| А смирение получается через труд. Вы выполнение этих требований- вычитывание Канонов- примите со смирением, когда вычитываете, не вычитывайте автоматом- а так, как Антон Сурожский учит молиться- чтоб каждое слово через сердце проходило- и слезами омоетесь в покаянии перед Господом, легче станет. Совесть в сердце, а бунт против Правил в голове. Светлана, или вы думаете что, все кто к Чаше подходит- все Причащаются? Где то читала, что одной маленькой девочке было дано видение во время Причастия - народу в Храме было полно, а только единицы на самом деле Причастились. Перед недостойными- птичка подлетала и из ложицы тело Господа забирала, они думали что Причастились, а на самом деле нет,а девочка все это видела. Не батюшки определяли- кто достоин Причастия или нет, а Ангелы стояли на страже, и им вряд ли расскажешь про то что мы считаем каноническим или нет. Н.Н. 8 октября 2013, 01:47 Виталий: ... " зы Не призываю отказываться от Исповеди ВООБЩЕ, но так же хочу заметить, что смысл Литургии - в Причастии, а не прийти постоять/помолиться/попеть/и тд " . Кочетковская практика! Они даже пост у дверей храма ставили, в задачу которого входило спрашивать входящих, причащается человек или нет; если нет - могли и не пустить в храм! " прийти постоять/помолиться/попеть/и тд " . Антон, Павел, Виталий, Станислав, Слава, Петр - вас объединяет одно: желание во что бы то ни стало ИЗМЕНИТЬ то, что на ваш взгляд не правильно или просто вам не нравится. Ваша задача на сайте - вбросить как можно больше сомнительных с православной точки зрения комментов и тем самым попытаться " раскачать лодку " ... Случайность ли это? Ребята, ОЧЕНЬ ОПАСНО ХОДИТЕ! Светлана 7 октября 2013, 20:57 Наталии. То, что вы описываете под видом Устава Церкви, таковым вовсе не является. Запрещено исповедовать о время Литургии, но практикуется повсеместно. Не закреплено канонически читать все три канона Последование, только традиция.Обязательно - только Последование. Нигде в поместных церквях и не слыхивали о 3-7 дневных постах перед Причастием, отцы греческой Церкви назвали это признаком упадка. |
| Митрополит Иларион: Недавно у нас было заседание Высшего церковного совета – это орган управления Церковью, который был создан Святейшим Патриархом для координации работы различных синодальных отделов. Мы там говорили об информационной политике Церкви. И я как раз сказал, что очень важно не просто говорить людям какие-то истины, но и говорить их правильным тоном, потому что менторский, а иной раз и агрессивный тон священника отталкивает и отпугивает людей. В. Молчанов: Владыко, верующий интеллигент часто говорит: «Мне не нужен посредник между мной и Богом. Я могу сам разговаривать с Богом вне общения со священником». Я и сам прошел через это. Но потом заметил, что на главные церковные праздники – будь то Светлое Христово Воскресение или Рождество – меня все равно тянет в храм. Я не могу не пойти туда. Но у некоторой части интеллигенции осталась такая позиция. Откуда это? Митрополит Иларион: Есть такой стереотип, что священник пытается поставить себя между человеком и Богом, но на самом деле он может помочь другому человеку обрести свой путь к Богу. Священник никогда не должен ни подменять, ни заслонять Бога. Священник – как Иоанн Предтеча, который готовит людей к принятию Христа, но когда приходит Христос, священник отступает в тень. Личный религиозный опыт человека, личная встреча человека с Богом – это то, ради чего существует Церковь , это то, ради чего совершаются церковные таинства. Но, с другой стороны, ни одно церковное таинство не может совершиться без священника – ни Крещение, с которого начинается наша христианская жизнь, ни Евхаристия, когда мы причащаемся Тела и Крови Христа под видом хлеба и вина, ни исповедь, когда мы называем свои грехи и получаем от Бога, а не от священника их отпущение. В. Молчанов: Меня потрясло одно высказывание Антона Павловича Чехова: «Я давно перестал верить в