| В самом деле, чувство религиозное и любовь к гармонии свыше осенили семью Бахов. В безмятежной пристани Фохт посвящал простосердечные дни своим детям и музыке, в течение времени дети его разошлись по разным краям Германии; каждый из них завел свое семейство, каждый вел жизнь тихую и простую, подобно отцу своему, и каждый в храме господнем возвышал души христиан духовною музыкою; но в назначенный день в году они все соединялись, как разрозненные звуки одного и того же созвучия, посвящали целый день музыке и снова расходились к своим прежним занятиям. В одном из этих семейств родился Себастиян; вскоре потом умерли отец и мать его: природа сотворила их, чтоб произвести великого мужа, и потом уничтожила, как предметы, более не нужные. Себастиян остался на руках [Иоганна] Христофора, своего старшего брата. [Иоганн] Христофор Бах был человек важный в своем околодке. Он никогда не забывал, что отец его, Амвросий Бах, был гоф-унд-ратсмузикус в Эйзенахе, а дядя его, [также] Иоганн Христофор Бах, - гоф-унд-штатс-музикус в Арнштадте и что он сам имеет честь быть органистом ордруфской соборной церкви. Себ. Бах род. в Эйзенахе 1685 марта 21, ум 1750 июля 30 (по " Real-Encyklopa " die " - июля 28). Христофор Бах был его Zwillingsbruder . Старший брат Баха назывался: lohann Cristopf и был органистом в Ордруфе. Reissman, " Von Bach zu Wagner " , 1861, Berlin, p. Он уважал свое искусство, как почтенную старую женщину, и был с ним вежлив, осторожен и почтителен до чрезвычайности. Бюффон перенял у Христофора Баха привычку приниматься за работу не иначе, как во всем параде. Действительно, Христофор садился за клавикорд или за органы не иначе, как в чулках и башмаках и в пуклях с кошельком, величественно возлегавшим по плисовому оранжевому кафтану, между двумя стразовыми блестящими пуговицами; никогда ни септима, ни нона без приготовления не вырывались из-под его пальцев; не только в церкви, но даже дома, даже из любопытства Христофор не позволял себе этого в его молодости бывшего нововведения, которое он называл неуважением к искусству. |
| 16, 17, 19, 20, 23 и др.), а также во 2-й книге Паралипоменон (гл. 26–32). Святой мученик Христофор Святой мученик Христофор жил в III веке и пострадал около 250 года, при императоре Декии (249–251). О жизни и чудесах его существует много различных сказаний, память его чтится и в Восточной, и в Западной Церквах. (Память мученика Христофора особенно чтится в Испании, где к его молитвам прибегают при заразных болезнях.) О происхождении его в источниках говорится по-разному. По одним источникам – он происходил из хананеев, по другим – киноцефалов. Святой Христофор был человеком высокого роста и необычайной силы, лицо же его было зверообразно. По преданию, святой Христофор первоначально имел красивую наружность, но, желая избегнуть соблазнов для себя и окружающих, просил Господа дать ему безобразное лицо, что и исполнилось. До своего Крещения он носил имя Репрев (негодный), что было связано с его обезображенной внешностью. Еще до Крещения Репрев исповедовал веру во Христа и обличал тех, кто преследовал христиан. За это он однажды был избит неким Вакхом и принял побои со смирением. Вскоре после этого были присланы 200 воинов, чтобы привести его, известного силача, к императору Декию. Репрев подчинился без сопротивления. В пути произошли чудеса: сухая трость в руке святого расцвела, по молитве его умножились хлебы, которых недоставало у путников, подобно умножению хлебов Спасителем в пустыне. Воины, сопровождавшие Репрева, были поражены чудесами, уверовали во Христа и вместе с Репревом были крещены антиохийским епископом Вавилой. Когда святой Христофор был приведен к императору, тот ужаснулся его наружности и решил заставить его отречься от Христа не насилием, а хитростью. Он призвал двух женщин-блудниц, Каллиникию и Акилину, приказал им склонить Христофора к отречению от Христа и добиться согласия его принести жертву идолам. Но женщины были сами обращены святым Христофором к вере во Христа и, вернувшись к императору, объявили себя христианками, за что были подвергнуты жестоким истязаниям и скончались мученицами. |
