| Участвовать в миру бесполезно и опасно. Опасно потому, что не спасая мира, легко погубить себя. Это отношение к миру легко проникло в церковь и церковное общество. Особенно ярко эти настроения сказались в церковном обществе, когда Церковь осознала свои первые неудачи в воздействии на исторический процесс, и это чувство бессилия овладеть жизнью особенно мучительно в наше время. Сравнивая историю христианских народов с поставленными евангелием идеалами, мы приходим к мысли, что теперь, через 2000 лет своей истории христианское общество так же далеко от Царства Божия, как оно было и тогда, когда первые города Римской империи огласились проповедью святых апостолов. И если тогда то было откровение, новая истина спасения, пленявшая сердца и воображение, то теперь все уже старо, соль истины как будто потеряна, потеряно влияние на государственную общественную жизнь. Это болезненное чувство бессилия перед жизнью особенно ярко выступает, когда вспомнишь, что было время, когда церковь держала в руках все исторические судьбы мира. Естественным и более правильным кажется для современного сознания выход из истории и предоставление исторического процесса его собственной судьбе (бартианство). В попытке выхода из истории заключается какая-то частичная правда, хотя уйти из истории и тем решить ее проблему явится слабостью. Христианство дано для мира и жизни. Такая попытка уйти от истории всегда жила в христианстве, вспомним видение Ермы. Догматы неподвижны и неизменны, как и каноническое устройство Церкви. Это те сокровища и святыни, которые Церковь несет через мир до второго пришествия Христа на землю. Для христианина существует одна дорога: из мира в Церковь , а не наоборот. Но в христианстве мы находим и другое решение вопроса об историзме – Церковь тут рассматривается как исторический фактор и историческая сила или как одна из главных исторических сил, наряду с другими. Это нашло свое яркое выражение в теократизме. Как раз в тот момент исторической жизни, когда церковь была объявлена свободной, начинается построение и созидание теократического Царства и того, что мы называем цезарепапизмом, все отличие которого от папизма заключается в том, что в первом случае и духовный меч и светский совмещаются в одних руках, а во втором случае духовный меч принадлежит папе, а светский – цезарю. |
| Это различие, настаиваем, очень важно, как служащее отправной точкой для дальнейшего исследования и постановки вопроса. Действительно, употребляя слово единение, мы будем исследовать, между какими элементами оно должно быть сохранено; пользуясь словом соединение, мы зададимся вопросом, какие элементы должны быть к нему привлечены. Как сами элементы, так и число их могут оказаться в обоих случаях различными. Напомним здесь изъяснение наших предшественников, до г. Пальмова включительно, пользуясь при этом его же почтенным трудом. He имея перед собою греческого текста третьего прошения, митрополит Филарет к словам «о соединении всех» добавлял «церквей» и изъяснял, что в конце прошения православная Церковь молится о соединении церквей так, чтобы соединение православных церквей, уже существующее, было благодатию Божиею сохранено, и чтобы восстановлено было соединение (единство, единение?) с православной Церковью и тех церквей, которых отделило от неё какое-либо неправое учение. Ознакомившись с греческим текстом, митрополит Филарет увидел, что к слову «всех» – πντων невозможно добавлять сущ. ж. р. κκλησιν, церквей. Тогда в дополнении к своему исследованию он написал: «Уже no написании сего нам случилось иметь в виду греческий текст литургии 1), в котором читается не τν πασν, а τν πντων, т. е. всех христиан(?). Ho сие нашему толкованию не противоречит (?), потому что, если бы надлежало дать тексту ограничительное толкование, то надлежало бы (?) сказать: «περ τς τν πντων ρθοδξων χριστιανν νσεως». Без сего ограничения речь необходимо (?) дает следующий смысл: о соединении всех христиан православных между собою и о соединении с ними и с православной Церковью и прочих