Бога и с изумлением смотрю на верующего интеллигента». Не кажется ли Вам, что некоторой части интеллигенции гораздо легче поверить в Бога, нежели в институт Церкви? Митрополит Иларион: Противопоставление Бога и института Церкви – искусственное. Более того, это противопоставление сознательно вводят враги Церкви, чтобы ее ослабить и тем самым воспрепятствовать людям приходить к Богу – ведь Церковь создана не людьми, а Самим Богом. Другое дело, что Церковь созидалась человеческими руками. Но Сам Христос доверил людям это созидание. Ведь если бы Он захотел, то Сам мог прописать правила церковной жизни. В конце концов, собственноручно что-то написать. Но Он ничего этого не сделал и передал реализацию Своих планов ученикам – апостолам. Они создавали Церковь . Они ее создали такой, какой она дошла до наших дней. Конечно, что-то менялось в культурном плане, в плане миссионерской стратегии. Но по своей сути и по своей структуре Церковь остается такой же, какой она была создана апостолами. |
| Он в ужасе перекрестился и убежал прочь, а наутро пожаловался инспектору Доктусову. Тот вызвал семинаристов и спросил: «Ну и что вы там такое натворили?» — «Мы Псалтирь читали». — «Ну, если Псалтирь, то ладно…» Территорию отвоевывали буквально с боем. Сначала нам отдали покои, потом церковь, а двор все еще нам не принадлежал. Спорить было бесполезно — тогда решили перенести забор. Незаметно вырыли ямки для столбов. И вот вечером ребята прогуливаются вдоль ограды. Потом, без десяти одиннадцать, за десять минут до отбоя, вдруг дружно берут забор, переставляют его в новые ямки, а старые заравнивают и закрывают дерном. А наутро: «Почему забор перенесен?» — «Как перенесен? Все как было. А разве он не здесь стоял?» А потом точно таким же способом посадили березки. Территория принадлежала музею и сажать ничего не разрешалось. Все проделали так же незаметно, а потом с невозмутимым видом предъявили старый план, где деревья были обозначены: «Видите, так было». И так, хотя каждый шаг — в особенности в том, что касалось разного рода согласований — давался с трудом, на территории Академии довольно быстро начались перемены. Постепенно мы продвинулись в чертогах еще наполовину, вплоть до пределов нынешнего храма, который был тогда кинозалом и городским домом культуры — поэтому вечерние занятия студентов нередко проходили под музыку, доносившуюся из–за стены. Затем, в 1955 г. был передан храм; было великолепно организовано его освящение. Патриарх совершил это освящение с процессией по Лавре, с перенесением мощей. До этого всенощную служили в чертогах, а литургию в одном из храмов Лавры, который нам предоставляла братия. Когда храм передавали в наше пользование, было поставлено условие, чтобы «посторонних» на службах не было. Мы не сопротивлялись. Но как только начались службы, в храме появились прихожане. И те, кто нас контролировал, были просто поставлены перед фактом. На недоуменный вопрос высоких чинов: «Помилуйте, у вас на службах люди!» — отвечали: «Да, но как же может быть служба без людей?» Так и утвердилось, завели еженедельное чтение акафиста. |
| По крайней мере, тогда уже, наверное, обнаружится искренность их требования в Церкви и твёрдость веры во Христа. Отсюда выходит, что чуть ли не самое желательное для —389— Церкви отношение обнаружило к ней древнее римское государство во времена императоров Нерона, Декия, Диоклетиана и других жестоких гонителей, которые сжигали христиан и подвергали их всякого рода мучениям. Если дьявол некогда искушал Христа требованием превратить камни в хлебы, то теперь Церковь Его пытаются искусить обратным требованием отказаться от хлеба, согласиться на замену его камнями и при этом уметь существовать и действовать в окружающем материальном мире. Членов Церкви, т. е. особого основанного на земле общества людей, состоящих из духа и тела, нуждающихся в разнообразных материальных средствах для своей жизни и деятельности и подверженных, как и