| 35) Vat. Slav. 14 («Служебник митрополита Исидора»), кон. XIV – нач. XV в. (Джурова, Станчев, Япунджич, 1985. 14) [ЛИЗ, ЛВВ] 115 36) N. Y. Public Lib. Slav. 1 («Служебник князя Владимира», или «Служебник Теодоровича»), 2-я пол. – 3-я четв. XIV в. 116 [ЛИЗ, ЛВВ] 117 37) Baltimore. Walters Art Museum. W. 548, 1-я пол. XIV в. 118 [ЛИЗ (с пропусками)] 119 Четыре из указанных тридцати семи рукописей 19, 25, 32 и 35) уже содержат «Диатаксис» патриарха Филофея. Как уже отмечалось в разделе 1.1 настоящей статьи, наличие в рукописи даже следов этого «Диатаксиса» лишает рукопись надежности для использования в качестве свидетеля дофилофеевской древнерусской практики даже в тех случаях, когда ее формуляры ЛИЗ и/или ЛВВ, по видимости, соответствуют ранней традиции 120 , так как степень влияния «Диатаксиса» на эти формуляры можно установить лишь на основании твердых данных о дофилофеевской практике, полученных, во избежание порочного круга в рассуждениях, из других источников. Сказанное относится и к рукописям, несомненно созданным после появления на Руси «Диатаксиса» свт. Филофея, – ведь даже если его следы в рукописи отсутствуют, степень его возможного влияния на литургийные формуляры еще нужно сначала оценить. Таким образом, всего в настоящее время известны тридцать три древнерусские рукописи Служебника дофилофеевских редакций. Данные лингвистического анализа, как кажется, могли бы несколько сузить круг рассматриваемых памятников, если бы удалось с достаточной точностью выявить круг языковых особенностей в текстах молитв, однозначно связанный с появлением на Руси «Диатаксиса» свт. Филофея; но подобная работа для текстов полных литургий пока не проведена, хотя некоторые шаги в этом направлении были сделаны М. Г. Гальченко, Т. И. Афанасьевой и другими учеными. Тем не менее имеющихся лингвистических данных пока недостаточно, и поэтому рукописи, датировка которых не исключает их создания до времени появления на Руси «Диатаксиса» свт. Филофея и которые не содержат в своих литургических указаниях его следов, коль скоро не доказано обратное, мы считаем дофилофеевскими. |
| Ныне принятая практика – участие диакона в совершении великой вечерни на бдении с самого начала ее – не менее древняя, чем предписываемая Типиконом, по которой диакона заменяет параекклисиарх. Только первая ведет свое начало от порядков древнего Софийского собора («Великой церкви») в Константинополе, а вторая – от Иерусалимского устава. Это хорошо видно из того, как представлены эти подготовительные ко всенощной действия в Διταξιςε Константинопольского патриарха Филофея (XIV в.). «Когда настанет время, т. е. великой вечерни, отходит иерей с диаконом и творят поклоны ( μετανοας) к иконе Владыки Христа, между тем как все братья сидят; также творят и к Богородичной иконе три поклона, на середину (храма) один и на лики по одному; затем входят во святилище; диакон, взяв свой стихарь с орарем и поклонившись на восток трижды, подходит к иерею и говорит: «Благослови, Владыко, стихарь с орарем»; иерей благословляет их, говоря: «Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков». Затем надевают оба присвоенные одежды. Это теперь бывает не так, но иерей один кланяется и один надевает епитрахиль и фелонь и начинает кадить с чтецом или евтаксием 1990 , который держит свещник». По справедливому замечанию Гоара 1991 , патр. Филофей не сам составил предлагаемый им чин ( Διταξις) священнослужения, а только записал древний чин Константинопольской св. Софии. Замечание «это теперь бывает не так» показывает, что ко времени патр. Филофея этот чин вытеснялся даже из соборных и приходских церквей другим каким-то, очевидно чином из практики все более распространявшегося тогда Иерусалимского устава. В рассматриваемом пункте, как и в других, последний устав дает менее торжественный чин и менее сложный; даже поклонов пред входом в алтарь