| Когда тот заявил, что он хочет сойти и сдаться, Тит ответил, что он приветствует его разумное решение и будет очень рад, если все последуют его примеру, так как он, со своей стороны, охотно протянет городу руку примирения. Пять из десяти присоединились к лицемерным просьбам Кастора, между тем как другие кричали, что они никогда не сделаются рабами римлян, пока у них будет возможность умереть свободными людьми. В этом споре прошло долгое время, в продолжение которого наступление было приостановлено. Кастор между тем послал сказать Симону, что он может совершенно спокойно совещаться со своими людьми о делах, не терпящих отлагательства, ибо он еще долго задержит римское войско. В то же время он делал вид, будто старается склонить на сдачу также и сопротивлявшихся ему, а те, точно в негодовании, подняли обнаженные мечи над брустверами, пронзили себе щиты и пали на землю, как будто заколотые. Изумление охватило Тита и его окружающих при виде решимости этих людей и, будучи не в состоянии видеть снизу все в точности, они дивились только их мужеству и жалели вместе с тем об их участи. Тогда один из римлян ранил Кастора в лицо у носа; Кастор вытащил стрелу, показал ее Титу и жаловался на несправедливое обращение. Цезарь сделал выговор стрелявшему и дал поручение Иосифу, стоявшему возле него, идти к стене и протянуть руку Кастору Но Иосиф отказался, ибо он подозревал, что просящие замышляют недоброе, и удерживал также своих друзей, желавших поспешить туда. Перебежчик по имени Эней вызвался на это дело, а так как Кастор кричал еще, чтобы кто-нибудь пришел за получением денег, хранившихся при нем, то этот Эней еще проворнее побежал и подставил свой плащ; но Кастор поднял камень и швырнул его вниз; в него самого он не попал, так как тот был настороже, но ранил сопровождавшего его солдата. Этот обман привел Тита к убеждению, что снисходительность на войне только вредна, между тем как строгость больше предохраняет против хитрости. Разгневанный этим издевательством, он приказал заставить действовать таран с большей неукротимостью. |
| Еще более строгость критики оправдывается тем, что сам автор относится к рецензируемым трудам чрезвычайно строго. Вся его первая книга представляет из себя какую-то дикую вакханалию педантического высокомерия и беспредельного самолюбования. Вот образцы рецензий г. Зарина. О преосв. Феофане: «В данном случае, к удивлению, мы встречаем у преосв. Феофана, по-видимому, некоторую несогласованность, непоследовательность 1549 … Вообще отношение экстаза, как высшей —307— цели созерцательного подвижничества, к требованиям идеала религиозно-нравственного совершенства далеко не представляется ясным в изложении преосв. Феофана и возбуждает в высшей степени важные и серьезные недоумения». 1550 А. Ф. Гусев : «Профессору Гусеву не удалось вполне верно схватить и точно выразить сущность и коренные особенности православного аскетического воззрения 1551 … Мы не видим у А. Ф. последовательности и определенности». 1552 Ф. Ф. Гусев: «Ф. Ф. Гусев не уловил с достаточною глубиною и не оттенил с достаточною определенностью двуединства христианского религиозно-нравственного идеала». 1553 Π. П. Пономарев: «В разбираемом круге мыслей г. Пономарева мы не видим строгой последовательности и полной согласованности, не наблюдаем строго-логического раскрытия одного определенного положения 1554 … К сожалению, которое приходится испытывать очень часто при чтении разбираемого сочинения, автор его не раскрыл основательно, точно и обстоятельно содержания центрального и основного понятия аскетики – спасения». 1555 И. В. Попов : «В дальнейшем раскрытии этих мыслей заметна некоторая неопределенность, неясность, недоговоренность, а иногда даже спутанность, неточность». 1556 Μ. Μ. Тареев (я): «Его мысли не отличаются, к сожалению, определенностью смысла и точностью их формулировки 1557 … По нашему глубочайшему убеждению, проф. Тареев выразил православное учение по данному вопросу неточно». 1558 Harnack: «Строгой и точной научной проверки сочинения Гарнака не выдерживают… Такой способ рассуждения ни в коем случае не может быть признан научным». 1559 Holl: «Этот ученый в своих суждениях и выводах часто дает действительным фактам неправильное толкование, преувеличивает их значе- |