само государство, действию общих законов, вдруг под видом блага самой Церкви убеждают устраивать существование чуть ли не независимое от всех этих условий. Поддаться навеянным мыслям, быть не тем, что есть, и пренебрегать условиями жизни – значит просто впасть в искушение. Со стороны представителей церковных интересов было 6ы неблагоразумно и даже преступно перед Церковью, наприм., признать допустимым обращение церковного имущества на другие цели или вообще находить излишним создание для Церкви разных других благоприятных внешних условий. Кроме того государство, доставляя Церкви материальные блага и разные права, облегчающая её внешнее существование и деятельность, обращает их через это на служение высшим целям человеческой жизни и само в известной степени привлекается к участию в этом великом деле. Способствование государства по мере его возможности церковным целям, как мы видели, необходимо для него в религиозно-нравственном отношении, и представляет один из видов свойственного государству служения Богу. При таких условиях Церковь не только не может отвергать известных забот о ней со стороны государства, но даже обязана принимать их по духу Своего Основателя. Милостивые указания Спасителя, что в Его глазах имеет —390— значение даже чаша холодной воды, поданная Его ученику, небольшая жертва на храм, приношение для Его помазания драгоценного мира, – нет основания не относить и к тому коллективному целому, каково государство. |
| У жены начиналось все, как у многих: мол, хочу пройти обряд катехизации и " правильно креститься " (она уже была крещеной). Потом затянуло, стала очень активной и деятельной во всем, что касается секты, забыв про обязанности матери и жены. На любые замечания отвечает агрессивно, дома вижу редко. Вот сегодня воскресенье… Проснулся - никого нет, все уехали к " братьям " ! Кочетков Г. ведет грамотный бизнес: под видом Православия, заручившись поддержкой некоторых действующих чинов Церкви и деятелей культуры, выстраивает всероссийскую систему " братских ячеек " - БРАТСТВ, которые дают ему и власть и деньги. Я был несколько раз у них, видел его, слушал. Сразу понял, что человек преследует личные корыстные цели. Для меня странно, что большинство " прихожан " - люди почти все с высшим образованием - не понимают основную цель и причину " учений " этого человека. Я считаю себя верующим человеком, но мне так страшно, что неверно трактует Кочетков Г. в Священном писании, это его проблемы. Мне страшно, что он своим " учением " осознанно вносит разлад в отношения супругов, которые до этого жили прекрасной семейной жизнью, воспитывая детей и радуясь каждому моменту нахождения друг с другом. Александра Федоровна 21 сентября 2015, 05:36 Ответ Ольге на ее пост " Что плохого в агапе? " : плохо то, что кочетковская агапа имитирует Евхаристию. То есть люди пошли в Храм, причастились от Чаши Христовой, а потом идут, и дома себе свою собственную " Чашу " делают, которая якобы для них " восполняет " Евхаристию. Т.е. для них Евхаристическая Чаша на литургии " неполная " значит. Вот что плохо. В общей трапезе после литургии нечего плохого нет, но агапа с преломлением хлеба и с общей чашей и с благодартсвенными молитвами над ней каждого - вот это ни что иное, как отрицание Литургической Чаши в храме. Не может быть двух Причастий. А целование мира, по моему личному мнению, привносит только излишнее душевно-плотское настроение там, где мы должны стоять спокойно в страхе Божием и трепете перед свершающемся Таинством. Если Вам, после целования мира, Причастие воспринимается полнее, то мне например нет. Может быть не просто так Церковь удалила эту деталь Литургии от мирян. |
