| Таким образом в борьбе христианства с гностицизмом и монтанизмом течением истории воздвигнуто здание иерархического епископата, в котором реализовалась идея о кафолической церкви. Нельзя не видеть, что Баур и здесь развитие церкви, как и ранее, проводит, подчиняя оное Гегелевым принципам. Гностицизм и монтанизм были противоположностями в отношении к христианству, с этими противоположностями идет борьба, которая приводит церковь к высшему развитию. Общую оценку церковно-исторических воззрений Баура мы представим ниже, здесь же ограничимся лишь несколькими замечаниями по поводу сейчас изложенного. Как ни интересно идет у Баура раскрытие происхождения епископата и других явлений, тесно с ним соединенных, тем не менее, строгая история находит в этих воззрениях Баура немало такого, с чем нельзя согласиться. Главный недостаток здесь тот, что Бауру в интересах его систематического изложения дела необходимо было представить, как моменты последующие один за другим, то, что в сущности было одновременным и течением истории было иначе размещено, чем как это находим у Баура. Например, школа Александрийская и её миссия примирить христианство с философией является, у Баура моментом более ранним в сравнении с развитием учения о предании; на самом же деле эта школа создалась и выразила себя позднее эпохи развития предания. Ириней и Тертуллиан , раскрывшие учение о предании, жили во II и начале III века, а школа Александрийская процветала в III веке. Баур насильственно этой школе дал такое место в общем течении истории, какое не может принадлежать ей. Далее, учение о предании у Баура является моментом предшествующим, а появление епископата моментом последующим, но с этим нельзя согласиться. Епископат в начале и средине II века является совершенно сложившимся, тогда как учение о предании в своей окончательной форме принадлежит, по самому же Бауру, Тертуллиану , который жил в конце II и в начале III века. Следовательно, епископат является в истории независимо от учения о предании (становясь здесь на точку, зрения Баура, мы умалчиваем о том, что епископат появляется еще во времена апостолов, что составляет истину неопровержимую для тех, кто признаёт подлинность посланий ап. Павла). По Бауру выходит, что сначала появился монтанизм и развил свою теорию о духовных дарованиях, а потом в противодействие монтанизму появились в церкви соборы, но такое мнение противоречит истории, ибо самые первыя обнаружения монтанизма, когда он еще не переходил пределов Малой Азии, встретили себе опровержение со стороны соборов, как свидетельствует Евсевий. Следовательно, соборы не суть результат борьбы церкви с монтанизмом, как думает Баур. Вообще в своем изложении истории развития кафолической церкви Баур перетасовывает факты в таком роде, какого не может допускать строго-хронологическая история. |
| В приведенной тираде речь идет именно о том самом Адольфе Гарнаке, одно из сочинений которого мы хотим рассмотреть. В пояснение вышеприведенных слов корреспондента «Московских Ведомостей» считаем нужным заметить: теологический Берлинский факультет избрал Гарнака на одну из здешних кафедр, а император утвердил это избрание, без сомнения, потому, что этот профессор представляет действительно выдающуюся личность по редкой талантливости, изумительной эрудиции и трудолюбию и по остроте ума; Верховный же Церковный совет протестовал против избрания Гарнака факультетом тоже не без основания: Гарнак совершенно чужд христианских верований и ясно говорит о своих убеждениях в своих сочинениях, избегая, впрочем, всякой полемики против христианства. В настоящий раз мы займемся первым томом «Истории догматов» Гарнака, имеющим такое более специальное заглавие: «Происхождение христианских догматов». Заняться «Историей догматов» Гарнака побуждает нас не то, разумеется, что этот ученый наделал недавно так много шуму в Германии и снискал симпатии самого «железного» канцлера – Бисмарка, до всего этого нам мало дела, а нечто другое, более важное – в научном отношении. Как четверть столетия тому назад главным выразителем так называемых отрицательных воззрений, на научной почве, на христианство и христианскую Церковь был Ф. X. Баур, так в настоящее время самым видным представителем подобных же воззрений в немецкой богословской науке является Адольф Гарнак. Баур, без сомнения, был человеком в высшей степени даровитым, трудолюбивым и оригинальным мыслителем; всеми этими достоинствами обладает и Гарнак, так что без преувеличения можно сказать, что этот последний по качествам своего ума и нравственной энергии