| Правда представлена и в статьях и интервью академика РАМН Николая Герасименко, который рассказывает, что история об испокон веков много пьющих славянах не более чем миф. Что в те времена, когда князь Владимир говорил о том, что «веселие Руси есть пити», винами называли меды с содержанием алкоголя до 5%. Что с XVII до начала XX века Россия занимала предпоследнее место в мире по потреблению спиртного и меньше нас пили только норвежцы. Что в 1914 году император Николай II ввел «сухой закон», так как возросшее до 2,3 литра потребление чистого алкоголя в год на человека казалось власти чрезмерным. Что ситуация резко изменилась только в 60–70-е годы, когда увеличение продажи дешевой водки показалось Политбюро удачным способом пополнить казну. Что в результате горбачевской антиалкогольной кампании, как бы ее ни ругали, смертность по стране снизилась более чем на 12 процентов. Правда в том, что и сами мы прекрасно помним: с отменой государственной монополии на производство и торговлю алкоголем в 1992 году в России стали пить что угодно, включая технический спирт, и специалисты впервые заговорили о «русском кресте», когда на графике пересеклись резко пошедшая вверх линия смертности и устремившаяся вниз линия рождаемости. Инициаторы проекта «Общее дело» настаивают, что он обращен в первую очередь к обычным людям, к тем, кто считает себя малопьющими. К тем, кто пока еще может остановиться. По словам архимандрита Тихона (Шевкунова), «Людям очень важно разъяснить «анатомию» процесса алкогольной деградации и разрушения человека и общества — медицинскую, социальную. Человек, выпивающий раза два в неделю, в среднем сокращает свою жизнь на 20 лет. И это – та правда об алкоголе, которую люди имеют право знать». Короче говоря, правда в том, что если мы не остановимся, то попросту вымрем. Игорь ПАВЛОВ Фильмы и ролики социальной рекламы проекта «Общее дело» можно бесплатно скачать на сайте http://www.pravoslavie.ru Цитата: «Мы поняли, что людям очень важно разъяснить “анатомию” процесса алкогольной деградации и разрушения человека и общества — медицинскую, социальную. Консультировались со специалистами — физиологами, наркологами, патологоанатомами. Вся программа нацелена совсем не на алкоголиков. Алкоголики — несчастные больные люди, к сожалению, маргинальная часть общества. Им нужна особая забота. Наш проект “Общее дело” обращен к обычному человеку. Большая часть людей, конечно, осознает, что алкоголь наносит вред, но мало кто представляет масштабы внутренней катастрофы на уровне отдельного человека, его души и физической жизни, на уровне нашей страны». |
| В звании первоначальника и первосвятителя русских раскольников Павлу Коломенскому пришлось побыть очень недолго: от окончательного суда над ним и до его смерти прошло каких-нибудь полтора года и никак не более двух 17 . И если взять во внимание, что точных сведений о последней судьбе Павла Коломенского мы не находим даже у самих раскольников, для которых весьма дорога его память, что даже раскольнические писатели не согласны один с другим в известиях, напр., о месте и времени его смерти 18 : то нельзя не прийти к заключению, что кратковременное пребывание Павла Коломенского в ссылке было окружено особенной таинственностью 19 и доступ к нему его почитателей был тщательно пресечен. Поэтому трудно допустить, чтобы Павел во время ссылки мог иметь сношения и беседы с раскольниками, преподавать им для руководства на будущее время разного рода советы и наставления, завещания и правила. А между тем как бы пользуясь именно этой таинственностью последней судьбы злополучного Коломенского епископа, этим вообще недостатком точных сведений о его жизни и деятельности в качестве перворевнителя отеческих преданий, раскольники дали полную и самую широкую свободу фантазии в своих сказаниях о «священнострадальце-епископе», как они называют Павла. Раскольнические историки и старых и новых времен со всевозможными подробностями передают разные небывалые