Повсеместное распространение и исполнение духовных песен в Речи Посполитой делало их общеизвестными. Всеми исследователями восточнославянского К. отмечена роль польск. песен в его традиции. Тематика польск. песен (поучительные, покаянные, «пассионные» (великопостные), празднично-славильные), ясность и простота их напевов (если судить по более поздним записям) обусловили интерес к ним со стороны правосл. церковнослужителей. Переводы западноевропейских духовных песен в Юж. Руси Некоторые ранние украинские К. имеют западноевропейское происхождение, что, в частности, отражено в обнаруженной А. М. Колессой в Б-ке Рачинских в Познани рукописи кон. XVI в. с переводом 50 протестантских нем. песен на книжный украинско-белорус. язык ( Медведик. Генеза та специфика. 2002. С. 226). Судя по записям 2-й пол. XVII-XVIII в., в Речи Посполитой были известны в переводах произведения из разных стран - Италии (напр., секвенции «Dies irae», «Stabat Mater» - основа позднейших переводных духовных песен), Германии, Чехии. Однако преобладали польские, а в Закарпатье исполнялись также словац. и венг. песни ( Зociм. 2004. С. 9). Заимствованные К. можно разделить на 3 группы по времени происхождения источников (Там же. С. 9-10). Первая группа песен восходит к средневек. лат. литургическим песнопениям: напр., белорус. «День гневу», укр. «День он гневу» (XVII в.) к «Dies irae» (XIII в.; см. в ст. Реквием ), «О спасителная жертва» и «Пред так велкым сакраментом» (XVIII в.) соответственно к евхаристическим гимнам «O salutaris Hostia» и «Tantum ergo sacramentum» Фомы Аквинского (XIII в.) ( Она же. 2010. Вып. 3(3). С. 44), укр., белорус., рус. «Божие ныне Рождество» (XVII в.) к рождественской песне (cantio) «In Natali Domini» (XIV в.) ( Она же. духовна nichя. 2009. С. 143). Вторая группа заимствованных К. представляет собой переводы духовных песен эпохи Возрождения, написанных на латыни (напр., рождественская «Angelus pastoribus» (XVI в.) - укр. «Аггел пастирем мовил» (вероятно, XVII в.), польск. «Anio pasterzom mówi» (XVI в.); Там же. С. 145)) и на национальных языках: польском (напр., евхаристическая песня на поклонение Св. Дарам или на праздник Тела Христова «Twoja cze chwaa, nasz wieczny Panie» (XVI в.) - укр. «Твоя честь хвала, наш biчhuй Пане», «Тебе честь хвалу, наш biчhuй Боже», «Teбi честь хвалу, о Творче неба», «Твоя честь слава, bikob Господи» (XVIII в.)) ( Она же. 2010. Вып. 3(3). С. 46) и словацком (напр., пасхальная песня «Tretyho Dne wstal Stworytel» (XVI в.) - укр. «Третяго дня встал Створитель» (XVIII в.)) ( Она же. духовна nichя. 2009. С. 148).

