| Очень интересный момент, опять-таки, в годы смуты прослеживается по отношению к Василию Шуйскому. Василий Шуйский, строго говоря, это последний Рюрикович на русском престоле. Законность Василия Шуйского естественно подвергалась сомнению, о чем говорит фактически раскол страны на две части при нем, но те люди, которые все-таки его поддержали, они уже никогда не сомневались в его праве, потому что он Рюрикович. Шуйские происходили он младшего брата Александра Невского – Андрея Суздальского – это вообще ветвь даже старше, чем ветвь московской правящей династии. И соответственно сторонники Лжедмитрия II, считая, что это сын Ивана Грозного, что он тоже природный царь, то есть он царь от рода, от рождения и он имеет большие права, чем Василий Шуйский, потому что Василий Шуйский все-таки царь избранный. Романовы были избраны на земском соборе 1613 года. После этого прошла коронация, было миропомазание, но их положение было очень шатким. Мы даже не можем понять, насколько шатким. Это и с внутренней точки зрения, потому что конечно же боярская аристократия, княжеская аристократия – Мстиславские, Шуйские, прочие князья, Барятинские, Воротынские, они очень относились к ним, как к неровне себе. Романовы – это боярский род, это не княжеский род. Очень интересным, кстати говоря, несколько позднее был случай в Испании, когда Александр I, общаясь с местным королем – Людовиком Бурбоном, Бурбон попросил его отсесть немножко от себя подальше. Кто такой вообще-то испанский короле в начале XIX века и Александр I, покоривший Наполеона. И тем не менее, с точки зрения Бурбона, Романовы – это немножко не то, это все-таки пониже. Это конечно знать, но знать, которая стоит ниже. Так вот для того, чтобы как-то выправить это положение, Романовы, при Михаиле Федоровиче – при первом Романове, земский собор превращается в постоянный орган на самом деле. То есть он фактически не прекращает свою работу вплоть до 1620-х годов. Тем самым как бы Романовы постоянно показывают свое значение, как земские цари, как цари, одобренные обществом через земский собор. Потом впоследствии естественно земские соборы прекращают свою работу – это связано было с некой внутренней стабилизацией. |
| -Батюшка, ну, а то, что люди не знают? Это говорит о том, что им просто неинтересно? Ведь когда человеку интересно… -Знаешь, это вот для меня загадка. Ну, с одной стороны интереса недостаточно. Это совершенно очевидно. Вот, некоторые люди по восемь раз в день слушают погоду. Хотя глянь в окно, если не понимаешь, открой форточку. Больше ничего не требуется. Но, тем не менее, все слушают погоду. Вот во Владивостоке такая-то, в Марокко такая-то. Это погода, погода без конца. Значит, это какой-то интерес есть. Но этот интерес удовлетворяется без труда. Кнопочка- и ты уже два-ноль, три-один. Этот победил этого. И ты в курсе дел. Никаких трудов. А ведь чтобы извлечь истину, все-таки должен быть труд. И желание потрудиться есть не у всех. -То- есть, люди удовлетворяют свое религиозное чувство тем, что пришли. - Пришли- и душа как-то навстречу открывается. Действительно, человек испытывает радость, но неосознанно. Он радуется как воробей солнцу. Что они у нас на Митрофана делали? Последние полтора месяца поют вообще потрясающе. Прямо- таки напоминают птичий базар где-нибудь на скалах в Тихом океане. Потрясающе, как же они радуются этому солнышку! Мороз вот немного утихает, потом опять. Какая- то весна в этом году необыкновенная. Что они выделывали! И человек то же самое. Он тоже стремится. Вот посмотришь, когда не сразу очередь идет, а паузами, то человек, постояв даже меньше часа, уже начинает нервничать, обижаться, почему так долго, и так далее. Такое недовольство! Портим ему праздник. А с другой стороны, как? Я сам обожаю куличи, хотя мне вредно, но все-таки Пасха к куличу не имеет отношения! Все-таки Христос не для того распялся на кресте, чтобы люди потом кушали куличи с изюмом, с глазированной крышкой и со свечкой сверху. -Ну, что это? У людей не хватает чего-то внутри, или может….? -Нет. Ну, явно чего-то не хватает. Но чего? Это какая-то тайна. -Ведь церковь сейчас очень активно проповедует. Но очень похоже на глас вопиющего в пустыне. -Да. Совершенно верно. Та же пустыня, тот же глас. Потому что голос церкви, Евангелие же ничем не изменилось! Ну, меняется редакция текста. А смысл абсолютно тот же. |
