| Понятно, конечно, что не могло оставаться совершенно спокойным зрителем всего происходившего и коренное православное население Киева: оно должно было искать средств к защите своей веры и национальности. Более всех за свою деятельность в этом направлений должны быть памятны не только для киевлян, но и вообще для русских – князь Острожский, гетман Сагайдачный и митрополит Киевский Петр Могила . Сии мужи ревностно боролись и неусыпно стояли на страже интересов своей родины и ее преданий. По договору Московских царей Иоанна V и Петра Алексеевича с Польшей, состоявшемуся 14 апреля 1686 года, Киев навсегда возвращен был России. В том же 1686 году, по ходатайству гетмана Самойловича, Константинопольский патриарх согласился на присоединение Киевской митрополии к Московскому патриаршеству, и таким образом одновременно с политическим произошло и церковное объединение Киевской Руси с Московским государством. Но не смотря на все это, Киев все-таки представлял собою грустную картину: везде были видны только следы бывшего величия. Только со вступлением на Русский престол Петра Великого началось заметное улучшение в состоянии Киева. Великодушная дщерь Петрова – императрица Елисавета Петровна оказала целый ряд милостей как для Малороссии вообще, так и в частности для Киева: она подтвердила все прежние привилегии, которыми пользовался этот город, и даровала еще новые. В царствование императрицы Екатерины Алексеевны началось восстановление некогда славного Киева. Население города стало быстро возрастать, и он стал застраиваться. Еще больше оживился Киев, когда в 1797 году Киевское воеводство было переименовано в губернию, и Киев опять стал губернским городом. Длинный путь испытаний пришлось пройти Киеву: едва только он, призванный к жизни Русскими венценосцами, стал оправляться, как его постигло новое несчастие. В 1811 году опустошительный пожар истребил всю наиболее заселенную и наилучше отстроенную часть города: от Киево-Подола остались только груды развалин. Правительство приняло самое деятельное участие в судьбе города. |
| Митрополит Кирилл умер в северной Руси, но тело его отвезено было для погребения в Киев, к его кафедре. В 1300 году митрополит Максим формально перенёс столицу митрополии из Киева во Владимир, переселившись из первого во второй «со всем своим житьем», как говорят летописи, и со своими клирошанами или чиновниками. Нет сомнения, что Максим, так же как и Кирилл, с самого начала своего правления признавал очень неудобным то, чтобы столица митрополии оставалась в Киеве; но решение перенести её из последнего во Владимир было вызвано в нём внезапно случившимися обстоятельствами, ибо ещё в 1295 году он поставил во Владимир епископа и, следовательно, не думал о собственном в него переселении. В 1299 Киев подвергся такому разграблению от Татар, что разбежался весь город. Вместе с другими принуждён был бежать и митрополит, – и он решился бежать навсегда 167 ... Максим перенёс кафедру своей митрополии из Киева в стольный город Руси владимирской, а не галичской, как само собой подразумевается, потому, что в первой, а не во второй Руси, – в «Руси Великой», а не «Малой», как уже, может быть, тогда называли, а, во всяком случае, скоро за тем начали называть Греки две Руси – северную и южную, он видел главнейшую и важнейшую часть своей митрополии. Перенесши кафедру митрополии из Киева во Владимир, Максим перевёл здешнего епископа в Ростов, на бывшую тогда праздной кафедру последнего. Что касается до Киева с его собственной епархией, то митрополит не поставил в него епископа, а оставил его за собой, в качестве своей старшей столицы, так что с этого времени у митрополитов стало две епархии, причём епархия киевская начала состоять под ведением их наместников 168 . Между двумя русскими великими княжениями – владимирским и галичским Киев занимал такое, так сказать, нейтральное положение, что, пока столица митрополитов оставалась на своём старом месте, они могли быть митрополитами обоих княжений или всей Руси. Но когда Максим перенёс свою столицу из Киева в стольный город владимирского великого княжения, то великое княжение галичское оказалось в церковном отношении уже не равноправной с первым частью митрополии, а только как бы некоторым к ней придатком. |