http://pravenc.ru/text/1470271.html

Bibl. Capitolare. 34); Тонарий XI в. из Монпелье (Montpellier. Bibl. de la Faculté de Médicine de l " Université. H 159) - параллельная нотация адиастематическими француз. Н. и буквами лат. алфавита от «a» до «p» («неоктавная» буквенная нотация). Таблица 2. Невмы санкт-галленской традиции Таблица 2. Невмы санкт-галленской традиции Чаще других представлены в рукописях и подробнее исследованы Н. санкт-галленской традиции. В табл. 2, в столбце 1 цифрами обозначены следующие виды Н.: простые (1), составные (2), ликвесцентные (3) и орнаментальные (4); в столбце 2 показаны оригинальные графемы для наиболее распространенных Н. в этой традиции, в столбце 3 - их аналоги в квадратной нотации (в этой системе нотируются «стандартные» зап. певч. книги вплоть до наст. времени), в столбце 4 - условная запись звуковысотного контура (количество звуков, движение вверх и/или вниз). Примером песнопения с адиастематической невменной нотацией является респонсорий мессы на 2-е воскресенье Адвента «Ex Sion species decoris eius» в Кантатории St. Gallen 359 (Fol. 27; см. ил.). Текст распет в изысканном мелизматическом стиле: Н. выходят далеко за пределы текста и накладываются друг на друга. Санкт-галленская традиция идентифицируется по графике Н., по различным уточняющим буквам (c, t, x и др.), а также по характерной эпиземе (episeme; интерпретируется как ритмическое удлинение либо как динамический акцент) - горизонтальной черте над базовой графемой (см., напр., кливис при слоге -on). То же песнопение с диастематической невменной нотацией аквитанской традиции представлено в Градуале из Сент-Ирье (Paris. Bibl. Nat. 903. Fol. 2; см. ил.). Благодаря точному расположению Н. по вертикали звуковысотный контур мелодии уверенно расшифровывается, несмотря на отсутствие линеек и ключа. Примером поздней невменно-линейной нотации (2-я эволюционная фаза) может служить секвенция «Dies irae» в графике беневентанской невменной традиции Neap. VI. G. 38, сер. XIII в. (слева на нотоносцах едва заметны диагональные черты, отмечающие ключевую линейку F, справа - кустоды (custodes, ед.

http://pravenc.ru/text/невмы.html

Глава 2 …восхотел дивный Соломон дом воздвигнуть Господу Богу… – Ср. Деян. 7:47 : «Соломон же построил Ему дом». Михаил Архангел – главный антагонист Сатаны, предводитель ангелов и защитник верующих в космической войне против бесовских сил (ср., напр., Откр. 12:7–9 ). Его имя часто фигурирует в заговорах и оберегах греческого средневековья как оборона от злого действия. Глава 3 Скажи мне, лукавый душе и нечистый, каково прозвание твое… – Знать имя демона – значит иметь над ним власть. В практику экзорцизма (заклинания беса) входит вопрос об имени, на который бес нехотя отвечает, понуждаемый силой святыни (в данном случае – Михайловой печати). Глава 4 …не пройдет и трех дней, и примет сын кончину свою. – Распространенный в апокрифических и фольклорных преданиях иудаизма и христианства мотив: пребывающий среди людей (явно или инкогнито) обладатель нечеловеческого знания о будущем – ангел, демон, ходящий по земле пророк Илия и т.н. – с позиций этого своего знания видит насквозь суету дел человеческих. В апокрифах о Соломоне роль эта часто отводится бесу Асмодею, а в славянских переработках этих легенд – чудищу Китоврасу (т.е. Кентавру). Глава 5 Царица Севера, сама Сивилла Премудрая. – Долговечная и вещая Сивилла – героиня античных легенд, первоначально связанных с Малой Азией. Позднее рассказывали о появлении сивиллы в Дельфах, в Риме, показывали Сивиллин грот в окрестностях Неаполя. Римский ученый Варрон уже различает 10 Сивилл. На исходе античности имели хождение «Сивиллины книги» собрания оракулов, выставлявшие древнюю вещунью провозвестницей то ли иудаизма, то ил христианства. Поэтому для христианского средневекового сознания Сивилла – пророчица о Христе, конце света и т.п.; именно так она упомянута в знаменитой католической секвенции XIII в. «Dies irae», и еще Микельанджело поместил Сивилл на потолке Сикстинской капеллы рядом с ветхозаветными пророками. Как «добрая» язычница, близкая к «истинной вере», выступает она и здесь. Обозначение «царица Севера» явно имеет целью поставить Сивиллу в отношение парной симметрии к «царице Юга», как назвала в Евангелии ( Мф. 12:42 ) царица Савская – легендарная собеседница Соломона, пришедшая поклониться его мудрости из своего царства на юге Аравии ( 3Цар. 10:1–13 ). Малая Азия лежит от Иуде на север; что касается царского сана, то он устойчиво ассоциировался для воображения с сакральной мудростью (ср. образы царей-волхвов), чему способствовала реальность маленьких «теократических» государств Ближнего Востока с царями-жрецами.

http://azbyka.ru/otechnik/Sergej_Averinc...

