никто не даст реально почистить Европу от ваххабитов и пан-исламизма, будут изображать борьбу и завозить новых мигрантов. Местным-коренным - толерантность и терпение. Мигрантов, кстати, прибавится, судя по событиям на Ближнем Востоке, где ИГИЛ попал-таки между молотом и наковальней. |
| – Это ты оттого, что я покраснел, – вдруг заметил Алеша. – Я не от твоих речей покраснел и не за твои дела, а за то, что я то же самое, что и ты. – Ты-то? Ну, хватил немного далеко. – Нет, не далеко, – с жаром проговорил Алеша. (Видимо, эта мысль давно уже в нем была.) – Всё одни и те же ступеньки. Я на самой низшей, а ты вверху, где-нибудь на тринадцатой. Я так смотрю на это дело, но это всё одно и то же, совершенно однородное. Кто ступил на нижнюю ступеньку, тот все равно непременно вступит и на верхнюю. – Стало быть, совсем не вступать? – Кому можно – совсем не вступать. – А тебе – можно? – Кажется, нет. – Молчи, Алеша, молчи, милый, хочется мне ручку твою поцеловать, так, из умиления. Эта шельма Грушенька знаток в человеках, она мне говорила однажды, что она когда-нибудь тебя съест. Молчу, молчу! Из мерзостей, с поля, загаженного мухами, перейдем на мою трагедию, тоже на поле, загаженное мухами, то есть всякою низостью. Дело-то ведь в том, что старикашка хоть и соврал об обольщении невинностей, но в сущности, в трагедии моей, это так ведь и было, хотя раз только было, да и то не состоялось. Старик, который меня же корил небылицей, этой-то штуки и не знает: я никому никогда не рассказывал, тебе первому сейчас расскажу, конечно Ивана исключая, Иван все знает. Раньше тебя давно знает. Но Иван – могила. – Иван – могила? – Да. Алеша слушал чрезвычайно внимательно. – Я ведь в этом баталионе, в линейном, хоть и прапорщиком состоял, но все равно как бы под надзором, вроде как ссыльный какой. А городишко принимал меня страшно хорошо. Денег я бросал много, верили, что я богат, я и сам тому верил. А впрочем, чем-то и другим я им, должно быть, угодил. Хоть и головами покивали, а, право, любили. Мой подполковник, старик уже, невзлюбил меня вдруг. Придирался ко мне; да рука у меня была, к тому же весь город за меня стоял, придраться нельзя было очень-то. Виноват был я и сам, сам нарочно почтения не отдавал надлежащего. Гордился. У этого старого упрямца, недурного очень человека и добродушнейшего хлебосола, были когда-то две жены, обе померли. |
| 70. Еврейская автономная область – 4 71. Ханты-Мансийский автономный округ – 3 72. Республика Калмыкия – 2 73. Республика Тыва – 2 74. Карачаево-Черкесская Республика – 2 75. Ямало-Ненецкий автономный округ – 2 76. Республика Хакасия – 1 77. Кабардино-Балкарская Республика – 1 78. Камчатский край – 1 79. Ненецкий автономный округ – 1 Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите " Ctrl+Enter " . Поделиться РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям. Комментарии Закрыть Закрыть 8. Re: Поможем русской деревне Если государство и частный сектор смогут обеспечить примерно сходные с городскими условия жизни, тогда может что-то изменится лет через 30-40. Но, единственное, на что способна действующая власть, это принять " программу " с бюджетом для " освоения-разворовывания " , от которой толку будет как от действующей " дальневосточной " , по которой уже полРоссии должно быть на ДВостоке. Ничего, помрут ностальгирующие пенсионеры и горевать о деревне будет некому. 7. Ответ на 6., СТРОИТЕЛЬ: В 16 веке московские дворяне были на 90 % не славяне! Да-да, тов. " фоменконосовец " , только не татары, а немцы, ведь известно, что Максимилиан I и Василий III - это одно и то же лицо. 6. Абазинский Они как прочитали в 5 классе учебник История СССР, а так и в руки него из исторических трудов больше не брали! В 16 веке московские дворяне были на 90 % не славяне! Более 500 дворянских родов России имеют татарское происхождение. Очевидно, что русское царство погибло еще в 13 веке от монгольского нашествия. 