| Арянский Феофил, монах; в 1737–8 годах преподавал грамматику 531 ). Феофил, иеродиакон; в 1738 году преподавал грамматику 532 ). Леонтович Феофилакт, монах, потом иеродиакон; в 1737–42 г.г. преподавал инфиму и аналогию, в 1742–43 г. грамматику, в 1744–5 году пиитику 533 ). Езофович Иоасаф, монах, в 1737–8 году был учителем в русской школе 534 ). Богданович Мелхиседек, иеромонах, вызванный в 1739 голу из Киева 535 ); в 1739–40 году преподавал философию, в 1741–2 году был префектом семинарии 536 ). В 1743 году он был казнодеем кафедральным и консистористом в Киеве 537 ), а затем с 1745 до 1748 г. игуменом Виленским Свято-Духовским, с 1748 года Густынским, а в 1750 году Лубенским Мгарсккм. В последнем монастыре на него взведено было обвинение в нанесении смертельных побоев своему служителю 538 ). Пионтнецкий (Пятницкий) Арсений, иеромонах, из Киевских воспитанников, вызванный в 1739 году, в 1741 году преподавал реторику, но в этом году выбыл в Киев и в 1742–3 году был учителем реторики в Киевской Академии 539 ). Гортинский Иоасаф, иеромонах, в 1739 году вызванный из Киева 540 ); в 1740–41 году был учителем пиитики 541 ), в 1741–44 годах учителем реторики и префектом 542 ). Шмигельский Симеон, иеромонах, в 1739 году вызванный из Киева 543 ); в 1741–2 году преподавал пиитику 544 ). В 1742 году он вызываем был из Киева в Пекинскую миссию 545 ), но назначен был в проповедники Московской Академии, а в 1743 году выбыл в Киево-Михайловский монастырь 546 ), где в 1746 году был наместником монастыря 547 ). Перешивкин Павел, монах, потом иеродиакон, из Смоленских воспитанников; в 1741–42 годах учитель русской школы, в 1742–44 г.г. инфимы и аналогии, в 1744–45 г. синтаксимы и грамматики, в 1745–47 г.г. синтаксимы 548 ). Удицквй Савва, иеромонах, из воспитанников Киевской Академии 549 ); в 1742–13 г. учитель пиитики, в 1743–44 г. – реторики и префект школ 550 ). Иваницкий Варлаам, иеромонах, из учителей аналогии Киевской Академии; в 1743–44 г. был в Смоленске учителем пиитики, в 1744–45 г. |
| В К.-Б. м. существовали особые богослужебные традиции. Среди киевлян известность приобрели пассии, служившиеся в первые 4 пятницы Великого поста, и обряд перенесения вербы, совершавшийся в Лазареву субботу. Во время пассий в монастырских храмах произносили проповеди профессора КДА. В XVIII в., во время перенесения вербы, шествие направлялось из Георгиевского храма в Софийский собор, а оттуда в К.-Б. м. В XIX в. ежегодно вечером в Лазареву субботу в Петропавловской семинарской ц. (КДС располагалась в зданиях бывшего Петропавловского монастыря с 1831/32 по 1901, а с 1901 здесь располагалось Киево-Подольское ДУ) собирались воспитанники и наставники всех духовных школ Киева. После освящения вербы крестный ход с пением «Днесь благодать Святаго Духа нас собра…» направлялся в К.-Б м., где совершалось праздничное всенощное бдение. Два раза в год (6 янв. и 1 авг.) крестный ход направлялся для водоосвящения из К.-Б. м. на Днепр. В эти дни вместе с крестным ходом из обители выносилась Киево-Братская икона Божией Матери . С 1853 г. (после эпидемии холеры) был учрежден ежегодный крестный ход из К.-Б. м. на Житный рынок Киева (в день Всех святых). В 1920 г., после окончательного установления в Киеве советской власти и переоформления КДА в Киевскую правосл. богословскую академию (далее КПБА), которая не имела возможности располагаться в академических корпусах, должность настоятеля К.-Б. м. и ректора КПБА были разделены. С 1920 г. настоятелем К.-Б. м. в сане архимандрита служил Алексий (Готовцев) , к-рый 8 мая 1921 г. был хиротонисан во епископа Звенигородского, викария Киевской епархии. В 1922 г. настоятелем был игум. Антоний (Лобов), переведенный в 1923 г. в Киево-Печерскую лавру. В 1923 г. власти произвели первую масштабную реквизицию ценностей обители. В частности, был изъят монастырский архив, содержащий документы за 1746-1923 гг. 16 июня 1926 г. правительство УССР признало комплекс К.-Б. м. памятником архитектуры республиканского значения. В 1926-1928 гг. в документах упоминается Братская ремесленно-хозяйственная община, в состав которой входили и 7 монахов К.-Б. м., формально упраздненного властями. В целом община объединяла 315 прихожан Подольского р-на Киева (ГА г. Киева. Ф. 5. Оп. 2. Д. 958). Последними клириками К.-Б. м., упоминаемыми в кон. 20-х гг. XX в., были иером. Иаков (Демиденко) и монастырский свящ. (иером.?) Иоанн Черкасский, репрессированные в нач. 30-х гг. |
