| Показываю на дверь, обитую черной клеенкой. Спрашиваю: — А дверь какого цвета? — Гм… Я что-то молчу. Так и сказала: «Я что-то молчу!» А подумав еще, сказала: — Я что-то молчу крепко. 28.11.59. Опять Машка плохо засыпала. И может быть, опять я виноват. Перед сном тискали пластилин, и я лепил всякую нечисть. Впрочем, чтобы напугать Машку, вовсе не требуется что-нибудь очень уж страшное. Вылепишь что-нибудь бесформенное, не похожее ни на человека, ни на животное, и вдруг Машка: — Ой, боюсь! Боюсь! Я его, кажется, боюсь! Думаю, что может и сама что-нибудь вылепить — и тоже испугается. Еще К. И. Чуковский заметил эту способность ребенка пугаться порождений собственного вымысла: Дали Мурочке тетрадь, Стала Мура рисовать… . . . . . Ест сливочную помадку, наслаждается, жмурится, причмокивает: — Ой, как вкусно мне!.. 30.11.59. …Ей сказали, что если будешь есть — вырастешь большая. Часто прибегает ко мне и очень смешно показывает, как она выросла: вытягивается на цыпочках, при этом выпячивает живот, таращит глаза; шейные сухожилия напрягаются, рот почему-то тоже участвует в этой демонстрации роста — растягивается чуть ли не до ушей. . . . . . Врач назначил мне инъекции витаминов. Вчера у меня была сестра, делала уколы. Пришла Машка, взяла из пепельницы ватку, понюхала: — Ой, уколом пахнет! Нюхает с удовольствием. Я тоже люблю этот запах. Мама смеется над нами, говорит: одного поля ягода. А Машка с наслаждением втягивает в себя резкий запах медицинского спирта: — Нет, правда, укольчиком пахнет!.. . . . . . Подарил ей пустой флакон из-под духов «Шипр». Флакон в коробочке с зеленой кисточкой. В бутылочке несколько капель зеленых духов. — Кому это?! — Тебе. Не может поверить своему счастью. Спрашивает у меня: — Откуда у тебя духи? — Мне бабушка подарила. — А почему ты мне даришь? — Потому, говорит мама, — что папа тебя любит. Сияет. — Я буду Аннабеллу душить. — Вот скоро Новый год, — говорит мама, — ты всех своих кукол на Новый год и надуши. — Дай я тебя на Новый год надушу, — говорит Машка и тянется к матери и мажет ее пробочкой от флакона. |
| Мог я смерть отодвинуть. Мог. Сидели мы, сидели и уже вторую распечатали, его-то Нюра загудела, да я на их гудение… – С высокого дерева! – подхватил Геня. – Правильно, батя, у тебя учусь. Вот с этого, с моего дуба! – У тебя, дурака, Нинка, а не Анюта, не Нюрка, не путай. И молчи. – Молчу. – Вот и молчи. – Правда, Геня, дай рассказать, – мягко попросил Николай Иванович. – Молчу, дядь Коля, молчу. Народ безмолвствует! Но про себя смекает. – Загудела она, а мне что бабы, что шмели гудят – одно и то же, у баб слов нет, одно гудение, да еще урчание с голоду… – Да еще рычание, – не утерпел Геня, но тут же закрыл себе рот большой ладошкой. – В общем, чтоб ее не слушать, мы перешли из барака под навес. – Вид протеста, – прокомментировал Геня. – Перешли под навес, – совершенно Гени не замечая, рассказывал Арсеня, – перешли, добавили: он – фронтовую, я – лагерную, и запели, мы пели обычно «Во саду при долине». – «Громко-о пе-ел со-оло-овей», – затянул Геня и оборвал. Арсеня пододвинул ему бутылку. – Запели, пели негромко, не орали… Тут Геня сунулся еще раз, но для начала честно предупредил, что суется последний раз, он не утерпел, сказал частушку на тему голоса: – «Что ты, батяне поешь, да разве голос нехорош? У нас такие голоса – поднимают волоса». – Волос нет, подымать нечего, я пою, впелся, гляжу – он откинулся, готов! – Как это плохо, – горько сказал Николай Иванович, – как это плохо, знали бы вы, что он выпивши умер. Прости, Господи, рабу грешному, в ведении или в