| — Наверное, всё-таки то же бы выбрала. Всё то, что мы пережили, всё, что мы испытали, — всё это сделало нас людьми, которые очень многое понимали без слов. И всё-таки это столетие было замечательно своими большими событиями, людьми, которых мы не знали, и людьми, которых мы знали и которые давали нам возможность существовать. Недаром сейчас канонизировали батюшку Алексия, и Патриарха Тихона, и других священников, мучеников, многих священников из нашей Москвы… Сколько у нас теперь новомучеников, а Бутово — храм Всех святых! — Есть такое выражение: “И мы там пили мёд”. А Вы пили мёд ХХ столетия? — Пила. Я его люблю всё-таки; все страдания, которые были. Я пила мёд. Вы знаете, всё-таки годы войны (вот я даже помню день объявления войны) как сильно переживало сердце! Таких ведь переживаний потом не будет. Ведь ты переживал за весь мир!.. У меня был страх, что возьмут брата, он был ещё молод, у меня был страх, что мама не выдержит, сломается. Она была слабенькая, и питание было плохое, особенно к концу 41-го года. Мы совершенно умирали. Нам выдали, помню, по какой-то большой мере крупы, это было всё: “Вот, нате, ешьте и помирайте…”, — и мы всё это вынесли. И я скажу, что всё-таки этот век — очень разнообразный, век, в который обнаружились настоящие люди. Ведь сколько сейчас явлено святых, даже наших московских священников, которые служили в том же храме Христа Спасителя 24 или где-нибудь ещё, и вот, они оказались святыми людьми. Мой батюшка 25 оказался святым за все свои перенесённые страдания. Он ведь так любил свою общину (Зосимову пустынь), откуда пришёл, и так много в Москве перенёс страданий и, в конечном итоге, погиб в лагере. Таких людей очень много и такой век переживать человечеству не просто. Потери очень велики, мы их даже точно не знаем. Потери очень велики. — Какое, по Вашему мнению, главное приобретение или урок этого столетия? — Мне казалось, что многие люди стали более верующими, причём верующими по-настоящему. В эти годы войны, страха и потом некоторого послабления люди стали как-то больше понимать ценность духовных приобретений. |
| Нина Карташева: - Да, это так, и это по себе знаю, батюшка. Всегда, когда на «Радонеже» у нас идет общая молитва, это ощущается каждым. Телефонный звонок: - Можно ли найти нательный крестик без распятия? Игумен Феофан Замесов: - Спаси Господи. Я думаю, что можно. Во-первых, очень многие нательные старинные кресты прежних веков без распятия. У нас есть несколько мест в приходе, в частности около поселка Ашукино-Софрино, там есть поля, где была битва с польскими интервентами. Вот на этих полях до сих пор находим разные вещи, связанные с теми веками, частицы кольчуг, наконечники копий, орудия разные и нательные кресты. Там погибло 30 тысяч русских воинов. Это было 22 сентября 1608 года канун осады Троицы Сергиевой лавры, когда польские интервенты, взяв Москву пошли на Троицкую обитель, Воздвиженское, Рахмановское селения, там была битва страшная с войсками Сапеги . Вот мы там находим кресты. Я уже сделал такую витрину, там много крестов нательных, и они все без распятий, т.