| – Память блаженного Домитиана. В какой день она совершалась и справлялась ли ежегодно, как правильно повторяющийся праздник, сказать не можем, но из 2-го оглашения видно, что в Студийском монастыре память его чтили, как святого, вскоре после Пасхи, и что он был из братий студийской обители (S. 2, col. 510–511). – Память преп. Платона, дяди и духовного наставника Феодора Студита . Скончался в 814 году, в Лазареву субботу (Laudat. s. Plat., col. 848). Память его уже праздновалась при Феодоре, о чём упоминается в 32 оглашении: «вчера, говорит он, мы совершали память блаженного отца Платона, причём пели в честь его духовные песни и имели утешение» (Consolationem, т.е. праздничную трапезу). В 69 оглашении (col. 602) он сравнивается с Иоанном Предтечей за обличение противозаконного брака Константина VII с Феодотой и называется преподобным отцом, которого память обычно совершается сегодня, но какое именно число месяца разумеется под этим «сегодня», из оглашения не видно. Таким образом, ежегодное празднование памяти Платона исповедника началось вскоре после его смерти, и при Феодоре Студите память его вошла в студийский месяцеслов (соображения о дне памяти см. Сергия под 5 апреля). – Память преп. Пахомия. О ней Феодор Студит упоминает в 7 оглашении, говорённом незадолго перед праздником Вознесения (Migne Patr., col, 517). – Память Феодора Стратилата (8 июня). Глухо упоминается о ней в 14 слове (col. 528). – Память Михаила Синадского († 818, 23 мая). По словам Феодора Студита , он заболел в понедельник Духова дня и через три дня скончался (Lib. II. Ер. 200, col. 1613). Кроме того, о нём упоминается в 21 оглашении, где он называется «sanctissimus, cujus vita est laudata et illustris sermo est; eumque credimus inter coeteros patres ac confessores ad Deum opitulatorem habere in confessione praesenti» (col. 537) – Предпразднство Преображения. В 20 оглашении (col. 535) упоминается profestus (dies) transfigurationis divinae. Если слово profestus (dies) составляет перевод греческого «προερτιος μρα», то речь идёт о предпразднстве, но за отсутствием подлинника решение это оставляем под сомнением. |
| Orígenes, en el elenco de las fiestas cristianas inserto en sus obras contra Celso, no hace ninguna mención; por el contrario, resulta de la Passio S. Philippi, de Heraclea, que en el 304 la Epifanía en esta ciudad era considerada como dies sanetus. Parece, sin embargo, que fue el misterio de la Navidad el que en Oriente fue desde el principio considerado como objeto primario de esta solemnidad. Sólo más tarde, en el siglo IV, cuando fue introducida la nueva fiesta occidental del 25 de diciembre, el recuerdo del bautismo pasó a primera línea. En efecto, en los antiguos calendarios coptos, la Epifanía es llamada Dies baptismi sanctificati, Immersia Domini, y las Constituciones apostólicas prescriben que los siervos in Epiphaniae festo vacent, quia in eo demónstrala est Christi dwinitas, quando Pater testimonium ei praebuit in baptismo. En este día eran bautizados los catecúmenos, de donde el nombre de ημερα των φτων, τα φτα, dado por los Padres griegos. Del Oriente, la fiesta de la Epifanía, como por un cambio con Navidad, se trasladó al Occidente, hacia la mitad del siglo IV, quizá a través de las Galias. Al menos los primeros vestigios se encuentran allí. El escritor pagano Ammiano Marcelino, encontrándose con Juliano el Apóstata (+ 363) en Viena (Delfinado), narra haber asistido con él al servicio religioso feriarum die quem celebrantes mense lanuario christiani Epiphania dictitant. El concilio de Zaragoza (380) la reconoce como fiesta, precedida de un ayuno de tres semanas. San Agustín ha dejado seis sermones predicados en este día. Parece, sin embargo, que la mayor parte de las iglesias occidentales (África, Roma, Rávena), al aceptar la nueva solemnidad del 6 de enero, pretendieron principalmente celebrar no tanto el bautismo de Cristo, como los orientales, cuanto la visita de los Magos (primiliae gentium) al Niño Jesús, en la cual El se manifestó como Señor y Rey a todas las naciones de la tierra. Por lo demás, los numerosísimos monumentos que ha dejado el arte cristiano de los siglos IV-V sobre los cuales están representados los tres Magos ofreciendo al Niño sus dones, demuestran cómo prevalecía este misterio en la mentalidad religiosa de aquella época. |
