| Как именно мыслил Косой об Иисусе Христе, это в Истины показании не совсем ясно. Зиновий хочет думать и настаивает на том, что он считал Его за простого человека. Но собеседники Зиновия со своей стороны как будто настаивают на том, что Косой считал Его за существо сотворённое, высшее простого человека, или, по крайней мере, за простого человека, одарённого от Бога сверхъестественными дарованиями 1706 . В Послании многословном недостаёт пункта учения о Боге и об Иисусе Христе, и потом лишние пункты: про все веры, которые суть во всех языках, Косой говорит, что все люди суть одно у Бога: и Татары и Немцы и прочие языки; у христиан не должно быть властей и не должно им воевать; не следует подавать подаяний нищим, ибо они суть псы, а написано: несть добро отъяти хлеба чадом и поврещи псом. Относительно опущения должно думать, что на первых порах своего пребывания в Литве Косой не находил удобным проповедовать своего учения о единобожии. Что касается до лишних пунктов, то, если они не усвоены Косому от других антитринитариев, должно думать, что собеседники Зиновия или опустили их по забвению или сами их не признавали. Ересь Феодосия Косого представляет собой преобразование жидовства в рациональное христианство. Он принимает вместе с Жидовствующими, что Бог есть един; но и Иисуса Христа он не считает за какого-нибудь обманщика, а принимает за посланника Божия, который вместо ветхого Моисеева завета установил свой новый завет. Ветхий Завет состоял в почитании единого Бога и в соблюдении предписанных Богом обрядов. Иисус Христос, устанавливая свой Новый завет, отменил обряды и предписал поклоняться Богу духом, а на место обрядов дал новую нравственную заповедь о любви к ближним, как к самим себе. Сколько можно входить в процесс мыслей Косого, он усвоил жидовское учение о единобожии на основании следующего: и Иудеи и христиане одинаково признают книги Моисеевы за книги боговдохновенные; но в этих книгах Бог совершенно ясно проповедует о себе (т. е. как находил Косой), что Он есть един; Бог, возвестивший себя единым через Моисея, не мог после стать троичным, и т. д. Но, принимая жидовское учение о единобожии, Косой вместе с тем считает жидовский Моисеев закон отменённым и принимает новый завет Иисуса Христа за истинный Новый завет, заменивший собой Ветхий, на том основании, что первый представляет нечто несравненно высшее против последнего, – что заповедь о любви к ближним, как к самим себе, убеждает его в подлинности и истинности Нового завета. |
| Таков например, был литовец Симон Будный, ученый социнианский проповедник, бывший священником bKlecz’ и затем в Lose’ 274 , издавший между многими другими сочинениями два сочинения на русском языке (в Несвиже в 1562 г.): Катихизис» и об оправдании грешного человека пред Богом» 275 . В обоих этих сочинениях, подобно многим другим социнианским катехизисам и исповеданиям веры, антитринитарные идеи пропущены столь осторожно и лукаво 276 , что простые люди языка русского» едвали могли различать в них ложь от истины и безопасно пользоваться ими. Все это способствовало проникновению социнианских идей в Россию. Уже в XVI в. появилось в Великороссии религиозное движение, аналогичное с социнианством; это были ереси Матфея Башкина и Феодосия Косого, отрицавшие догмат троичности лиц в Боге 277 . Хотя эти ереси по своему происхождению, может быть, и самобытны, но во всякомслучае связь с социнианством некоторых моментов развития их несомненна. Учителем Башкина, по его собственному сознанию, был литовец аптекарь Матфей 278 ; о Феодосии же Косом известно, что он, бежав из Москвы, прямо пристал к польским антитринитариям 279 . О Косом преосв. Филарет говорит, что он, «начитавшись социнианского учения, прямо высказывал самые дерзкие выходки Социна 280 . Опроверженем ереси Косого служило сочинение Зиновия Отенского Истины показание к вопросившим о новом учении», – этот замечательный богословский памятник XVI века, служивший некоторым образом прецедентом второго трактата Феофана. Если столь значительно социнианство влияло на Великороссию, то тем более это необходимо сказать о Малороссии. По свидетельству Феофана, социнианские проповедники «не так давно“ (paucis abhinc annis) проникли даже в Киев 281 . Во времена самого Феофана социнианство имело здесь значительный успех: многие неопытные люди были прельщаемы их сочинениями 282 . Все это показывает, что социнианство имело тогда близкое отношение к судьбам нашего отечества. Такова внешняя история социнианства. Каким оно является со своей внутренней стороны? Насколько твердо стояло оно в своей догматике? Мы ответим на эти вопросы, если охарактеризуем систему общепринятого ими вероучения. |