5. Re: Поможем русской деревне Крестьяне и христиане это синонимы. Если бы у нас были христиане (а не обрядоверцы), то земли наши бы не опустошались. Мать русская земля плачет, но наши сердца окончательно ожестели. Родина-Мать Я молчу и я страдаю, я страдаю и молчу, оскудели мои дали, я в безмолвии кричу, всё кричит во мне и стонет, я вдова без сыновей, продали меня в погоне за красивостью нулей. Я не мать, я не любима, в ранах гибнет плоть моя, сёла древние убили и пусты мои поля, всю мне душу истравили, ну а голос мой, как жгут, очи слезы все излили... я пойду себя сожгу. Это знак в горящей мне: мир обуглится в огне. ————————————————————————————— Пожилая женщина молча сожгла себя на городской площади в Челябинской области |
| Всякий из нас идет одной лишь дорожкой по городу и отдыхает с своим посохом; хоть же тут, триавгустейший, не... Следователь: Всякий свободный человек безопасно идет, куда хочет. Зеленые: Верим в свободу свою, но проявлять ее не смеем; и свободный человек по одному лишь подозрению, не из зеленых ли он, без дальнего перед всеми обижается. Следователь: Сорванцы! И вам не жаль своих душ? Зеленые: Да пропадет это тело! Да замолчит правосудие! Прикажи убивать! Пожалуй, наказывай нас! Уже кровь готова течь ручьями; кого хочешь, наказывай! Поистине, природа человеческая не в силах долее сносить того и другого. Лучше бы Савватию не родиться, чем иметь сына убийцей. Вот и поутру, за городом, при Зевгме произошло убийство, а ты, государь, хоть бы посмотрел на то! Было убийство и вечером. Голубые: Убийцы всей этой стадии только ваши. Зеленые: А когда же вы не убиваете, и потом не бежите? Голубые: А вы убиваете и бунтуете; у вас только убийцы стадии. Зеленые: Государь Юстиниан! Сами они навязываются, и никто не убивает их. Всяк про себя разумей! Кто убил при Зевгме продавца дров, самодержец? Следователь: Вы убили его. Зеленые: Кто убил сына Епагафа, самодержец? Следователь: И его вы же убили, да и сваливаете то на голубых. Зеленые: Как раз, как раз! Господи помилуй! Истина насилуется. Стало быть, можно утверждать, что и мир не управляется Божьим промыслом. Откуда такое зло? Следователь: Бог непричастен злу. Зеленые: Бог непричастен злу? А кто же обижает нас? Пусть растолкует это мне мудрец, либо отшельник! Следователь: Богохульцы, богоборцы, когда вы замолчите? Зеленые: Если угодно могуществу твоему, поневоле молчу, триавгустейший; все, все знаю, но молчу. Прощай, правосудие! ты уже безгласно. Перехожу в другой стан, сделаюсь иудеем. Ведает Бог ! Лучше стать эллином, чем жить с голубыми. Голубые: Что нелюбо, на то и глядеть не хочу. Зеленые: Пусть откопают кости зрителей!– После того они удалились, оставив императора и голубых зрителями. Скоро потом некоторые магистры подали повод к народному смятению следующим образом: начальник города, захвативши троих, возмущавших народ, приказал повесить их; один из них в тот же день умер, а двое сорвались с виселицы. |