| Иасон Киринеец, судя по 2-ой Макк. книге, верно следует обычаям риторических писателей и в данном отношении решительно ничем не отличается от писателей именно II-ro столетия до Рожд. Хр. «Стало быть, – делает вывод Низе, – все эти фантастические узоры чудес ошибочно считаются признаками позднейшей обработки или искажения. Напротив, это показывает такое живое и непосредственное участие в происшествиях, какое едва ли можно предположить в позднейшую эпоху, особенно у еврея, у которого самое маккавейское восстание скоро испарилось из памяти; и я, заключает Низе, считаю почти немыслимым, чтобы книга, подобная труду Иасона или 2-й Маккавейской, могла появиться лишь в эпоху Ирода или даже позднее» 331 . Кроме того, в содержапии 2 Мак. книги Низе находит и другие данные в пользу происхождения ее в конце II-ro века до Рожд. Хр. Как на одно из таких доказательств, можно, по мнению Низе, указать также на стиль письма римских послов. сообщенного во 2-ой Макк. XI, 84. Оно, подобно трем другим письмам. в точности соответствует стилю документов тогдашней эпохи, т. е. 2-го века до Рожд. Хр. «Между прочим, – говорит Низе, – оба посланника – Квинт Мемлий и Тит Манлий сохраняют только имена, данные при рождении и отечественные, без всяких фамильных прозваний и титулов, совершенно так, как это предписывает обычай того времени 332 . Уже к концу столетия обычай этот, как известно, потерял свою строгость, и особенно знатные фамилии, к которым принадлежали также Мемлий и Манлий, начали добавлять свои „cognomina“ и, даже, это сделалось так обыкновенно, что, как известно, сами историки старались прибавить „cognomina“ даже лицам из прошлого 333 . Наконец, говорит Низе, слог и язык 2-ой Макк. книги, своим видом, вполне похожи на известные нам образцы прочей литературы II-ro века. Доказывать этого не нужно, так как это факт общепризнанный и толкователи тоже не раз на него указывали. В сущности это язык Полибия, который встречается также и в древних манускриптах того времени» 334 . В этом отношении 2-ая Макк. |
| В морали еретики придерживались аскетических идей и отличались строгостью жизни и постничеством. После 1427 г. о стригольниках больше не слышно, но движение, возбужденное ими, не исчезло и снова вскрылось в другой ереси жидовствующих. Субботники и воскресники Так называются сектанты молоканского толка. По смерти Уклеина между молоканами возникли споры по поводу принятия еврейских установлений: запрещения есть свинину и рыбу, не имеющую чешуи. Взаимные споры породили, прежде всего, разделение между мелитопольскими молоканами; затем споры перешли в губ. Саратовскую, где также оказались недовольные постановлениями Уклеина. Защитники Уклеина пошли далее, чем Уклеин, в проведении начал еврейства. Не довольствуясь уже защитой введенных Уклеиным правил о пище, они стали говорить вообще о превосходстве Моисеева закона пред законом Христовым, а затем и о Самом Иисусе Христе стали толковать, что Он – простой человек, пророк, низший Моисея, свято чтивший его закон. Отсюда само собою следовало отвержение главных христианских догматов и введение других ветхозаветных установлений, напр., празднования субботы вместо дня воскресного и т.