| К этому времени коренным образом изменилась ситуация в Египте. В 1952 г. под руководством Г. А. Насера в стране произошла революция, которая привела к свержению короля Фарука. В 1954 г. Насер встал во главе страны, официально заняв пост президента в 1956 г. Советское правительство установило с ним тесные связи, что повлияло и на позицию Александрийской Церкви. В свою очередь Московская Патриархия стремилась улучшить отношения с ней. В сентябре 1953 г. Христофор II направил Патриарху Алексию I письмо с просьбой предоставить Александрийской Церкви подворье в Москве ввиду ее тяжелого финансового положения, а также совершить архиерейскую хиротонию посланного им для ведения переговоров о подворье лица. Однако это послание не дошло до адресата, и 28 октября Патриарх Христофор II отправил новое письмо с соответствующими просьбами митрополиту Григорию (Чукову) . В конце октября Патриарх Алексий I получил и письмо членов Александрийского Синода, в котором они предостерегали от исполнения неканоничного ходатайства о хиротонии нового архиерея. Следует упомянуть, что Патриарх Христофор II с 1948 г. прекратил созыв Синода и пытался управлять Церковью самостоятельно. По информации посланника СССР в Египте Д. С. Солода Патриарх также не мог договориться с Синодом о посвящении трех архимандритов негреческой национальности в епископы. Христофор II обращался к Константинопольскому, Иерусалимскому, Антиохийскому, а затем и Московскому Патриархам, чтобы они прислали в Александрию двух митрополитов для проведения хиротонии, но все четыре Первосвятителя уклонились от выполнения этой просьбы . В письме от 5 апреля 1954 г. Патриарх Алексий I написал о вынужденном отказе в проведении хиротонии и выразил свое беспокойство существующими в Александрийской Церкви разногласиями. В ответ уже 20 апреля Христофор II отправил в Москву новое письмо с просьбой о предоставлении подворья и денежной помощи: «…Теперь Мы предлагаем, чтобы решение это в пользу Нашей Патриархии осуществилось как можно скорее. Просим подворье и компенсации, как это было сделано по отношению к Антиохийской Патриархии» . |
| Еще одним важным компонентом волшебной сказки, отголоском обряда инициации, является волшебный помощник. Волшебный помощник дает герою добрый совет, полезный предмет, сопровождает героя в пути или спасет ему жизнь. Эту функцию в повести Чехова выполняют два персонажа – отец Христофор и старик Пантелей. Оба помощника в первую очередь помогают герою советами, объясняют как себя вести в новом мире. Отец Христофор едет в степь по торговым делам, однако это не отменяет его сакрального статуса. Наоборот, тот факт, что он священник, постоянно подчеркивается: он говорит о церковной жизни, читает молитвы, дядя Егорушки Кузьмичев, руководитель поездки, вынужден против воли задерживаться в пути, чтобы отец Христофор мог исполнить нужные обряды. Отец Христофор рассказывает Егорушке, как нужно учиться, что нужно делать в той будущей жизни, к которой он направляется. В начале пути Кузьмичев и отец Христофор сворачивают в сторону по делам, оставляя Егорушку с обозом, который идет к пункту их общего назначения. Здесь Егорушку берет под свое покровительство старик