| И чудесная красота, и одновременно сложность нашего богослужения обязаны своим происхождением тому, что византийское богослужение складывалось веками и в его сокровищнице сложились вместе традиции самых разных эпох истории Церкви – так что за раннехристианским гимном времен мужей-апологетов может сразу следовать песнопение, написанное в синодальный период, а обряд, заимствованный из византийского придворного церемониала, может сочетаться с традицией межзаветного происхождения. Но во все времена и во все эпохи только богослужение было и продолжает оставаться главным свидетельством содержания православной сакраментологии, каковое выражается в нем не на языке формальных вероопределений, а на языке знаков, обрядов, священных текстов. Проблема же состоит в том, что этот язык менялся – так что то, что когда-то было понятным всем жестом (например, поднятие руки), со сменой общекультурной парадигмы перестает быть таковым и, сохраняясь в богослужении, становится одним из элементов богослужебного чина, который совершается просто потому, что «так положено». И чтобы теперь узнать, почему «положено так [а не иначе]», нам придется обратиться к истории чина – только это поможет выяснить, каково было значение того или иного знака в Церкви в ту эпоху, когда он вошел в богослужение, и понять непростой литургический язык, указывающий на стоящую за ним реальность. Поэтому во многих случаях только историческая литургика может дать такой ключ, которым удается отпирать «тайно-замкненные знамена» православной литургической традиции, а это неоценимо для сакраментологии, которая не имеет права отрываться от реальных церковных служб. Итак, историческая литургика – наряду с библейским и святоотеческим богословием – должна составлять одну из главных опор для построения сакраментологии как раздела христианского богословия. Что же уже было сделано в области этой церковной науки? Развитие исторической литургики как науки применительно к византийскому (т.е. православному) богослужению началось в XVII веке. |
| Вот сколько условий соединилось для того, чтобы оразнообразить правила относительно поста в церковном уставе и в житейском исполнении. В дошедших до нас его списках мы имеем более или менее различные изложения этих правил, примененные к условиям известной монашеской общины и служащие выражением там или здесь принятых порядков. Поэтому о нормальном, общепринятом типе этих правил не может быть речи, и существующие памятники устава представляют лишь часть истории этого вопроса и решают его только стороною. За исключением того небольшого числа правил, которые изложены в древнецерковных памятниках, были утверждены на Соборах или выданы авторитетными церковными деятелями, все остальное в большей или меньшей степени носит характер обычая, подвергаясь переработке и изменениям, судя по условиям места и времени. Таких основных, если можно так выразиться, законоположительных постановлений весьма немного, как это можно видеть из ссылок, которые делаются в уставах и у литургистов в подтверждение тех или других правил о посте и праздниках. Чувствуя надобность в таком положительном обосновании, они пытались возводить уставные правила к древнейшим церковным постановлениям и из этих последних выводить первые. Но попытки эти не всегда были успешны, потому что за неимением более подходящих приходилось ссылаться на обычаи древних подвижников, на известия историков и жития святых, словом, на материал второстепенного достоинства, которому недоставало общецерковного характера и канонической санкции. Что же касается до последних, то они известны наперечет и касаются главным образом общих условий провождения Великого поста, среды и пятка, пасхальной недели и Пятидесятиицы. Кроме того, в них дано несколько общих указаний об отношении постов к праздникам и о времени принятия пищи в дни постные и непостные. Далее этого церковные правила или, выражаясь языком древних литургистов, божественные писания не пошли, и великое множество вопросов, касающихся