| Но это теория, а практика бывает гораздо сложнее, потому что у нас часто нет мужества жить духовной жизнью, как бы хорошо мы о ней не говорили, потому что надо менять самого себя. Легко менять мир, который снаружи, и даже если взять тех, кто ездит к бабкам и колдуньям, и первое что они у них слышат, что пороблено», и их убеждают в том, что враги – там, и есть магический рецепт избавления от них. И это людям нравится, потому что ничего не надо в себе менять. А духовная жизнь – тяжела, потому что надо смотреть в себя, необходимо вести тяжелейшую брань с самим собой, потому что каждый человек может оказаться сам для себя как хорошим другом, так и серьезным врагом. Павел Минка: В христианстве есть те, кто серьезно относится к духовной жизни, и те, которые считают ее игрой. Есть христианство глубин, а есть массовое христианство, отличающееся обрядоверием и поверхностностью, как говорят, «верю по праздникам». Что делать с этой проблемой? Отец Владислав Диханов: Я скажу так: все это игра слов, а жизнь намного сложнее. Как человек с давней практикой священника я это увидел: даже в массовом христианстве есть очень много замечательных примеров. Господь принимает всякого человека, солнце светит и над злыми, и над добрыми. Господь всякого человека до последнего момента ждет. Просто мы не в силах вместить иной раз человека более немощного. Мы смотрим в контексте дня сегодняшнего, мол, все пошли, и я пошел, все свечку поставили, и я поставил. Но это сегодня. Но Господь смотрит на человека в перспективе всей его жизни, причем не только земной, поэтому однозначно загонять христианство в две плоскости я бы не стал. Хотя опять же: главная наша проблема – это нерешительность жить христианской жизнью. Потому что, как я сказал, надо менять самого себя. Мы горазды давать советы с умным видом и красиво рассказывать, а ты послушай, что ты сам говоришь, и постарайся это применить в своей жизни. Если кто-то сегодня достиг, что нужно зайти в храм и поставить свечку, ну и слава Богу! Но здесь, правда, уже ответственность священника и тех людей, которые трудятся в храме, чтобы человек, придя в храм поставить свечку, выходя, понимал, что духовная жизнь намного сложнее, чем он представляет, и тут беда уже не тех, кто пришел свечку поставить, а тех, кто должен им помочь. И при этом с каждым человеком надо найти свой язык и не «грузить» его, мол, садись, я тебе расскажу, что такое православие. Каждому своя пища: младенцу – младенческая, взрослому – взрослая. |
| Конечно, «бомжи» радикально отличаются от юродивых своим неверием или маловерием, своим — без духовной подоплеки — по- настоящему похабным поведением. Тем не менее, и это их поведение — обличение нам, респектабельным гражданам. Сообщество бездомных — это гротеск, пародия на наш падший мир сей, выставленные на наше обозрение «издержки» общественного бытия. Нам неприятно смотреть на это, мы сердимся. И это не ново. Лет 100 назад один высокопоставленный российский чиновник, выглянув в окно своего кабинета, увидел толпу бездомных на площади перед мэрией города. С возмущением он вызвал начальника соответствующего департамента и потребовал объяснений. Тот пояснил, что рядом с мэрией — храм, где работает благотворительная столовая. Наш государственный муж позвонил правящему епископу: «Владыка! Поговорите с настоятелем храма, неужели больше негде кормить этот сброд?» «Ваше Превосходительство! — ответствовал епископ. — Мы хотим не просто их накормить. Наша задача — чтобы вы их увидели». А вот свежий пример. Недавно житель одного подъезда облил горючей жидкостью и поджег бездомного, ночевавшего в подъезде, якобы за то, что тот гадил на лестничной клетке. Поджигатель был пойман, его ждет суд и срок. Мы с вами никого не поджигали. Не поджигали, но, возможно, «дрова» (презрение, ненависть к бездомным и т.