384 Иоанн Федорович Щукин, священник церкви Рождества Христова в пос. Крохино Белозерского у. Новгородской епархии. 385 За чтение Псалтири на русском языке в общем заседании богослужебного отдела 3 ноября 1917 г. выступал также врач В.П. Клевезаль, делегат от Рязанской епархии (Отдел, Протоколы. 226). 386 См.: Ильинский П. (1917–18). Название «Лепта» носили два сборника духовных стихов и песнопений. Первый был составлен и издан начальником Алтайской миссии архимандритом Макарием (Глухаревым, 1792–1847): Лепта. В пользу церковной Алтайской миссии. М., 1847. В его состав вошли 17 песнопений, часть из них – с нотами. Среди оригинальных стихов, вероятно, принадлежащих самому Макарию, в сборнике содержатся и переводы древних латинских литургических песнопений Dies irae (под названием «Песнь о последнем суде Христовом») и Stabat Mater dolorosa («Плач Богородицы»). Другой, весьма популярный в начале XX в. сборник 33 народных духовных стихов издан митрополитом Макарием (Невским , 1835–1926) в бытность его миссионером на Алтае. См., напр. 5-е издание: Лепта вторая [Сост. Макарий, еп. Томский]. Томск, 1911. 391 Интересны в этой связи наблюдения одного из членов Собора о той эволюции, которую в ходе соборной работы пережили его собратья: «Каждая группа вначале пыталась устраивать свои частные собрания, намечать план тактики и работы, пыталась пропагандировать свою идеологию. Но когда пришлось членам Собора стать вплотную к деловой работе, оказалось, что у всех одна великая цель – служение Церкви Божией, у всех полное единство догматического веропонимания, есть несогласие лишь в понимании задач церковного устроения. Горячее желание послужить миру церковному, спасению родины, взаимное уважение ослабило остроту этого несогласия, открыло возможность не парламентским только большинством подчинять волю одних другим, а путем долгих, иногда очень скорбных переживаний приходить к единодушному решению» (В стенах церковного Собора//Забайкальские ЕВ. Чита, 1918. 1–3. СС. 37–38. 392 Мы подробно останавливаемся на всех этапах дальнейшего обсуждения данного дела на Соборе ввиду разноречивых трактовок этого вопроса в исследовательской литературе.

http://azbyka.ru/otechnik/Pravoslavnoe_B...

сложились такие исторические условия (насильственный перевод мн. храмов из Православия в католицизм, необходимость и для православных, и для униатов по-своему противостоять лат. влиянию), в которых следовало сберечь Православие и его богослужебную традицию, с этого времени разделившуюся на 2 русла: православное и униатское. Униаты преемственно сохранили восточный обряд и ирмолойное пение, что, впрочем, не исключало его частичного обновления. Ранние греко-католические И. по основному содержанию близки православным, хотя на протяжении XVII в. в них произошли нек-рые изменения: были исключены песнопения «грецкого напелу» мелизматического склада; появился переводной образец латинской гимнографии («День гнева» («Dies irae»), см. в ст. Реквием ), изредка стали вписывать нотные партии партесных произведений (Супрасльский И. 1638-1639 гг.); рано вышло из употребления раздельноречие , устойчивые признаки которого остались лишь в нескольких словах. В XVIII в. в униат. литургическом репертуаре произошли дальнейшие изменения, но они более заметны по богослужебным книгам, чем по И. В XIX - нач. XX в. греко-католич. Церковь Зап. Украины стала издавать наряду с И. (Львов, 1904) певческие сборники 2 др. видов, в которые входил как сугубо ирмолойный, так и не включаемый в И. репертуар устного предания: «Гласопеснец» (Львов, 1847, 1870, 1893) и «Напевник церковный» (Перемышль, 1902; сост. диак. Игнатий Полотнюк ). По сравнению с И. «Гласопеснцы» имели меньший объем. Это название стало широко применяться в Зап. Украине к кон. XIX в., в т. ч. при библиотечном описании И. (напр.: ЛНБ. Ф. Богословской академии. 208, наклейка с названием на переплете И.). Во 2-й пол. XVII в. неск. десятков И. были вывезены в Московскую Русь в качестве военных трофеев, а также правосл. укр. и белорус. клириками и «спеваками», приглашенными патриархом Никоном , другими иерархами и царем Алексеем Михайловичем, осуществлявшими церковную реформу. Особенно активной была миграция белорусских священно- и церковнослужителей, обусловленная преследованиями православных на белорусских землях с нач.