христиан, не принадлежащих к единству Церкви православной» (Приб. к Твор. св. отцов, ч. XIX, с. 5). Г. Пальмов на это справедливо замечает: почему при τν πντων следует подразумевать слово χριστιανν? и находить, что «во имя всеобъемлющей любви» православной Церкви «мы должны молиться о соединении с нею не только церквей инославных, но также и о том, чтобы в её спасительный двор вошли язычники и возвратились в него родившиеся в христианстве, но впоследствии добровольно и сознательно свергшие с себя христианское звание, провозгласив веру Христову уделом суеверных людей». К последним г. Пальмов причисляет и всех так называемых «новых христиан», покидающих Церковь , в которой родились, и образующих самочинные религиозные общины. |
| О. Вассиан считал себя едва ли не основателем Скита, – вместе с отцами Моисеем, Антонием и Савватием он был здесь старожилом, причем старшим, да еще схимником. Из всех этих вещей – внешнего делания и тщеславия – выросло непонимание старчества, начавшегося в Скиту с приездом сюда в 1829 году иеросхимонаха Льва (Наголкина) . Старец поселился на пасеке, то есть за скитской оградой, со своими, приехавшими с ним, учениками. Он стал принимать монашествующих и мирян для исповеди и наставления, бывало, он исцелял душевные и телесные болезни. Отец же Вассиан, хотя и имел до 1819 года духовным своим отцом старца Феофана, который многому научился от преподобного Паисия, в том числе внутреннему деланию, пониманию старческого окормления, – почти ничего от него не воспринял, да и то, что мог узнать от о. Феофана, верно, забыл. А так как читать он не умел, – книги отцов-аскетов ему были недоступны. И из бесед с владыкой Филаретом он мало что вынес, – по непривычке к учению, по крайней своей простоте. «О. Вассиану, – говорится в житии старца Льва, – как было известно, очень не нравилось то, что к старцу о. Леониду приходило много народу не только из монашествующих обоего пола, но и из мирских лиц. Прибытие старца с учениками в Скит представлялось о. Вассиану наплывом нечистой силы, а старца Леонида и его учеников он не иначе называл, как “лянидовщина”. В сильном расстройстве духа он так иногда жаловался окружавшим его: “Я вот и Скит заводил, а меня-то и знать никто не хочет, а у него-то ишь сколько народу-то! Да вишь это – колдовство… Я эту арынь , лянидовщину, разгоню!” Нашлись, к сожалению, люди, которые поддерживали в этом схимника. Были случаи даже такие, когда недруги о. Леонида писали доносы на него (преисполненные лжи) владыке, ставя в конце имя о. Вассиана. Он не возражал». Старец Леонид в 1836 году писал: «А об о. Вассиане пусть думают как угодно и ублажают его высокое жительство; но мы ко оному веры не имамы и не желаем, дабы кто следовал таковой его высоте, не приносящей плода. “От плод бо их, – сказано, – познаете их”. А плод духовный есть любовь, радость, мир, долготерпение, вера, кротость, воздержание и прочее. Сожалея об нем, желаем ему прийти в познание истины». Однако доносы в Калугу шли и шли, – и не только на о. Леонида, но и на о. Моисея, который был уже настоятелем Оптиной Пустыни. Бывший тогда Калужским владыкой епископ Николай, видя, что доносы ложны, всё же, для умиротворения смуты, перевел о. Леонида из Скита в обитель с запрещением принимать мирян. Старец воспринял это спокойно. |
| Так называемого противостояния науки и веры на самом деле нет, отметил в своем приветствии митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Варсонофий . «К сожалению, не до конца еще изжито распространенное заблуждение о противостоянии науки и веры. Опровергает его сама жизнь не только примером великих ученых, которые, не скрываясь, позиционировали себя как глубоко верующие люди, но и каждого из тех, кто присутствует сегодня на съезде», — зачитал слова митрополита Варсонофия глава Отдела по церковной благотворительности и социальному служению Санкт-Петербургской епархии протоиерей Николай Брындин. «Согласно традиции святоотеческого богословия, образ Христа как врача, исцеляющего пораженное болезнью греха