п.) подкладывали в своей sancta simplicitas . Вот приходит бродяга в храм. Размашисто крестится на батюшку, лезет за пазуху, показать нательный крест, всем видом кричит: «я свой!» Но мы-то понимаем: врет! Не верит он ни во что, пришел денег на водку просить! Знает, что батюшка добрый, прихожане — сердобольные, в церкви ему грубого слова не скажут, вот и тянется, как мотылек к огоньку. Почему мы это так хорошо понимаем? Да потому что мы такие же! В смысле — такие же потребители. Мы понимаем, конечно, что священник — это не добродушный мешок с деньгами, мы верим в благодать, содействующую священству в его служении, верим в Бога, который нам помогал в трудные минуты или приоткрывался нам в радостные моменты. Но мы привыкли потреблять, а не отдавать. Нашей душе в храме было так комфортно, пока не пришел этот оборванец. Если бы мы пришли к Господу за тем, за чем Он нас призвал: «аще кто хощет идти по Мне, да отвержется себе, возьмет крест свой и по Мне да грядет» ( Мф. 16, 24 ), а не только потому, что «добро есть нам зде быти» ( Мф. 17,4 ), мы бы не пеняли на зеркало. И отношение к посетителю было бы другим. Мы бы постарались увидеть его подлинную проблему. |
| Мы, конечно, понимали, что стоим возле храма (тут кругом но в сравнении с вознесшейся трапезной он выглядел скромно. Да и Олимпий рассказывал без ожидавшихся благоговейных охов и ахов, а как-то по-свойски. Сказал, что есть ещё один храм — верхний. Служат поочерёдно: одну неделю в одном, другую — в другом. — Мы сейчас сходим в верхний, там приложимся к мощам, а потом вернёмся сюда и займёмся записками, — и скоренько двинулся вверх по улочке. Мы — за ним. Поднялись на второй этаж самого красивого здания, которое я про себя окрестил «архиерейским». Олимпий извлёк из кармана огромную связку ключей на длинной верёвке, ловко подкинул её, нужный ключ сам выпал ему в руку и мы вошли внутрь. Не знаю, специально ли Олимпий нас так подготавливал, всем своим видом придавая некую обыденность окружающему, или просто старичок уже сжился, слился с этим миром, он живёт им, и внешняя сторона перестала поражать его, но мыто? Оробевшие от открывшегося великолепия, мы толпились у входа, не решаясь ступить в покой храма. Не могу сказать, что храм поражал грандиозностью, убранством (хотя доносился голос Олимпия, говорившего о золоте) или необычайностью, — возникло чувство, что стоишь на пороге тайны. И даже если тайна не откроется, то само ощущение её явственной близости, едва ли не вещественной осязаемости, волновало и заставляло трепетать всё существо. Олимпий торопил в ризницу. Я ещё раз окинул высокие своды разделённого на два придела храма: поверху тянулись похожие на театральные балкончики хоры, вдоль стен стояли, как часовые, деревянные кресла, напоминающие царский трон, стоящий в алтарях наших храмов, и удивительно — свет на всём. Откуда? Ведь за окнами — мелкий осенний дождик. Может, это золото отдаёт свет? Может… Ах, да… ризница… Трепет достиг уже какой-то ужасной грани… По периметру небольшой комнаты (вполовину «хрущёвки») стояли лари, какие обычно бывают в музеях и под стеклом… Я сначала не понял, потом не поверил — да это же святыни! Главы, длани, стопы, частицы величайших святых, великомучеников за Христа, его сотрудников на земле. Но это же не музей — Бог не есть Бог мёртвых. Вот они, святые, здесь, со мной. |
| Есть разность между замужнею и девицею: незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святою и телом и духом; а замужняя заботится о мирском, как угодить мужу (1 Кор. 7, 32–34). Сколь тягостен брак, с какими неудобствами сопряжен он, это, кажется, высказано вкратце в той книге, которую мы издали против Гельвидия о приснодевстве блаженной Марии. Повторять то же самое было бы слишком долго; кому угодно, может почерпнуть из того ручейка. Но чтобы совсем не опустить этого предмета, скажу теперь одно: апостол повелевает нам молиться непрестанно, а вступивший в супружество не может (так) молиться; следовательно, остается одно из двух: или всегда молиться и пребывать в девстве, или перестать молиться и поработить себя браку. Если девица выйдет замуж, не согрешит, говорит апостол, но таковые будут иметь скорби по плоти (1 Кор. 7, 28). И в начале настоящего сочинения я предварил, что я или вовсе не буду говорить о тягостных сторонах брака, или буду говорить очень мало, и теперь советую: если