д. Главным защитником Уклеина, но в то же время и образователем особой в молоканстве секты был крестьянин с. Дубовки, Саратовской губ., Сундуков. Увлекшись совершенно учением жидовствующих, которых в то время было особенно много в Саратовской губ., он стал учить, что необходимо признать превосходство пред законом Христовым Моисеева закона, как имеющего вечное и непреходящее значение, и что поэтому и постановления этого закона о пище должны быть соблюдаемы со всей точностью. Не довольствуясь этим и идя дальше. Сундуков называл Иисуса Христа простым человеком, а если и пророком, то, во всяком случае, – стоящим несравненно ниже Моисея. Наряду с этим он, вместо воскресного дня, начал праздновать субботу, отверг все христианские праздники, даже удержанные молоканами, и, наконец, совершил над собой обрезание. У Сундукова оказалось много противников, но нашлось у него и немало и единомышленников. За празднование субботы вместо воскресенья последователи Сундукова и стали называться «субботниками», тогда как его противники – чистые молокане – в некоторых местностях стали называться «воскресниками». Это последнее название получило начало между самарскими молоканами. Между воскресниками, или молоканами, и субботниками, или иудействующими, – существенное различие: у первых искаженное учение христианское, у вторых неполное и искаженное учение еврейское, хотя как первые – не христиане, так и вторые – не евреи, в прямом значении этих понятий. Субботники, содержа Моисеев закон, имеют существенное отличие от других субботников, или жидовствующих, в том, что не ожидают Мессии (см. ниже). Субботники, или жидовствующие |
| синода с записью о них в журналы 406 , или по представлениям типографии 407 . Во время печатания этого издания было обращено особенное внимание св. синода и на 50-ю главу (по первым изданиям – 51-ю). Эта глава не только не была выпущена из нового издания, подобно главе „Никиты мниха», но была объяснена и дополнена, как мы уже знаем, „реестром старинных наименований родства», в ней заключающихся. Во время пересмотра Кормчей книги и сличения ее состава с составом Пандект Беверегия и рукописных кормчих, русских и греческих, при особенном внимании к статье „О тайне супружества», находящейся в печатном издании, русские иерархи и члены св. синода по отношению к ней могли убедиться: 1) в том, что этой статьи не встречается ни в греческих, ни в старо-славянских сборниках канонического содержания; 2) в том, что происхождение и помещение ее в печатной кормчей не может быть объяснено при тех средствах, какими обладали переводчики и справщики кормчей XVIIІ в., – и 3) в том, что в этой статье заключаются правила и положения, излишние против правил законодательства вселенской церкви и не встречающиеся в других памятниках церковного законодательства. Такие результаты, полученные в среде русской иерархии по отношению к 50-й главе Кормчей книги, не могли не ослабить того значения, какое придавалось ей в первые времена существования св. синода. И действительно, в судебной практике св. синода во второй половине XVIIІ в. и в начале XIX в. многие положения главы не прилагаются во всей их точности и строгости к решениям брачных дел. Положения главы выводятся в этих делах на справки; упоминаются и в определениях св. синода. Но в решениях дел эти положения большею частью подвергаются ограничениям или ослабляются в применении, при чем и значение оной главы иногда определяется не в смысле законоположения, а в смысле обычая. Решения эти излагались в следующих формулах: Или: „Как по рассмотрению св. синода оказалось, что свойство состоит не от крове и не в 5-ой степени, но по присвоению, от двух родов в 6-ой степени; ибо, по расписанию в кормчей книге хотя и показано, что муж и жена степени не составляют, но сие относится до них самих в исходящих от них детей и внучат; а что следует до присвоенных им побочных (боковых) лиц, то с ними и муж и женья, потому ж расписанию, в разных степенях положены сицевым образом: а) на л. |
