| Больше или меньше, но все испытывают это, особенно из тех, которые заняты науками и, следовательно, развивают в себе более познавательную сторону. Жалки все приемы для успокоения ума, придумываемые теми, которые вступают в область веры без смиренной покорности вере, с самонадеянною уверенностию все понять и уяснить! Недоумение за недоумением роится в уме, и сам же он спешит устранить их своими способами, но что ни придумывает – удовлетворения не встречает. И всегда будет так, пока сердце опытно не ощутит истинности всех истин святой веры. Тогда всем колебаниям и недоумениям конец, тогда душа успокаивается на лоне веры и свет Божий прочно озаряет все внутреннее... То же у Сперанского и в отношении к чувству: он только намекнул на то, что бывает в этом состоянии, а больше говорит о нем, как оно бывает в состоянии предыдущем. В этом состоянии в сердце теплится молитва и дает силу отражать все суетные приражения. И в предыдущем состоянии была молитва (трудовая), но сердце почти постоянно было холодно и разве-разве когда подвигалось на теплую и усердную молитву. Теперь напротив – теплота молитвенная не отходит, а только кое-когда нападает охлаждение, которое скоро прогоняется терпеливым пребыванием в порядках и занятиях, возбуждающих чувство. Есть большая разница и в отношениях сердца к суетным и страстным приражениям – кто от них свободен! – но в предыдущем состоянии они входили в сердце, совосхищали его и будто силою брали сочувствие; оттого, хоть дел грешных не было и там, но сердце редко оставалось свободным от осквернения соуслаждением греховным. И теперь подходят те же приражения; но у входа сердца неотходно стоит страж – внимание – и именем Господа Иисуса отражает сих врагов. И только когда-то, когда враг воровски успевает заронить сласть такую, которая, впрочем, тотчас замечается, извергается и очищается покаянием до того, что и следа ее не остается. Таков обычный строй сердца в состоянии, о котором идет речь. Посмотрим теперь, что далее говорит Сперанский. «Молитва становится кротче и горячее, или независимее, то есть из словесной она обращается в умную». |
| Кирилл и Мефодий. В этом отношении, указанные мною примеры построек церквей Воздвижения Честного и Животворящего Креста (распространенных на Востоке), во множестве уцелевшие кресты в византийском стиле и с греческими надписями могут служить более верным и более живым свидетельством восточного влияния в Чехии и Моравии 193 , последних остатков которого здесь не мог уничтожить католицизм ни в догуситскую эпоху, ни в эпоху даже католической реакции при первых Габсбургах и далее. К этому нужно здесь присоединить еще и то, что в бытность мою в Чехии мне приходилось не раз видеть молящихся, которые знаменуют себя крестом греческим, – по рассказам, обычай этот ведет свое начало с незапамятных времен. Такую же традиционную древность имеет и другой, сохранившийся в Чехии и Моравии, обычай три раза в году святить воду (накануне богоявления, в Великую субботу и перед Троицыным днем) – обычай, давно уже исчезнувший в латинской церкви, но сохранившийся в церкви восточной. Вена. Январь 1883 г. Μ. Η. Сперанский. Придорожные кресты в Чехии и Моравии и византийское влияние на западе 194 Вопрос о византийском влиянии на культуру западноевропейскую в области искусства и археологии принял в Чехии, благодаря местным причинам, оттенок, которого он не имеет в других местах запада: исследование византийского влияния в Чехии, в ее археологической литературе, тесно связано с деятельностью св. Кирилла и Мефодия, как первых людей, принесших византийское христианство на народном живом языке, и тем положивших начало национальной, славянской культуре Чехии. Поэтому, византийские начала в археологии чешской, памятники, носящие этот характер, считаются, более или менее, близкими к национальным, причем, их противополагают памятникам и началам культуры латинско-германской, как не национальным. Отсюда, некоторая тенденциозность во взгляде на памятники византийского влияния в Чехо-Моравии. Историки Чехии точно так же стараются проследить это влияние в культурной истории края, стараясь даже в XV в., в явлениях гусситской эпохи, найти следы кирилло-мефодиевской деятельности, проследить последствия этой деятельности на пространстве веков, начиная с 195 . |