http://pravenc.ru/text/674075.html

А. Пярт. Фотография. Нач. XXI в. А. Пярт. Фотография. Нач. XXI в. Свое прочтение жанра представили Пендерецкий в «Польском реквиеме» (1984) и Д. Куртаг (род. в 1926) в «Реквиеме по другу» (1987). В творчестве Пендерецкого поворот в сторону традиц. Д. м. совершается в 1962 г., когда он пишет «Stabat Mater» для хора a cappella, где не только стремится выразить эмоциональный смысл известной католич. секвенции, но и воссоздает обстановку в храме (напр., чтение и нестройное бормотание прихожанами слов молитвы), его акустические свойства. Затем Пендерецкий обращается к жанру пассионов и создает в «Страстях по Луке» (1965) монументальную 2-частную композицию. Следующий опус - оратория «Dies irae» (1967) (без использования текста лат. секвенции), посвященная памяти жертв Освенцима. В 1970-1971 гг. у Пендерецкого возникает интерес к Православию, в результате чего появляется его «Утреня», представляющая цикл из 2 самостоятельных произведений: «Положение во гроб» на тексты из вечерни Великой пятницы и из утрени Великой субботы и «Воскресение» на тексты из пасхальной заутрени. Как решительную реакцию на сложность письма и искусственность концепции мн. авангардных композиций следует рассматривать тенденции к упрощению муз. языка и к традиционности духовного содержания, характерные для мн. музыкантов начиная с 60-х гг. XX в. Иллюстрацией этого процесса может служить творчество эст. композитора А. Пярта (род. в 1935), в частности полистилистическая композиция «Credo» (1968) для фортепиано, смешанного хора и большого оркестра. В основе сочинения лежат 2 цитаты: текстовая (на латыни) из Нагорной проповеди («Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому» - Мф 5. 38-39) и музыкальная из прелюдии C-dur 1-го т. «Хорошо темперированного клавира» Баха. Сталкивая этот материал с экспрессивной диссонантной музыкой на серийной основе, Пярт приводит слушателя к торжеству евангельской истины и веры. В дальнейшем изучение средневек. церковной музыки в сотрудничестве с ансамблем «Hortus musicus» привело Пярта к созданию собственной манеры - tintinnabuli (лат.- колокольчики), подчеркнуто простой и ясной, вызывающей несомненные ассоциации с музыкой средних веков, но избегающей прямого подражания. В этом стиле выдержаны многочисленные произведения композитора на духовные тексты; большинство из них написано после эмиграции в Зап. Европу (1980). Долгое время Пярт использовал тексты исключительно на лат. языке - в сочинениях «Страсти по Иоанну», «Te Deum» (1986), «Magnificat» (1989), Берлинская месса (1992) и мн. др. Однако со временем он обратился к текстам на др. языках, тщательно вслушиваясь и вчувствуясь в каждый из них. На нем. языке написаны 7 антифонов к «Magnificat» (1988), на церковнославянском - одно из лучших сочинений композитора, «Канон покаянен» для хора без сопровождения (1998).