| и ст. И не только в доме своем я не давал места людям нечестивым, как бы так продолжает псаломопевец, но стремился к тому, чтобы даже в Иерусалиме истребить всех, творящих беззаконие, и принимал меры к тому своевременно (заблаговременно), не откладывая надолго: во (рано утром, заблаговременно) избивахъ (истреблял, искоренял) вс гршны земл (всех беззаконников своей страны) и делал это с той целью, чтобы: потребити гпада гдн вс длающы Под градом Господним псалмопевец разумеет Иерусалим и называет его так, потому что Сам Господь избрал его местом особенного присутствия Своего на земле ( 3Цар. 8, 16 ). Настоящие слова нужно понимать не в том смысле, что Давид имел намерение искоренить беззаконие в Иерусалиме через поголовное истребление беззаконников, но что он, замечая умножение беззакония, заблаговременно ( во старался прекратить их, подвергая самому строгому наказанию некоторых виновников нечестия, чтобы этой строгостью устрашить других и побудить к исправлению. Итак, вот образ человека нравственно совершенного, жительствующего по Богу, он прославляет Бога не словами только, а вместе и делами, стараясь по заповеди Спасителя: ( Мф. 5, 48 ) уподобляться Богу; в отношениях к ближним он никогда не раздражается (незлобив) и всегда справедлив; уклоняясь от беззаконий сам, он не дозволяет делать их и другим; избегая общения с людьми гордыми и нечестивыми, он окружает себя только людьми беспорочными и заслуживающими доверия (верными). Час третий Псалом 16 Молитва двд (Давидова) Этому надписанию вполне соответствует и само содержание настоящего псалма. Здесь царь и пр. Давид, преследуемый врагами и терпящий от них всякие оскорбления и притеснения, изливает перед Богом свою пламенную молитву о том, чтобы Он явил ему свою помощь и заступление. Но когда и по какому именно поводу составлена Давидом настоящая молитва , с точностью неизвестно. Блж. Феодорит думает, что псалом этот написан Давидом во время гонений, воздвигнутых против него Саулом, а именно по поводу (или в воспоминание) тех, наиболее памятных Давиду, случаев, которые имели место в пустынях: Ен-Гадди и Зиф ( 1Цар. 24, 26 гл.). В том и другом случае Сам Бог, видимо, предавал Саула в руки Давида и тем как бы варочно искушал праведность Давида, предоставляя ему возможность посягнуть на жизнь Саула, и таким образом, однажды навсегда избавиться от своего непримиримого врага. Какое тревожное состояние духа должен был испытывать Давид при виде в своих руках врага столь долго и столь упорно его преследовавшего. Воспоминание об этих тревожных минутах пережитых Давидом, по всей вероятности, и было ближайшим поводом к составлению настоящего псалма. По крайней мере, некоторые слова этого псалма (3 ст.) довольно ясно указывают на упомянутые случаи из его жизни. |
| Суховатость, о которой мы говорим, никоим образом не исключала самого огненного горения духа, скажем, в поздневизантийской мистике – одни гимны Симеона Нового Богослова чего стоят; но если разматывать нить метафоры, можно сказать, что сухое дерево жарче горит. О таких вещах, как суровость и ласковость, которые мыслятся более или менее безотчетными и наивными, в применении к византийским святым и говорить неловко. Этой паре противоположностей там отвечает другая, чрезвычайно характерная для лексики православной Греции: акривия – икономия. Слово «акривия» буквально означает точность; имеется в виду неуклонно, непреклонно, неумолимо применяемое к себе и к другим требование соблюдать заповеди Бога и уставы Церкви по всей, что называется, строгости закона. Это не эмоциональный порыв гневного энтузиазма – это ровно и бесстрастно проводимый максималистский принцип. Другое ключевое слово – «икономия» – буквально означает домоводство (в традиционном церковнославянском переводе – домостроительство); в расширительном смысле это целесообразная система действий, направленная на осуществление замысла, в частности, замысла Бога спасти людей через воплощение и крестную смерть Сына («домостроительство спасения»); в лексике, касающейся религиозного поведения, это готовность вовремя поступиться акривией, если это целесообразно в видах спасения ближнего или интересов правой веры. И здесь – не порыв прощать, а продуманный умысел, тактика и политика, хитроумное «художество». Вспомним, что и аскетику греки назвали «художеством» («техни» – одного корня с нашей «техникой»). Подход византийца «техничен». Акривия и икономия различаются как две тактики – наступательная и оборонительная. На одном полюсе – попытка принять слова Христа о любви к врагам, о непротивлении злу, о необходимости подставить ударившему другую щеку абсолютно буквально, без оговорок, без перетолкований. Под удар подставляется не только ланита, но и голова; насильник не получает не только отпора, но и укоризны, мало того, жертва обращается к нему с ласковым, особенно ласковым словом. |