Пантелей. Странность, неотмирность старика Пантелея подчеркивается прежде всего его внешностью, тем, что он ходит босой. Связь Пантелея с миром смерти тоже существует в повести: у Пантелея сгорела вся семья, жена бросилась в горящую избу за детьми, и с ними погибла. Пантелей не только дает Егорушке конкретные рекомендации, как себя вести в пути, но и защищает мальчика, когда это нужно, кормит его и помогает пережить грозу, в которой и происходит заключительное очищение героя в завершении инициации. Итак, в повести Чехова «Степь» воспроизводится архаичный образ дороги как инициации, которая приводит героя не только в другое место географически, но и меняет его статус с ребенка на взрослого. Пройдя дорогу-инициацию, Егорушка готов занять свое место в коллективе взрослых, потому что произошла необходимая для этого психологическая перестройка личности. В повести также использованы элементы волшебной сказки, которая является отголоском реальных обрядов инициации. В повести Чехова функциональное место леса заменяет степь, а современные автору, на первый взгляд полностью реалистические персонажи, выполняют функции привратника иного мира, святого аскета-отшельника и волшебного помощника, проводящего героя сквозь испытания и помогающего ему советом. |
| Вот он прощается с Егорушкой. О. Христофор вздохнул и, не спеша, благословил Егорушку. «– «Во имя Отца, и Сына и Святого Духа». Учись, – сказал он. – Трудись, брат. Ежели помру, поминай. Вот, прими и от меня гривенничек. Егорушка поцеловал ему руку и заплакал. Что-то в душе шепнуло ему, что уж он больше никогда не увидится с этим стариком». В то время как Чехов писал свою «Степь», некий юный философ и мистик русский, Владимир Соловьев, говорил о религии, вере, науке, искусстве, сливая все это в сияющем Всеединстве. В ином вооружении говорил, собственно, то же, что и «глупенький» о. Христофор. Но Чехов читал тогда Дарвина, а не Соловьева. Пожалуй, и не знал о нем ничего. Конечно, о. Христофор не заслоняет собою другого в произведении – самой степи, пейзажа, Егорушки, возчиков, замечательно написанных евреев Моисея Моисеича и Соломона в корчме, – да и вообще по всему повествованию разлита радость изображения Божьего мира – загадочного и страшного, как гроза, но и прекрасного. И одиночество, одиночество! Его нет у о. Христофора (он всегда с Богом, у него нет отъединения), но автор за сценой томится («то одиночество, которое ждет каждого из нас в могиле, и сущность жизни представляется отчаянной, ужасной»). «Счастливей меня во всем городе человека нет», – отвечает о. Христофор. А собственно, почему? Он небогат, незнатен. Но у него удивительный – и в глубине его лежащий – угол зрения. Он все видит и чувствует легко, потому и сам счастлив и вокруг распространяет «легкое дыхание». «Грехов только много, да ведь один Бог без греха. Ежели б, скажем, царь спросил: «Что тебе надобно? Чего хочешь?» Да ничего мне не надобно! Все у меня есть, и все слава Богу». Но не все, как о. Христофор. Есть в повести и недовольные (несчастные). Еврейская корчма взята из молодости Чехова. Некогда, возвращаясь в Таганрог, совсем юным, он заболел и лежал в этой самой корчме. Еврей-хозяин с женой заботливо за ним ухаживали. Он в «Степи» изобразил их трогательно, местами уморительно. Но вот брат хозяина, Соломон… – обойденность, отрицание, озлобленность. |