неведении грех свершившему. – Это на мне грех, – сказал Арсеня. – И на тебе, Арсюша. – Он же не самоубийца, – возразил Геня, – это самоубийц осуждают, он же от старости. День туда, день сюда – несущественно. – Минута существенна, едрена мать, согрешишь с тобой! – Арсеня в сердцах хватанул порцию побольше предыдущих. В избе становилось не просто жарко, а душно. Вышли на крыльцо, оно было в тени, под крыльцом возилась и вздыхала, но не показывалась, собака. – Лет пять мне было, я навоз возил, – вспомнил Арсений. – Тебе, Коль, что объяснять, ты сам все это прошел. |
| Тем временем незнакомый человек снова запел, опять с той же тоской – в этой тоске было что-то артистическое! Надо было вовсе не иметь ушей, чтобы такое исполнение назвать хулиганским! «Люби меня, девочка, пока я на воле! Пока я на воле – я твой! Когда меня поймают, меня ведь расстреляют, а тобой завладеет кореш мой!» Олег Андреевич связывал в эту минуту мой bouquet из тополя и вербы, и вдруг глаза наши встретились… Он схватил мою руку и стиснул ее… Леля и Шура не могли этого видеть, занятые туфлей. В следующую уже секунду он мою руку выпустил, но я поняла, о чем он подумал. Мне так страшно стало за него, что я вся задрожала – так породистые фоксы трясутся иногда. Леля, надевая туфлю, спросила: «А что такое кореш?» Олег Андреевич объяснил, что «кореш» – это хулиганское слово, обозначающее друг. Тогда я возразила, что именно друг-то не станет жениться на невесте дорогого ему человека, попавшего в беду. Мне показалось при этом, что Шура и Олег переглянулись между собой, и я поскорей замолчала, чтобы не сказать глупость. После этого мы пошли. Я попробовала было воспротивиться, убеждая, что надо подойти к этому человеку и уверить его, что у него талант, чтобы он поступал в консерваторию, а не с топором ходил, но оба мои спутника возмутились: «Вам говорить с таким типом?! Никогда! Это нахал, хулиган! Мы не допустим». Я послушала, послушала и сказала: «Вы забыли, что в Евангелии сказано: Дух дышит, где хочет!» Однако мне пришлось уступить, и мы ушли, но я уже не могла быть веселой. Эта песня и взгляд Олега Андреевича переполнили мою душу, я была рада, что несу ветки тополя и вербы и могу спрятать в них лицо. Вокруг арсенала было дивно – кусты черемухи и ольхи стояли все в розоватых почках, но мне становилось все грустней и грустней. Мне хотелось взять его руку и сказать ему что-нибудь хорошее, утешающее, вынутое из самых бездн души, но почему-то я не смела. Сколько чудных слов говорит он мне, и все остаются без ответа. Я всякий раз молчу, молчу, как рыба, молчу, как сосулька замороженная! Вся моя душа полна, как чаша, полна желанием утешить, но почему-то оно остается в глубине, внутри, не выходит наружу, слова замирают на губах. |
| «5 минут — это много и дорого Но жизнь — больше и дороже…» 27 сентября, 2017 Но жизнь — больше и дороже…» «Я себя воспитываю. Я тренирую в себе способность не растрачивать эмоции из-за лишних 5 минут. Я бледнею, зеленею, краснею, но молчу. А потом он низко наклоняет голову, и в его проплешинах я отчетливо вижу огромное количество глубоких шрамов». Елена Скачко — о том, как важно быть терпимыми и внимательными к друг другу. В супермаркете в час пик людно. Кассирши отбивают ритм со скоростью былых цэковских машинисток. Покупатели мечут покупки в пакеты, не сортируя. Охранники передвигаются, как спринтеры, боясь пропустить наглого поедателя неоплаченных булок. Все спешат, я тоже спешу. Я так спешу, что закипаю, потому что впереди меня дядька неопределенно средних лет возится, как дождевой червяк в засуху. Он много