е. это получается начало XVII века. Я с одним опытным иконописцем беседовал, который был искусствовед. И он поделился со мной - конечно, не могу ручаться за слова - что действительно был такой период, когда нательные кресты были по преимуществу без распятий. Как бы многие считали недостойным, чтобы тело Господне соприкасалось с нашим земным телом. Конечно, это может быть крайность, но всё-таки эта традиция была. На сегодняшний день кресты можно носить как с распятием, так и без него. Главное, чтобы крест был традиционный формы. Нина Карташева: - Какой, восьмиконечный или просто? игумен Феофан Замесов: - Можно четырехконечный, чтобы внутри всё-таки, бывают четырехконечные, но внутри всё-таки остальные перекладины тоже присутствуют. А если с распятием, то чтобы это было не католическое распятие, где нога на ногу вопреки церковной традиции Господа, а всё-таки наше традиционное. Вообще распятие, я тоже от иконописцев слышал, что раньше на Руси, вообще и в Византии изображение распятия Господа было другое, Он не был с провисшими руками, а, словно Победитель, объял весь мир. А западный вид - именно руки, сильно провисшие, т.е. чувственное страдание, хотя и нашу церковную жизнь сейчас это вошло, но это изначально не было присуще православию, т.е. на древних распятиях Господь не на провисших руках. |
| 1- Учитывая количество библейский предметов в семинариях и на богословских курсах сложно с этим согласится. Да, множество " простецов " не особо увлечено Библией. Но ведь так было всегда, только причины изменились - ранее не было книги и грамотеев, сейчас у тех же по сути людей нет вкуса к чтению, хотя и умеют. Но ведь Церковь община литургическая, а не библеистическая. Литургичность все таки важнее кружков по перетолковыванию Библии. А само Слово на этой же Литургии читается и толкуется. Всем ли необходимо больше? 2- Это уже не уровень образованных богословов, а уровень христиан кое-чего нахватавшихся. Тех кого учат учат все таки мыслить в историческом процессе. По тому с чем я сталкивался. И опять же, опасность традиционализма есть, но все таки либеральные уклоны опаснее. Они быстрее отрывают человека от Церкви. А традиционные уклоны опасны только в особо тяжелых случаях, типа староверия или борунов с ИННами. Легкий уклон в традицию, консерватизм... может и хорошо? Больше повода обдумать любое изменение, больше критики, лучше осознается и примется... 3- Опять же. А почему православное богословие должно давать ответы на не свои вопросы? Высказать критическое мнение? Этому учат на основном богословии. Оценить нравственность - конечно. Но врастать в секулярную или протестанскую философию - зачем? Церковь не от мipa сего все таки. И Ее развитие, в том числе и развитие мысли, не обязательно должно быть как то связано с мыслью нецерковной публики. Да, полезное - усвоим. Но кто же это запрещает? А срастатся... Философия для Отцов была и инструментом оформления богословия, но и причиной ересей. И нужно быть не ученым богословом - аналитиком, фактически философом по манере мышления, а праведным христианином - богословом в первичном понимании, подобным 3 Богословам, что бы суметь воцерковить нечто интересное из " внешнего " мира. бл.Августин великий святой... Но... небольшая его неточность в размышлении о школе Плотина дала впоследствии отрыв Запада. Так нужно ли " саморазмыкатся " ? |
| Когда речь заходит о Лицах Пресвятой Троицы в их собственно личностном измерении, то при обращении к таким реалиям как любовь, почитание, послушание, если же пойти далее, возможно, еще и благодарность, радость, блаженство, то слова здесь нужно подбирать с великой осторожностью, чтобы каждое из них нечто дополнительно раскрывало в том самоизъявлении Лиц, которое в конечном счете всегда есть любовь. И уже совсем тяжелый случай – выпадение в неопределенного свойства благость. Избежав ее, тем не менее, все равно никуда не уйти от того, что у кого-то, наверное, вызывает недоумение. И почему это при обращении к Лицам в их личностном измерении разговор все время идет вокруг обыкновенно относимого к области чувств, настроений, «эмоциональной жизни»? Все-таки, вести его пристало о самом существенном и фундаментальном. Недоумение это идет от столетиями укоренявшейся привычки существенное и фундаментальное видеть в так называемой «объективной реальности», т.