стоит в настоящее время выше всех немецких церковных историков в Германии, несмотря на то, что он – ученый еще молодой, едва насчитывающий 15 лет своей научной деятельности. Все это не может не обращать внимания нашей науки на такого деятеля, как Гарнак. Мы сравниваем Гарнака с Бауром, но это не значит того, что мы считаем первого учеником или последователем последнего в науке. Гарнак не разделяет воззрений Баура. Более или менее верных учеников Баура в настоящее время в Германии немного: сравнительно заметный из них по своей литературной деятельности – Гильгенфельд. Но от этого обстоятельства нисколько не выигрывает германская церковно–историческая наука. Воззрения Баура не находят себе жарких приверженцев, но зато его тенденции сохранились во всей силе, а его тенденции, как известно, состоят в том, чтобы объяснить происхождение христианства и развитие Церкви путем чисто естественным… Подобного рода тенденции разделяют многие немецкие богословы нашего времени. Но никто из них не обнаруживает этих тенденций с такой ясностью и с такой энергией, как Гарнак. |
| От него зависит, как используются эти инструменты. Заключительные замечания Во-первых, помимо кратких объяснений и комментариев, которыми я снабдил каждый пункт, я считаю необходимым сделать некоторые дополнительные замечания относительно критики Гарнака в адрес Православных Церквей. Почему же он критикует Православную Церковь? Есть две причины, упомянутые православными богословами: во-первых, «политическая русофобия», которая доминировала в Германии во времена Гарнака и до этого (Benz, 1952, с. 146), а во-вторых, его балтийское происхождение и определенный опыт взаимодействия с русским населением (Kalogirou, 1989, с. 70). Профессор Калогиру, кстати, рассказывает о профессоре Аливисатосе из Афинского университета, который был учеником Гарнака в Берлине и лично слышал, что тот строил свое мнение о Православной Церкви главным образом из прямых контактов с Русской Православной Церковью в Эстонии. Также из книги «Что такое христианство?» можно понять, что Гарнак в основном судит православную традицию такой, «как она представляется зрителю» (Harnack, 1957, с. 220). Вопрос в следующем: можем ли мы полностью объяснить критическое отношение Гарнака к Православной Церкви его происхождением и культурным контекстом, в рамках которого происходило знакомство с ней? Ответ может быть только отрицательным. Я считаю, что критика Гарнака в адрес Православных Церквей и других христианских традиций (таких как римо-католицизм или протестантизм) имела отношение к его теории догмы. Как указал Каппс, концепция Гарнака о Dogmengeschichte не может быть отделена от того, как он воспринимал сущность христианства (das Wesen des Christentums) (Capps, 1966, с. 491). Православная Церковь не смогла сохранить чистоту керигмы Евангелия. Для Гарнака ни одна из ныне существующих христианских традиций не сохранила ее полностью. Вот почему он критикует в разной мере и в разных тональностях все основные христианские традиции: православие, римо-католицизм и протестантизм. Здесь важно также подчеркнуть, что его критика по преимуществу является конструктивной. |
| Сначала министр, потом все государственное министерство, не рассматривая богословской стороны вопроса, отклонили протест, как необоснованный юридически. Дело было предоставлено решению императора (Вильгельма II), который утвердил назначение Гарнака. Эти события в высшей степени обострили вопрос. Если верить некоторым газетам, князь Бисмарк решительно выступил против церковного совета, и министерство так серьезно отнеслось к этому делу, что, в случае благоприятного для церковного совета решения монарха, должен был последовать министерский кризис». В приведенной тираде речь идет именно об Адольфе Гарнаке, профессоре церковной истории. В пояснение вышеприведенных слов «Московских Ведомостей» считаем нужным заметить: теологический берлинский факультет избрал Гарнака на одну из здешних кафедр, а император утвердил это избрание, без сомнения, потому, что этот профессор действительно представляет выдающуюся личность по изумительной эрудиции и трудолюбию и по остроте ума; верховный же церковный совет протестовал против избрания Гарнака факультетом тоже не без основания: Гарнак почти чужд христианских верований и ясно говорит о своих убеждениях в своих сочинениях, избегая впрочем всякой полемики против христианства. Для характеристики Гарнака, как церковного историка, воспользуемся его сочинением: История догматов 592 . Как назад тому сорок лет главным выразителем так называемых отрицательных, на почве научной, воззрений на христианство и христианскую церковь был Ф. X. Баур, так в настоящее время самым видным представителем подобных же воззрений в немецкой богословской науке является Адольф Гарнак. Впрочем Гарнак не разделяет воззрений Баура. Более или менее верных учеников Баура в настоящее время немного в Германии. Но от этого обстоятельства нисколько не выигрывает германская церковно-историческая наука. Воззрения Баура не находят себе жарких приверженцев, но за то его тенденции сохранились во всей силе, а его тенденции, как известно, состоят в том, чтобы объяснить происхождение христианства и развитие церкви путем чисто естественным... |