| Сознав, в чем существо жизни христианской, и не находя ее в себе, ум начинает работать, чтоб добиться до того, читает, размышляет, беседует. При этом, та истина, что жизнь зависит от сочетания с Господом, представляется в разных видах и обсуждается, но все еще остается далекою от сердца, еще не ощущается; от того и плода не приносит. Мысли неудержимо бродят и колеблют нередко самые основания жизни. Главное, что в этом состоянии томит и тревожит, это то, что все истины веры, будучи содержимы только познавательною стороною, подвержены в ней нападению недоразумений, сомнений и неверия. Только когда преобладающим чувством станет ощущение спасения в Господе (что бывает современно с зарождением состояния, о котором идет речь), истины св. веры начнут, одна за другою, переходить в сердце, и, обращаясь в сок и кровь, отстранят наперед всякую возможность недоумений и сомнений. После сего, можете слышать тысячи возражений,-сердце не поколеблется; ибо оно ощущает, что все воистину так есть, как исповедуется. До того же времени, вот что бывает, как хорошо описывает далее Сперанский. «Уверяешь себя, что все подвигаешься вперед, и, по естественному заблуждению, из разнообразия точек зрения заключаешь, что расширяешь и умножаешь свои сведения; между тем великие вопросы о воплощении, о страданиях, о смерти, о воскресении Иисуса Христа остаются неразрешимыми, или стараешься согласовать их посредством аллегорических толкований и систем, более или менее остроумных, и если в конце концов еще не находишься погруженным в сомнения,-уверяешь себя, что ходишь в сумраке веры: это великое слово, дурно понятое и еще хуже приложенное, отвечает на все, и успокаивает на счет всего». Больше, или меньше, но все испытывают это, особенно из тех, которые заняты науками, и, следовательно, развивают в себе более познавательную сторону. Жалки все приемы для успокоения ума, придумываемые теми, которые вступают в область веры, без смиренной покорности вере, с самонадеянною уверенностью все понять и уяснить! Недоумение за недоумением роится в уме, и сам же он спешит устранят их своими способами: но что ни придумывает,– удовлетворения не встречает. И всегда будет так, пока сердце опытно не ощутит истинности всех истин св. веры. Тогда всем колебаниям и недоумениям конец; тогда душа успокаивается на лоне веры, и свет Божий прочно озаряет все внутреннее. Впрочем, об этом уже поминалось. |
| 1819 г. ему были пожалованы орден св. Анны 2-й степени, бриллиантовый наперсный крест и пожизненная пенсия в 1 тыс. р., как прибавка к получаемой пенсии в 600 р. Назначение главой Пекинской духовной миссии человека, к-рый уже жил в Пекине, было новаторским шагом, и российские сановники, в частности Сибирский ген.-губернатор М. М. Сперанский, опасались, как бы китайцы не сочли это основанием для запрета на въезд миссионеров ( Вагин В. И. Исторические сведения о деятельности гр. М. М. Сперанскаго в Сибири с 1819 по 1822 г. СПб., 1872. Т. 2. С. 223). Состав 10-й духовной миссии в Пекине комплектовался согласно требованиям, озвученным П., к-рый стремился подобрать глубоко нравственных и талантливых миссионеров из числа выпускников высших учебных заведений. Помимо прочего П. доказывал, что необходимо разделять критерии отбора миссионеров, пригодных для работы в Европе и в Китае. Перед отъездом в Китай П. был принят имп. Александром I. Выехав из С.-Петербурга 28 дек. 1819 г., П. вместе с сопровождавшими его членами миссии проследовал через Москву, Н. Новгород, Казань и далее через Сибирь. Состав 10-й миссии был собран в Иркутске, куда миссионеры прибыли 20 февр. 1820 г. 31 авг. члены миссии пересекли границу и 1 дек. приехали в Пекин. В течение дек. 1820 - янв. 1821 г. П. принимал имущество миссии и встречался с кит. чиновниками, также его посетили представители разных регионов Китая и вассальных гос-в, в янв. 1821 г.- высокопоставленные чиновники из Маньчжурии и «посланцы корейского короля». Кроме того, в янв. 1821 г. П. вместе с начальником 9-й миссии, архим. Иакинфом (Бичуриным), посетил католич. епископов Пекинского и Нанкинского. Власти Российской империи поручили П. проверить деятельность предыдущей миссии и дать оценку работе ее главы. Нелестные отзывы П. были учтены при назначении наказания архим. Иакинфу, при этом П. многое сделал для смягчения этого наказания. За 5,5 месяцев начальники миссий не вступали в открытый конфликт и не критиковали друг друга. П. не отрицал заслуг архим. |