человеческое естество, является одним из наиболее точных и глубоких выражений Его мессианского подвига», — подчеркивается в приветствии участникам форума митрополита Минского и Заславского Павла . «Евангелие — это словесная икона Христа, — продолжил эту мысль в своем докладе председатель Синодального отдела по благотворительности епископ Орехово-Зуевский Пантелеимон. — Икона — это вход в другой мир, связь с другим миром, с Тем, Кто руководит жизнью этого мира и без Чьей воли не совершается ни одно событие. Евангелие помогает нам осмыслить и понять Божию волю о нас самих и о мире, найти путь, обрести Истину и научиться полноценно жить так, как это было задумано Творцом. Евангелие мы воспринимаем не только тогда, когда читаем его у себя дома, но и когда слушаем его на Божественной литургии — живом общении со Христом, с Тем, Кто нас любит больше нас самих». Епископ Пантелеимон обратился к словам Христа в Евангелии, которые говорят о соединении человека с Богом: «Я хлеб живый, сшедший с Небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира…». Эти слова Христа, по мнению иерарха, актуальны для врачей: они хотят, чтобы больной жил и жизнь у него была полноценной. Приобщение ко Христу через причащение есть приобщение к радости и вечной жизни. Существует один истинный врач — Бог, который врачует каждую немощь через руки врачей и их действия, добавил викарий Святейшего Патриарха. |
| Так называемого противостояния науки и веры на самом деле нет, отметил в своем приветствии митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Варсонофий. «К сожалению, не до конца еще изжито распространенное заблуждение о противостоянии науки и веры. Опровергает его сама жизнь не только примером великих ученых, которые, не скрываясь, позиционировали себя как глубоко верующие люди, но и каждого из тех, кто присутствует сегодня на съезде», — зачитал слова митрополита Варсонофия глава Отдела по церковной благотворительности и социальному служению Санкт-Петербургской епархии протоиерей Николай Брындин. «Согласно традиции святоотеческого богословия, образ Христа как врача, исцеляющего пораженное болезнью греха человеческое естество, является одним из наиболее точных и глубоких выражений Его мессианского подвига», — подчеркивается в приветствии участникам форума митрополита Минского и Заславского Павла. «Евангелие — это словесная икона Христа, — продолжил эту мысль в своем докладе председатель Синодального отдела по благотворительности епископ Орехово-Зуевский Пантелеимон. — Икона — это вход в другой мир, связь с другим миром, с Тем, Кто руководит жизнью этого мира и без Чьей воли не совершается ни одно событие. Евангелие помогает нам осмыслить и понять Божию волю о нас самих и о мире, найти путь, обрести Истину и научиться полноценно жить так, как это было задумано Творцом. Евангелие мы воспринимаем не только тогда, когда читаем его у себя дома, но и когда слушаем его на Божественной литургии — живом общении со Христом, с Тем, Кто нас любит больше нас самих». Епископ Пантелеимон обратился к словам Христа в Евангелии, которые говорят о соединении человека с Богом: «Я хлеб живый, сшедший с Небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира…». Эти слова Христа, по мнению иерарха, актуальны для врачей: они хотят, чтобы больной жил и жизнь у него была полноценной. Приобщение ко Христу через причащение есть приобщение к радости и вечной жизни. Существует один истинный врач — Бог, который врачует каждую немощь через руки врачей и их действия, добавил викарий Святейшего Патриарха. |