тебе угодно знать, от скольких неудобств свободна дева и скольким подвержена супруга, прочти сочинение Тертуллиана к другу философу и другие книжки о девстве, и изрядное произведение блж. Киприана, и папы Дамаса сочинение об этом предмете в прозе и стихах; равно и сочинение нашего Амвросия, недавно написанное им к сестре, в котором он так распространился, что все, относящееся к похвале дев, исследовал, выяснил, изложил в порядке. А нам следует идти другим путем. Задача наша не столько похвала, сколько хранение девства. Недостаточно знать, что хорошо, если избранное не будет тщательно хранимо; ибо оценить доброе есть дело суждения, а хранить — дело труда; первое свойственно многим, а второе — немногим. Претерпевший же до конца, сказано, спасется (Мф. 24, 13) и много званых, а мало избранных (Мф. 22, 14). Итак, заклинаю тебя Богом Иисусом Христом и избранными Его Ангелами, храни начатое тобой, не выноси легкомысленно напоказ сосудов храма Господнего, которые позволено видеть одним священникам, да не узрит кто–либо чуждый святилище Божие. Оза, коснувшись ковчега, которого не следовало касаться, был поражен внезапной смертью. Но сосуд золотой или серебряный не был для Бога так дорог, как храм девственного тела. Тень прошла, теперь наступила истина. Ты говоришь просто, ты с ласковым видом не отвращаешься людей незнакомых, но иначе смотрят бесстыдные очи. Они умеют созерцать красоту не душевную, а только телесную. Езекия показывает ассириянам сокровище Божие, но ассирияне не должны были видеть то, чего желали. Наконец, когда Иудея была потрясена частыми войнами, сосуды Господни в первый раз были взяты и унесены врагами. Валтасар упивается из священных чаш среди пиршеств и толпы наложниц (поскольку высшее торжество порока — бесчестить досточтимое). |
| Ибо рассуждал: поелику принуждению подверглись обе стороны, то надобно, чтобы или обвиняющие были обвинены, или прощающие прощены, или, что справедливее, прощающие не прощены. Если поставившие достойны извинения, то необходимо достоин оного и поставленный; а если последний не достоин, то ни под каким видом не достойны первые. Гораздо было лучше тогда претерпеть бедствие и упорствовать до конца, нежели входить в совещание после, и притом в такие времена, когда всего полезнее прекращать старые вражды, а не заводить новые. Так происходило дело. 34. Между тем приближался царь, исполненный ярости на христиан, и, будучи раздражен рукоположением, угрожал новопоставленному; город был как бы на острие бритвы, и неизвестно было, не погибнет ли он через день или найдет еще сколько-нибудь человеколюбия и спасется. Прежнее негодование на граждан за храм богини счастья, разрушенный ими во времена счастливые, усилено было последним избранием епископа, которое царь почитал наравне с разграблением народного достояния. Притом областной начальник, который и прежде не был дружен с новопоставленным по разномыслию в делах гражданских, старался сделать ему какое-нибудь зло, чтобы тем угодить времени. Посему писал он к рукополагавшим, чтобы обвинили новопоставленного, и писал не просто, но даже с угрозами, давая знать, что требует сего сам царь. Тогда пришло письмо и к моему родителю. Но он, нимало не устрашась, немедленно отвечал со всей смелостью и полным присутствием духа, как видим из самого ответа. Ибо писал так: «Достопочтенный правитель! Мы во всех делах своих имеем единого Судию и Царя, против Которого ныне восстают. Он и теперь будет судить нас за рукоположение, которое совершено нами законно и по Его изволению. Для вас весьма удобно, если захотите, сделать нам насилие в чем-либо другом; но никто не отнимет у нас права защищать такое дело, которое совершено нами законно и справедливо; разве издадите еще закон, запрещающий нам располагать и собственными нашими делами». Таковому ответу удивился и сам получивший его, хотя несколько времени и негодовал на оный, как сказывали многие, коротко знавшие сего начальника. |
|
|