| Таким образом, у него путь к преспеянию пресекается в самом начале, ибо искомое считается достигнутым, тогда как достижение его еще не начато. Посему-то такой человек «никогда не может прийти в разум и достигнуть добродетели или бесстрастия». Далее – самомнение еще более разгорячает воображение, и оно быстро рисует новые картины, вставляя в свои мечтания личность мечтающего и представляя ее всегда в привлекательном виде, в близости к Богу, Ангелам и святым. Чем более он так мечтает, тем более укореняется в нем убеждение, что он, точно, уже друг Неба и небожителей, достойный осязательного с ними сближения и особых откровений. На этой степени начинается визионерство – и как естественная болезнь душевная, и, более того, как дело врага, который не дремлет 120 . «Таким образом многие прельстились, видя свет и сияние очами телесными, обоняя благоухание обонянием своим, слыша гласы ушами своими и т.п. Иные из них повреждались в уме и переходили с места на место, как помешанные. Иные, приняв беса, являвшегося им в образе светлого ангела, до того утверждались в прелести, что до конца оставались неисправимыми и не принимали совета ни от одного брата; иные, по внушению бесовскому, сами себя убивали, низвергались в стремнины, удавливались. И кто может исчислить все прельщения, в какие ввергал таковых враг! Если не всякий из держащихся такого образа молитвы терпит вред, то это только из тех, которые живут в обителях с другими братиями. Но все же они проводят жизнь без всякого успеха». Вот на какое уклонение от прямого пути в труде молитвенном указывает Сперанский, когда предостерегает друга своего от увлечения видениями! Видения бывают и истинные. Опытные умеют их различать от порождений своего воображения и привидений бесовских, но как на деле людей неопытных более, чем опытных, и к тому же враг слишком хитер, то поставлено вообще законом не принимать никаких видений и не доверяться им. «Внимай себе тщательно, рачитель Божиего дела, – пишет другой наставник в духовной жизни 121 , – и разумно совершай дело свое. |
| Французская система есть введение в материализм. Юность должна знать одно: что Бог, создавший человека, в обществе сделал правительство необходимым, а повиновение ему неизбежным. Все прочие учения, пробуждающие рано философические мысли, будучи даже излагаемы людьми благонамеренными, опасны. Роковые следствия этих изучений во Франции известны. Бесполезна, далее, естественная история. Молодой человек хорошей фамилии согласится лучше сделать три кампании и быть в шести сражениях, нежели изучать химию. Химия – наука пустая. Для России, как страны воинственной, вообще науки не только бесполезны, но и вредны. Они лишают мужества. Лучшие воспитатели – священство, разумеется не русское, полуграмотное. Новые воспитательные учреждения должны быть устроены по образцу иезуитских новициатов; у юношества не должно быть никаких сношений с внешним миром. Они должны жить как бы на острове. Юноши должны быть гибки и послушны. Надзиратели должны следить за ними непрерывно. Закон строгого молчания господствует везде. Ночью ученики спят каждый в отдельной комнате, дабы избежать какого-либо общения. Все двери в дортуар стеклянные. Самый дортуар освещен с обоих концов. Надежный человек ходит по дортуару всю ночь до рассвета и блюдет покой юношей, как блюдут покой больных. Каждые пятнадцать дней выдается для поощрения преуспевшим крестик, похожий на орден Владимира и Анны, но простого металла. Он листнул записку Разумовского и прочел о цели лицея – подготовлении юношей из среды знатнейших фамилий для занятий важнейших мест государственных. К проекту было пришито и начертание Сперанского. Первый пункт был о занятии важнейших мест и о юношестве всех состояний. На особом листке были написаны имена Малиновского и Куницына. С волнением император читал листок, написанный ясным почерком де Местра. Он отчеркнул карандашом особо понравившееся ему место о сне юношей, стеклянных дверях и ночных дежурствах. Галерея во флигеле вполне подходила для этого. Разврата не следовало допускать ни в коем случае. |