| – Впрочем, я сам здесь недавно, – скромно прибавил мой собеседник, – и не могу всего объяснить вам с тою подробностью, какой бы вы желали». Однако я просил его выйти вместе со мною на широкую паперть, окружающую церковь , чтобы с этой возвышенной кафедры разъяснить мне всю окрестность; ибо живописная паперть, поднятая на пятьдесят ступеней от вершины Старого Киева, господствует над всеми окрестными холмами, и действительно подобна горней кафедре, отколе апостол, как бы и поныне, проповедует Руси Евангелие Царствия. – «Начнем со Старого Киева, который открывается нам прямо против дверей церкви, – сказал я, – и потом мы пойдем, по чину церковному, против солнца, кругом всего собора; здесь каждый шаг как бы отрывок летописи, по священным воспоминаниям древности». – Здание Десятинной церкви заслонило от нас великолепную громаду Святой Софии, которая так украшает весь Старый Киев; но, радуясь благолепию нового храма, я вспоминал однако с любовью о бывшей здесь убогой церкви, над гробом равноапостольного князя. – «Скажите мне, какие церкви видны вдали, направо от Десятинной?» «Одна Сретенская, где к чудотворной иконе Богородицы, Радости всех скорбящих, собираются каждую субботу благочестивые жители Киева для слушания акафиста; а другая, во имя Вознесения Господня, стоит в предместии Киева: обе недалеко от древних Львовских ворот, которые уже теперь не существуют». Мне пришло на мысль, что память их весьма соответствует титулу Галицкого, которое сохранили и доныне митрополиты Киевские: оно свидетельствует, что в их кафедральном городе ещё не забыта их древняя церковная область, некогда православный Львов. «Может быть, вам неизвестно предание наше, – продолжал отец И…ъ, – что палаты равноапостольного князя Владимира стояли на том месте, где теперь дом обновителя Десятинной церкви. Вот пред самою оградою Михайловской обители и первая церковь , основанная просветителем Руси, во имя Ангела своего Великого Василия, на том холме, где стоял Перун. Здесь был и прежний спуск на Подол, известный под именем Боричева взвоза, по летописи Несторовой. Церковь сия после разорения татарского была также обновлена митрополитом Петром Могилою , который оставил по себе благую память во всех священных зданиях Киева». |
| Преемником митр. Кирилла был Максим, поставленный снова из Греков, как это было обычно в период домонгольский. Сорок лет прошло после ужасного нашествия Монголов на Русь, и она осталась цела, и оказалось, что под игом страшных дикарей возможно существование, что, в частности, к церкви покоренного народа они относятся с полной терпимостью и с покровительством. Тогда у Греков снова нашлись охотники занимать кафедру русской митрополии, а патриарх снова хотел пользоваться своим мнимым правом избирать русских митрополитов самому, т. е. избирать их из своего собственного клира. Максим был поставлен в митрополиты русские и прибыл на свою паству в Киев в 1283 году, на третий год после смерти Кирилла. Тотчас же после своего прихода в Киев, в том же 1283 г., митр. путешествовал в Орду, к хану Тода-Мангу. Что было причиной путешествия, летописи не говорят. По возвращении из орды митрополит в следующем 1284 году позвал к себе в Киев на собор всех русских епископов. В 1285 г. митр. Максим отправился из Киева в Суздальскую область, или северную, Владимирскую Русь, и, так как здешний великий князь, которым был Дмитрий Александрович Переяславский, находился тогда в Новгороде, то, заходя или не заходя во Владимир, прошел в него. Имеются сведения, что митр. Максим в 1288, 89 г. г. находился в Киеве, что в 1295 г. он приезжал во Владимир, что в 1300 г. он навсегда переселился из Киева во Владимир, из которого уже и предпринимал свои путешествуя. Сохранилась грамота митр. Максима, содержащая в себе наставление относительно поста среды и пятка и увещание к вступлению в супружеское сожитие не иначе, как посредством законных церковных браковенчаний. Историческую известность митр. Максима составляет то, что в 1300 году он перенес столицу русской митрополии из Киева во Владимир. Предшественник его Кирилл много раз приходил из Киева в северную, Владимирскую Русь и вообще не жил в нем постоянно, а только по временам; сам он до 1300 года приходил во Владимирскую Русь, по крайней мере, два раза и также жил в Киеве только временно, урывками: но, тем не менее, Киев продолжал составлять столицу митрополии, – в нем оставался хозяйственный дом и двор митрополитов. В 1300 г. митр. Максим формально перенес столицу митрополии из Киева во Владимир, переселившись из первого во второй, «со всем своим житием» и со своими клирошанами. На решение повлияло то, что в 1299 г. Киев подвергся такому разграблению от Татар, что разбежался весь город; вместе с другими принужден был уехать и митрополит, и он решился бежать навсегда. |