уставов о пище на целый год, осталось нетронутым. Напр., о провождении меньших годовых постов, о качестве и количестве пищи в дни будние и праздничные, об отличии стола монахов от мирского и многое другое. Не сказано ничего даже о способе пощения в первую и остальные недели Великой Четыредесятницы, о роде пищи в Пятидесятницу. В области этих вопросов уставам пришлось действовать уже самостоятельно и создавать постепенно целую массу дисциплинарных правил, регулирующих до мельчайших подробностей монашеский обиход применительно к составу церковного года и к целой системе вполне постных, полупостных и праздничных дней. |
| Интерес к памятнику вернулся после статьи Б. Ботта, к-рый передатировал «К. И.» сер. IV в. (точнее между 361 и 363) ( Botte. 1956). В основном он руководствовался тем, что в тексте отражено начало становления монашеской организации, а также провел анализ перечня занятий, не дозволенных оглашаемым. Р. Ж. Кокен продемонстрировал, что составитель «К. И.» использовал не только «Апостольское предание», но и коллекцию Веронского палимпсеста ( Coquin. 1966). По его мнению, «К. И.» были составлены в Александрии в 336-340 гг., т. к. в 1-м каноне есть аллюзия на недавнюю смерть Ария. На раннюю дату указывает и характер поста в канонах 20 и 22. Кокен предположил, что составителем был не епископ, а пресвитер (на основании анализа канонов 2, 4, 5), возможно обращенный из иудеев. Эта гипотеза была опровергнута П. Брэдшоу ( Bradshaw. 1987). Х. Бракманн привел ряд аргументов против гипотезы о том, что памятник происходит из Александрии; по его мнению, «К. И.» были составлены в Сев. Египте ( Brackmann. 1979). При этом и Брэдшоу и Бракманн согласились с датировкой, предложенной Кокеном. А. Брент проанализировал заглавия ряда литургико-канонических памятников и пришел к выводу, что «К. И.» имеют полемическую направленность: они не просто составлены Ипполитом, но даны «через Ипполита», подобно тому как другие постановления даны «через Климента» ( Brent. 1995). К. Маркшис снова скорректировал датировку в сторону более поздней. По его мнению, даже если греч. оригинал был создан в 30-х гг. IV в., доступная в наст. время редакция памятника (или его копт. пер.) появилась не ранее кон. IV - нач. V в., т. к. в крещальных вопросах отражены споры с еретиками, отрицающими правосл. учение о Св. Троице и божество Св. Духа ( Markschies. 1999). Атрибуция «К. И.» Ипполиту Римскому - позднего происхождения и соответствует представлениям об Ипполите восточных писателей V-VI вв. Содержание Памятник состоит из 38 канонов и, вероятно, сохраняет первоначальную структуру «Апостольского предания». Во мн. случаях текст канонов и порядок их следования совпадают с «Апостольским преданием». Однако более точные выводы сделать трудно из-за отсутствия греч. оригинала. |
| Названное сочинение состоит из введения и четырех глав. Во введении (1–11) указывается значение «стоглава» как памятника соборно-законодательной деятельности церковной иерархии «одной из интереснейших эпох отечественной истории», – отсутствие в церковно-исторической литературе обстоятельной историко-канонической критики этого памятника и обещается опыт таковой в предлежащем исследовании. Многочисленные определения стоглава автор сводит к четырем группам: 1, относящиеся к богослужению и обрядам, – 2, церковному управлению и суду, и 3, общественным нравам и обычаям, и в этом порядке в трех главах, следующих за введением, подвергает их своей исторической критике. Критические приемы автора просты, правильны и целесообразны. Каждое определение собора он тщательно старается проверить – соответственно содержащимся в нем ссылкам – с каноническими статьями, служащими его основаниями, в том тексте, какой имелся под руками у отцов собора. Путем таких сравнений автор пришел к убеждению, что главнейшим источником для собора служила так наз. сводная кормчая книга. Но так как автор не мог иметь её под руками и принужден был ограничиться только описанием и выдержками