е. в причинах, законах, структурах и т.п. Любовь же, и уж тем более какое-нибудь послушание или почитание, – это все область вторичного, скоропреходящего и эфемерного. Оно, наверное, так и есть, но это если мир состоит из каких-то там атомов или представляет собой, Господи прости, материю в различных формах и видах ее существования. Но наш-το случай – это стремление всерьез промыслить позицию, в соответствии с которой полнота бытия принадлежит образующим единство жизни-любви Лицам. Они как Бог находятся в основе всего сущего, и не в основе даже, они не причина, не источник в обычном смысле слова. Бог – это творец. Творение же предполагает, что Бог и создает мир, и остается всецело за его пределами как довлеющая себе полнота. И вот приходится считаться с изнутри богословского знания неотменимым, не подлежащим смягчению и приспособлению к возможностям человеческого разума – ничего более фундаментального и существенного, чем любовь, послушание, почитание во внутрибожественной жизни нет и быть не может. И это не фундамент всего остального, а прямо самообнаружение и самоизъявление божественности Бога. Если же мы все- таки не удержимся и зададимся вопросом в таком роде: «А на чем, все-таки, основывается любовь Божия, какой у нее фундамент или какова ее сущность?» – то это будет провал недопонимания или невегласия. Возникает он на основе в общем-то понятного. То, как мы способны пребывать в любви, какой ее опыт нам доступен, позволяет задаться вопросом в таком, например, духе: И откуда это берется любовь, из чего она состоит, в чем ее сущность и т. д.?. Изнутри же ее самой, взятой в полноте осуществленное™ напротив, странным неизбежно покажется все остальное. То, как это можно не любить, каково состояние нелюбви, все-таки, любовь – это обязательно жизнь, вне ее наступает смерть. Но ведь живут как-то на свой лад ненавидящие или равнодушные!? И прочее в таком же духе. |
| У нас «раздевали» трактора, снимали алюминиевые, медные части и пр., привозили с собой всяких вшей и прочее… Но все-таки, я считаю, должен быть предел. Быть милосердным до такой степени, чтобы приносить зло или участвовать в зле других – это неправильно! — Владыка, вот святой праведный Иоанн Кронштадтский как-то справлялся с такой ситуацией, вспомним, например, «Дома трудолюбия»… — Знаете, чтобы справляться, нужно быть все-таки Иоанном Кронштадтским. Это, во-первых, человек высочайшей духовной жизни! А пример какой! А трудолюбие! А молитва! А прозорливость! А его искренность! А авторитет! У нас же ничего нет этого! Мы не можем вот так сказать: «Знаете, я вот буду, как Иоанн Кронштадтский». Попробуй-ка жить так, как жил этот старец, действительно, символ России, причем Святой Руси. Значит, нужно довольствоваться тем, что мы имеем на сегодняшний день. И поэтому дома трудолюбия спасут, конечно, несколько человек,- но не всю Церковь. Накормленный человек при храме, ну, сколько там можно накормить – ну, тысячу человек, в конце концов (если не будет последствий). А завтра придет уже две тысячи. Причем я знаю такие моменты, когда передают из уст в уста, и люди начинают со всех сторон сходиться, и храм просто не справляется. Когда я был в Магадане, у нас ежедневно питалось около сорока человек, которые находились рядом с храмом. И меня всегда сверлил вопрос: правильно ли я делаю. И однажды ко мне пришла женщина и говорит: «Можно ли я у вас покушаю? Я инженер с предприятия, мы должны переехать