| Сводя собранные таким образом из раскопок данные и сопоставляя их с известными нам особенностями древних и позднейших сооружений Киева, мы пришли к следующим заключениям. Церковь , остатки которой скрывались до настоящего времени в холме, образовавшемся из её же собственных развалин, по своей первоначальной постройке принадлежит несомненно к древнейшему периоду истории Киева. Построена она была по общему плану небольших церквей древнего Киева, каковы: Васильевская (ныне Трехсвятительская), Успенская на Подоле, Троицкая на св. воротах лаврских и Предтеченская при Великой лаврской церкви. По размерам употребленного в кладку её кирпича, она ближе других подходить к церкви Васильевской (тоже – Трехсвятительской). Не смотря на скромные свои размеры, она была построена лицом, предполагавшим иметь в ней усыпальницу для себя или членов своей фамилии. Ниша в юго-западном углу церкви, очевидно, была предназначена принять кости основателя церкви, как предназначались к тому же подобные ниши и в других древних церквах, напр. Золотоверхо-Михайловской, и проч. Придав церкви подобное назначение, строитель не щадил до известной степени издержек на её украшения. В постройку её, как и в постройку других церквей древнего Киева, сооруженных князьями, кроме материала местного, кирпича и камня, в значительной массе шел материал привозной – красный шифер, употребление которого в сооружения едва ли не превышало средства частных лиц. Значительные остатки ценины, как настилки половой, куски расплавленного олова, как вероятные остатки олова кровельного, служат также указанием на значительную ценность первоначального сооружения. Но принадлежа по своей первоначальной постройке к древнейшим и лучшим церквам Киева, церковь эта по тому последнему виду своему, в каком застало её разрушение, принадлежит несомненно периоду уже после-татарскому. Разгром татарский оставил её, очевидно, в полном опустении, и оставил не на короткое время. Закладка пролетов между северо-западным столбом и северною и западною стенами церкви, стеснявшая и без того не просторную внутренность церкви, могла быть вызвана только необходимостью поддержать арки или своды церковные, грозившие падением в здании, долго находившемся в заброшенном состоянии. |
| Симеона стоящею на холме, над обрывом, между двумя воротами, ведшими из старого Киева к стороне Подола, и чертит дорогу, спускавшуюся от одних из этих ворот к Подолу. Но эти ворота и этот спуск к Подолу являются на его плане уже прямо обращенными к Печерску, а самый Подол лежащим почти в смежности с монастырем Пустынно-Николаевским. Такой характер оставленного Кальнофойским описания и плана Киева его времени не отнимает у них в известном отношении весьма важного значения для изучения местной старины. Для ознакомления с наружным видом и расположением Лавры, напр., монастыря Вознесенского, церкви Спасской и окружавших её дворов в первой половине XVII-ro века, описания Кальнофойского и план его составляют бесспорно драгоценный источник. Как ни кратки и неопределенны и другие указания его на местности и древние здания старого Киева, и как ни грубы представленные им на плане рисунки последних, они во многих отношениях служат ничем не заменимыми пособиями при изучении киевских древностей. Но пользуясь описанием и особенно – планом Кальнофойского, необходимо не выпускать из виду упомянутого характера их. Раз забыв о нем и вообразив встретить на плане во всех его частях такую же по крайней мере топографическую отчетливость, с какою представлена на нем Лавра, мы должны были бы, напр., древней Десятинной церкви отвести приблизительно место нынешнего католического костела, церкви св. Феодора – Крещатицкой площади, воротам на Подол – средину нынешнего Александровского спуска, а церкви св. Симеона – место памятника над ним св. Владимира; место самого же Подола или Киева времени Кальнофойского искать на месте Днепра ниже нынешнего Подола. Бьющая в глаза нелепость подобных выводов не могла, разумеется, не воздержать от них сколько-нибудь серьезных исследователей местной старины. Никто из них плану Кальнофойского слепо не доверялся. И покойный М. А. Максимович, как заметили мы, хотя и не отнес, руководясь между прочим Кальнофойским, местности Копырева конца и церкви Симеона к северу от старого Киева и западу от Подола, приурочил однако же её к Вздыхальнице, – искал севернее того места, к которому должен бы приурочить, если бы доверился исключительно плану Кальнофойского. |