из нее, данными бар. Розенкампфом, то он по необходимости должен был обращаться к иным каноническим и литургическим источникам, или современным стоглаву, или положенным в основу самой сводной кормчей книги и по ним проверять определения стоглава. Таковы, напр., пандекты Никона Черногорца, некоторые рукописные канонические сборники, принадлежащие библиотеке Москов. дух. Академии и памятники права, изданные археографическою комиссиею, Павловым (истор. биб. т. 6) и друг... В общем работа автора, заключающаяся в трех главах его сочинения, удовлетворительна». Глава IV-я содержит общее суждение и оценку канонического достоинства и значения стоглава. Автор относится вообще с похвалою к деятельности отцов стоглавого собора. В своих определениях они оставались верными как общим церковным основоположениям права и вселенского законодательства, так равно и определениям соборов и выдающихся иерархов русской церкви, а когда не находили в этих письменных источ- |
| А. п. состоят из 8 книг, включающих материалы канонического, литургического и дисциплинарного характера, и представляют собой компиляцию из литургико-канонических памятников I-III вв.; кроме того, содержат нек-рые оригинальные тексты. Названия книг: I - О мирянах, II - О епископах, пресвитерах и диаконах, III - О вдовицах, IV - О сиротах, V - О мучениках, VI - О расколах, VII - Об образе жизни, благодарении и христ. посвящении, VIII - О дарованиях, рукоположениях и церковных канонах; содержание книг шире этих названий. Книги I-VI являются переработкой всего текста «Дидаскалии» (1-я пол. III в.); они были использованы при реконструкции греч. текста «Дидаскалии», сохранившейся в переводах на сир. и др. языки ( Funk. Didascalia). Гл. 1-32 VII кн. включают достаточно сильно переработанный (по сравнению с «Дидаскалией») текст «Дидахе» (посл. четв. I в.), в гл. 33-49 помещены различные литургические тексты (кроме гл. 46, где перечисляются первые епископы важнейших городов, поставленные апостолами), частично заимствованные из Библии, частично не встречающиеся в более ранних памятниках. Гл. 1-2 VIII кн. предположительно содержат текст литургико-канонического памятника 1-й трети III в., отождествляемого с утраченным «Апостольским преданием о харизмах [дарованиях]» (J. Magne); порядок тем в гл. 3-45 точно соответствует порядку тем в «Апостольском предании» (III в.), с к-рым тем не менее в отличие от «Дидаскалии» и «Дидахе» указанные главы А. п. редко обнаруживают текстуальное сходство; в 47-й гл. помещены 85 Апостольских правил ( Metzger. T. 1. P. 15-24); небольшая гл. 48 является заключением. Кроме библейских книг в А. п. часто цитируются различные апокрифические деяния, а также подлинные и псевдоэпиграфические послания сщмч. Климента Римского ( ок. 101) (Ibid. P. 24-30). Лит. цельность А. п. доказывает единство памятника, составитель к-рого попытался согласовать между собой все указанные источники, однако в тексте остались небольшие противоречия: согласно II кн., лобзание мира на литургии предшествует мирной ектении (57. 17), а согласно VIII - следует за ней (11. 9); об ап. Иакове, брате Господнем (см. Иаков Праведный ), в ряде мест говорится как о живом (II 55. 5; VI 12-14; VIII 4. 1), но дважды (V 8. 1; VII 46. 2) - как об умершем. Авторство и датировка |
| Что касается до второй, то она может быть понимаема в некотором роде сокращением и переделкой молитвы – «Δσποτα... τ κορυφα τν σν ποστλων Πτρ...». Сравнивая теперь это последование с выше рассмотренными нами «Εχα συγχωρητικα», положенными в современном греческом Евхологии, мы видим, что будучи с внешней стороны более кратким, оно отличается в тоже время и по внутреннему характеру. Так, если указываемый нами молитвы, согласно их надписанию, предназначаются для разрешения всякого отлучения или проклятия, – это последование назначается для разрешения только отлучения, последовавшего от архиерея. Далее, приуроченное в своем совершении преимущественно к личности епископа, оно по тому самому имеете