| Фабричный двор Григорьевых В 1918 г. фабрику национализировали, из-за общего развала экономики в Гражданскую войну производство полностью остановилось. Попытки восстановить работу во время нэпа оказались неудачными. Вместо колбас в 50-е годы Московский экспериментальный консервный завод стал выпускать здесь сухие концентраты. Об этом общепитовском производстве ещё кто-то помнит, а знаменитая фабрика Григорьева забыта напрочь. Судьба всей купеческой семьи – в первую очередь, самого Николая Григорьевича – сложилась трагически. Имущество было полностью отобрано, сыновей арестовали и сослали, с горя заболела и умерла жена, а глава семейства был лишён всех средств к существованию и выслан в родной Углич. Его деревенский дом отдали новым хозяевам, а соседям запретили не только пускать " буржуя " на порог, но и кормить семидесятипятилетнего старика. Григорьев тайком побирался по домам своих бывших работников, не имея даже нормальной одежды. Николай Григорьевич с супругой на веранде До сих пор точно неизвестно, в каком году его не стало, 1923 год – лишь приблизительная дата. Тело купца нашли на опушке ратмановского леса: поставщик двора и почётный гражданин столицы умер голодной смертью. Память о Григорьеве в Ратманове и Сергиевском возродилась в 1990-е годы, когда архимандрит Виктор (Захаров), восстанавливавший заброшенный Никольский храм, заинтересовался судьбой строителя церкви. Священник не только собрал свидетельства местных жителей и восстановил связь с потомками купца, но и нашёл его могилу: крестьяне тайно похоронили Николая Григорьевича у храмовой стены. Найденные отцом Виктором материалы позволили поставить вопрос о прославлении купца в числе номучеников. В 2000 г. указом архиепископа Ярославского и Ростовского Михея Григорьев был канонизирован как местночтимый святой. Спустя восемь лет на его могиле освятили памятник. Коллектив фабрики Григорьева на фото в честь её 50-летия " Как только заканчивается очередной мораторий на снос зданий, открываются новые факты " , – рассказывает координатор " Архнадзора " Наталья Самовер. Вслед за археологическими находками Кадаши обрели собственного святого. " Мы защищаем не просто рядовую постройку XIX в., а принцип уважения к памяти места, – уточняет Наталья Владимировна. – Редкий колбасный цех в Москве имеет святого покровителя " . По её словам, в Европе и Америке так называемый лофт – промышленные здания, переоборудованные под жильё, – это очень дорого и модно. И только в российской столице снести старую постройку ничего не стоит, особенно если за этим стоят интересы инвестора. " Вокруг нас не просто здания – вокруг нас залежи исторической памяти. Потеряем здание – потеряем память " , – подчёркивает Самовер. |
| Фабричный двор Григорьевых В 1918 г. фабрику национализировали, из-за общего развала экономики в Гражданскую войну производство полностью остановилось. Попытки восстановить работу во время нэпа оказались неудачными. Вместо колбас в 50-е годы Московский экспериментальный консервный завод стал выпускать здесь сухие концентраты. Об этом общепитовском производстве ещё кто-то помнит, а знаменитая фабрика Григорьева забыта напрочь. Судьба всей купеческой семьи - в первую очередь, самого Николая Григорьевича - сложилась трагически. Имущество было полностью отобрано, сыновей арестовали и сослали, с горя заболела и умерла жена, а глава семейства был лишён всех средств к существованию и выслан в родной Углич. Его деревенский дом отдали новым хозяевам, а соседям запретили не только пускать «буржуя» на порог, но и кормить семидесятипятилетнего старика. Григорьев тайком побирался по домам своих бывших работников, не имея даже нормальной одежды. Николай Григорьевич с супругой на веранде До сих пор точно неизвестно, в каком году его не стало, 1923 год - лишь приблизительная дата. Тело купца нашли на опушке ратмановского леса: поставщик двора и почётный гражданин столицы умер голодной смертью. Память о Григорьеве в Ратманове и Сергиевском возродилась в 1990-е годы, когда архимандрит Виктор (Захаров), восстанавливавший заброшенный Никольский храм, заинтересовался судьбой строителя церкви. Священник не только собрал свидетельства местных жителей и восстановил связь с потомками купца, но и нашёл его могилу: крестьяне тайно похоронили Николая Григорьевича у храмовой стены. Найденные отцом Виктором материалы позволили поставить вопрос о прославлении купца в числе номучеников. В 2000 г. указом архиепископа Ярославского и Ростовского Михея Григорьев был канонизирован