беседы его и разглогольствия 20 , и притом, что особенно замечательно, обе секты, на которые распался раскол, противоположных одна другой по своим началам и одна другой враждебные, представляют Павла Коломенского исключительно своим родоначельником, в оправдание и основу своих отличительных мнений приводят именно его завещание, якобы свято ими соблюдаемое: беспоповские писатели уверяют, что Павел-епископ оставил заповедь «новорукоположенных иереев отнюдь не примати» и лицам «нерукоположенным», т. е. мирянам, дал благословение «совершать душеспасительные тайны» 21 ; поповцы же, напротив, утверждают, что от самого епископа Павла они имеют благословение принимать и нового поставления иереев, а один из борзых поповских писателей, защищавший перемазанство во время споров о чиноприятии бегствующих от великороссийской церкви священников, сочинил от имени Павла Коломенского пространную беседу, где изобразил его даже сторонником перемазанцев, завещавшим якобы примати новопоставленных иереев не иначе, как «вторым чином, под миропомазание: ибо де и святый Григорий (?) попущает не в присутствии епископа иереям иереев помазывати миром» 22 . |
| Хотя память священномученика Игнатия не внесена в церковный календарь 27 января/9 февраля (он празднуется в Соборе Рязанских святых, в Соборе Воронежских святых и в Соборе новомучеников и исповедников Российских), мы обязательно должны помянуть этого уникального святителя в день его преставления ко Господу. Поможет нам в этом уникальный источник о жизни владыки в Белевский период его служения. Впервые публикуемые воспоминания принадлежат Ирине Михайловне Картавцевой (2 августа 1898 г.— 5 августа 1983 г.). С 1908 по 1918 г. она обучалась в Белевской женской гимназии Тульской губернии, в 1917-м г. стала учительницей Белевского женского приходского училища, где преподавала до ноября 1921 г. В 2008-м году исследователь А.В. Маштафаров (1945–2015) опубликовал ее воспоминания о священномученике Петре (Звереве) , и в 2010-м году – о паломничествах в Оптину пустынь . В 1970-е годы с И.М. Картавцевой познакомился Н.Н. Лисовой (1946–2019) , которому она передала часть архива своего брата И.М. Картавцева. В 2013-м году были опубликованы воспоминания Ильи Михайловича Картавцева. Книга содержит уникальные фотографии семьи Картавцевых и полную библиографию трудов автора. В 2006-м году Н.Н. Лисовой в беседе с публикатором вспоминал: «Чуть позже я познакомился с Ириной Михайловной Картавцевой, которая помнила Патриарха Тихона и иерархов того времени» . Говоря о ней, Николай Николаевич называл Ирину Михайловну «чудной, совершенно Божией старушкой». Он общался с ней до ее кончины. Среди переданных Н.Н. Лисовому материалов оказалась тетрадь с воспоминаниями И.М. Картавцевой периода конца Великой Отечественной войны. Среди других воспоминаний, относящихся к довоенному периоду, содержатся неоконченные воспоминания под названием «Епископ Игнатий Белевский (Садковский) и судьба белевской Автокефальной церкви», охватывающие период 1920–1921 годов. В 1922-м г. И.М. Каравцева переехала в Москву. Белевская православная община продолжала окормляться епископом Игнатием до его ареста 17 января 1923 г. Хотя воспоминания не окончены, они содержат уникальные описания богослужений владыки Игнатия, живо рисуют его образ как аскета, молитвенника и пастыря душ человеческих. Особый интерес представляет описание публичного диспута святителя с безбожниками , а также описание чудесного видения, которого в годы обучения в МДА удостоились будущие святители Иларион и Игнатий. Кроме того, впервые публикуется также переданная И.М. Картавцевой Н.Н. Лисовому и отреставрированная публикатором ее детская фотография с братом Ильей и младшей сестрой Верой, погибшей при погроме усадьбы в 1920-м году. |