| Здесь, между прочим, он высказал следующую мысль, которая стала девизом его позднейшей научной деятельности: «Без философии история для меня остается вечно мертва и нема». Поступление Баура в 1826 г. профессором в Тюбинген открывало для него возможность вполне отдаться научным работам. Первая стадия научно-литературной деятельности Баура стояла в связи с теологическими воззрениями знаменитого в то время Шлейермахера. В 1827 г. Баур издал две так называемых академических программы, в которых речь идет о христианском гностицизме и о свойствах теологии Шлейермахера. Пока жив был Шлейермахер, Баур стоял вдалеке от всяких веяний духа времени, он вполне отдавался научным работам. Главным предметом его научных занятий в это время была историческая теология, при этом, однако же, он не уходил в детали своих работ, памятуя, что частное исследуется для того, чтобы выяснилось общее – идея, не терял из виду ни теологии в ее целом, ни идеи науки. К этому периоду относится, кроме нескольких журнальных статей, не столь значительных, его статья, служащая основой для его последующего понимания истории первохристианства: «О Христовой партии в Коринфской церкви, о противоположности петринического и павлинического христианства в древнейшей Церкви, об апостоле Петре в Риме» (1832). Одновременно с этим появляется в свет еще несколько сочинений Баура: «Аполлоний Тианский и Христос, или Отношение пифагореизма к христианству» (1832); «Манихейская религиозная система по источникам» (1831); «Противоположность католицизма и протестантизма» (1832). Это последнее произведение имело такое значение, что министр исповеданий в Пруссии намеревался было вызвать Баура в Берлин в качестве преемника Шлейермахера. – Второй период в научной деятельности Баура стоит в связи с появлением на теологическом поприще его ученика Штраусса. Эпоху штрауссовского движения Баур открывает следующим замечательным трудом: «Христианская религиозная философия в ее историческом развитии» (1835). В том же году Баур издал сочинение «Так называемые Пастырские послания апостола Павла». |
| 283–285. Всё филологическое объяснение разности LXX и евр. в III:12 со всеми ссылками на древние переводы и кодексы и с объяснениями Отцов – взято из Баура (313–315). 296–297. О Васане – из Солярского буквально; цитат же, как обычно, на четыре словаря. 303 . Происхождение чтения LXX в IV– взято у Баура (321). 306–308. Продолжение предшествующего тоже из Баура (323–324). 310 . Автор по-видимому выдает за свое – объяснение чтения LXX в IV:3. Он говорит: «в этом предположении нас поддерживают некоторые списки LXX». Но поддерживает его в данном случае Баур, у которого оно заимствовано (325). 324–325. Почти целая страница из Солярского буквально (о Галгале). 330 . Объясняя происхождение греческого чтения в IV:5, автор употребляет выражение: «как нам представляется». Представляется не ему, а Бауру (стр. 134), у которого объяснение целиком заимствовано. Причиною смелолости заявления автора было, может быть, то, что указанное объяснение он нашел не в толковании данного места у Баура, а в общей характеристике перевода LXX (стр. 131–138). 342–343. Сообщая сведения о саранче (зачем?) он цитует Riehm’a, а заимствует у Солярского. 345–346. О масличном дереве….... Впрочем, довольно тратить драгоценное время на скучную и бесплодную работу сличения. Общее наше мнение о —245— сочинении г. Волынского таково: стоя в рабской зависимости от комментария Баура, написанного в 1847 году, оно в научном отношении стоит ниже своего устарелого уже образца. Посему мы не находим возможным признать автора его заслуживающим степени магистра богословия». в) Отзыв экстраординарного профессора Академии по кафедре метафизики и логики Алексея Введенского о печатном сочинении преподавателя Одесской духовной семинарии Николая Лебедева под заглавием: «Теизм пред возражениями Д.С. Милля», представленном им на соискание степени магистра богословия: «Сочинение г. Лебедева есть слегка измененное кандидатское сочинение, писанное в 18 89 / 90 учебном году на тему: «Опыты Милля о религии». Как сочинение именно кандидатское, труд г. |