| — Тоже мне сирота! Глаза бы мои не смотрели на такое твое сиротство! Гранатов вздохнул и посерьезнел. — Елизавета Николаевна, я, честное слово, исправлюсь. Вот отправлю ребятишек в скаутский лагерь, а сам поеду в Германию лечиться. — Почему же именно в Германию? — Потому что там есть очень хорошая клиника и потому, что там есть Анна Юрикова. — А Юрикова тут при чем? — А при том, что она сама в этой клинике лечилась и вылечилась. Это какое-то такое свирепое лечение, что без поддержки его трудно выдержать — вот она и будет за мной присматривать. Мы так с ней договорились. — Анна Юрикова лечилась от алкоголизма? Я об этом не знала… — У-у! А я-то, дурак похмельный, выболтал ее секрет! Но ведь вы больше никому не скажете, правда? — Посмотрим. А вы, Миша, давно ее знаете? — С детства. Мы когда-то ходили в одну музыкальную школу. — Вот как! Ну и какой человек по-вашему? — Рыжая Анька-то? Сумасшедший человек, вот какой. У нее всегда все было с перехлестом. Нормальные люди сидели по кухням, рассказывали анекдоты и власть поругивали, а потом шли тихо-мирно на работку и за эту власть ручки поднимали. Анька же давай права качать, протесты писать, самиздат по ночам на машинке печатать — ну и залетела в Сибирь. То же и с художниками: ну ходили люди по выставкам, потихоньку даже картинки покупали, а она увидела, что художники бедствуют, и организовала Фонд помощи неофициальным художникам. Привлекла иностранцев, своих каких- то меценатов выискала, стала помогать ребятам, выставки им устраивать, собственную квартиру превратила в галерею — и в результате вылетела на Запад. Ну и все ее увлечения всегда были через край… — Вы имеете в виду ее увлечение Константином Каменевым? — Тс-с! Больше никаких чужих секретов я не выдам! Молчу, бабушка Лиза, молчу! А что Каменев негодяй, так это разве секрет? Э, как глазки-то у вас загорелись, графинюшка! А не вы ли часом ведете расследование по делу о смерти Натальи Каменевой? — Так вы, выходит, неспроста к нам пожаловали? Так вы, значит, по Анькину душу приехали? |
| — Смотри под ноги, герой. Аркаша посмотрел под ноги и увидел, что от машины времени в темноту уходит цепочка светящихся пунктиров — как разделительная полоса на шоссе. Аркаша догадался, что по ним и надо идти. — Голову можешь не нагибать, — сказал Шпигли, — потолок высокий. — А где мы? — спросил Аркаша. — В пещере. Где же еще? В прошлом все машины мы стараемся ставить в пещерах, которые сохранились до наших дней. Это надежнее, чем оставлять их снаружи. А то уже бывали несчастные случаи. Нам приходилось специальные спасательные экспедиции посылать. — Вы так странно говорите, — сказал Аркаша, — как будто давно работаете в институте. — А чего тут удивительного! Конечно, я работаю, а не бездельничаю, как твой любимец пират Сильвер. Или какаду ободранный. Я все время в экспедициях. Причем мне несладко приходится. Кстати, я пишу кандидатскую диссертацию. — Какую? — спросил Аркаша. — Не смей смеяться! — Я и не думал. — Еще как думал. Для того я и читаю мысли, чтобы знать, кто смеется, а кто притворяется. А ты сейчас надо мной смеялся. — А на какую тему вы пишете диссертацию? — спросил Аркаша, чтобы сменить тему разговора. — О глупых суевериях гомо сапиенс. Ты когда-нибудь слышал о гомо сапиенс? — Слышал. Это разумные люди. Это я. — Вот вас я и изучаю. Что мне остается делать, если ног у меня нет, зато я могу заглянуть в ваши извилистые мозги. Тут разговор прекратился, потому что впереди показалось круглое пятно света. Пещера кончилась. Они вышли на свободное место. Аркаша подумал: «Какой ужас! Если этот браслетик будет все время разговаривать, я никогда не смогу изучить прошлое! Я даже динозавров не увижу». Но Аркаша опять выпустил из памяти, что его браслет все понимает и пасется в его голове, как овца на зеленом лугу. И ответ Шпигли не заставил себя долго ждать: — Я могу и вообще замолчать. Я буду молчать даже тогда, когда ты будешь меня умолять: дорогой Шпиглик, скажи, пожалуйста, что думает обо мне вон тот динозавр! А я буду молчать, как партизан на допросе. Вот с этого момента я молчу. Молчу, и ни слова! Считай, что ты остался совершенно один. И мучайся теперь от одиночества… |
|
|