| Казначей и Дьяки Великокняжеские ответствовали Послу, что Иоанн, будучи сватом и другом Стефану, не откажется дать ему войска, когда он сам того потребует; что Государь никогда не утвердит Киева за Литвою и что сие предложение есть нелепость; что Ромодановский действительно говорил Менгли-Гирею вышеприведенные слова, но что виною тому сам Александр, будучи в дружбе с неприятелями России, сыновьями Ахматовыми. Зная трудные обстоятельства Воеводы Молдавского, Иоанн не препятствовал ему мириться с Литвою; но тем приятнее было Великому Князю, что Менгли-Гирей изъявлял постоянную ненависть к наследникам Казимировым, отвергая все Александровы мирные предложения или требуя от него Киева, Канева и других городов, завоеванных некогда Батыем, то есть невозможного. Он убеждал Иоанна немедленно идти на Литву войною, обещая ему даже помощь Баязетову; но в то же время сам не верил Султану и писал откровенно к Великому Князю, что мыслит на всякий случай о безопасном для себя убежище вне Тавриды. Вот собственные слова его: «Султаны не прямые люди, говорят то, делают другое. Прежде Кафинские Наместники зависели от моей воли; а ныне там сын Баязетов: теперь еще молод и меня слушается; но за будущее нельзя ручаться. У стариков есть Пословица, что две бараньи головы в один котел не лезут. Если начнем ссориться, то будет худо; а где худо, оттуда бегут люди. Ты можешь достать себе Киев и городок Черкасск: я с радостию переселюсь на берег Днепра; наши люди будут твои, а твои наши. Когда же ни добром, ни лихом не возьмем Киева, ни Черкасска, то нельзя ли хотя выменять их на другие места? что утешит мое сердце и прославит имя твое». Иоанн отвечал: «Ревностно молю Бога о возвращении нам древней отчины, Киева, и мысль о ближнем соседстве с тобою, моим братом, весьма для меня приятна». Он ласкал Менгли-Гирея во всех письмах как друга, желая располагать его силами против Литвы, в случае явного с нею разрыва. Но Александр столь мало надеялся на успех своего оружия и Великий Князь столь любил умеренность в счастии, столь был доволен последним миром с Литвою, что, несмотря на беспрестанные взаимные досады, жалобы, упреки, война едва ли могла бы открыться между ими, если бы в распрю их не замешалась Вера. |
| Инициатива русских самодержцев, связанная с созданием принципиально новой фортификационной системы Киева, одной из основных задач которой считалась защита его святынь от иноверцев, имела глубокое религиозно-нравственное значение. И если деятельность царя Феодора Алексеевича, оградившего рвами и валами Софийский собор и Старый город, была направлена на сдерживание восточного агрессора, то его преемник Петр Первый, закладывая в 1706 году Киевскую крепость, стремился нейтрализовать угрозу, исходившую уже со стороны Запада(3). Не ограничиваясь мерами политического характера, Петр прибегал к таким формам поддержки Православия как государственное финансирование некоторых церковных учреждений Киева, подтверждение их прав жалованными грамотами, а также личная благотворительная деятельность. Зачастую эта помощь играла решающую роль в судьбе тех киевских святынь, для восстановления и содержания которых местных средств оказывалось недостаточно. Установив оклад хлебного и денежного жалованья для Софийского монастыря и Киевской академии, он стал первым из русских самодержцев, взявшим под свою постоянную опеку ряд наиболее значимых церковных объектов Киева. Таким образом, Петр