вид скорее канонического, нежели литургического памятника, как составленное из двух – не молитв в обычном смысле, а разрешительных грамот. Поэтому-то оно правильнее надписывается «Τξις», но не «Ακολουϑα».. В таком виде последование – практиковалось, кажется, очень мало, судя по единичности его памятника, – и притом если практиковалось, то собственно на греческом западе. Последнее можно заключать из того, что личность разрешителя – архиерея выступает в текст грамот с особенною силою. – Время происхождения этого устава – нельзя определить с точностью, во всяком случае он далеко не из древних. Внешний официальный тон, в каком изложены составляющие последование разрешительные формулы, едва ли мог иметь место (по крайней мере в приложении его к литургическим актам) в молитвенном элементе древнего христианского богослужения. – Время совершения этого последования, по отношению ко времени смерти разрешаемого, – особо в нем не определяется; только судя по выражению второй из грамот – «συγχωρσαι τ ν τατ κειμν...», – можно думать, что оно совершалось при самом погребении. 7) Наконец, одновременно с целыми сочетаниями и для той же самой цели, мы встречаем в рукописях отдельные разрешительные формулы, выраженные в виде молитв. Нам известен один образец такой формулы, приписываемой Герману, патр. «Εν Νικα», и сохранившиеся в списках XVI и XVII в.в. 803 . Буквально такой же список, впрочем, известен и по Εχολγιον-у Гоара, – однако, с тем существенным различием, что у него он имеет – и краткое, и общее надписание – «Λσις φορισμο» 804 . По внешнему изложению это «Λσις» отличается от других подобных ему памятников; но что касается до содержания, то оно имеет полную аналогию с последними. Судя по этому содержанию между прочим можно заключать, что настоящее «Λσις» было составлено по особому случаю, а вместе с тем есть основание предполагать, что буквально в таком виде оно имело практическое применение только при разрешении лиц, скончавшихся от неизвестной причины и может быть насильственною смертью . |
| Среди указанных древнецерковных каноническо-литургических памятников особое место занимает сочинение, которое в изданиях и научных исследованиях называется самым различным образом: «Апостольское церковное установление» (Apostolische Kirchenordnung, Apostolic Church Order), « Церковные каноны Апостолов» и «Церковное установление Апостолов» (Constitution ecclesiastique des Apotres). (В издании Т. Шермана (Die allgemeine Kirchenordnung: Fruhchristliche Liturgien und kirchliche Uberlieferung: Teil I. Die allgemeine Kirchenordnung des zweiten Jahrhunderts Hrsg. von Th. Schermann. – Paderborn, 1914), на которое мы ориентируемся, полное название произведения: «Постановления [Господа, переданные] Климентом, и Каноны святых Апостолов» ( Αι διαταγαι α δια Κλμεντος και Καννες των γιων Αποστλων). Мы употребляем сокращенное название: «Каноны святых Апостолов»). Оно полностью дошло в греческой рукописи XII в.; имеются также коптский, арабский, эфиопский и сирийский переводы, из которых большой интерес, по причине близости к греческому оригиналу, представляет одна сирийская версия (Издание (с параллельным английским переводом) см.: Arenclzen J. Р. An Entire Syriac Text of the «Apostolic Church Order»//The Journal of Theological Studies. – 1902. – Vol. 3. – P. 59–80). Окончательная редакция произведения приходится приблизительно на время ок. 300 г., но основная часть его была создана уже в период 135 – 180 гг., а некоторые элементы сочинения восходят, скорее всего, к апостольским временам. (Достаточно подробный анализ ряда важных аспектов, связанных с происхождением памятника и его характерными особенностями, см. в работах: Faivre A. Le texte grec de La Constitution Ecclesiastique des Apotres 16–20 et ses sources//Revue des Sciences Religieuses. – 1981. – Vol. 55, 1. – P. 31–42; Idem. Apostolicite et pseudo-apostolicite dans La Constitution Ecclesiastique des Apotres//Revue des Sciences Religieuses. – 1992. – Vol. 66, i. p. 