| Вопреки тому, что думал Тертуллиан , Церковь Духа была не у «пневматиков», а у тех, кого он презрительно называл «психиками». Он обманулся и обманул тех немногих, которые последовали за ним, но он был и остался прав в том, что единственная основа жизни Церкви есть Дух. Церковь есть благодатный организм не потому, что она когда-то получила дары Духа, которые она хранит, как в некой сокровищнице, не потому, что некоторые в ней получают харизму, но потому, что она живет и действует Духом. Она есть место Его действия. Нет жизни в Церкви, нет действования в ней, нет служения в ней без Духа, наконец, нет самой Церкви. Основанная Христом на Тайной вечери, она актуализировалась на Пятидесятницу, когда прославленный Господь послал ученикам Духа. Начиная с этого дня Дух живет в Церкви, и Церковь живет Духом. «Церковь Божья во Христе» была Церковью Духа в эпоху Тертуллиана и остается ею до сегодняшнего дня. Победа над монтанизмом вызвала некоторое подозрение к пророчеству, во многих случаях вполне оправданное. Монтанизм дискредитировал пророчество, но Церковь не могла отказаться от того, что составляет ее сущность – от даров Духа, в том числе от пророчества. Было бы странно отдавать монтанизму термин « Церковь Духа Святого» и брать под подозрение этот термин. Еще более странно видеть в нем намек на монтанизм, тем более, что этот термин существовал до Тертуллиана и до монтанизма. Сам Тертуллиан , вероятно, заимствовал его у Иринея Лионского . Не будучи повинным в монтанизме, Ириней с особой силою выразил то, что составляет сущность Церкви. «Где Церковь , там и Дух Божий, и где Дух Божий, там Церковь и полнота благодати». Тертуллиан до некоторой степени предвосхитил будущую историю церкви. Уже после него церковная жизнь стала усваивать иные начала. Римское право проникло в церковь и образовало в ней слой, который не имел ничего общего с благодатью. Оставляя в стороне вопрос, законно или незаконно это проникновение права в церковную жизнь, мы тем не менее должны не забывать, что Церковь в своей основе была и остается благодатным организмом, обладающим полнотой благодати – «omnis gratia». |
| Вторую половину вечера, посвященную памяти Николая Алексеевича Мельникова, открыло выступление его родных сестер Валентины и Натальи . Валентина Алексеевна поблагодарила А.П.Цыбульского, который одним из первых, заинтересовавшись творчеством ее брата, донес до читателей его поэму «Русский крест». «Утрата брата для нас – огромная беда, но когда мы ехали на машине за телом Николая в Козельск, мне не хотелось плакать, а хотелось петь его любимую песню “Калинушка”. Когда брат приезжал домой, мы все шли в сад и пели ее и много других народных песен» , - вспоминала Валентина Алексеевна . Она рассказала, что Николай был знаком с мамой Максима Трошина, которая проживала после гибели сына одна в коммуналке, и Н.А.Мельников добился у губернатора, чтобы ей выделили квартиру, в которой она и живет сейчас. «Цель вечера для меня одна – закончить поэму брата, ведь поэма написана, но не закончена. Она будет закончена, когда в нашем селе Лысые будет возрожден храм, ведь именно это было заветной мечтой Николая, именно для этого он писал поэму “Русский крест”. Церковь строится уже девятый год, медленно, у нас нет богатых спонсоров, и я прошу всех, кому дорога память Николая Мельникова, помочь строительству храма» , - призвала Валентина Алексеевна. У строящегося храма уже есть настоятель, это иеромонах Мелитон, насельник Площанской Богородицкой Казанской пустыни . Батюшка, приехавший на вечер памяти, рассказал, что не был знаком с Николаем Мельниковым лично, но до глубины сердца прочувствовал его слова о страданиях русской деревни, которые она, как и русский народ, несла многие века. Но для чего-то Господь дал нам эти страдания, именно в них рождаются на свет Божий такие люди, которых называют «соль земли», общаясь с которыми окружающие становятся на одну ступенечку ближе к Богу. «Через некоторое время после того, как начались работы по восстановлению храма, старые, высохшие липы, которыми он был окружен, вновь зазеленели на удивление всем. Обновляется все живое, если оно устремляется к Богу» , - сказал священник. |