| Этому свидетельству придаётся «особенно важное значение»: . «Если в этих словах, говорят, левитам буквально приписывается только сдирание кож с жертвенных животных, то и в таком случае оно ясно показывает, что левиты тогда исполняли обязанности, лежавшие прежде на священниках; но здесь речь не о сдирании только кож, потому что в этом случае замечание писателя, желающего, очевидно, выразить, что левиты исполняли часть священнических обязанностей, не имело бы смысла, так как сдирание кож по древнему закону не было делом священников. Какие именно из священнических обязанностей принадлежали в то время левитам, нельзя конечно сказать определённо, да это и не входит в нашу задачу. И если, по видимому писатель кн. Паралипоменон желает сказать, что расширение левитских обязанностей было кратковременно, то такое представление составилось у него единственно потому, что в его время , как это мы видим из книг Ездры и Неемии, опять стали проводить со всею древнею строгостью различие между священниками и левитами, так что на самом деле священнические обязанности не только в том случае, и вообще не в короткое, а в течение более продолжительного времени были исполняемы левитами» 16 . Вот и все факты, и вот какая даётся им постановка! Мы намеренно с буквальной точностью привели эти слова, чтобы облегчить для себя разбор значения приведённых фактов. Можно ли в самом деле видеть, без влияния каких-либо особых побуждений, в событиях при Давиде и Езекии действительное расширение прав левитов сравнительно с законами книги Чисел? Разве пение и игра на музыкальных орудиях, по Пятикнижию, были священническою обязанностью? Из первой же книги Пар. (13:8) мы видим, что до установлений Давида пели и играли пред Богом во время торжественного перенесения ковчега Давид и все израильтяне; следовательно, прежде это было делом, говоря по-нынешнему, мирян, и, поручая его левитам, Давид не мог возвысить этим их звания. Испытанный при первом перенесении ковчега гнев Иеговы напомнил Давиду о том, что левиты только имеют право носить ковчег Божий и служить ему ( 1Пар. 14:2 ); странно было бы, если бы Давид, знавший, как видно уже из этого, законы Пятикнижия, допустил опять столь явную ошибку против них, поручив левитам то, что собственно должно было бы входить в круг священнических обязанностей. |
| Но Афанасий не имел ни одного из этих пороков, напротив, насколько высок был делами, настолько смирен сердцем; в добродетели никому недоступен, а в обращении всякому весьма благоприступен, кроток, негневлив, сострадателен, приятен в беседе, еще приятнее по нраву, ангелоподобен наружностью, еще ангелоподобнее сердцем; когда делал выговор, — был он спокоен; когда хвалил, — назидателен. Он ни одного из этих добрых качеств не портил неумеренностью: у него выговоры были отеческие и похвалы, приличные начальнику; и мягкость не составляла слабости, и строгость — жестокости; напротив, первая представлялась снисходительностью, последняя — благоразумием, а та и другая — любомудрием. Ему немного было нужно слов, потому что для наставления других достаточно было его жизни; ему редко нужен был жезл, потому что достаточно было слова, и еще реже нужно было употреблять сечение, потому что достаточно было жезла, поражающего слегка. Но для чего мне описывать вам этого мужа? Его описал уже Павел, частью, когда восхваляет (Евр. 4:14) Первосвященника великого, прошедшего небеса (да дерзнет и на это мое слово, потому что Писание называет Христами живущих по Христе!), — частью когда в послании к Тимофею дает ему закон. Изображая словом, каков