| —122— За исключением этого недостатка сочинение студента А. Краснопевцева представляет труд серьезный и интересный. Автор положил много труда в изучении постановлений Св. Синода и описания документов его, о чем свидетельствуют его многочисленные цитаты из них, помещенные особо в виде приложений. Результаты своего изучения он постарался изложить в связной форме исторической монографии, причем вполне основательно изучил и состояние, и устройство епархиального управления за предшествовавший период. Нахожу сочинение его вполне заслуживающим кандидатской степени». 20) Исправляющего должность доцента Сергея Смирнова о сочинении студента Лавровского Феодора: «Апокрифический элемент в произведениях древнерусских паломников»: «Свою задачу автор выполнил в общем добросовестно. Он тщательно изучил по изданиям «Хождения», выбрал и изложил с комментарием отрывки из апокрифов и мелкие черты апокрифического характера, встретившиеся ему в паломничьей письменности. Прочитал достаточно и апокрифов, обращавшихся в древней Руси. Большую услугу автору оказали исследования Порфирьева, Веселовского, Тихонравова, Сперанского, Буслаева, Сахарова, Норова и других; ими он пользуется по большей части критично. В начале сочинения дается очерк древнерусского паломничества, впрочем, слабо связанный с темой автора. Далее следуют замечания о «Паломнике» Даниила, давно поставленном во главу произведений этого рода письменности, определение самого понятия «апокриф», обстоятельное изложение и разбор апокрифического элемента в произведении игумена Даниила, менее обстоятельное исследование того же элемента в «Хождениях» паломников, посещавших Царьград, разбор апокрифического материала в писаниях паломников XV-XVII в., ходивших в Иерусалим, на Синай и в Египет, наконец, указывается значение для развития духовного стиха той апокрифической литературы, которую к нам приносили и распространяли у нас паломники. В плане сочинения есть недочеты. Глава о паломниках —123— в Царьград разрывает естественный ход речи о библейских апокрифах у Даниила и последующих авторов, зависимых от него до некоторой степени. Иные вопросы можно бы, а иногда и следовало бы обойти автору, напр., можно было опустить рассуждения о времени написания некоторых «Хождений» тем более, что автор повторяет только существующие взгляды и научные их основания, которых сам не пересматривает. Переходя к речи об апокрифической письменности в первые века нашей церкви, автор неизвестно зачем ведет речь вообще о переводной письменности на Руси того времени. Лишние отделы вместе с довольно растянутым изложением без нужды увеличивают сочинение (903 стр.). |
| Убийство Коцебу взволновало всех, вызвало толки, встревожило Двор, — но мало кто понял, чт о значит кинжал маннгеймского студента для «большого времени» русской истории. А это был кровавый знак финала: время, словно бы нарочно отпущенное Провидением для благих перемен в России — и потраченное частью на обустройство Европы, частью на подмораживание Отечества, дабы предстоящие реформы совершились тихо, исподволь, а не бурно и разом, — время это вышло. Решаться на уновления уже не придется; череда мировых потрясений сама собою снимет вопрос о крестьянской реформе, конституции, свободе и разом превратит Священный Союз из внешней ограды внутрироссийского покоя в боевой аванпост роялизма; линии задуманного царем сюжета, вот-вот готовые соединиться, вновь разойдутся. И уже, увы, навсегда. Царь поймет это скоро; поняв — ужаснется; а пока, словно по инерции, он продолжает двигаться в заданном им же направлении. Именно в 19-м Балашов назначен генерал-губернатором Рязанской, Тульской, Орловской, Воронежской, Тамбовской губерний; то есть начался «наместнический» эксперимент (естественно, не получивший продолжения). Именно в 19-м фельдъегерь доставит Михаилу Сперанскому указ о назначении его сибирским генерал-губернатором и личное письмо царя с полным прощением и обещанием положения, «сходного тому… в коем я с вами привык находиться». Именно в 19-м у многих либералов вспыхнет вера в скорое решение крепостной проблемы. И как раз в 19-м доблестный воин и умеренный прогрессист Михаил Милорадович, только что назначенный петербургским военным губернатором, предложит молодому экономисту Николаю Тургеневу подготовить записку «Нечто о крепостном состоянии». Чуть раньше такие же записки государю подали и граф Аракчеев, и адмирал Мордвинов, и многие иные из сановников Империи. А это значит, что сомнений у них не осталось: далее терпеть создавшееся положение вещей нельзя, внешние обстоятельства благоприятны, царь идее обновления благоволит, и следует поспешать с инициативой, пока ее не перехватили другие. Не только (и не столько!) потому, что иначе награда окажется меньше, сколько потому, что слишком высока цена ошибки, и плох политик, не считающий свою «платформу» наилучшей. |