| Принесем к подножию Ее святых икон молитвы и чувства нашей благоговейной любви к Ней. Чистым сердцем и устами скажем словами одной молитвы: «Матерински помилуй нас, да славим Тя во веки»! О, как мы счастливы знать Божию Матерь, веровать в силу Ее молитв за нас, чествовать и прославлять Ее! Это с особой силой сознается нами в дни Ее праздников. И это ощущение счастья быть под покровом Божией Матери напоминает нам о том, что было время, когда люди не знали ни Спасителя, жившего на земле, ни Той, Которая была Его Матерью. Верующие люди тех далеких от нас ветхозаветных веков жили и дышали верой только в будущего Спасителя мира. Века сменялись веками, исчезали одни народы, появлялись новые народы и страны, но нерушимой оставалась вера в Спасителя, грядущего от Жены, Пречистой Девы. Много тысяч лет люди жили этими ожиданиями... За тысячу с лишним лет до Рождества Христова псалмопевец Давид в одном из своих псалмов пророчески восклицает: «Стала царица одесную Тебя» ( Пс. 44:10 ). Пророк Давид уже созерцает в духе славу и величие Божией Матери: он видит Ее уже стоящей одесную Бога, в царственном блеске славы. «Вся слава дщери Царя внутри» ( Пс. 44:14 ) Пророк восхищается той духовной внутренней красотой Божией Матери, перед Которой преклонятся миллионы верующих человеческих сердец, и Которую Церковь будет называть «честнейшей Херувимов и славнейшей без сравнения Серафимов». В другом своем псалме Давид провозгласил такое предсказание: «Воскресни, Господи, в покой Твой, ты и киот святыни Твоея» ( Пс. 131:8 ) Псалмопевец, по толкованию святых отцов, говорит здесь не только о воскресении грядущего Спасителя, но и воскрешении Его киота, т.е. Матери Его, носившей Его во чреве. Более чем за 700 лет до Рождества Христова пророку Исаии было дано видеть девство Божией Матери. Все мы знаем слова этого пророчества: «Се, Дева во чреве приимет, и родит Сына, и нарекут имя Ему: Эммануил, что значит; с нами Бог» ( Ис. 7:14 ; Мф. 1:23 ). Наконец, в определенное судьбами Божиими время, исполнились все пророчества, исчезли дни Ветхого Завета, наступил рассвет, а за ним взошло на духовном небе Солнце над землей, взошло, чтобы не заходить никогда. Это Солнце духовное – наш Спаситель, наш Сладчайший Иисус, источник нашего земного и вечного счастья. |
| В Никоновскую эпоху Гумилев, вероятно, стал бы раскольником». О том, как в революционном Петрограде Гумилев «истово широко крестится» перед каждой церковью, вспоминали и другие современники. Эта сцена врезалась в память. Вполне возможно, что до революции он действительно не очень-то соблюдал этот православный обычай. Пословица гласит: гром не грянет – мужик не перекрестится. Гром грянул… «Атеистическая одурь» началась со вскрытия мощей Тихона Задонского – в январе 1919-го, Серафима Саровского – в ноябре 1920-го, с агитки Демьяна Бедного: «Что с попом, что с кулаком//Вся беседа –//В брюхо толстое штыком//Мироеда!», с «гимна» поэта В. Дорофеева: «Бога нет.//Пророки – сказка,//Мощи – выдумка церквей.//Снята набожная маска//Революцией с людей». Все остальное, еще более чудовищное, произойдет позже, но уже при Гумилеве далеко не каждый осмеливался прилюдно перекреститься перед церковью. Гумилев не мог поступать иначе. Он всегда шел с открытым забралом. В Африку уехал не за экзотикой, а ради предельного риска. На фронт ушел добровольцем, вернувшись георгиевским кавалером. В эти же годы Гумилев стал открыто называть себя монархистом – не до свержения монархии и убийства царской семьи, а после, когда за «монархизм» расплачивались жизнью. Он был готов пойти на плаху… Внешние проявления выражали суть его внутренней жизни и поэзии. По свидетельству Э. Голлербаха, определяющим для своей послереволюционной поэзии он считал «сочетание экзотического и православного». Георгий Иванов в статье «О поэзии Гумилева», опубликованной в Петрограде через полгода после расстрела, отметил: «Если мы проследим пройденный Гумилевым творческий путь, мы не найдем на