| Kulturminister der Russischen Föderation O.B. Lyubimova verlas einen Grußwort des Vorsitzenden der Regierung der Russischen Föderation M.V. Mischustina. Grüße vom Vorsitzenden des Föderationsrates der Föderalen Versammlung der Russischen Föderation V.I. Matvienko wurde vom ersten stellvertretenden Vorsitzenden des Föderationsrates A.V. bekannt gegeben. Yatskin. Stellvertretender Vorsitzender der Staatsduma der Föderalen Versammlung der Russischen Föderation P.O. Tolstoi kündigte die Begrüßung durch den Vorsitzenden des Unterhauses des russischen Parlaments V.V. an. Wolodina. Grüße vom Minister für Wissenschaft und Hochschulbildung der Russischen Föderation V.N. Falkova wurde vom stellvertretenden Minister O.V. gelesen. Petrova. Grüße vom Verteidigungsminister der Russischen Föderation S.K. Shoigu wurde vom stellvertretenden Minister - Leiter der militärisch-politischen Hauptdirektion der RF-Streitkräfte, Generaloberst V.P. - bekannt gegeben. Goremykin. Der Bildungsminister der Russischen Föderation S.S. sprach vor dem Publikum. Kravtsov. Grüße vom Bürgermeister der russischen Hauptstadt S.S. Sobyanin wurde vom Leiter der Moskauer Abteilung für Nationalpolitik und interreligiöse Beziehungen V.I. Suchkow. Seine Heiligkeit Patriarch Kirill fasste die Ergebnisse der Plenarsitzung wie folgt zusammen: „Unsere Bemühungen zielen unter anderem darauf ab, den Klerus, die Mönche, die Laien, die Jugend, unsere Intelligenz sowie Vertreter verschiedener Bereiche und Sektoren unseres öffentlichen Lebens zu mobilisieren eine Generalversammlung, die Themen im Zusammenhang mit dem Leben der Kirche bespricht. Davon hätte man früher natürlich nicht einmal träumen können. Und jetzt wird all dies erkannt, all dies wird alltäglich und wirklich notwendig, um einander zuzuhören, darüber nachzudenken, wie die vergangenen Jahre verlaufen sind und was in der Zukunft getan werden muss. In den Weihnachtslesungen werden, natürlich ohne den Anspruch eines Konzils zu erheben, Themen erörtert, die einen unmittelbaren Bezug zum realen Alltag unserer Kirche haben. Und es ist wunderbar, dass nicht nur Vertreter der Hierarchie, sondern auch der Klerus und unsere wunderbaren Laienaktivisten an Diskussionen und Berichten teilnehmen.“ |
| В католическом исчислении – третьей. The Catechism of the Council of Trent, published by command of Pope Pius the Fifth. Translated into English by Rev. J. Donovan, Professor, &c., Royal College, Maynooth. Dublin, 1829. P. 383. The Catechism of the Council of Trent, published by command of Pope Pius the Fifth. Translated into English by Rev. J. Donovan, Professor, &c., Royal College, Maynooth. Dublin, 1829. См. раздел IV катехизиса и декретов Тридентского собора. Документ доступен в интернет-проекте «Google Книги». Английский вариант ; латинский вариант: . Dies Domini, III, 47. К настоящему времени последний всекатолический собор, а потому в относительном смысле более авторитетный для католиков. Документы II Ватиканского собора. Москва: Паолине, 1998. С. 37. Документы II Ватиканского собора. С. 37. Катехизис Католической Церкви, 2180. URL: Dies Domini, III, 47 Фома Аквинский. Сумма теологии. Часть II-I. Вопросы 90-114. - К.: Ника-Центр, 2010. С. 236. Фома Аквинский. Сумма теологии. С. 