способствовал возрождению древнего Софийского собора, вновь ставшего кафедральным храмом киевской митрополии. В петровские времена, Киево-Печерская Лавра, фигурировавшая в царских грамотах под именем «первой Архимандрии России», не подчинялась киевским митрополитам, пользуясь исключительными правами. Подобно другим русским государям, Петр Первый постоянно благодетельствовал древней обители, и когда часть ее владений отошла к Польше, компенсировал эти потери, приписав к Лавре два монастыря, до этого времени находившиеся в ведении Белгородской епархии. Интересное описание, посвященное трагическим событиям в истории Киево-Печерской Лавры, которое приводится в книге известного киевского историка Александра Анисимова «Скорбное бесчувствие», служит одним из наиболее ярких подтверждений личной религиозности государя. Так, узнав о масштабном пожаре, опустошившем обитель 21апреля 1718 года, в первую очередь Петр осведомился о судьбе величайшей святыни Киева и всей Русской Церкви - чудотворной иконы Успения Пресвятой Богородицы. |
| Но слава Киева была тесно связана с жизнью Ярослава. Со смертью своей он унес во гроб не только счастье Киева, но и могущество Руси. Некоторые из преемников Ярослава до того увлекались родовыми счетами и до того преследовали свои личные выгоды, что не только не щадили «матери городов русских», но даже часто пренебрегали интересами всей Руси, и сами водили в нее врагов ее и вместе с ними разоряли как ее, так и первопрестольный город Киев. В 1169 году Суздальский князь Андрей Боголюбский взял Киев приступом; грабил его сам и потом отдал на расхищение своим союзникам: «победители, к стыду своему, забыли, что они россияне, в течение трех дней грабили не только жителей и дома, но и монастыри и церкви; похитили иконы драгоценные, ризы, книги и колокола 8 . Так Киев навсегда потерял свои права первопрестольного города в Русской земле. Тем не менее и после этого Киев по временам все-таки еще продолжал быть яблоком раздора между южнорусскими князьями и соседними кочевниками, которые один за другим в конец разоряли его. В 1240 году настала для Киева самая тяжелая пора за все время его существования: разом прекратилось на многие годы все древнее бытие приднепровской столицы, все ее величие и вся красота. В декабре этого злосчастного года подступил к Киеву с несметными своими полчищами Батый и превратил первопрестольный град всея Руси в груды развалин. В первое десятилетие после нашествия Батыя, по свидетельству одного путешественника, в Киеве почти совершенно никто не жил. Только потом уже несколько иноков Печерской обители, из привязанности к святому месту, стали по временам собираться из соседних лесов по унылому и протяжному звону колокола, раздававшемуся по ночам, в уцелевший среди развалин придел церкви. И долго еще Киев представлял собою вид бедной деревни. В конце первой четверти XIV столетия сменяют татар в Киеве литовцы. В 1471 году Киевское княжество, по повелению великого князя Литовского и короля Польского – Казимира, было переименовано в воеводство Киевское, а Киев обращен в поветовый (уездный) город. Так был унижен Киев. С введением в Киеве так называемого Магдебургского права здесь завелись новые порядки, совершенно чуждые русскому народу и устранявшие из его жизни многие обычаи и узаконения, которые не сходились с немецким правом. Особенно заметно стало такое ослабление старобытной русской жизни в Киеве и усиление иноземного влияния с того времени, как в 1569 году на люблинском сейме произошло соединение Литвы с Польшей, и Киев был объявлен польским городом. С этого же времени в Киеве начинает делать громадные успехи и католическая церковь – в особенности, когда она почувствовала за собой силу, после того как в 1596 году была объявлена церковная уния. |