меньше по Иерусалимскому уставу. (Обр. внимание, что по чину Филофея не указано поклонения св. дверям). Каждение алтаря Облачившись, священник «кадит св. трапезу (престол) крестовидно окрест и весь жертвенник (алтарь) и, отворив св. двери, исходит». Св. двери обыкновенно открываются пред началом каждения, что не противоречит настоящему указанию, так как последнее выражение может означать вообще: выходит чрез открытые св. двери. «Кадит крестовидно» – отголосок той практики каждения, когда кадильница была без цепочек и ею удобно было делать крест; ныне крестовидность каждения заменена троекратностью его. «Возстаните» или «Повелите» |
| Полное и систематическое истолкование реформированного богослужения в духе литургического символизма было составлено почти одновременно с появлением Диатаксиса – в начале XV столетия фессалоникийским архиепископом Симеоном. Его сочинения свидетельствовали о фиксации и канонизации новой литургической интерпретации, которая становится в Византии общепринятой. 5. Содержание и особенности Диатаксиса После вступления Филофея на патриарший престол «Диатаксис Божественной литургии» приобрел большой вес. Он распространился по всему греческому православному миру и был переведен на славянский язык. Многочисленные афонские списки Диатаксиса XV века легли в основу первых венецианских изданий византийских литургических книг [Тафт 1988: 181]. Большое количество источников, безусловно, дает исследователям возможность разностороннего изучения Диатаксиса, однако обилие материала не всегда помогает установить, каким был текст первоначальной редакции, вышедшей из-под пера Филофея. Мы уже коснулись вопросов авторства и времени написания Диатаксиса; однако самой главной проблемой является проблема собственно текста, о которой мы собираемся сказать несколько слов. а). проблема текста Первым ученым, исследовавшим текст Диатаксиса Божественной литургии, был русский литургист, профессор Казанской духовной академии Н. Ф. Красносельцев . На основе проведенных исследований в 1889 г. ученый утверждал, что наиболее близким к первоначальному тексту Диатаксиса следует считать список из библиотеки Ватопедского монастыря, включенный в состав евхология XIV в. [Красносельцев 1889: 33–34]. В 1895 году, незадолго до своей кончины, Красносельцев пришел к выводу, что самой ранней является редакция, находящаяся в списке Афонского Пантелеимонова монастыря (Красносельцев 1895: 4). Эта редакция полностью была опубликована его учеником А. Дмитриевским в 1912 году, в 1935 году её издал П. Трембелас, и с тех пор она считается древнейшей [Акишин: 628]. Однако для того, чтобы восстановить первоначальный текст, недостаточно дошедших до нас греческих рукописей; иногда на помощь приходят переводы, сделанные с утраченных манускриптов. |
| Чтобы разобрать творения Филофея, как говорится, по ниточке, исследователь сам превращается в начетчика, каким был Филофей: перечитывает громадную святоотеческую энциклопедию – Пандекты Никона Черногорца, Козьму Индикоплова, Палеи, Шестоднев Иоанна Экзарха, апокрифы в роде книги Еноха, отреченные книги в роде жидовского Шестокрыла и многое другое. В результате получается такое историко-литературное исследование о Филофее, какие положительно редки в нашей ученой литературе, каких еще только ждут и более крупные, чем Филофей, русские авторы ΧVΙ и других столетий. Но одними литературными источниками исследователь не ограничивается; он старается, как говорит сам, «ввести в живое понимание эпохи (Филофея) и воззрений его современников в их отношении к церковно-политической системе нашего —630— старца», «показать, что Филофей не только жил в свою эпоху, но и своей эпохой, ее идеалами, общим направлением церковно-политической жизни, которые поэтому и выразились у него и чрез него с замечательной силой и своеобразностью» 1663 . Поэтому наш исследователь не подлежит упреку