126. The Catechism of the Council of Trent. P. 374. The Catechism of the Council of Trent. P. 374. The Catechism of the Council of Trent. P. 379. Отметим, что в Предании Церкви невозможно найти подтверждения этому высказыванию. Катехизис Католической Церкви. Компендиум. – М.: Культурный центр «Духовная библиотека», 2007. С. 146. Фома Аквинский. Сумма теологии. С. 133 См.: Деяния Вселенских Соборов, изданные в русском переводе при Казанской духовной академии. Том шестой. Издание третье. Казань, 1908. С. 288. Попов А. Историко-литературный обзор древнерусских полемических сочинений против латинян. XI-XV вв. М., 1875. С. 9. Наиболее ранний пример относится к св. Григорию Паламе (XIV в.), см. его «Десятисловие христианского законоположения», где сказано: «Один день недели, – который называется Господним, потому что посвящается Господу, воскресшему в оный из мёртвых, и тем общее всех воскресение предуказавшему и в нём предуверившему, – этот день святи (Исх.20:10–11), и никакого житейского дела в оный не делай (…). Имея таким образом Бога местом прибежища, ты не преступишь заповеди, огня страстей не возжёшь, и бремени греха на себя не возьмёшь; и тако освятишь день субботный, субботствуя неделанием зла» (Св. Григорий Палама. Десятисловие христианского законоположения//Добротолюбие: В 5 т. – Т. 5. – 4-е изд. – М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2010. С. 275). Св. Григорий, как и ранние святые отцы, говорит о духовном субботстве, однако привязывает исполнение заповеди о субботе к воскресному дню. |
| Bist du aber der Meinung, die Geschichte über die Einführung der Allheiligen Gottesgebärerin in den Tempel sei ein Mythos und Lüge, bedeutet dies also, du bist der Meinung, dass die Kirche anstatt der Wahrheit Lüge spricht. Denn hier ist alles eindeutig; es ist nicht bloß eine Behauptung irgendwelcher Einzelnen, keine „persönliche Meinung“, sondern eins der gesamtkirchlichen Zwölf Feste mit im gesamtkirchlichen Text des Gottesdienstes, mit einer Sammlung patristischer Predigten zu diesem Ereignis usw. Weiterhin bedeutet dein Nicht-Glauben an dieses Ereignis, dass der Heilige Geist die Kirche weder vor Irrtümern behüte noch sie in die ganze Wahrheit leite, was aber dann auch bedeuten würde, dass Gott entweder gelogen hätte oder es IHN gar nicht gäbe. Entweder das eine oder das andere. Entweder glaubst du Gott oder eben nicht. Glaube ist es, wenn du Gott mehr als dir selbst vertraust. Wenn du die Wahrheit nicht durch deinen eigenen Verstand festlegst, sondern sie von Demjenigen, DER sie innehat, erfährst. Wenn du von Seinem Wort, das entweder durch die Heilige Schrift oder durch die Kirche offenbart ist, nur all das akzeptierst, was du mit deinem eigenen Verstand verstehen kannst und was du für vertrauenswürdig hältst, dann gibt es in dieser Position für den Glauben keinen Platz; du glaubst dann also nicht Gott, sondern nur dir selbst. Und das ist kein Glauben, sondern Betrug. Wenn man schon glaubt, dann bitte auch richtig. Wenn es Gott gibt, dann ist ER der Augenzeuge von allem, und wenn ER die Kirche errichtete und ihr die Wahrheit offenbarte, bedeutet das, dass man die Bezeugungen dieses Augenzeugen glauben muss, auch wenn dies in den Augen der Welt unmodisch und unpopulär ist, und auch, wenn „zahlreiche Forscher“ das Gegenteil behaupten. Nicht zufällig lässt der Herr zu, dass allerlei modernistische Ideen über die die Nicht-Historizität der Einführung der Theotokos in den Tempel usw. existieren und sich verbreiten. All das ist zu unserem eigenen Nutzen. Die Popularität dieser Ideen hilft sowohl dazu, einen Gläubigen von einem Kleingläubigen zu unterscheiden, als auch einem Menschen zu entscheiden, wo er in Bezug zu Gott steht. Ähnlich ist es mit der Evolutionstheorie: Die Welt betont immer wieder, dass die Menschen von den Affen abstammen sollen, während Gott in der Bibel sagt, dass ER die Menschen aus Erde erschuf. So kannst du wählen und schauen, woran dein Herz hängt – an Gott oder an der Welt. |