всего взял — несколько пачек мюсли и печенья, всякое разное, лоточки из кулинарии… Он берет в руки каждый объект и подолгу думает, куда его положить. Он мега педант и зануда. И ему плевать, что сзади уже закипают все. Но я молчу. Я себя воспитываю. Я тренирую в себе способность не растрачивать эмоции из-за лишних 5 минут. Я бледнею, зеленею, краснею, но молчу. А потом он низко наклоняет голову, и в его проплешинах я отчетливо вижу огромное количество глубоких шрамов. То ли послеоперационных, то ли… И я понимаю, что он тормозит, потому что по-другому не может. Возможно, он ходит в магазин раз в несколько дней. Возможно, он делает это, преодолевая себя. Возможно… Мне сразу вспомнилась моя давняя школьная история, когда, придя на замену, в 7-ой класс, вызвала к доске парня. Читать наизусть. А он стоял и молчал. Дети смотрели ошалело. Но я нагибала. Не выучил? Хорошо, читай вслух. А он опять молчит. А я не отступаю. И он заговорил. И замолчала уже я. Потому что степень его заикания была такова, что каждый звук ему давался с муками родов, а связным текстом это так и не становилось. Меня не предупредили о том, что все предметы он сдает письменно. Я сделала вид, что все нормально. Поблагодарила его. Мучилась виной. Но сейчас думаю, что взрослые были не правы, ограждая его. Пусть бы он говорил, как мог, а остальные научились бы его понимать… |
| тамара 19 октября 2018, 20:49 Прекрасный рассказ и очень поучительный.Божией помощи в служении игумену Довмонту(не зря таким именем нарекли в монашестве его).Слава Богу за всё. Дмитрий Собриевский 19 октября 2018, 14:33 Хоть и родились отец с матерью в 30-х и каток по ним вдоль и поперек проехал, но физическая связь поколений временем не перерубилась. Очень часто это обстоятельство в подобных историях проходит красной линией. И в моей жизни в том числе. Алексий 18 октября 2018, 20:13 Галина 18 октября 2018, 12:18, чУдная история)) Я вспомнил, как сам учился, заканчивал первую вышку уже после перестройки; у нас преподавательница философии была такая, знаете, закоренелая атеистка (почему, собственно, была? И сейчас жива, дай Бог ей здоровья). Так вот, я с ней зачастую сходился в схватке теологической, был уверен -- ну, больше тройки никак за курс философии не получу, да и то -- тройку поставит, сцепив зубы. А она поставила, по итогу, пятёрку)) Елега 18 октября 2018, 17:59 Дивны Дела Твои Господи! Елена Светлана 18 октября 2018, 16:27 Благодарю за интервью! Не случайно Алексею дали имя псковского князя, талантливого полководца - Довмонта. Галина 18 октября 2018, 12:18 В 83-м сдавала экзамен по научному атеизму (Новочеркасский гидромелиоративный институт). Уже не помню, какие вопросы были в билете, но помню, что тщательно избегала разных слов из учебника. Преподаватель, выслушала и говорит: " Вы избегаете сделать правильный вывод из изучения предмета " . А я не понимаю - к чему клонит. Она опять: " Вывод какой? " - я молчу. Она подсказывает: " Вывод: Бога нет " . Я молчу. Она опять: " Бога нет " . Сижу молчу. Она качает головой прискорбно, отдает мне зачетку, печально так. Ну думаю, " хвост " . Выхожу из аудитории, все: " Сдала? " . " Нет " . " Покажи зачетку " , " Да нате " - а там пятерка. Так что в 80-е за веру уже не чморили. Просто открыто исповедовать Христа не все решались. Алексий 18 октября 2018, 10:32 Остановлю внимание на одной фразе: " Я был тогда подростком, и, как мне кажется, тогдашнее молодое поколение лучше умело читать и ценить прочитанное, чем сегодняшнее " . Это очень точное замечание. При нынешнем избытке и доступности абсолютно всей литературы многие (конечно, и я в том числе) относятся к ней поверхностно. Раньше что было? -- слегка утрируя, одна Библия на всю жизнь. Ну, может, ещё и Лествица какая или какой другой святоотеческий труд. Вот и учились по ним жить, читали внимательно. А нынче... моя вот электронная библиотека составляет около 12 тысяч файлов. А сколько из них я не просто прочитал, а усвоил -- вопрос открытый. |