http://pravenc.ru/text/180654.html

Наступит момент — и каждый из нас неотвратимо приближается к нему — когда мы окажемся либо среди тех, кто услышит «придите, благословенные» либо среди тех, кому будет сказано «отойдите, проклятые». Множество фресок, икон и картин изображают этот великий день, когда оправданные унаследуют предназначенное им вечное блаженство, осуждённые же низвергнутся во тьму внешнюю. Помню, как ещё в моем глубоко советском детстве я был в музее «Истории религии и атеизма» и увидел одну из таких картин. «Раньше люди верили — пояснили мне — что наступит день, когда Бог будет судить людей по их делам. А так как каждый взрослый человек осознает, что он согрешил, этот суд и назывался страшным». Примерно тогда же на уроке музыки нам дали послушать Dies Irae — фрагмент реквиема Моцарта. Правда, никто тогда не мог объяснить мне, о чем там речь. «О чем-то загробном». Годы спустя я узнал, что Dies Irae значит «День Гнева», и нашёл текст, принадлежащий монаху XII века Фоме Челанскому. Будет вынесена написанная книга, в которой содержится всё, по ней мир будет судим. Итак, когда Судия воссядет, всё сокрытое станет явным: ничто не избегнет наказания. Что тогда скажу я, несчастный, кого попрошу в защитники, когда даже праведник не будет в безопасности? Все те сложные конструкции самобманов и самооправданий, которые мы строили всю нашу жизнь, рухнут в одно мгновение, и мы увидим то, что в глубине души знали всегда. Грех есть грех, зло есть зло, и мы сознательно раз за разом выбирали именно их.   Ссылки на «них» с их злодействами не помогут, как не помогут и толстые книги, написанные теми или иными авторитетами, чтобы доказать, что грех это не грех. Мы все знаем это заранее — хотя склонны яростно это отрицать. Есть только один путь спасения — и в том же Dies Irae Фома Челанский напоминает его. Он взывает ко Христу: В поисках меня Ты изнемог; Ты искупил меня страданиями на кресте. Да не будет жертва напрасной. Апостолы возвещают, что Христос умер за наши грехи — и ради Его крестной жертвы нам возвещается оправдание. Мы можем быть оправданы на Страшном Суде не нашими деяниями, но деяниями Праведника, который признаёт нас Своими и несёт наши беззакония на Себе. Он — наша единственная надежда, спасение и оправдание; перед лицом суда Божия христианин вцепляется в Христа как человек, проваливающийся в пропасть вцепляется в твёрдый уступ.

http://pravoslavie.ru/75754.html

С IV–V bb. в Риме начали обозначать хронологию по именам тамошних епископов, и это представляло совершенную аналогию с обозначением летосчисления по консулам, но надобно заметить, что могильных камней с такими хронологическими датами найдено три-четыре, да и те подвергаются сильному сомнению (Kraus, 479). Гораздо более их сохранилось в надписях по стенам церковных зданий, и здесь-то chronologia episcoporum преобладает перед другими. Обыкновенно писали так: salvo episcopo, или temporibus sancti episcopi, или просто: sub Damaso episcopo. На нескольких египетских памятниках употреблено летосчисление π μαρτρων. При обозначении делений месяца употреблялись выражения: календы, иды и ноны, а дни недели обозначались по-римски: dies Jovis, dies Lunae, dies Martis, dies Mercurii, Veneris, Saturni, dies Solis. В надписи 404 года впервые встречается христианское название воскресенья: dies Dominica. При определении времени происхождения надписей без ясно обозначенных хронологических признаков, указателями служат данные палеографические, заимствуемые из особенностей письма, формы или характера букв, также из свойств формулы и украшений, сопровождающих надпись. Замечено кроме того несколько общих признаков, отличающих памятники известного столетия, известной эпохи. Не входя в эти палеографические подробности, заметим следующее: до нас дошло очень немного надписей доконстантинов-ской эпохи, в которых бы точно обозначено было время происхождения памятника; но большая часть таких надписей уже принадлежит IV, V и следующим векам. Чем объяснить это обстоятельство, когда нам известно, что в катакомбах известный процент могил принадлежит этому периоду, и при том сохранились надписи от первого-третьего веков? В собрании Росси самая древняя надпись могильная принадлежит к консульству Веспасиана и, следовательно, относится к 71 году. Из второго века мы имеем две надписи, точно обозначенные именами консулов, из Ш-го — около 25-ти: число в своей сложности очень незначительное, особенно в сравнении с надписями из IV–V bb.

http://pravbiblioteka.ru/reader/?bid=900...