| исходили stato die. Выражение это имеет двоякий смысл: общий, под которым, следует разуметь день определённый. назначенный, положенный, и специальный смысл дня праздничного, так как в римском календаре такие дни назывались dies stati, dies festi. Но, в том или другом смысле мы будем принимать это выражение, оно очень хорошо будет соответствовать дню воскресному. День этот предпочтительно перед прочими был назначаем для общих молитвенных собраний христиан и выделял их религиозный культ от тех сроков, на которые падали римские праздники. В воскресенье составлялись более многолюдные, торжественные собрания, соединявшиеся с евхаристией, что не было общим правилом относительно других дней недели. – Далее, судя по указаниям письма Плиниева, христиане имели в этот день два различные по времени и по характеру собрания: одно рано утром, до восхождения солнца, для общих песнопений и молитв, другое позднее – для общественной трапезы. Когда говорится, что· собрание первого рода происходило до восхода солнца (ante lucem), почему Тертуллиан и называет эти собрания antelucani coetus, то выбор этого времени не следует объяснять из одного страха христиан пред язычниками. Мы знаем, что и ночные собрания их не укрывались от взора последних, но что эти тайные собрания даже особенно возбуждали подозрительность римских властей и не могли обеспечить христианам спокойствие; да и кроме того из показаний, отобранных Плинием, видно, что этот обычай держался у христиан издавна и существовал в такую пору, когда, гонения ещё не начинались, и христиане не терпели притеснений от язычников. Не удовлетворяет вполне и объяснение Землера, будто христиане посвящали богослужению ночное время потому, что ожидали пришествия Христова, именно в эту пору на основании слов ап. Петра: „придёт же день Господень, как тать ночью“ ( 2Пет.3:10 ). Вероятнее и целесообразнее объяснять происхождение обычая собираться для молитв в воскресный день ante lucem из самой идеи воскресного дня, из воспоминания о Христе, ранним утром воскресшем из гроба, на что и указывает Киприан, говоря: nos autem resurrectionem Domini mane celebramus (Epist. 63). Это последнее соображение про- |
| c) La dificultad de mantener estable y nórmales relaciones entre las diversas iglesias, dada su distancia y las convulsiones que frecuentemente eran ocasionadas por las persecuciones. Hasta debe dudarse de si las mismas iglesias filiales, con relación a su iglesia madre, pudieron todas, al menos, reproducir integralmente las costumbres litúrgicas de ella; cuando se piensa que la evangelización de una provincia, aunque iniciada en un solo grande templo, debía, al mismo tiempo que avanzaba poco a poco, subdividirse y separarse en muchos templos menores, los cuales no podrían conservar de la iglesia madre más que un ritual restringido y rudimentario. Estas y otras parecidas circunstancias hacían que en el campo litúrgico prevaleciera poco a poco sobre la tendencia centrípeta, que arrastraba a las iglesias a sus primitivos templos de irradiación, la centrífuga, que, a través de las iniciativas particulares de los obispos, los incitaba insensiblemente a alejarse de la primitiva uniformidad y a desarrollarse con ritos y fórmulas muy diferentes. Ireneo ya, para la cuestión de la Pascua, y Firmiliano de Cesárea, hacia la mitad del siglo III, constataban este hecho en el concilio de Iconio: «Eos autem qui Romae sunt non ea in ómnibus observare quae sint ab origine tradita; et frustra apostolorum auctoritatem praetendere scire quis etiam inde potest, quod circa celebrandos dies Paschae et circa