19–67). По форме своей оно представляет беседу Апостолов, собравшихся по повелению Господа, чтобы соборно установить единые основы устроения Церкви; в уста Апостолов здесь вкладываются поучения, касающиеся христианской нравственности и церковной дисциплины. По объему это сравнительно небольшое произведение, состоит из 30 глав; композиционно распадается на четыре части: 1) вступление (гл. 1–3); 2) изложение основ христианской этики (гл. 4–14); 3) установление главных моментов церковной организации и норм, определяющих служения епископов, пресвитеров, диаконов, чтецов, поведение мирян и значение женщин (гл. 15–28); 4) заключение (гл. 29–30). Вторая часть (этическая) тесно смыкается и, вероятно, зависит от «Дидахе» (или оба памятника восходят к единому прототипу). |
| Итак, в рамках каких дисциплин, богословских, научных и практических, распылилось искомое единое знание? Прежде всего, это те темы догматического богословия, которые связаны с православной теорией образа. Было бы ошибкой думать, что речь идёт только o VII Вселенском соборе и трудах отцов иконоборческого времени. Начать следовало бы с тех аспектов триадологии и христологии, на которые и опирались отцы. Важны некоторые библейские тексты, которые могут открыть список источников. Понятно, что и патрология становится следующей интересующей нас дисциплиной. Необходима история Церкви, в которой есть не только поводы для раскрытия важных для богословия образа теоретических тем, но и факты храмостроительства, и развитие разных сфер изобразительного искусства. Затем это, конечно, элементы исторической литургики. В значительной мере это история архитектуры соответствующих периодов и регионов христианского мира, в том числе и история градостроительства, а также история живописи, разномасштабной – от стенописи до миниатюры, скульптуры, в том числе рельефной, малых форм изобразительного искусства, не вполне корректно именуемых на светском языке “прикладным искусством”, а ведь это и богослужебные сосуды, и другие ювелирные изделия, облачения и иные ткани, оклады книг и икон. Археология в ее современном светском смысле как научная дисциплина, собравшая в себя определённые методы исследования материальной культуры, а также реставрационная наука, весьма раздельно существующая в архитектуре и разных сферах изобразительного искусства, продолжат список. Наверное, и практика охраны памятников с её “плюсами” и “минусами” могла бы не остаться без внимания. Особый интерес представляет изучение деятельности мастеров искусства, а также учёных и практиков, посвятивших жизнь искусству Церкви. Очень важен опыт дореволюционной церковной археологии, объединившей церковных и светских специалистов и обладавшей желанной сегодня целостностью. Настоящая работа, обозначая грани науки о церковном искусстве, ставит своей задачей рассмотрение во взаимосвязи его богословских, канонических, исторических и типологических аспектов. |
| 1. Алексей С. Павлов сын причетника томской епархии (родился в 1832 году). По окончании воспитания в Тобольской Семинарии, как даровитый питомец ее, он поступил в 1854 г. для довершения образования в Казанскую духовную Академию. С умом острым, при темпераменте живом и увлекающемся, талантливый А. С. Павлов хотя и выдвинулся из среды своих сотоварищей по академии 1 и занял в списке 7 курса первое место, но не был оставлен при Академии бакалавром. Причины этого обстоятельства кроются, во-первых, в нерасположении нового ректора Академии арх. Агафангела 2 , вообще, и лично к А. С. Павлову , в частности, за его студенческие увлечения и живой темперамент 3 и, во-вторых, в желании ректора видеть в академической корпорации молодых людей с наклонностями к монашеству, на что Алексей Степанович не подавал никаких надежд. Назначенный, по окончании курса в Академии, преподавателем общей и русской церковной истории в Казанскую духовную Семинарию, Алексей Степанович, однако же, не оставался в Семинарии и одного года и был перемещен в Академию 11 марта 