как местночтимый святой. Спустя восемь лет на его могиле освятили памятник. Коллектив фабрики Григорьева на фото в честь её 50-летия «Как только заканчивается очередной мораторий на снос зданий, открываются новые факты», - рассказывает координатор " Архнадзора " Наталья Самовер. Вслед за археологическими находками Кадаши обрели собственного святого. «Мы защищаем не просто рядовую постройку XIX в., а принцип уважения к памяти места, - уточняет Наталья Владимировна. - Редкий колбасный цех в Москве имеет святого покровителя». По её словам, в Европе и Америке так называемый лофт - промышленные здания, переоборудованные под жильё, - это очень дорого и модно. И только в российской столице снести старую постройку ничего не стоит, особенно если за этим стоят интересы инвестора. «Вокруг нас не просто здания - вокруг нас залежи исторической памяти. Потеряем здание - потеряем память», - подчёркивает Самовер. |
| В сентябре 1562 г. митрополит Евгрипский Иоасаф доставил в Москву Царю три грамоты Константинопольского Патриарха Иоасафа, подписанные в 1561 г. В первой из них, исходившей от одного Патриарха Иоасафа, сообщалось о полученных дарах, о расходовании их, о состоянии училищ для воспитания учителей Церкви, о состоянии построек, монастырских церквей и зданий. Патриарх писал, что не имеет другого прибежища, кроме Русского Самодержца. Две другие грамоты подписаны полным Собором высших иерархов – Патриархом и 31 митрополитом. В одной из них говорится, что повелено молиться о здравии Иоанна, Царя и Государя всех православных христиан: «Отныне и впредь записали мы имя твое, как Царя вернейшего и православного, в наших церковных службах и взываем дерзновенно к Богу: подаждь, Господи, многолетнее здравие благоверному Царю нашему Иоанну, как и прежним древним царям. Не только в одной Константинопольской Церкви, но и по всем Церквам митрополичьим будем молить Бога о имени твоем, да будешь и ты между царями, как равноапостольный и православный Константин, который в начале своего Царствия роздал милостыню по всем Церквам, дабы поминали имя его во святых диптиках». Другая грамота содержала признание права Иоанна именоваться Царем. Патриарх объявлял: «Смирение наше, с согласия всех здесь обретающихся священнейших митрополитов и боголюбивейших епископов, действием же и благодатию Всевышнего Живоначального и Совершенноначальнейшего Духа преподает и дарует реченному Царю, Господину Иоанну, быть и называться ему Царем законным и благочестивейшим, увенчанным и от нас правильно, вместе и церковно, так как он от рода происходит и крови царской, как мы уже сказали, и сие полезно всему христианству, повсюду законно и справедливо для утверждения и пользы всей полноты христианства» (Зызыкин М. Царская власть и закон о престолонаследии в России. София, 1924). И до установления царской власти наши государи держали тесную связь с Восточными Патриархами. Помощь в Царьград посылал св. митрополит Феогност († 1353). Великий Князь Василий I по просьбе св. митрополита Киприана послал щедрую помощь Императору и Патриарху, когда Константинополь сильно потерпел в 1395–1396 гг. от блокады его турецким султаном Баязидом. Со времени же падения Константинополя в 1453 г. полилась щедрая помощь тамошней Патриархии. Когда первый после занятия Константинополя св. Патриарх Геннадий Схоларий просил св. митрополита Иону о помощи, Великий Князь Василий III отправил ему с послом пожертвование. Святитель Иона в согласии с Великим Князем писал Патриарху Геннадию, что обещает, «ради Христовой любви, присылать и впредь что у него найдется». |