должен был предназначаемый для епископства (1 Тим. 3:1–7). Ибо если закон этот как правило приложишь к похваляемому в этом именно отношении, то ясно увидишь его прямизну. Приступите же со мной к православию Афанасия и подайте помощь мне, который затрудняется в слове, и желая большую часть обойти молчанием, останавливается на каждом его деянии, не умея отыскать превосходнейшего, как трудно бывает это находить в теле, со всех сторон одинаково и прекрасно отделанном, ибо что ни представится, все то оказывается прекрасным, всем тем увлекается слово. Итак, пусть разделит со мной его доблести всякий, кто хочет быть вещателем ему похвал и свидетелем; пусть все вступят в прекрасное друг с другом состязание — мужи и жены, юноши и девы, старцы с юными, священники и народ, отшельники и подвизающиеся в общежитии, любители простоты и строгой точности, ведущие жизнь созерцательную и деятельную! Пусть восхваляют — кто как бы бесплотность и невещественность его в пощениях и молитвах, а кто бодрость и неутомимость во бдениях и псалмопениях, один предстательство за нуждающихся, другой противоборство превозносящимся, или снисходительность к смиренным; девы — невестоводителя, супруги — наставника целомудрию, пустынножители — окрыляющего, пребывающего в общежитии — законодателя, любители простоты — руководителя, ведущие жизнь созерцательную — богослова, живущие в веселье — узду, бедствующие — утешителя, седина — жезл, юность — детовождение, нищета — снабдителя, обилие — домостроителя! Думаю, что и вдовы восхвалят покровителя, сироты — отца, нищие — нищелюбца, странники — страннолюбца, братья — братолюбца, больные — врача, оказывающего помощь при всякой болезни, здоровые — охранителя здоровья, и все — для всех сделавшегося всем (1 Кор. |
| Тринитарное учение Тертуллиана своей простотой и законченностью должно было производить и производило импонирующее впечатление. Тертуллиан говорил языком науки и удостоверял то, что было религиозным убеждением – единство Бога и троичность Лиц, применив понятия substantia и persona. Той же ясности и определенности он достиг и в христологии – в последней он даже превзошел свое тринитарное учение. Переходя к общей характеристике учения Тертуллиана о спасении человека, необходимо отметить, что в этом отношении обнаруживается характерное отличие его от Иринея. Последний рассматривает спасение человека как внутренний процесс оздоровления его, который в последовательном развитии приводит к вечной жизни; Тертуллиан понимает благодать как спасительное воспитание посредством закона, в силу которого человек научается делать добро и через это приобретает вечную жизнь как награду. В этом отразилось влияние римской юриспруденции, духом которой Тертуллиан был проникнут всецело, если даже он и не был адвокатом. Он вращается в категориях права и в христианстве видит прежде всего факт и закон. Как факт – его должно установить и усвоить, как закон – истолковать и, в особенности, соблюсти. Поэтому с точки зрения Тертуллиана совершенно справедливо в установлении религиозных отношений применить принципы человеческого законодательства и внести в эту область ту точность и строгость, какие преобладают в определении наших гражданских обязанностей и прав. И действительно, у Тертуллиана все христианство подпадает под точку зрения закона. Иисус Христос проповедал «нрвый закон» (De praescr. haer. 13). Евангелие – закон Христа (De monogam, 8). Христос тем именно расширил древний закон, что запретил не только греховные дела, но и пожелания (De poenit. 3). Поэтому грех – преступление закона делом или помышлением. Грех – вина перед Богом и подлежит наказанию (ibidem). Напротив, благо – то, что Бог повелел (De poenit 4). Страх перед Богом – начало спасения. Следствием страха является послушание, как подобие души с Богом, которое и раб должен иметь по отношению к своему господину 864 (ibidem). Кто исполняет выраженную в законе волю Божию, тот делает Бога своим должником (De poenit. 2). |
|
|