всем его протяжении почти никаких отклонений от раз поставленной цели. Стремление к ней, сначала инстинктивное, с годами делается все более сознательным и волевым. Цель эта – поднять поэзию до уровня религиозного культа, вернуть ей, братающейся в наши дни с беллетристикой и маленьким фельетоном, ту силу, которой Орфей очаровывал даже зверей и камни». В 1931 году, уже в эмигрантской статье, посвященной десятилетию гибели Гумилева, он разовьет эту мысль: «Всю жизнь Гумилев посвятил одному: заставить мир вспомнить, что „…в Евангелии от Иоанна//сказано, что слово – это Бог». „Божественность дела поэта» он старался доказать и „утвердить» всеми доступными человеку средствами на личном примере. В этом смысле – как это ни странно звучит – Гумилев погиб не столько за Россию, сколько за поэзию…» |
| Но основная масса народа опять никак не вразумилась, не послушала своих пастырей. А тогда пастыри были прекрасные, отец Иоанн Кронштадтский был известен всей России. И Господь попустил еще одну войну – мировую, чтобы все объединились вокруг Церкви и этим прекратили бессмысленную бойню. Люди уже стали гибнуть десятками, сотнями тысяч, но так и не покаялись. И тогда разразилась катастрофа, плоды которой мы пожинаем до сих пор. Был уничтожен цвет нации, уничтожено все, что накопила империя за долгие годы. Теперь-то мы просто вычерпываем остатки недр той земли, которую Бог нам дал, живем за счет того, что Господь вырастил: за счет леса, нефти. А если бы не было их, и если бы нас не кормили другие страны, огромным потоком не лилось бы зерно, то у нас нечего было бы даже и есть, и мы просто бы умерли с голоду. Вот к чему пришли. И это все следствие наших грехов. Но и на протяжении последнего, катастрофического периода жизни нашего государства Господь тоже нас вразумлял. Какое было попущено нашествие Германии, страшное дело. И опять на некоторое время народ как-то объединился вокруг своей Церкви, стали больше Богу молиться, стали храмы открывать, а потом снова все пошло по-старому. К шестидесятому году началось такое пьянство, которого не видали еще никогда на Руси, а уж к восьмидесятому стали пить в двадцать раз больше, чем в тринадцатом году. И конечно, все пришло в страшное разорение, потому что на этот путь становиться – это значит все пропивать, все спускать. Вот так мы и доматываем то, что еще осталось в России. Попущенная Богом страшная катастрофа началась с отречения императора, которого окружали трусы, предатели и изменники и склоняли к тому, что для спасения России ему надо отречься от престола. А государь был очень смиренный, кроткий, богобоязненный. Если бы на его месте оказался его отец Александр III, он бы просто их вышвырнул за шкирку, но Николай Александрович был не такой, у него был характер не Петра I, и он склонился на уговоры: раз просят лучшие представители России, как они себя называли, то для спасения России уж пожертвую собой, пожертвую и троном: хотите – пожалуйста. То есть он повел себя так, как подобает христианину; поступил так, как поступали все святые, как поступил преподобный Сергий. Когда возроптали братья на то, что у него строгий устав, Сергий взял и тихо ушел из того монастыря, который сам создал. |
| Г. Вас. Немирович-Данченко писатель известный и весьма плодовитый, но в последнее время начинающий писать несколько странно. Он как будто начинает терять способность относиться к действительности объективно п изображает не столько обыкновенных людей, сколько героев или злодеев, отчего и пишет в приподнятом тоне. Монашеством он интересовался и раньше и написал несколько книжек, посвященных описанию некоторых монастырей, а теперь выводит монашествующих и в повестях. На первом месте мы можем поставить о. Дамаскина– тип подвижника, выведенный г. Немировичем–Данченко в романе «Волчья Сыть» (Новое Слово, 1896 г.). О. Дамаскин, ученый, строгий и сильный духом старец, перешел в изображаемый автором бедный монастырек из Троице-Сергиевой лавры. «Для маленького городка