multa alia divinae reí sacramenta videat esse apud illos aliquas diversitates, nec observari illic omnia aequaliter quae Hierosolymis observantur, secundum quod in ceteris quoque plurimis provinciis multa pro locorum et hominum diversitate variantur, nec tamen propter hoc ab ecclesiae catholicae pace ataque unitate aliquando discessum est.» Cincuenta años después, Agustín hacía constatar algo semejante sobre la disciplina en las diversas iglesias acerca de la celebración de la misa: «Alii cotidie communicant corpori et sanguini Domini; alii certis diebus accipiunt. Alibi nullus dies praetermittitur quo non offeratur; alibi sabbato tantum et dominico; alibi tantum dominico.» La Circunscripción Eclesiástica |
| Die Darbringung des Erstgebornen Kindes in den Tempel bedeutete nicht nur dessen Weihe für Gott. Diese Kinder kehrten danach in das gewöhnliche Leben der Menschen zurück, doch ihre Darbringung bedeutete, dass sie dem Willen Gottes übergeben worden sind, dass Gott das Recht hat über ihr Leben und über ihren Tod. Dies wurde damit besiegelt, dass als Auslöse für den Säugling ein Lamm oder Tauben geopfert wurden. Das wirklich blutige Ofer wurde über die Jahrhunderte hindurch aufgeschoben bis zu dem Tag, an dem der Eingeborene Sohn Gottes, der Sohn einer Jungfrau geworden war, in den Tempel gebracht wurde. Und dieses einzige Mal in der Geschichte der Menschheit wurde dieses Blutopfer von Gott angenommen. Dieses einzige Mal wurde als Opfer der göttliche Säugling dargebracht und Gott hat als Vater dieses Opfer angenommen. Dieses Opfer vollzog sich aber erst später, als die Zeit dazu gekommen war. Nur dreißig Jahre vergingen zwischen der Darbringung des Säuglings und des Todes des gereiften Jesu. Dieses Opfer wurde angenommen und das Kind, das durch die Jungfrau Maria dargebracht worden war, starb dann am Kreuz von Golgatha. An diesem Tag, an dem Simeon die Erlösung der Welt von den furchtbaren Jahrtausenden des Getrenntseins von Gott verkündet, gibt dieser auch der Gottesmutter Schreckliches mit auf den Weg: Auch ihr wird ein Schwert das Herz durchbohren und dieses Opfer, was nun noch durch Tauben ersetzt wird, wird einmal durch den Willen Gottes Wirklichkeit werden. Dies ist nur der Beginn des Weges, eines tragischen Weges an das Kreuz, für Christus, aber auch für sie, die Gottesmutter. Christus ist diesen Weg gegangen: Dieser führte ihn hin zum Verlassensein von Gott und den Menschen. Er führte ihn in den Garten von Gethsemane bis hin zum Tod in Golgatha. Doch mit seinem Tod besiegte Er den Tod. Er erstand lebendig aus dem Grab und fuhr in Herrlichkeit hinauf in den Himmel und gab uns den Heiligen Geist. Doch auch mit dem Neuen Testament hebt das Kreuz nicht auf. Die Tragödie der Welt hat noch immer kein Ende gefunden. |
| Die grundlegenden strukturellen Gesetzmäßigkeiten des Universum lassen sich bei Augustinus fast vollständig auf eigentlich ästhetische Gesetze zurückführen. Es sind dies vor allem Gesamtheit und Einheit, sodann Zahl und Rhythmus, die die Basis einer jeden Form bilden, weiterhin Gleichheit, Abbild, Übereinstimmung, Angemessenheit, Symmetrie und Harmonie. Alle diese Gesetzmäßigkeiten liegen auch den Künsten zugrunde. Wie Gott die Welt nach den Gesetzen der Schönheit schuf, so bemüht sich auch der menschliche Künstler, seine Tätigkeit auf derselben Basis zu begründen. In seinem Verstand, in dem „ Kunst " enthalten ist, existiert die Gesamtheit der Gesetze der Schönheit, auf deren Grundlage der Künstler konkrete Werke schaffen muß. Der Hauptinhalt der Kunst ist die Schönheit. Den Wert der Kunstwerke bestimmt Augustinus nach dem Maß ihrer Schönheit, in wieweit durch sie Schönheit ausgedrückt wird. Augustinus verneint nicht die mimetische Funktion der Kunst, bewertet aber die „Nachahmung " (faktisch