| Регина Петровна не отвечала. — Так, да? — Военный повысил голос и вдруг прикоснулся рукой к затылку Регины Петровны. Она дернулась, но не отстранилась. — Нет, — произнесла и поглядела на Кольку. — Что, нет! Что, нет! — крикнул военный и стукнул ладонью по папке, которую держал в руке. Раздался громкий хлопок. Все вздрогнули. — Нет… То есть я могу… Я хочу сказать… Что они… Что они… братья… Военный уже не слушал ее, складывал в папку бумажки. Не простившись, он вышел из комнаты, было слышно, как отъехала машина. Остальные остались в комнате. И штатский остался. Все молча ждали, что он скажет, а он тоже молчал. Создалась мертвая пауза. Ольга Христофоровна решилась к нему обратиться: — А у вас… простите, никаких вопросов? Человек даже не шевельнулся. Он продолжал смотреть в окно, будто это не к нему обращались. Но вдруг повернулся, сказал через сомкнутые губы: — Дайте, пожалуйста, список. — Список детей? — спросила заведующая. Он протянул руку, не пытаясь ничего объяснять, и Ольга Христофоровна подала ему листок. Он быстро, мельком заглянул и поинтересовался: — А вот этот Муса? Он что, татарин? — Да, — сказала Ольга Христофоровна. — Он сейчас тяжело болен. — Откуда? — спросил штатский, пропустив мимо ушей про болезнь. — Не из Крыма случайно? — Кажется, из Казани, — ответила заведующая. — Кажется… А Гросс? Немка? — Не знаю, — сказала заведующая. — Какое это имеет значение? Я тоже немка! — Вот я и говорю. — Голос у штатского звучал очень ровно, в нем было что-то тихое, бесшумное почти, будто два крыла сзади шелестели. Все в нем понравилось бы Кольке, только губы, тонкие, чуть кривые, жили как бы сами по себе, и в них, в том, как они изгибались, было что-то чужое, холодное. — Понабрали тут, — повторил человек и бросил список прямо на стол, хотя Ольга Христофоровна, уловив его движение, уже протянула руку. — Мы их не набираем, — сказала Ольга Христофоровна. — Мы их принимаем. — Надо знать, кого принимаете! — чуть громче произнес человек, и опять же никакого зла или угрозы не было в его словах. Но почему-то взрослые вздрогнули. |
| Митрополит Леондопольский Христофор II был избран на патриарший престол 21 июля 1939 г. Поместным собором Александрийской Церкви. Перед избранием он давал обещание заполнить все вдовствующие кафедры Александрийской Церкви, улучшить материальное положение священников и многое другое. Однако новые политические условия, в которых оказался Александрийский Патриархат после окончания Второй мировой войны, когда увеличился поток эмиграции греков в другие страны, особенно в Австралию, привели к сильному сокращению греческой паствы в Египте. Перемены, которые произошли в этом регионе, повергли страну в хаос и привели к утесненному положению греческой диаспоры и Александрийского Патриархата. Таким образом, процветавшая некогда греческая община Египта, которая представляла собой опору Патриархата на африканском континенте, к концу 60-х г.г. ХХ в. стала насчитывать всего несколько тысяч человек. Несмотря на это, Патриарх Христофор продолжал энергично трудиться на благо Церкви, преодолевая возникшие трудности. Он смог добиться устранения распрей и раздоров внутри христианских общин, которые на протяжении целых десятилетий будоражили жизнь Церкви. В вопросе признания Болгарского Патриархата, Патриарх Христофор не поддержал мнение многих других Поместных Церквей, но занял позицию Московского Патриархата. Он принял предложение советского правительства получить компенсацию за конфискованное имущество Александрийской Церкви в советской России. Египетские власти пытались навязывать школам Патриархата свои учебные программы, но Патриарх смог добиться значительных уступок в пользу Церкви. Его отношение к экуменическому движению было отрицательным, как и к многочисленным протестантским проповедникам, которых он резко осуждал за прозелитизм. Он принимал деятельное участие в возобновлении многих церковных изданий, создании библиотек и составлении учебных программ. Патриарх Христофор положил основание