в узости и односторонности, игнорировании общего исторического фона, на котором отобразилась писательская деятельность взятого им лица, – чем обычно страдают монографии. Ему пришлось поэтому касаться многих крупных вопросов. Но исследователь наш не умеет касаться чего-нибудь слегка; он непременно изложит вопрос ab ovo, по возможности документально, не скупясь на выдержки из подлинных памятников, – с такой обстоятельностью, как будто бы не предполагая у своего читателя даже элементарных познаний по излагаемому им вопросу. Все это придает работе несколько громоздкий характер и по временам сам автор чувствовал, что речь его удаляется в сторону от главного предмета исследования. Так, подробно разобрав послание игумена Памфила об обрядах купальской ночи, описав его вторую редакцию, автор сознается: «Наша речь об игумене Памфиле, литературном предшественнике старца Филофея по Елеазарову монастырю, затянулась долее, чем мы сами предполагали»... |
| Менее пристрастное изложение дела, освещающее истинные побуждения Филофея, можно найти в акте патриарха Антония (1389 г.). Филофей отнюдь не стремился разделять митрополию, как это было в случае с посвящением Романа Каллистом в 1355 году. Он сознавал, что назначение второго митрополита при жизни предшественника возможно лишь в рассуждение «величайшей икономии» (οικονομα μεγστη χρησμενος). Патриарх был озабочен тем, что на подвластных Ольгерду землях «многочисленный народ лишен епископского смотрения, стоит на краю ужасной катастрофы и духовной гибели, ему угрожает присоединение к другой церкви». Он, впрочем, не хочет «делить Русь на две митрополии» и потому назначает Киприана митрополитом тех областей, которые «митрополит Алексий в течение многих лет оставлял без пастырского попечения». Патриархат по–прежнему придерживался той политики, что «в будущем вновь должно быть восстановлено прежнее положение дел и единое управление митрополией». Поэтому в акте избрания (декабрь 1375 года) (συνοδικ πραξις) указывалось, что «после смерти Алексия Киприан должен взять на себя управление всей Русью и стать митрополитом «всея Руси». Нам сравнительно немного известно о биографии Киприана до его приезда в Россию. Вряд ли он действительно принадлежал к болгарскому роду Цамблаков, как обычно утверждалось ранее: текст, на котором основано это утверждение, не вполне ясен. Он, несомненно, был болгарином и монашествовал на Афоне, а когда вошел в тесный круг сподвижников Филофея (οικεος καλγηρος), то не порывал своих личных связей в Болгарии. Дипломат, переводчик на славянский язык многих византийских текстов, проводник исихастской духовности, последовательный сторонник Константинопольского патриархата, Киприан после многих лет борьбы сумел добиться своего и занять митрополичью кафедру в Москве. Но совершилось это только в 1390 году. Не может быть сомнений, что именно эту цель он преследовал с самого момента поставления. В намерения Киприана, — как и в намерения патриарха Филофея, — никогда не входило ограничить свою деятельность Литвой; все его устремления были направлены на восстановление единой Киевской митрополии. |
| Эта любовь к просветителю в сердцах просвещенных им не погасла; по крайней мере, добрая память об нем не истребилась между ними и до сих пор; например, остяки при расспросах о митрополите Филофее обыкновенно говорят: «Добрый был старик; народ в обиду не давал; комиссары и воеводы боялись его, остяков шипко, шипко (очень, сильно), говорят, любил». Вообще, меры, принятые преосвященным Филофеем для утверждения в христианской вере обращенных им из язычества и магометанства, были, можно сказать, самые лучшие, самые действительные. Свидетели тому: во-первых, заказчики и другие духовные лица, нарочито командированные к новокрещеным; они, при посещении крещеных инородцев, хотя находили по местам и отступников от веры, также и в христианстве