слава его была слишком велика». Он был хорошо известен многим высокопоставленным лицам. «Старец добротолюбивый, отзывается о нем игумен монастыря... Истинно медоточивые уста. Заслушаешься... Все ему отверсто». А вот как описывает автор обстановку о. Дамаскина. «Отец Дамаскин жил на вышке. Он сам выбрал себе келью – крохотную комнатку, устроенную в колокольне. – Тут к солнцу ближе, да и звон спать не дает. А монаху это первое дело. ... «Малая и без того горница сплошь была завалена книгами и потому казалась еще меньше. Громадные, обтянутые в старую выцветшую кожу, фолианты лежали один на другом в углах до половины высоты, стол был завален духовными журналами и новыми, еще не разрезанными, изданиями, так что для письма о. Дамаскину оставался крошечный уголок, к которому он в примащивался как-то боком. Под столом тоже поленницами были сложены книги. Осеннее солнце на закате обливало весь этот уголок золотым светом, захватывая в него и благородное лицо монаха, длинная, белая борода которого, раздваиваясь, падала на груд. Голову старик прикрыл скуфейкой. Парусинный подрясник плотно охватывал его хилое тело». Молитвенник за страждущих, сострадательный к приходящим с истинным покаянием, о. Дамаскин неумолимо строг к лицемерно кающимся, а тем более – к приезжающим в монастырь лишь для того, чтобы повеличаться своим богатством. Таких он если и принимает, то лишь для того, чтобы дать хороший урок. А обмануть его никак нельзя, так как он видит каждого насквозь– видит, с какими мыслями приходят, к нему. Нельзя и задобрить его посулами на монастырь или обещаниями принять иночество: от недостойных он не принимает ни того, ни другого и не дает им даже благословения. Сильных мира он не боится, обещания и угрозы на него не действуют, заставить его сделать что-либо против убеждения невозможно. Это вполне «столпообразный инок», как называют его монахи его монастыря. |
| Перечень изданий сочинений св. Григория Нисского (первое по времени Кельнское 1537 г.) см. у Селлье в VI томе его Histoire generale des auteurs, по изд. 1860 г. и у Миня в Patrologiae cursus completes, ser. Graeca t. XLIX. Лучшие из них: 1) – ex. Codd. Manuscriptis grace. et. latin. ed Front Ducaei, Paris, 1615; 2) Migne, patrol. Curs. Compl ser. Grace. t. XLIV. В это последнее вошли сочинения Григория, найденные в более позднее время изданные и Aug.Mai. Русское издание творений Григория в восьми томах, Москва 1861 – 1872 г. не содержит в себе всех даже несомненно подлинных творений Григория. § I О жизни св. Григория до нас не сохранилось таких подробных сведений, какие мы имеем о жизни других великих отцов церкви IV века. Время его рождения относят к 332-му году, основываясь на словах его брата, Василия Великого , который в письмах к Димосфену, говоря о посвящении Григория в епископа (что было в 372 г.) замечает, что при этом не было «оставлено без внимания ни одного церковного правило, и важного и маловажного» 1 , (следовательно и того правила, по которому посвящаемый во епископы должен был иметь не менее сорока лет от роду). О первоначальном его образовании можно, конечно, сказать тоже, что говорено в этом отношении о Василии Великом : пример и наставления его матери Эмилии, а также сестры Макрины, с детства развили в нем чувство веры и преданности церкви, а пример отца, знаменитого христианского ритора, развил стремление служить Церкви научным знанием и искусством слова. О дальнейшем его образовании нужно думать, что оно было главным образом самообразованием под руководством старшего брата, Василия, которого Григорий, обращаясь к младшему брату Петру, называет «отец наш», «учитель наш», «общий отец и учитель наш» 2 , а себя и брата Петра – его «учениками». Ниоткуда не видно, чтобы он учился в каком-либо из тех знаменитых училищ, в которых обучался Василий, или слушал кого-либо из знаменитых мирских учителей того времени, за исключением разве тех, которых можно было иметь в Неокесарии, как предполагает преосв. |
|
|