на Большую Землю, и нам должны выплатить деньги, потому что есть программа, есть обещания, и я не могу уехать. Но мне уже кушать нечего, я уже падаю в обморок! Позвольте мне вместе с теми людьми кушать, которые у вас питаются!» Я стал узнавать, почему она сама не пришла. Оказывается, те люди, которые находились рядом со входом в храм, они просто больше никого не пускают. У них сорок человек, и они других, действительно нуждающихся, голодных людей, они туда не пускают! Делая доброе дело, мы все-таки должны помнить о том, чтобы оно было полезным, чтобы оно не обратилось во зло. Как Апостол Павел говорит: «Делаю доброе, а получается злое. Хочу делать доброе и не делю, потому что во мне есть закон, который воюет против ума моего». Мы люди, и нам присуща греховность, ошибки и т.д., но та любовь, о которой говорил преподобный Сергий и святой праведный старец Иоанн Кронштадтский, она все-таки должна быть осмысленной. И неправильно сделанное доброе дело порой может привести к трагедиям у живых людей. Поэтому хотелось бы, чтобы сообща мы этим делом занимались, сообща. |
| Другой аспект. Великий гуманист. Заступник за всех. Я писал об этом в своей работе о Толстом. Защитник всех, кто страдает, без различия, каких бы ни был человек убеждений, какой бы ни был нации, к какой бы группе он ни принадлежал, какое бы образование он ни получил. Человек кристальной чистоты. Беспощадная пошлость ни тени Положить не успела на нем. Это сказано Некрасовым про 27-летнего Писарева. А Сахарову не 27, а скоро (в 1981 году) — шестьдесят. Я ищу аналогий и не нахожу. Лев Николаевич Толстой? Но человек он был все-таки трудный. Всю жизнь хотел перестать быть барином. И все-таки барин. Барин до мозга костей. Ганди? Человек необыкновенного благородства. Гений. Но человек странных, неожиданных извивов, любивший порисоваться своей экстравагантностью. Во всем, начиная со своей одежды. И его верный ученик и почитатель Неру однажды обмолвился в своих мемуарах: “До чего раздражающий человек Махатма”. С ранней юности мне люб Владимир Сергеевич Соловьев. Хотелось бы сравнить Сахарова с ним. Но Владимир Сергеевич чересчур абстрактен. Он весь в будущем. Он устремлен в заоблачные дали. А этот здешний. В людских делах. Пожалуй, более всего подходит для сравнения папа Иоанн XXIII. Но он все-таки политик. И иной раз немного с хитрецой. С хитрецой добродушной, не зловредной, но все-таки… ладить умел со всеми, с кем было нужно. Даже с Пием XII. А с ним трудно было ладить. Андрей Дмитриевич Сахаров не такой. Он всегда и со всеми одинаков: мил, мягок, добр. Душа-человек. И в то же время нет в нем человекоугодия. Он европеец. И даже выговор у него чуть-чуть иностранный, видимо, унаследованный от родителей, которые родились и жили в Прибалтике. Такой выговор я слышал у многих представителей нашей аристократии (между прочим, у Патриарха Алексия) , — говорят, такой выговор был и у Николая II. Но человек он до глубины души русский. Представитель той же линии русского гуманизма, к какой принадлежали Л.Н. Толстой и B.C. Соловьев. Возвышенный русский гуманист и идеалист. И есть в нем особый, внутренний аристократизм. Вот не могу себе представить Сахарова ругающимся матом, дерущимся, мстящим за обиды, мертвецки пьяным. Всех могу, а его нет. Себя, так слишком хорошо могу себе представить в этой роли, а его — нет. Черносотенная публика его не любит. Хамье! |