den Ausdruck) der geistigen Schönheit höher. Deshalb stehen ihm zufolge die Musik und die Kunst des Wortes auf einer höhren Stufe als die darstellende Kunst oder die Kunst der Bühne. Alle Künste müssen nach Augustinus zum unmittelbaren Erfassen dieser oder jener Stufe der Schönheit befähigen bzw. zu einem bestimmten geistigen Wert, insbesondere dem philosophisch-religiösen hinführen. Dies können die Künste entweder dem Weg der unmittelbaren emotional-ästhetischen Einwirkung auf das Wahrnehmungssubjekt (z. B. in Form der Jubilatio in der Musik) oder mit Hilfe ihrer Funktion als Zeichen bzw. Symbol bewirken. Seine Auffassung von diesen Fähigkeiten der Künste führte Augustinus zu einer detaillerten Ausarbeitung einer Zeichentheorie und zu Forschungen auf dem Gebiet der ästhetischen Wahrnehmung, d. h. zur Ausarbeitung der beiden wichtigsten und originellsten Konzeptionen in seiner Ästhetik. So ist Augustinus, ohne es vielleicht selbst gewollt zu haben, der erste in der Geschichte das ästhetischen Denkens, bei dem sich ein einheitliches ästhetische Inhalt (die Schönheit), das ästhetische Subjekt, die Prozesse der ästhetisches System einschließlich aller grundlegenden Komponenten dieses Systems nachweisen läßt: das ästhetische Objekt (Natur und Kunst), der ästhetische Inhalt (die Schönheit), das ästhetische Subjekt, die Prozesse der ästhetischen Wahrnehmung (und des Urteilens) und jene des ästhetischen Schaffens. Diese Komponenten sind in seinem System nicht von mechanischer Art (wäre es so, würde im Grunde niemand darüber sprechen); sie stellen reale wechselseitige Zusammenhänge und komplizierte Beziehungen dar. Darin besteht die wichtigste historische Bedeutung der Ästhetik des Augustinus; sie ist der eingehenden Beachtung wert. |
| По-чешски vila сумасшедший, vilny сладострастный, распутный; по-польски wila – сумасшедший, глупец 161 . Акад. А. Веселовский слово «вила» производит от индо-европейского корня uel гибнуть, по-литовски welis – покойник. По латышскому верованию – вели – это предки. По мнению Веселовского, вилы эти и маны и девы судьбы, как рожаницы. Не ограничиваясь таким толкованием, Веселовский приводит другое соображение: у римлян в начале весны был праздник в честь ман – dies violae. Dies violae не остались ли в образе вил? «В виле я вижу сложный образ, в котором римская Viola слилась с древним вела-вила» 162 . Но каким образом из латинского Viola – фиалка могло возникнуть у славян верование в вил, мифологических существ, обитающих в горах, воздухе и воде? Веселовский этого не объясняет. Не подлежит сомнению, что южно-славянские вилы соответствуют русским русалкам 163 . По верованию словаков, вилы – души невест, умерших во время помолвки. В Польше вилы признаются душами красивых девушек, которым за грехи суждено вечно носиться между небом и землею 164 . §15. Купало Купало, или Купалы было название народного праздника 23-го июня, канун памяти Иоанна Предтечи. В Ипатьевской летописи читаем: Литва же изгнаша Ездов накануне Ивана дня, на самая Купалы 165 . В договорах и актах литовских князей 1350 и 1396 гг. поставлены даты: «писана (грамота) во вторник перед купалы св. Ивана», «до Ивана дне до купал» 166 . Из этого видно, что слова – Купала, Купалья (множ. чис.) употреблялись для обозначения дня 23 июня, кануна праздника Рождества Иоанна Предтечи, или 24 июня, самого праздника. В древне-русских памятника Купало не упоминается. Первые упоминания о Купале, как о божестве русских язычников, относятся в половине XVII века: именно в Синопсисе и Густынской летописи 167 . Купальское празднество сопровождалось буйным весельем в ночь на 24 июня: народ плясал под музыку и песни; прыгали чрез пылающие костры, а на заре умывались и купались в реке. Самое празднество не было посвящено в честь бога Купалы. |
|
|