держащихся старых обычаев, например живших не венчанными или в многоженстве, погребавших покойников без отпевания и вместе с разными вещами, бывшими в употреблении у покойников и проч. и проч., но зато всех прочих находили в удовлетворительном состоянии по отношению к вере; новокрещеные, например, особенно ближайшие ко храмам, посещали общественное Богослужение, каждогодно бывали у исповеди и св. Причастия и призывали к себе священников для совершения разного рода треб. Свидетели тому: во-вторых, остяки настоящего времени; они говорят: «Одних сам архиерей молитвам учил, а других – священники, и иные из остяков, молитвы наперед узнавши, друг друга учили». Вообще меры преосвященного Филофея к утверждению в христианстве крещеных им были таковы, что если б они с ревностью были поддерживаемы и после, то, верно, остяки, вогуличи и другие сибирские инородцы не молились бы и доселе неведомому Богу, были бы хотя не в первом, то во втором или третьем поколении по отношению к христианству, по крайней мере, на одинаковой степени с русскими простолюдинами. Читать далее Источник: Жизнь святителя Филофея, митрополита Сибирского и Тобольского/протоиер. А. Сулоцкого. - Изд. 3-е испр. и доп. М. Д. Усова. - Шамордино, Калуж. губ. : Тип. Казанской Амвросиевской женской пустыни, 1915. - 71 с. : портр. Вам может быть интересно: Поделиться ссылкой на выделенное |
| Подробное изложение этого дела напечатано в Моск. Ведом. 1884 г. 137–142. Из этого дела я помещу здесь только несколько слов из показания свидетеля по делу Тайн. Сов. Т. и. Филиппова, касающихся бывшего архиепископа Тверского (впоследствии митр. Киевский) Филофея. «В своем показании свидетель, – пишут в Моск. Вед. 141, – упомянул, что архиеп. Тверской Филофей, который не решался благословить Мазурину на миссионерство на Алтай, но потом, когда Булах приезжала к нему с просьбой о том и передала ему, между прочим 30000 р. на благотворительные цели, разрешил Мазуриной отправиться на миссионерское дело. Будучи уже Киевским митрополитом, высокопреосвященный Филофей, умерший в 1882 г. (30 янв.), одновременно с возбуждением следствия по делу Булах, заболел психически: его мучила мысль «о тысячах» денег, у него находившихся. По смерти владыки, действительно, у кивота, в ящике, вместе со схимой были найдены слишком 30 000 р…» Против такого неосновательного и неблагонамеренного показания г. Филиппова с сильным негодованием восстали все благомыслящие и близко знавшие нравственный характер Преосвящ. Филофея лица. В защиту покойного митрополита Филофея и в опровержение лживого показания тайн. сов. Филиппова напечатана Тверским протоиереем Вас. Фед. Владиславлевым горячая статья в Тверск. Епарх. вед. 1884 г. 13 и 14. По рассмотрении дела, Окружный Суд постановил: «подсудимую Булах, 60 лет, лишив всех прав состояния, сослать на поселение в Сибирь, в места не столь отдаленные.» Вот что по поводу суда и осуждения Булах было напечатано в газете «Новое Время» 2959, 25 мая 1884 г.): «Напряженно следившие за развитием ужасной деятельности Булах относительно ее бывшей воспитанницы – с начала и до конца видели пред собой воплощение какого-то адского бессердечия, соперничавшего разве со строгой обдуманностью и последовательностью каждого шага г-жи Булах. Это – злой гений в юбке, и только его видела перед собой публика во все время судебного разбирательства, во всех показаниях свидетелей и экспертов, во всех сведениях о жертве злобной корысти и человеческое чувство не шевельнулось у публики… Своими аплодисментами публика показала, что каждый присутствующий в зале суда, не колеблясь, подписал бы тот же суровый приговор «без снисхождения». |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| Не успеваем, владыко, скончевающихся яко же обычно рыдати, и конец нас постизает, и иных взыскаем рыдающих нас, но обои общему гробу предаемся. Ни живущей же (и) видими жити