| Остается сделать частные замечания относительно Гарнаковых взглядов на третью фазу. Если со времен Юстиниана папы только и ждали случая отомстить Востоку, то почему папа Гонорий при начале развития монофелитских споров стал на стороне монофелитства, следуя византийской указке, а не на стороне диофелитства – в противность тогдашнему византийскому правительству? План отомстить Византии и Восточной церкви требовал со стороны Гонория противодействия, а не уступчивости. Тенденциозность Гарнака потребовала таких жертв, при виде которых читатель становится в великое недоумение. Отправляясь от теории, что папы только и помышляли о том, чтобы отомстить Востоку и Византии, он превращает св. Мартина, папу римского, показавшего такую ревность в борьбе с монофелитскими императорами, в… революционера, единственно на двух основаниях: во–первых, он собрал собор против Констанса, монофелитского императора, во–вторых, он, Мартин, догадывается Гарнак, может быть (vielleicht), находился в заговоре с сарацинами. Хороши основания! Кроме Гарнака их больше ни у кого не встретишь. Но истинным камнем преткновения для Гарнака с его теорией служит деятельность императора Константина Погоната, пожелавшего утвердить Православие (диофелитство) и созвать для этого Вселенский собор. Как? Византийский император, который, конечно, не мог не знать, что папы только и мечтают о том, как бы навязать Востоку диофелитскую доктрину и таким образом показать свою власть над Востоком, сам этот император вдруг обращается к папе Виталиану, приглашая его помочь ему (Константину) утвердить на Востоке диофелитство? Как мог случиться такой факт, непредвиденный с точки зрения Гарнака? Непостижимо. Не постигает его и Гарнак; он говорит: «Подобный переворот в Константинополе не вполне понятен» (S. 407). Если этот факт не совсем понятен для Гарнака, то для нас он является совершенной загадкой, если держаться теории этого ученого. Но затруднения автора на этом не оканчиваются. Константин Погонат не хочет слушаться теорий Гарнака, а идет прямо против этих теорий. |
| 454–461). Во–вторых, суждения автора в этом случае не отличаются особенной оригинальностью: иконоборчество он считает варварством, а главный результат иконоборческих споров усматривает в том, что Церковь с этих пор лишилась на Востоке самостоятельности (S. 43, 454. Первое, конечно, справедливо, а второе показывает, что Гарнак мало знаком с последующей византийской историей). Читатель, вероятно, настолько пригляделся к хитросплетениям и полетам фантазии немецкого ученого Гарнака, что перестал уже удивляться его оригинальничанью, склонен всего ожидать от него. Действительно, трудно встретить другого такого второго Гарнака. Редко церковной истории случается подвергаться таким сложным и болезненным операциям, каким он подвергает ее. Гарнак требует, чтобы все изучавшие церковную историю отказались от усвоенных ими и принятых наукой представлений и взглядов – в пользу совершенно новых теорий немецкого ученого. Притязание непомерное; для того чтобы согласиться с таким притязанием, нужна уверенность в основательности претензии новатора–историка, но можно ли находить основательность в его теориях, служащих исходным пунктом чрезмерной авторской притязательности? Вопрос решится путем разбора теорий Гарнака о ходе развития и результатах христологических споров древней Церкви. Что представляют эти споры с точки зрения Гарнака? Их можно было бы назвать детской игрой в жмурки, если бы такое сравнение было позволительно, когда речь идет об истории; гораздо приличнее назвать их исполинским фехтованием, где фехтующими являются с одной стороны римские папы, с другой – византийские императоры, причем все прочие исторические лица являются чем–то разве Не многим больше зрителей или статистов. Нам кажется, что это последнее сравнение сразу же дает возможность установить ту точку зрения, с которой лучше всего видна развертывающаяся – по мнению Гарнака – историческая картина споров от IV по VIII в. на Востоке. Прежде всего следует разобраться в общих представлениях Гарнака о главнейших христологиях изучаемого им времени. |
| Пфаррер Eduard Rupprecht („Das Christentum von Adolf Harnack nach dessen 16 Vorlesungen“) представляет интересный тип провинциального лютеранского священника-ортодоксала, мало знакомого с современными либеральными течениями богословской мысли. Он до глубины души возмущён безбожными рассуждениями столичного профессора, но опровергает их так слабо и наивно, что возбуждает лишь смех со стороны своих противников – либералов 1841 . „Говорят, что учение о боговдохновенности Св. Писания падает“, восклицает он с религиозным пафосом: „это ложь. Оно не может падать, так как утверждается на словах Христа и Его Апостолов“… „Своей критикой Библии Гарнак отрицает всякий авторитет в Церкви, но Церковь не может существовать без авторитета. Если Рим ошибается, то лишь в выборе авторитета; но лучше —621— ложный авторитет, чем безначалие, революция многих Я, которые сами себя считают за авторитеты и душат друг друга“... В конце концов Руппрехт требует, чтобы в профессора Богословия и священники ставили лишь тех, которые отрекутся от критического отношения к Слову Божию. В том же духе – брошюра члена Консистории Hermann Schick’a. („Ist das Wesen des Christentums von Adolf Harnack wirklich das Wesen des Christentums? Offenes Sendschreiben an denselben“) с тем только различием, что здесь озлобленность автора выражается и в личных нападках на Гарнака, причём автор не стесняется выставлять в дурном свете семейную жизнь последнего. Переходя от отдельных изданий к статьям в немецких богословских журналах и газетах, мы прежде всего позволяем себе указать на солидный и спокойный разбор „Сущности христианства“ пастором О. Abbrecht " ом в „Theologische Studien und Kritiken“ (за 1901 г. S. 305–339), выгодно выделяющийся среди горячей, но малоосновательной полемики из-за Гарнака. Отдав честь многим достоинствам книги Гарнака, – богатству мыслей, стройности плана, удачным характеристикам исторических лиц и моментов, живому и изящному изложению, искренности тона и пр., – критик с большой основательностью опровергает и многочисленные недостатки: непризнание Божественного Откровения в Св. Писании, отрицание чудес, отрицание Евангелия в смысле теоретического учения, строгое разграничение между Osterglauben и Osterbotschaft (верой учеников в Воскресение Христа и вестью о Воскресении), – причём последнее подвергается у Гарнака сильному сомнению, – и главным образом – неправильный взгляд Гарнака на личность Спасителя по Евангелию („Nicht der Sonn, sondern allein der Vater gehört in das Evangelium, wie es Jesus verkündigt hat, hinein“). В критике Альбрехта оригинально то, что, прекрасно изучив все сочинения Гарнака, он указал на частые противоречия его самому себе. |
| Не постигает его и Гарнак; он говорит: «подобный переворот в Константинополе не вполне понятен» (407). Если этот факт не совсем понятен для Гарнака, то для нас он является совершенной загадкой, держась теории этого ученого. Но затруднения автора на этом не оканчиваются. Константин Погонат не хочет слушаться теорий Гарнака, а идет прямо против этих теорий. Тот-же император входит с просьбою содействовать утверждению диофелитства на Востоке и к одному из преемников папы Виталиана – Агафону и делает ему всякие уступки. Все это не подходит под предвзятые взгляды Гарнака, и он, изложив этот последний факт, чувствуя себя вполне обескураженным, в недоумении вопрошает: Warum? «Да почему это так?» Как будто бы кто-то еще обязан разрешать сочиненные недоумения Гарнака, кроме него самого! (408). Не смотря на все эти несообразности, Гарнак, заканчивая разъяснение истории третьей фазы, преспокойно твердит свое: так совершился «триумф папы над Византией!» (409). О самом шестом вселенском соборе автор говорит очень кратко. По некоторым основаниям Гарнак – не без иронии – называет его «собранием антиквариев и палеографов». Но по тем-же самым основаниям он точно так же мог бы назвать отчасти и собор халкидонский и еще более – пятый вселенский собор. Значит характеристика VI вселенского собора должна быть признана по меньшей мере неудачною. Заканчивает историю христологических споров Гарнак в высшей степени неожиданным заявлением, что в этих спорах вышел победителем никто другой, как... Аполлинарий (414). Не станем разбирать этого заявления, потому что никак не можем принять его в серьез. В самом деле, по взгляду Гарнака, в спорах монофизитских и монофелитских папы и запад сумели доставить торжество на Востоке своим западным доктринам. Если так, то причем же тут Аполлинарий, грек родом и убеждениями?! Мы довели до конца разбор Гарнаковых рассуждений относительно истории христологических споров V – VII веков 605 , а с тем вместе закончили рассмотрение и всего сочинения Гарнака, взятого нами для характеристики этого историка. |
|
|