| Я ничего на это не ответил, только зубы плотнее сжал и думаю: «Только бы, — думаю, — не закричать! А так всё — слава богу». Пакет у меня совершенно размяк, и я его потихонечку глотаю. Ударят меня, а я, вместо того, чтобы крикнуть или там охнуть, раз — и проглочу кусочек. И молчу. Но, конечно, больно. Конечно, бьют меня, сволочи, не жалеючи… Бьют меня по спине, и пониже спины, и по ребрам, и по ногам, и по чем попало. Больно. Но я молчу. Удивляются офицеры. — Вот ведь, — говорят, — тип! Вот экземпляр! Ну и ну!.. Бейте, братцы!.. Бейте его, пожалуйста, до полусмерти. Заговорит! Запоет, каналья!.. И снова стегают меня. Снова свистят шомпола. Раз! Раз! Раз! А я голову с лавочки свесил, зубы сдавил и молчу. Помалкиваю. — Нет, — говорит офицер. — Это так невозможно. Что он такое сделал? Может быть, он и в самом деле язык себе демонстративно откусил?.. Эй, стойте!.. Остановились. Сопят. Устали, бедняжки. — Ты, — говорит офицер. — Плотник! Будешь ты мне отвечать или нет? Говори! А я тут, дурак, и ответил: — Нет! — говорю. И зубы разжал. И губы. И что-то такое при этом у меня изо рта выпало. И шмякнулось на пол. Ничего не скажу — испугался я. — Эй, — говорит офицер, — что это у него там изо рта выпало? Королев, посмотри! Королев подходит и смотрит. Смотрит и говорит: — Язык, ваше благородие… — Как? — говорит офицер. — Что ты сказал? Язык?! — Так точно, — говорит, — ваше благородие. Язык на полу валяется. Дернулся я. «Фу! — думаю. — Неужели и вправду я вместе с пакетом язык сжевал?» Ворочаю языком и сам понять не могу: что такое? Язык это или не язык? Во рту такая гадость, оскомина: чернила, сургуч, кровь… Поглядел я на пол и вижу: да, в самом деле лежит на полу язык. Обыкновенный такой, красненький, мокренький валяется на полу язычишко. И муха на нем сидит. Понимаете? Понимаете, до чего мне обидно стало? Язык ведь, товарищи! Свой ведь! Не чей-нибудь! А главное — муха на нем сидит. Представляете? Муха сидит на моем языке, и я ее, ведьму, согнать не могу! Ох, до того мне все это обидно стало, что я заплакал. Ей-богу! Прямо заплакал, как маленький… Лежу на шинельке и плачу. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 22 голоса: 4.3 из 5) Действующие лица Дракон . Ланцелот . Шарлемань – архивариус. Эльза – его дочь. Бургомистр . Генрих – его сын. Кот . Осел . 1-й ткач . 2-й ткач . Шапочных дел мастер . Музыкальных дел мастер . Кузнец . 1-я подруга Эльзы . 2-я подруга Эльзы . 3-я подруга Эльзы . Часовой . Садовник . 1-й горожанин . 2-й горожанин . 1-я горожанка . 2-я горожанка . Мальчик . Разносчик . Тюремщик . Лакеи , стража , горожане . Действие первое Просторная уютная кухня, очень чистая, с большим очагом в глубине. Пол каменный, блестит. Перед очагом на кресле дремлет кот . Ланцелот (входит, оглядывается, зовет) . Господин хозяин! Госпожа хозяйка! Живая душа, откликнись! Никого… Дом пуст, ворота открыты, двери отперты, окна настежь. Как хорошо, что я честный человек, а то пришлось бы мне сейчас дрожать, оглядываться, выбирать, что подороже, и удирать во всю мочь, когда так хочется отдохнуть. (Садится.) Подождем. Господин кот! Скоро вернутся ваши хозяева? А? Вы молчите? Кот. Молчу. Ланцелот. А почему, позвольте