современной миссионерской деятельности Православной Церкви на африканском континенте. Его первым шагом на этом поприще стала хиротония архиереев в новооснованные епархии Аккры и Иринополя. Ядром нового миссионерского движения стала Уганда, где был создан постоянно действующий миссионерский центр. Последовали хиротонии в иереи из коренных жителей. Было совершено освящение многих новопостроенных храмов. Большой резонанс получило рукоположение трех иереев, до этого бывших активными англиканскими проповедниками. Патриарх Христофор прилагал большие усилия для того, чтобы дети из семей местных жителей воспитывались в греческих школах Александрии, а затем отправлялись на обучение не только на богословском, но и на других факультетах. Целью этого было подготовить молодых людей для последующей миссионерской работы среди местного населения. |
| – Николай Христофорович, вы меня не узнаёте, что ли? – Нет, нет, я отвык от людей, – бормотал Манцев, – я очень давно не ел хлеба. – Я же Иван Гусев… Николай Христофорович, ведь я всё сделал, как вы наказывали. Помните, ещё грозились мне голову оторвать. Манцев ничего не помнил, только таращился на озарённые пламенем незнакомые лица. Иван стал ему рассказывать про то, как тогда шёл тайгой к Петропавловску, прятался от медведей, видел рыжую кошку величиной с телёнка, сильно её испугался, но кошка и за ней ещё три кошки прошли мимо; питался кедровыми орехами, разыскивая их в беличьих гнёздах; в Петропавловске нанялся на пароход чистить картошку; приплыл во Владивосток и ещё семь тысяч километров трясся под вагонами в угольных ящиках. – Я своё слово сдержал, Николай Христофорович, привёл за вами людей. Только вы тогда напрасно мне на спине чернильным карандашом писали. Надо было просто сказать: «Иван, даёшь слово?» – «Даю». А вы мне на спине написали, может, что-нибудь против советской власти. Разве это красиво? Теперь вы на меня больше не рассчитывайте, я – пионер. Наклонившись к нему, Манцев спросил, выворачивая губы, хриплым шёпотом: – Кто эти люди? – Французская учёная экспедиция, говорю вам. Специально меня разыскали в Ленинграде, чтобы вести её сюда, за вами… Манцев больно схватил его за плечо: – Ты видел Гарина? – Николай Христофорович, бросьте запугивать, у меня теперь за плечами советская власть… Ваша записка на моём горбу попала в надёжные руки… Гарин мне ни к чему. – Зачем они здесь? Что они от меня хотят?.. Я им ничего не скажу. Я им ничего не покажу. Лицо Манцева багровело, он возбуждённо озирался. Рядом с ним на нары сел Артур Леви. – Надо успокоиться, Николай Христофорович. Кушайте, отдыхайте… Времени у нас будет много, раньше ноября вас отсюда не увезём… Манцев слез с нар, руки его тряслись… – Я хочу с вами говорить с глазу на глаз. Он проковылял к двери, сколоченной из нетёсаных, наполовину сгнивших горбылей. Толкнул её. Ночной ветер подхватил его седые космы. Артур Леви шагнул за ним в темноту, где крутился мокрый снег. |
| Машура взглянула на него. Его глаза были слегка влажны, блестели; казалось, был он очень оживлен, каким-то хорошим воодушевлением. Она улыбнулась. - Вы весело живете, Алексей Петрович?.. - Как вам сказать,- он слегка расширил зрачки,- и грустно, и весело. Когда опять погас свет и раздвигался занавес, Машура сказала шепотом: - Все-таки в том, как вы уехали от нас, было что-то мне неприятное... Христофоров ничего не ответил, смотрел на нее долго ласковым, смущенно-взволнованным взором. На сцене полунагие девушки изображали охоту: то они быстро неслись, как бы догоняя, то припадали на одно колено и метали дротик, кружились в конце концов, опять танцевали друг с другом и поодиночке - быть может, с воображаемым