Он пришел — и человек получил право примириться не только с Богом, но и с природой и, что еще труднее, с самим собой, ибо приход его означал, что ушло застоявшееся язычество, отравившее античность. Он открыл ворота Темных веков, как ворота тюрьмы или чистилища, где люди очищали себя покаянием в пустыне или подвигами в бою. Он передал им, что они могут начать сначала, то есть разрешил им забыть. Люди могли открыть новую, чистую страницу и вывести на ней большие первые буквы, простые и яркие, как буквицы средневековой рукописи; но для такой детской радости было нужно, чтобы они перевернули страницу, запятнанную кровью и грязью. Я уже говорил, что в стихах первого итальянского поэта нет ни следа языческой мифологии, которая надолго пережила язычество. Быть может, он, единственный в мире, не слышал о Вергилии . В сущности, так оно и должно быть, ведь он был первым итальянским поэтом. Он и должен называть соловья соловьем, ибо песнь его не запятнана ужасными преданиями об Итисе и Прокне . Да, вполне правильно и даже хорошо, если святой Франциск не слышал о Вергилии. Но хотим ли мы на самом деле, чтобы о Вергилии не слышал Данте? Хотим ли мы, чтобы Данте не знал языческой мифологии? Ведь у Данте эти предания и впрямь служат правоверию; могучие языческие образы, скажем, Минос или Харон , лишь наводят на мысль о великой естественной религии, с самого начала, позади всей истории, возвещающей о вере. Хорошо, что в Dies irae есть не только Давид , но и Сивилла . Конечно, святой Франциск сжег бы все листы Сивиллиных книг ради одного листка с соседнего дерева. Но мы рады, что у нас есть Dies irae, а не только Гимн Солнцу. Святой Франциск пришел в мир как приходит младенец в темный дом, снимая с него проклятие. Он растет, ничего не зная о минувшей беде, и побеждает ее своей невинностью. Не только невинность необходима ему, но и неведение; он должен играть в зеленой траве, не догадываясь, что под нею зарыт убитый, и карабкаться на яблоню, не зная, что кто–то на ней повесился. Такое прощение и примирение принес миру свежий ветер францисканского духа.

http://pravbiblioteka.ru/reader/?bid=710...

Франциск ходил по миру, как Божье прощение. Он пришел — и человек получил право примириться не только с Богом, но и с природой и, что ещё труднее, с самим собой, ибо приход его означал, что ушло застоявшееся язычество, отравившее античность. Он открыл ворота Темных веков, как ворота тюрьмы или чистилища, где люди очищали себя покаянием в пустыне или подвигами в бою. Он передал им, что они могут начать с начала, то есть разрешил им забыть. Людп могли открыть новую, чистую страницу и вывести на ней большие первые буквы, простые и яркие, как буквицы средневековой рукописи; но для такой детской радости было нужно, чтобы они перевернули страницу, запятнанную кровью и грязью. Я уже говорил, что в стихах первого итальянского поэта нет ни следа языческой мифологии, которая надолго пережила язычество. Быть может, он, единственный в мире. не слышал о Вергилии. В сущности, так оно и должно быть, ведь он был первым итальянским поэтом. Он и должен называть соловья соловьем, ибо песнь его не запятнана ужасными преданиями об Итисе и Прокне. Да, вполне правильно и даже хорошо, если св. Франциск не слышал о Вергилии, Но хотим ли мы на самом деле, чтобы о Вергилии не слышал Данте? Хотим ли мы, чтобы Данте не знал языческой мифологии? Ведь у Данте эти предания и впрямь служат правоверию; могучие языческие образы, скажем, Минос или Харон, лишь наводят на мысль о великой естественной религии, с самого начала, позади всей истории, возвещающей о вере. Хорошо, что в Dies irae есть не только Давид, но и Сивилла. Конечно, св. Франциск сжег бы все листы Сивиллиных книг ради одного листка с соседнего дерева. Но мы рады, что у нас есть Dies irae, а не только Гимн Солнцу. Св. Франциск пришел в мир, как приходит младенец в темный дом, снимая с него проклятие. Он растет, ничего не зная о минувшей беде, и побеждает её своей невинностью. Не только невинность необходима ему, но и неведение; он должен играть в зеленой траве, не догадываясь, что под нею зарыт убитый, и карабкаться на яблоню, не зная, что кто-то на ней повесился.

http://lib.pravmir.ru/library/readbook/1...

  001     002    003    004    005    006    007    008    009    010