| Можно сказать, что для православного Киева, пользовавшегося исключительным вниманием со стороны русских самодержцев, основным итогом девятнадцатого столетия стало более чем двукратное увеличение количества его храмов. По сведениям историков, если в 1797 году их общее число, не считая строений Лавры, равнялось сорока шести, то к концу следующего века в Киеве функционировало сто пять церквей и десять монашеских обителей с пятьюдесятью зданиями на их территориях(3). Необходимо сказать, что в структуре этих данных не учтены объекты, появившиеся в годы царствования последнего из российских монархов, которые характеризуются интенсификацией церковного строительства. К неудовольствию общественных кругов, мечтавших превратить Киев в один из центров украинского национализма, основные церковные здания, формировавшие облик города в начале прошлого века, являлись образцами так называемого псевдорусского стиля. Известно, что в основе этого идейно-художественного течения лежал интерес к эпохе первых государей из династии Романовых, способствовавших сохранению Киева в качестве духовного центра Русского мира. Одним из наиболее значимых инициатив последнего поколения правящей династии, с которой связан лучший период в истории православного Киева, является создание Киевского Свято-Покровского монастыря, получившего всероссийскую известность благодаря своим богоугодным заведениям. Эта обитель, на территории которой был расположен лечебно-диагностический комплекс, содержавшийся за счет средств казны, часто фигурует в ностальгических произведениях русских писателей-эмигрантов, посвященных дореволюционной России. Необходимо сказать, что соборный храм обители, первый камень в основание которого был собственоручно заложен императором Николаем Вторым, по своим колоссальным размерам не имеет аналогов на всей территории современной Украины. Интересно, что концепция архитектурно-художественного оформления монастырского городка принадлежала великому князю Петру Николаевичу, являвшемуся сыном основательницы обители великой княгини Александры Петровны, принявшей иноческий постриг с именем Анастасия(7). Несмотря на то, что общецерковное прославление этой представительницы Дома Романовых пока не состоялось, в ряде монастырских и приходских храмов Киева имеются изображения, на которых ее фигура представлена в окружении почитаемых святых. |
| Хотя летопись таким образом и не называет Копырева конца, но очевидно включает его в линию обороны Киева с северной стороны, вправо от ворот Жидовских, когда говорит о киевлянах, ставших семо… поправу… от Ростислава (стоявшего перед Жидовскими воротами) оли и до Ольговы могилы; потому что Берендеям за ними отводит проходы между дебрями, начиная от Ольговой могилы до огорода церкви св. Иоанна в Копыревом конце, а по направлению к Подолу – до самой Щекавики. Щекавика, очевидно, уже позади Копырева конца, была таким же последним пунктом обороны Киева с северо-востока, какими были Угорьские ворота и Днепр с юго-восточной его стороны. После, под 1162 годом Ипатьевская же летопись, рассказывая о бегстве Изяслава Давидовича от Белгорода к Киеву и о поражении его войск, настигнутых Торками на Желани, смерть его описывает так: Изяслава же постигоша ко озерам въездяча в борок, и постиже и Воибор Негечевичь и сече по главе саблею… и ту лете с коня, и взем и Мьстислав ле жива посла в монастырь к святому Семену, еже есть в Копыреве конци, и пр. Копырев конец с монастырем святого Симеона таким образом и в данном случае является местностью ближайшею и самою сподручною для подступившего к Киеву с белгородской дороги Мстислава, куда он мог, не вступив еще в самый Киев перенесть смертельно раненного князя; каким конец этот и был, если лежал перед Жидовскими воротами от выхода из них, вправо, или для подступающего к ним со стороны белгородской дороги влево. Наконец, под 1202 годом летопись Лаврентьевская о взятии Киева Романом Галицким говорит: И еха на борзе со всеми полкы к Кыеву Роман, и отвориша ему Кыяне ворота Подольская в Копыреве конци, и въеха в Подолье, и посла на гору к Рюрикови и ко Ольговичам, и води Рюрика к кресту и Олговиче, и т. д. На этот раз Копырев конец является местностью, чрез которую с той же белогородской дороги, помимо нагорного укрепленного Киева, легко было проникнуть на Подол, в которой находились и ворота, охранявшие путь к последнему с той стороны. В виду всех этих, на наш взгляд совершенно ясных, указаний на местоположение древнего Копырева конца относительно нагорного Киева и Подола, единственное место, к которому он может быть приурочен, представляет собою позднейший Кудрявец. |