зверем. Христофоров вынул блокнот, оторвал бумажку, написал несколько слов и передал Машуре. В неясном свете рампы, близко поднеся к глазам написанное, она прочла: " Простите, ради Бога. Если дурно сделал, то ненамеренно. Простите " . Худые щеки Машуры слегка заалели. Взяв карандашик, она ответила: " Я нисколько не сержусь на вас, милый (и загадочный) Алексей Петрович " . Христофоров взял и шепотом спросил: - Почему загадочный? Машура мотнула головой и по-детски, но убежденно ответила: - Да уж потому. Когда вечер кончился, Ретизанов сказал им, чтобы не уходили со всеми. Лабунская просила идти вместе. - А Никодимов хорош гусь, а? - вдруг спросил он.- Сейчас записку прислал - дайте взаймы тысячу рублей. Как это вам нравится? Тысячу рублей! - Ретизанов вскипел.- Что я, банкир ему, что ли?! Мало Анну Дмитриевну обирать, так и меня... нет-с. уж дудки... В студии стали гасить свет. Лишь сцена освещалась - оттуда слабо пахло гиацинтами. Христофоров с Машурой отошли к нише, разрисованной углем и пастелью. Был изображен винный погреб, бочки, пьяницы за столом. Окно выходило на Москва-реку. -- Вот и Кремль в лунном свете,- сказал Христофоров,- в нем есть что-то сладостное, почти пьянящее. - Вам Лабунская нравится? - спросила Машура. - Да,- ответил он просто.- Очень. Машура засмеялась. |
| Венецианская куртизанка знакомой, мощной походкой подошла к нему и слегка ударила его веером. - И ты здесь, поэт? - Здесь, прекрасная,- ответил он.- Смотрю. Она засмеялась. - И прославляешь бедность? Он придвинулся, заглянул в темные глаза, окончательно узнал Анну Дмитриевну, сказал тихо: - Ты веселишься? Это правда? - он сжал ей руку.- Правда? Она выдернула ее. - Оставь. Не насмехайся. Подбежал Ретизанов. - Слушайте,- закричал он,- я в духовной слепоте. Я ничего не понимаю. Нет, черт, я не могу ее найти. По- вашему, она тут? Да нет, вообще здесь все очень странно. Еще два часа, а уж есть пьяные, теснота. Не пускают Никодимова. Он скандалит. Вам нравится? - обратился он к Христофорову.- А главное, я не могу понять, что со мной сделалось. Я наверно знаю, что она приехала из Петербурга и должна здесь быть. Но где же? - Ищите девушку в шальварах,- ответил Христофоров,- в низенькой шапочке и фате. - Да вы почем знаете? - закричал Ретизанов.- Ах, черт... Глаза его блестели, он был уже без маски. Что-то нетрезвое, лихорадочное сквозило в нем. - Мне кажется,- сказал он с отчаянием,- что, если сейчас ее не найду, это значит, я погиб. Христофоров взял его под руку. - Пойдемте, не волнуйтесь. Она здесь. Мы ее найдем. Действительно, в третьей же комнате, окруженная толпой, Лабунская танцевала danse de 1 " ourse " с индийской царевной. Христофоров посмотрел и двинулся дальше. Он не снимал маски. По-прежнему странное и горькое удовольствие доставляло ему - смотреть, не будучи замеченным. От Лабунской, как и всегда, осталось у него легкое ощущение, будто гений света и воздуха одухотворял ее. Но иной образ в его душе, бесконечно близкий и дорогой - бесконечно далекий. Было что-то родственное меж ними, какая-то нота очарования. Христофоров знал, что сюда Машура не приедет. Все же, бродя в пестром мелькании масок, он искал ее. Это волновало и мучило. Иногда мерещилась она в быстром танце, в блеске глаз из-за кружев, в полуосвещен- ном углу. Но, как мгновенно вспыхивала, так же мгновенно и уходила. Была минута, когда, став в тени портьер, закрыв глаза, усилием воображения он ее вызывал. Она была бледна, тонка, в длинных черных перчатках, с худенькими плечиками. Масочка скрывала среднюю часть лица. " Это ваш поэтический экстаз,- говорила она с улыбкой и слезами,- сон, но не то, что в жизни называется любовью " . |
|
|