узнать? Кот. Когда тебе тепло и мягко, мудрее дремать и помалкивать, мой милейший. Ланцелот. Ну а где же все-таки твои хозяева? Кот. Они ушли, и это крайне приятно. Ланцелот. Ты их не любишь? Кот. Люблю каждым волоском моего меха, и лапами, и усами, но им грозит огромное горе. Я отдыхаю душой, только когда они уходят со двора. Ланцелот. Вот оно что. Так им грозит беда? А какая? Ты молчишь? Кот. Молчу. Ланцелот. Почему? Кот. Когда тебе тепло и мягко, мудрее дремать и помалкивать, чем копаться в неприятном будущем. Мяу! Ланцелот. Кот, ты меня пугаешь. В кухне так уютно, так заботливо разведен огонь в очаге. Я просто не хочу верить, что этому милому, просторному дому грозит беда. Кот! Что здесь случилось? Отвечай же мне! Ну же! Кот. Дайте мне забыться, прохожий. Ланцелот. Слушай, кот, ты меня не знаешь. Я человек до того легкий, что меня как пушинку носит по всему свету. И я очень легко вмешиваюсь в чужие дела. Я был из-за этого девятнадцать раз ранен легко, пять раз тяжело и три раза смертельно. Но я жив до сих пор, потому что я не только легок как пушинка, а еще и упрям как осел. Говори же, кот, что тут случилось. А вдруг я спасу твоих хозяев? Со мною это бывало. Ну? Да ну же! Как тебя зовут? |
| Посвящается М.С.Г. Небольшой среднестатистический городок, обычная среднестатистическая квартирка, чистенькая кухня со светлым белорусским гарнитуром, покрытый бежевой водоотталкивающей скатеркой столик, над которым висит православный календарь с изображениями монастырей и храмов. Окно, обрамленное кружевными занавесками, подхваченными с обеих сторон золотистыми клипсами в виде смешных, карабкающихся вверх медвежат. У окна стоит восьмиклассница Аня и напряженно смотрит с высоты третьего этажа вниз, на площадку у подъезда, где две соседки живо обсуждают крайне увлекательные, надо полагать, темы. У их ног присела незамеченной рыжая кошечка и, зажмуривая глаза, усердно принялась тереть лапкой свою хитроватую мордочку. Но Аня ничего этого, похоже, не видит. Пальцы ее тихонько выбивают на подоконнике быструю дробь, брови сосредоточенно сдвинуты. Наконец она поворачивается и решительным голосом произносит: – Мама, мне нужно серьезно с тобой поговорить! – О чем же? – немного рассеянно откликается мать, собирая со стола тарелки и чашки (они только что позавтракали). – О серьезном! – с ударением повторяет Аня. – Да брось ты, наконец, свои чашки! Аня долго, кажется, готовилась к этому моменту, и сейчас ее раздражают любые, даже самые незначительные помехи. – Ну, чашки, положим, не мои, а наши с тобой, – миролюбиво парирует Светлана Геннадьевна (так зовут ее не только коллеги по работе, но и многие соседи, поэтому и мы последуем их примеру), тем не менее оставляет суету с посудой и с легкой улыбкой на миловидном лице присаживается за стол, по-ученически послушно сложив одну руку на другую. Только не улыбайся и не перебивай! Так вот… Ты, мамочка, не заметила, наверное, что я давно уже не маленькая, я выросла … – Так о чем же пойдет этот серьезный разговор, дочь? Внимательно тебя слушаю. – Мама! Я давно хотела тебе сказать… Только не улыбайся сейчас и не перебивай, выслушай сначала! Так вот… Ты, мамочка, не заметила, наверное, что я давно уже не маленькая, я выросла… – Трудно было не заметить, доченька, когда только за последний год ты вытянулась вверх почти на десять сантиметров и переросла, кажется, даже нашего соседа дядю Толю… Молчу, молчу! Продолжай. Только, может быть, ты тоже присядешь, а не будешь так резво бегать по кухне из угла в угол … |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
|
|