| Полагаю, что у вас уже шевелится вопрос: да что же это за Царствие Божие? На это отвечает вам далее Сперанский: «Никто не может ни описать его вам, ни дать о нем понятие: его чувствуешь, но оно не сообщаемо. Сам Иисус Христос описывает Царствие Божие лишь притчами и подобиями». Прибавим: то только всем ведомо, что это есть ни с чем не сравнимое драгоценное сокровище, не ожидаемое, а самым делом получаемое и обладаемое. Спаситель объясняет это притчею о человеке, который, нашедши на поле сокровище, обрадовался и в радости, никому не сказавши, распродал все, что имел, и купил поле то; и – другою – о купце, который, узнавши, что где-то есть драгоценная жемчужина, пошел, продал все, что имел, и купил жемчужину ту ( Мф. 13, 44, 46 ). Можно, впрочем, в некоторой степени удовлетворить ваше любопытство, ибо что не определимо со стороны чувства, то может быть определяемо в чертах своего проявления (10, с. 56–57). 80. Царствие Божие наступает, когда Бог воцарится над нами; с психической точки зрения – когда ум сочетается с сердцем, сам срастворившись с памятью о Боге Царствие Божие в нас есть, когда Бог воцаряется над нами, когда душа во глубине своей исповедует Бога своим Владыкою и покорствует Ему всеми силами, и Бог владычно действует в ней и еже хотети и еже деяти ( Флп. 2, 13 ) 63 . С психической же точки зрения о Царствии Божием должно сказать следующее: Царствие Божие в нас зарождается, когда ум сочетавается с сердцем, сам срастворившись с памятию о Боге. Человек тогда предает Господу как жертву, приятную Ему, свое сознание и свободу, а от Него получает власть над собою и силою, от Него получаемою, правит всем своим, внутренним и внешним, как бы от Его лица (10, с. 57–58). 81. Царствие Божие – это горение духа Царствие Божие – это горение духа, свидетельствующее о зарождении внутренней жизни, и не только ум срастворяется с памятью о Боге, но и все существо наше духовное вступает в живое Богообщение: «Бог есть огнь». Теплота, зародившись в сердце, делается неотходною и держит при себе внимание ума – это представляет целостность нашего организма |
| д. Ничего этого не случилось и не могло случиться. Со стороны государя было искреннее религиозное одушевление, со стороны иезуитов и мальтийских кавалеров только практический расчет. Подобную же неудачу потерпела религиозная апофеоза монархизма и по отношению к внутренней политике. Имея несколько фантастическое представление о пределах богоподобного царского могущества, Павел хотел подобно восточным властителям в роде Гарун-аль-Рашида, все знать, все видеть, везде награждать добродетель и наказывать порок: он действительно нападал на отдельные случаи и строго карал их, но был бессилен против общих явлений. Державин кратко, но верно охарактеризовал внутреннюю деятельность Павла так: в решениях быстр, в указах строг, все б сделать мог, когда б был Бог. К сожалению, при всей своей горячей религиозности Павел забывал, что цари могут уподобляться Богу милосердием, но не всевидением и не всемогуществом. Мы кончили наш очерк. И пусть последним словом нашим будет выражение искреннего сочувствия к религиозному характеру Того, о Котором говорить не смеем, ибо история не любит именовать живых. Печатано по определению Совета Академии. Ректор Е. Филарет 1 Источники и пособия при составлении сего очерка были следующие : «Деяния Петра Вел.» Голикова; записки Щербатова, Болотова, Сегюра, Храповицкаго, Порошина, Державина, Дмитриева, Лопухина , Вигеля и других; история России Соловьева 13–23 т.; история Петра В. Бергмана; представители власти в России Андреева; Граф Сперанский Корфа; общественное движение при Александре Пынина; сочинения Ф. Прокоповича и императ. Екатерины; многие документы, помещенные в русском архиве, русской старины, чтениях общества истории и древностей и т. д. 2 Мы опускаем, полугодовое царствование Петра III-ro, как по причине его кратковременности, так, и потому, что в основных и существенных свойствах, личность Петра III-ro повторилась в его сыне Павле I, о котором у нас речь впереди. Читать далее Источник: Религиозный характер русских государей XVIII века : Речь, произнес. в торжеств. собр. Киев. духов. акад. 28 сент. 1874 г. э.-орд. проф. Акад. Ф. Терновским. - Киев : тип. С.Т. Еремеева, 1874. - 26 с. Поделиться ссылкой на выделенное |
|
|