| Из ниже излагаемого обзора содержания глав в книге г. Гидулянова, особенно следующей непосредственно за введением первой главы, можно заключить, что автор напрасно ту часть своего исследования, с которой мы познакомились, и которая занимает 193 страницы, т.е. почти ¼ книги, назвал «введением». Правильнее было бы назвать эту часть первою главою, так как мы сейчас увидим, что то, что называется первою главою сочинения, изложено по тому же плану, как и введение, только говорится в ней уже не о Константине, а о сыне его Констанции, как и все вообще главы следуют порядку царствований. Так прежде всего в первой главе изложение начинается с характеристики Констанция, как искреннего христианина, озабоченного водворением в церкви мира и благоустройства. Но так как Констанций не вдруг, не непосредственно соединил в своих руках власть на западе и на востоке, то автор находит нужным указать на разницу в положении восточного императора и западного императора, а говоря о последнем указать на то, каким образом слабость западной императорской власти содействовала укреплению власти римского епископа. Борьбу между ортодоксальным западом и в большей или меньшей степени арианствующим востоком автор называет борьбой за церковную рецепцию, при чем вдается в подробнейшую характеристику восточных церковных партий с их различными вероисповедными формулами. Излагается в последовательном историческом порядке масса соборов с массой имен епископов, участвовавших в этих соборах, и отношение к ним единовластвующего императора Констанция с его деятельностью, направленной к восстановлению разорванного партиями церковного единства. Глава первая, подобно введению, заканчивается обзором церковного устройства, которое, по мнению автора, не подвинулось в своем развитии, т.е. осталось таким же, каким было при Константине: объединение не дальше пределов провинций, а в центре император, руководившийся в своей церковной политике советами доверенных лиц (Евсевий никомидийский, Валент мурзийский, Василий анкирский и Акакий кесарийский). Но вместе с тем в это время, благодаря Евсевию никомидийскому, проводится до конца мысль Константина В. об основании в Византии новой столицы путем полного приравнения ее старой столице – Риму в отношении сената и магистратуры, чем намечается, может быть и неумышленно, центр будущего церковного устройства на восток– константинопольский епископ. |
| Однажды, трапезничая в нашем монастыре, я вспомнил, что несколько лет Лешка работал здесь сварщиком. Рассказал братии его печальный конец. Они не на шутку запереживали: была ли панихида? «Если нет, то мы отпоем – он хороший был человек. Не обидчивый. Безотказный». А недавно вышел я по звонку – под дубом, отведя от лица ветку, стоит Борис: «Дядя Сережа, у вас работа найдется?» Он тоже то ли мешок колхозного зерна пропил, то ли бидон у дачников стащил; и на днях вернулся из мест не столь отдаленных. Знакомый монах как-то с горечью промолвил: «Кто миллионы наворовал, того посадить не могут, а русского мужика за алюминиевую ложку на три года за решетку прячут». Хотя Бориса я не провожал в тюрьму, но его младший брат Панька – мой крестник. Потому крикнул с крыльца: «Приходи через недельку, тогда что-нибудь придумаем. Сегодня в Москву уезжаю». Он понятливо кивает, но ветку из руки не выпускает. То ли стало ему хорошо, надежно под дубом, то ли денег сейчас попросит? Посуровел я – давно на водку не даю. Хлеба – пожалуйста. Но все-таки дуб пересилил – Борис неожиданно спросил: «Что-нибудь новое написали? Мы на зоне ваши книги читали. Потом обсудили…» – Ну и как? – В общем, решили: читать можно. Но двух вещей не хватает. Одна книга называется «Про зырянскую лайку». А раз про лайку, то ружье должно быть. А у вас нету. И еще, не хватает домашности. Я обрадовался – Чехова они тоже читают. Он как-то сказал, мол, если писатель помянул про ружье, то оно потом обязано выстрелить. И, конечно, в лагере люди тоскуют по дому. Точно они подметили: в деревне я часто живу один, а какая домашность без хозяйки!.. Борис мотнул головой влево: «У Брызгаловых в доме совы завелись. Ночью так кричат…» Я тоже каждый вечер вздрагиваю от криков этих сов. Кивнул, дескать, знаю. Но, потом до меня дошло: Борис непросто вспомнил про них, а прикровенно подсказал тему: как совы в доме завелись. Вовремя подсказал – я за девять месяцев ни строчки не написал… А завелись совы в доме Брызгаловых так. Жили в нем русские крестьяне, Николай Иванович и Александра Ивановна. |
|
|