| – Действительно, церквей было мало. Скажем, в Гатчине (это город, который сейчас приблизительно на 100 тысяч населения, тогда было поменьше) было только два храма: это вот центральный собор Петра и Павла и храм Покрова Божией Матери. И в то же время духовенство было более сплоченным. Все друг друга знали, ездили в гости на престольные праздники, на дни именин. Как-то сказать, что сейчас что-то изменилось в худшую сторону, нельзя. Но вот такая близость церковного мира, духовенства, мирян – и миряне тоже из разных приходов зачастую на праздники ездили в соседние приходы, как-то друг друга знали, общались. Конечно, в те времена были тоже проблемы. То есть такой вот полноценной общины на приходах, наверное, все-таки не было. Вся политика советского государства препятствовала созданию и поддержанию таких общин. Но все равно небольшие общины, все-таки определенный круг близких прихожан был, существовал, он существует и сейчас. Но при открытии, конечно, новых храмов это удалось на приходах, насколько вот так память мне подсказывает, сделать не сразу. И, конечно, сельские приходы были в очень тяжелом состоянии. Они и сейчас в нелегком состоянии, но тогда священник даже те скромные средства, которые поступали на приход – и то не мог он ими распорядиться. Староста решал, когда проводить ремонт, когда и что покупать. И необходимо было иметь и терпение, и какие-то дипломатические способности, чтобы сохранять мир на приходе и избегать конфликтов. Далеко не всегда это было возможно. Сейчас в этом отношении, конечно, проблем нет, потому что настоятель решает не только богослужебные вопросы, но и все-таки административно-хозяйственные дела. Это тоже не всегда безоблачно бывает, и тоже свои какие-то трудности и соблазны. Но, в целом, конечно, вот напряжение, которое царило тогда, потому что действительно и священнослужители, и прихожане все-таки были людьми второго сорта для власти, – конечно, вот этого напряжения уже нет. Сейчас пришли какие-то другие соблазны, но в те времена были и утешения, в том числе и вот такие братские отношения и между духовенством, и такие добрые отношения среди прихожан. |
| А вот в Ленинграде все-таки молодежи в церкви было больше, и там я нашел прихожан примерно моего возраста, может быть, кого-то постарше. Для меня очень важным другом и таким помощником в духовной жизни был один искусствовед из Русского музея, который в дальнейшем стал священником. Это покойный протоиерей Георгий Мицов – недавно скончался, став священником уже много лет назад в Псковской епархии. Вспоминаются еще несколько молодых людей, которые были прихожанами Князь Владимирского собора в Ленинграде того времени. И такой священник, сейчас не знаю, насколько его помнят, – отец Александр, протоиерей Александр Козлов. Он, несмотря на запреты советской власти, все-таки довольно активно занимался просветительской деятельностью среди молодежи в тех рамках, в каких это было возможно. То есть это могла быть беседа после службы такая личная, или беседа на исповеди. То есть возможность как-то поддержать друг друга, возможность обменяться литературой – тогда в основном самиздатовской или дореволюционной, появилась. – А не тяжело было само ощущение в то время, что скажем так, ну, не то что изгоя, но человека, который идет в другом направлении, чем движется все общество? – Дело в том, что я по характеру человек достаточно упрямый. И когда я еще с подросткового возраста осознал, что ответы на мировоззренческие вопросы о смысле жизни для меня очень важны, то, конечно, были какие-то и жизненные увлечения, и не могу сказать, что вся моя вот такая жизнь в молодости была абсолютно целеустремленной, но все-таки общее такое направление внутреннее как-то у меня сформировалось, и духовные искания я считал самым главным в жизни. То есть интерес к карьере, интерес к материальным ценностям для меня не был актуален. Во-первых, я воспитывался в довольно обеспеченной семье, и родители дали мне возможность поучиться тогда. Я не нуждался в заработке, но в то же время у меня не было какого-то большого интереса к таким вот вещам: к моде, к электронной музыке, к карьере. То есть все-таки доминировали стремления именно такого мировоззренческого характера |
|
|