| К достопримечательностям Десятинной церкви относятся: 1) частицы свв. мощей, 2) пещера с гробницею св. кн. Владимира и 3) различные остатки мозаики, фресок, мрамора и др. украшений, найденные при раскопках на погосте Десятинной церкви. Георгиевская церковь В Старом Киеве, рядом с Софийским собором, к юго–западу от него, находится Георгиевская приходская церковь , каменная, построенная в 1744–1752 г.г. и обновлена в 1783 г. Она стоит на месте, как полагают, или вблизи места древнего Георгиевского монастыря, построенного вел. кн. Ярославом Мудрым. Достопамятности Старого Киева К достопримечательностям Старого Киева еще принадлежат: 1) памятник св. кн. Владимира; 2) Ирининский памятник и 3) Золотые ворота. Памятник св. кн. Владимира Памятник св. кн. Владимира находится на горе, которая возвышается над берегом р. Днепра, за Михайловским монастырем. Он построен, по повелению Императора Николая I, в 1853 г. Он состоит из металлической фигуры, поставленной на высоком пьедестале и представляющей св. кн. Владимира в молитвенном положении, с обнаженною головой, с большим крестом в руке и с лицом, обращенным к р. Днепру. Высота памятника равняется ок. 26 арш. Ирининский памятник Ирининский памятник находится недалеко от Софийского собора, посредине Большой Владимирской улицы, против Ирининского проулка. Он представляет небольшой, сложенный из старинных кирпичей, четыреугольник, увенчанный остроконечным куполом с позолоченным крестом. Он стоит на месте, или вблизи места древнего Ирининского монастыря, который был построен вел. кн. Киевским Ярославом Мудрым. Золотые ворота На юго–запад от Ирининского памятника, на Большой Владимирской улице, по западной стороне ее, находится небольшая площадь с садиком, посреди которого возвышаются т. н. Золотые ворота. В настоящем своем виде они представляют остатки двух стен, лежащих на расстоянии около 3½ саж. одна от другой, высотою около 14 арш. и шириною около 2 арш. Первоначальные стены были устроены вел. князем Ярославом в 1037 г. и были разрушены в 1240 г. при разгроме Киева татарами. Открыты и укреплены они, по повелению Императора Николая I, в 1832 г. В настоящий свой вид этот памятник седой старины приведен ок. 1887 г. Памятник Богдану Хмельницкому |
| При этом, как мы сказали, после нашествия Монголов Киев сталь местом даже и небезопасным для обитания: он перестал иметь своих князей, которые бы защищали и охраняли ого, а между тем с одной стороны делали непрестанные набеги на его область Литовцы 9 , а с другой стороны – Татары, протянувшись своими становищами по всей степи Половечской от Волги до Днепра и по-за Днепр, находились своим собственным лицом в таком близком соседстве с ним, как Канев и поле Переяславское 10 . К сейчас указанным внешним причинам, побуждавшим митр. Кирилла оставлять Киев на более или менее продолжительные времена, с большою вероятностью должна быть присоединяема причина внутренняя, которая заставляла его покидать Киев для того, чтобы предпринимать путешествия по Руси. Имеем мы основания предполагать, что митр. Кирилл был пастырь особенно ревностный. Молено поэтому думать, что он хотел сделать приложение своей ревности повое против своих предшественников, а именно – что он хотел предпринимать путешествия по Руси, чтобы самому лично учить, наказывать, исправлять. По крайней мере, Никоновская летопись говорит об этой причине предприятия митр. Кириллом многократных путешествий по России, а вместе с тем и многократных покиданий Киева, положительным образом 11 . Как бы то ни было, мы положительным образом знаем, что митр. Кирилл многократно приходил в северную Русь, чтобы пребывать со здешними великими князьями. Относительно этих его путешествий на Север и пребываний здесь мы находим в летописях следующее. В 1250-м году, спустя то пли другое непродолжительное время после своего возвращения от патриарха с поставления, он отправился из Киева в Суздальскую Русь и прибыл во Владимир через Чернигов и Рязань 12 . В следующим 1251-м году он ходил из Владимира в Новгород к князю Александру Ярославичу Невскому и вместе для поставления Новгородцам епископа (Далмата