| Ист.: АрхЮЗР. 1886. Ч. 7. Т. 1. Лит.: Евгений (Болховитинов), митр. Описание Киево-Печерской лавры с присовокуплением разных грамот и выписок, объясняющих оное, также планов лавры и обеих пещер. К., 1826. С. 62-63; Максимович И. П. Древняя Феодосиева пещера в окрестностях Киева//Киевлянин. 1840. Кн. 1. С. 63-68; он же. Паломник Киевский, или Путеводитель. К., 1842; Обозрение Киева в отношении к древностям. К., 1847; Указатель святыни и священных достопамятностей Киева. К., 1850; Похилевич Л. И. Мон-ри и церкви г. Киева. К., 1865. С. 39; он же. Уезды Киевский и Радомысльский. К., 1887. С. 106; Погодин М. Венок на могилу высокопреосв. Иннокентия, архиеп. Таврического. М., 1867; Закревский Н. В. Описание Киева. М., 1868; Максимович М. А. Письма о Киеве и воспоминание о Тавриде. СПб., 1871; он же. О мон-ре Гнилецком//Собр. соч. К., 1877. Т. 2. С. 292-304; Голубев С. Т. Мат-лы для истории западно-рус. правосл. Церкви (XVI и XVII ст.)//ТКДА. 1878. 1. С. 197-219; Мухин Н. Ф. Киево-Братский училищный мон-рь: Ист. очерк. К., 1895. С. 268-269, 300; Лашкарёв П. Дача Киево-Братского мон-ря Церковщина. К., 1899; О построении церкви в принадлежащем Киево-Братскому мон-рю урочище «Церковщина»//Киевлянин: Газ. 1900. 28 мая; Завитневич В. Новые археологические находки//Там же. 1900. 3 июня; Церковщина и вновь открытые в ней пещеры//Киевская газ. 1903. 6 марта; Н. П. Храмовой праздник в Гнилецком скиту//Киевское слово: Газ. 1903. 11 сент.; Зноско В. Христа ради юродивый иеросхим. Феофил, подвижник и прозорливец Киево-Печерской лавры. К., 1906. М., 1996p. С. 27-28; Щуцкий М. М. Скит в «Церковщине»//Киевлянин. 1909. 21 июля; он же. Церковщина//ИВ. 1910. Т. 121. С. 222-264; он же. «Скит Пречистыя» у пещеры прп. Феодосия Печерского. К., 1911; Краткая история возникновения мон-ря [Св.-Георгиевского скита] близ г. Умани. К., 1913; Троицкий И., свящ. «Скит Пречистыя» у пещеры прп. Феодосия Печерского в Церковщине. К., 19135; Дополнительный краткий очерк по постройке храмов в скитах: Пречистыя в «Церковщине» и в отделении его близ г. |
| Настоящий наш архипастырь, преосвященнейший епископ Савва, проведший, до назначения в здешнюю епархию, всю жизнь свою среди коренного православного народа (во владимирской и московской епархиях) и привыкший с детства видеть благолепие храмов Божиих и церковного богослужения, со вступлением в управление полоцкой епархией, на каждом шагу поражаем был убожеством здешних храмов и более всего душевно скорбел о том, что в полоцкой епархии нет никакой древней, особенно чтимой, православной святыни, за исключением креста, устроенного преподобной Евфросинией, княжною полоцкою, и хранящегося в полоцком Спасо-Евфросиньевском монастыре: между тем, как римско-католические костелы, окружающие как в городах, так и в селениях, православные храмы, изобилуют разного рода предметами, достоверно или недостоверно признаваемыми за чудотворные, которые привлекают к себе внимание и чествование не только от римско-католического, но частью и православного народа. Все это убеждало нашего Архипастыря в необходимости – еще раз возобновить ходатайство о перенесении мощей преподобной Евфросинии из Киева в Полоцк. Намерение это нашло полное себе сочувствие в великом Святителе московском, блаженно-памятном митрополите Филарете, который за три месяца до своей мирной кончины, последовавшей 19-го ноября 1867 г., писал по сему предмету к двух старейшим Иерархам Русской церкви, Новгородскому и Киевскому. Так начато было последнее ходатайство. Прошло три года. Наконец, с открытием более удобного пути по железным дорогам до Киева, Архипастырь решился удовлетворить давно томившему его желанию поклониться святыням древнего Киева, не без мысли – при личном свидании с предстоятелем тамошней церкви, преосвященнейшим митрополитом Арсением, подвинут к решению вопрос о перенесении мощей преподобной Евфросинии из Киева в Полоцк. С этой целью и предпринято им было в августе 1870 года путешествие в Киев. Вскоре по возвращении из путешествия (6 октября 1870 г.), Владыка письменно обратился к высокопреосвященнейшему Арсению, с просьбой уделить хотя некую часть от святыни мощей преподобной княжны Полоцкой, почивающих в киевских пещерах, в благословение и духовное ограждение православного населения полоцкой епархии от опасного для чистоты православия влияния латинских святынь. Высокопреосвященнейший митрополит Арсений уведомил Его Преосвященство, что им сделано распоряжение об отделении частицы мощей преподобной Евфросинии (среднего перста десные ее руки). III. Прибытие святыни из Киева и торжественная ее встреча в Витебске |
|
|