1859 года бакалавром по кафедре канонического права и литургике, так как желательных кандидатов не было на лицо. Но «литургика, по замечанию П. В. Знаменского , бывшего одним из первых слушателей А. С. Павлова , не смотря на множество совершенных им работ по этому предмету 4 , была у него менее любимой наукой, и разрабатывалась им менее самостоятельно, чем каноника» 5 . Главным толчком к самостоятельным изысканиям в области канонического права вообще и русско-византийского права в частности послужило богатое собрание канонических сборников в рукописях Соловецкой библиотеки, переданной в ведение Казанской Академии 6 . С увлечением отдавшись их всестороннему изучению на первых порах своей службы в Академии, Алексей Степанович заложил здесь прочные основания тому научному и богатому запасу сведений по излюбленной специальности, которым он мастерски пользовался всю свою не кратковременную жизнь, и который он не успел исчерпать и до самого конца, несмотря на свою необыкновенно плодовитую деятельность. Доказательством для сего может послужить ряд статей, напечатанных в «Византийском Временнике» за 1895 и 1896 годы, и множество материалов для предположенной, но не осуществившейся 2 части «Памятников древнерусского канонического права». Что же касается прямых и очевидных результатов его увлечения и серьезного занятия каноническими памятниками на первых порах его службы, то они сказались в целом ряде изданий новых и неизвестных памятников, как, напр. «Церковно-судебные определения Киприана, митрополита новгородского» (Прав. Соб. 1861, т. 3), «Послание старца Елеазарова монастыря к великому князю Василию Иоанновичу» (там же, 1863, т. 1), «Послание Геннадия Новгородского к Московскому собору 1490 г.» (там же), «Три, доселе неизданных, послания князя Андрея Курбского» (там же, т. 3), «Полемические сочинение инока-князя Вассиана Патрикеева» (там же) и «Апокрифическое слово о судиях и властителях» (там же, 1864 г., т.1) |
| Содержание От издательства От редактора Τ. В. Коваль. Жизнь, посвященная науке Библиография трудов Η. И. Сагарды А. Г. Дунаев. Лекции Η. И. Сагарды и патрология XX века Введение Значение изучения святоотеческих творений и необходимость научного исследования их Христианская литература. Церковная литература Понятие об отцах Церкви Признаки отца Церкви в отличие от других церковных писателей Учители Церкви. Церковные писатели Авторитет отцов Церкви История изучения древнецерковной письменности Господствующий у протестантских церковных историков взгляд на задачи и постановку изучения древнецерковной литературы Научно-церковная точка зрения на предмет Состав древнецерковной литературы, подлежащий специальному исследованию в патрологической науке Задача изучения древнецерковной литературы Метод изучения древнецерковной литературы Наименование науки Критическое исследование произведений древнецерковной литературы Ход развития древнецерковной литературы Первый отдел. Доникейская церковная литература. Первый период. Древнецерковная литература времени мужей апостольских «Учение 12-ти апостолов» Надписание памятника Содержание «Учения 12-ти апостолов» Древние свидетельства о памятнике Вопрос о происхождении Διδαχ; отношение его к другим памятникам древнецерковной письменности и источники его Время написания Διδαχ Место происхождения Διδαχ Отношение Διδαχ к Священному Писанию Характеристика Διδαχ со стороны языка и общего тона изложения Богословская точка зрения писателя Διδαχ Историко-каноническое и литургическое значение Διδαχ Послание апостола Варнавы Текстуальное предание Содержание послания Анализ содержания послания Вопрос об авторе послания Краткие сведения о жизни и деятельности ап. Варнавы Время происхождения послания Читатели послания и место его происхождения Св. Климент Римский Сведения о жизни св. Климента Послание к коринфянам Так называемое «Второе послание Климента Римского» Два послания «О девстве» Краткие сведения о «Климентинах» Св. Игнатий Богоносец Сведения о жизни св. |
|
|