на место умершего Спиридона). В 1252-м году он находился во Владимире и посадил здесь на великом княжении Александра Ярославича. В 1255-м году он опять находился во Владимире, а и следующем 1256-м году путешествовал с великим князем в Новгород. В 1262-м году мы видим его в Ростове, где он поставил епископа (Игнатия на место умершего Кирилла), а в следующем 1263-м году находим во Владимире, где он похоронил Александра Ярославича Невского. Очень может быть, что после 1252-го и 1256-го годов митрополит не уходил из северной Руси и провел в ней сподряд все время с 1250-го по 1263-й год; но летописи говорят неопределенно, сообщая только о пребывании митрополита на Севере в известные, сейчас указанные, годы. В 1274-м году митрополит пришел из Киева во Владимир, приведши с собой архимандрита Печерского Серапиона для поставления в епископы Владимирские. В 1281-м году митрополит пришел из Киева в область Суздальскую и здесь в этом же году и окончил свою жизнь в городе Переяславле Залесском. |
| А это значит, что оно сделалось составной частью летописного повествования ранее того момента, когда летопись киевская, как общерусская, сменилась частыми летописями различных концов русской земли, т.е. во всяком случае раньше половины XIII в. Это заставляет отклонить предположение Голубинского о составлении русского сказания только в XIV в. Возникновение сказания ранее XIV в. доказывается еще и тем, что оно в отдельном виде уже читается в русских прологах XIV в. Таковы пергаменные прологи: Имп. Публ. Библ. 59 собр. Погод.; Моск. Синод. Библиотеки 244, 248 и 247. Один новый исследователь внесение в летопись сказания склонен приурочивать ко времени 1-го (1164 г.) " архимандрита " Киево-Печерского монастыря Поликарпа. Враждовавший с Киевом Андрей Боголюбский был однако покровителем Печерского монастыря и носил имя Андрея, чтимое в его роде от времени вел. кн. Всеволода (Slavia, t III, Прага 1924-25 г. Седельников " Др. Киев, лег. об ап. Андрее " ). Если о престиже Киева (против Новгорода и греков) имел основание ревновать Климент Смолятич, то поддержать и продолжить его ревность имел основание и его младший современник, активный составитель Печерского Патерика, арх. Поликарп. Нужно было защитить достоинство Киева в глазах Андрея Боголюбского, хлопотавшего в Константинополе об учреждении у себя в Суздальщине особой митрополии. Характерна еще одна деталь. В подложных сказаниях об ап. Андрее нет совсем упоминания о Риме. А в летописной повести оно как-то искусственно привязано к лицу апостола, без всякого мотива и содержания. Поэтому не лишена интереса гипотеза только что упомянутого ученого о культивировании этой подробности в латинских кругах Киева, в частности в доминиканских. И разобранные проф. Малышевским легенды о миссионерских подвигах в Киеве доминиканца Яцека (Иакинфа) Ондровонжа (Тр. Киевск. Дух. Акад. 1867 г.), и факты изгнания доминиканцев из Киева в 1233 г. вел. кн. Владимиром Рюриковичем, и сохранение анекдота о банном мытье именно у доминиканцев в Прибалтике, могут косвенно поддержать догадку, что именно им интересна была противо-греческая тенденция через авторитет ап. |
| Вместе со славою Киева прошла и их слава. От златых украшений, давших им громкое имя, от громадного зодчества, следы коего еще доселе видны в камнях обрушенного свода, ныне уцелели только две боковые стены – памятник достойный сохранения! С обеих сторон подымается высокая насыпь вала, в котором зарыты были летописные врата сии, вместе с церковью Святой Ирины, и где были обретены тем же ревнителем священной древности. Образ Казанской Божьей Матери, стоявший на остатках врат до 1695 года, перенесен в убогую Троицкую церковь , которая и доныне существует в старом Киеве. Икона сия Пречистой Девы была единственным воспоминанием церкви Благовещения, которую соорудил великий Ярослав на вершине Златых врат своих; он хотел, чтобы забрала Киевские тверды были заступлением той, чей образ начертан мусиею на нерушимой стене Софийской. Одинокими теперь стоят, в пустоте Старого Киева Златые врата сии, возвышавшиеся некогда на самой торжественной из стогн столицы! Кто взглянет чрез них к северу, на Старый Киев, увидит часть храма Георгиева и высокую колокольню Софийскую; кто взглянет к югу, увидит обширное поле, разрытый вал и овраги, где разоряется новый город, а вдали великолепное здание – рассадник просвещения, украшенный именем равноапостольного Просветителя Руси и вполне достойный того Царственного мановения, по коему внезапно исторгся из окрестной пустыни. Златые врата, бывшие некогда гранию древней столицы, теперь станут на распутии тарого и нового Киева, между святилищем наук и сокровищницею просвещения духовного, между Святой Софиею, которая есть Слово и Премудрость Божия, и Софиею земной, освящаемою свыше лучами небесной. Господь да благословит опять входы и выходы Златых врат, которых самые остатки, уваженные посреди обновлений Киева, будут свидетельствовать потомству, что новый путь гражданского просвещения Руси под сению Святого Владимира пролегает по древней стезе духовного, указанного еще рукою великого Ярослава, из глубины Святой Софии. Читать далее Источник: Путешествие по святым местам русским/[А.Н. Муравьёв] : в 4-х Частях. - 5-е изд. - Санкт-Петербург : Синод. тип., 1863./Ч. 2. – II, 353 с. (Авт. в книге не указан; изд. является частью одноименного произведения того же автора; Каталог книг Б-ки Имп. С.-Петерб. ун-та. Т. 1. С. 517). Вам может быть интересно: Поделиться ссылкой на выделенное |
| В Изюмском округе, Харьковской губернии, жили тогда дворяне Сошальские; младший брат их привязался к Сковороде и просил его пожить у него невдалеке от деревни, по своему обычаю, на пасеке. Безмолвная тишина и свобода снова возбудили в нем чувство несказанного удовольствия. «Многие спрашивают», – писал Сковорода к бывшему своему ученику, Коваленскому, уехавшему на службу в Петербург, – «что делает Сковорода, чем занимается? Я же во Господе радуюсь, веселюсь о Боге Спасе моем! Радование есть цвет человеческой жизни, главная цель всех подвигов; все дела каждого человека сюда направляются. Всякому свое радование мило, я же «поглумлюся, позабавлюся» в заповедях Вышнего. Все переходит в скуку и омерзение, кроме этой забавы». В 1770 году Сковорода отправился с Сошальским в Киев и остановился у своего родственника Иустина, теперь уже начальника Китаевской пустыни, близ Киева. Прошло три месяца, проведенных им с удовольствием. «Вдруг», – по словам Коваленского, – «он заметил в себе непонятное движение духа, побуждающее его ехать из Киева. Он стал просить Иустина отправить его в Харьков. Родственник упрашивал его еще остаться. Сковорода настаивал на своем. Иустин заклинал всеми святыми не бросать его. Тогда Сковорода обратился к другим своим киевским приятелям с просьбой отпустить его в Украину. Те также удерживали его, но он отговаривался тем, что ему дух велит удалиться из Киева. Между тем, он пошел на Подол. Спускаясь туда по горе, Сковорода внезапно остановился, и, почувствовав сильный трупный запах, не мог далее идти вперед, воротился в Китаев и к великому неудовольствию о. Иустина на другой день отправился в дорогу. Через две недели он был уже в Ахтырском монастыре, у своего приятеля, архимандрита Венедикта. Прекрасное местоположение монастыря и радушие этого монаха успокаивающим образом подействовали на него. Не прошло и нескольких дней, как вдруг получилось известие из Киева о появлении там моровой язвы или чумы, о которой во время пребывания в Киеве Сковороды ничего не было слышно 13 . Это известие произвело на него такое сильное действие, что отразилось на его религиозном настроении. «Сердце его до того времени», – говорит Коваленский, – «почитало Бога, как раб, теперь же возлюбило Его, как друг». Погостивши некоторое время у о. Венедикта, он опять поехал в Гусинку к Сошальским, где и погрузился в свои любимые занятия. |
|
|