уже непщуем страхом страшный сея язвы, в мале и о себе неверуем: смертнаго таиньства 49 и язву каждый имети в себе творимся 50 , и прежде смерти страхом смертным окаянне умирающе. Виждь общую скорбь и согласно стенание и болезнь, и с воплем глас и мольбу. Снабди сыны умерщвеных, иже сирых отец един еси ты и скорбных утешение. Ущедри вставшая во всех домах умиленныя младенца, прежде разумети звати отца или матерь отвсюду осиревших и плача гласом неявленных милость призывающих. Сих гласом умолен буди, владыко, даяй птенцем врановым пищу и скотом, понеже дарования твоего и милования мы, грех ради наших, недостойни. Аще ли же посреди нас (есть) неции боящиеся имени твоего, мала некая избранная часть, семя благословенно, сокровище скрыто, тебе единому ведомо и соблюдаемо, о онех, яко Бог , молящихся услыши, яко Авраама о содомех... Вообще молитвам и гимнам Филофея в большой мере свойственна черта (вполне, впрочем, традиционная), которую условно можно назвать церковной гражданственностью. О чём он молится? О произрастании плодов земных, о спасении своих единоверцев от голода, болезней, землетрясений и пожаров, о прекращении церковных раздоров, о мире внутри страны, о победе православного оружия над захватчиками. Избави, Господи, град наш съи и всяк град и страну, на ней же праве и непорочне наречеся имя Твое, от глада, губительства, огня, меча, нашествия иноплеменник, и от межоусобныя брани и варварскыя, и от всякого зла... 51 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . отжени от нас съпостатных наветы, еретическая шатания утоли, языческая нашествия устави, даруй здравие и спасение людем твоим, воздух благорастворен подаждь, повели облаком пролияти дъждь рань и позднь на лице земное – к здравию и спасению душам, к гобзению плодом... 52 Даже в молитве «за бездождие» он заодно просит: |
| Иде же грады или места – тамо пропасти и ныне сведетельствуют». Впервые обратившая внимание на это сообщение Н. А. Казакова посчитала его пересказом «Послания Феофила Дедеркина». С данной точкой зрения согласиться невозможно из-за явных несовпадений. Во-первых, в рукописях «Послания» имеется точная дата. Вряд ли Филофей при ее прочтении мог ошибиться на три с лишним десятка лет. Кроме того, число городов не совпадает, да и общая географическая привязка меняется – германские страны вместо Рима. Но, главное, в послании Филофея присутствует упоминание о затопленных городах, чего нет у Дедеркина. Выдумывать такую подробность не было необходимости. Остается предположить, что мы имеем дело с пересказом близкого по содержанию, но все-таки иного текста. Послание Филофея дает крайне любопытный материал, показывающий, как русские книжники относились к подобным сообщениям. Дело в том, что Филофей в этом сочинении выступил с резкой критикой карантинных мер псковских властей, которые «заграждали пути», опечатывали дома заболевших и не пускали туда священников, а мертвых вывозили хоронить за город. Монаха возмущала сама идея противиться Божьей воле, как будто бы это человеческая злоба. Филофей объяснял Мунехину, что мор наслан на Псков в качестве наказания за грехи. Болезнь дается ради спасения души, поскольку больной может задуматься о загробной жизни и исповедаться в своих грехах. Карантинные же меры лишают больных такой возможности. Сведения о поразившем европейские страны землетрясении в послании Филофея приводились в качестве примера того, как Господь поступает с недостойными шанса на спасение души – их смерть настигает внезапно и мгновенно. Серия «вестей» о грозных природных явлениях выявлена Р. П. Дмитриевой в четьих сборниках насельников Иосифо-Волоколамского монастыря. В книгах Дионисия Звенигородского и Нифонта Кормилицына встречаем сообщения о буре в Неаполе (1523 г.) и землетрясении в Венгрии (1524 г.). Сведения о землетрясении в Италии и Греции («Шимбории и Солониках») в 1542 г. |
|
|