| Весьма можно сомневаться в том, чтобы сочинение было написано Зиновием действительно только вследствие прихода к нему клирошан, ибо написать слишком серьёзное сочинение по одному лишь случайному поводу – это есть нечто не особенно естественное. Гораздо вероятнее думать, что Зиновий намеревался написать сочинение независимо ни от каких внешних случайных поводов, но что к случайному приходу клирошан он только так сказать приурочивает сочинение, дабы, взяв форму собеседований, иметь большую свободу изложения, и чтобы в этих собеседованиях, прерываемых и возобновляемых, иметь готовое внешнее разделение для своей книги 427 . На основании сейчас сказанного очень можно сомневаться и в том, чтобы книга представляла собой точное воспроизведение имевших место собеседований. В этом последнем можно весьма сомневаться ещё и на основании её внутренних признаков: беседы Зиновия с клирошанами не заключают в себе ничего случайного и случайно-беспорядочного, а имеют вид лекций его к ним, предварительно обдуманных и в целом и в частностях. Зиновий даёт знать, что его собеседования с клирошанами имели место в 1564г. 428 : из этого следует, что его труд явился в своём теперешнем виде не ранее этого года. Содержание обличительного сочинения Зиновиева есть следующее: Сначала – вступление или введение. Клирошане назвали Зиновию учение Феодосия новым учением; о нём самом сказали, что он прозывается Косым от физического недостатка косоглазия, – что он есть бывший раб одного из московских бояр, бежавший от своего господина для пострижения в монахи на Белоозеро и при этом уведший у последнего лошадь, – что, быв схвачен по обвинению в ереси, он бежал в Литву и там, сняв с себя монашество, женился на жидовке. Эти сведения и дают Зиновию материал для вступления: если учение Косого есть новое, – говорит он, – то, очевидно, что есть ложное, ибо после Иисуса Христа и апостолов не может быть нового учения; от человека с развращёнными глазами и учение может быть только развращённое; раб и человек таких худых нравственных качеств, как Косой, не может быть истинным учителем. Т. е. Зиновий хочет сказать клирошанам и читателю, что уже на основании внешних признаков видно, что учение Косого есть ложное учение. |
| Можно отметить еще мнение Ф. Калугина в его диссертации о Зиновии Отенском (СПБ. 1894 г.). В лице Артемия Калугин видит строгого последователя идей Нила Сорского и заволжских старцев. Обращаясь многократно к посланиям Артемия, особенно в тех случаях, где наблюдается какое-либо сходство между последним и Косым, Калугин пытается установить взгляд на Косого, как на Артемьева ученика, и приводит те места из посланий Артемия, из которых Косой мог сделать крайние выводы. Впрочем, крайности учения Косого, да и вообще все заблуждения его Калугин не отожествляет с воззрениями Артемия и, оговорившись, что заблуждения Артемия вообще не выходили из области обрядовой внешности, продолжает: «в сфере других чисто-теоретических верований характера догматических и нравственных требований он, несомненно, не заслуживал упрека». 43 Приведя затем упоминание Артемия о клеветах, возводимых на него, и слова его: «слово же наше всегда есть к хотящим спастися о заповедях Христовых. И елика же сопротивна, иже от невнимания писаний привнийдоша на пакость житию, не похваляем», – г. Калугин заявляет: «с этой характеристикой и должен остаться Артемий в истории». До сей поры в обзоре пособий по изучению вопроса я останавливался только на таких трудах, которые дают какое-либо новое, оригинальное и своеобразное освещение вопроса, имея в виду специально Артемия или ближайших его единомышленников. Но, кроме указанного, упоминания об Артемии и его деятельности можно встретить во многих научных трудах, касающихся XVI века. В большинстве случаев это суть упоминания «мимоходом»; ограничусь поэтому указанием только некоторых из них. Так, в книге Л. П. Рущинского: «Религиозный быт русских по сведениям иностранных писателей XVI и XVII веков» находим свидетельство Регенвольского (А. Венгерского) о прибытии Феодосия, Артемия и Фомы в Витебск (стр. 189). У проф. А. С. Павлова в «Ист. очерке секуляризации церковных земель в России» 44 упомянуто о взгляде Артемия на монастырское землевладение и протесте его против церковных имуществ. |
| Послание не велико и писано по поводу женитьбы Косого, в которой Артемий усмотрел нарушение монашеского обета. Можно только пожалеть, что не дошли другие послания к Косому, если они были, что вполне допустимо, если принять во внимание близость к нему Артемия: существование таких посланий могло бы пролить свет на довольно темный вопрос о ереси Феодосия Косого. О дальнейших подробностях частной жизни Артемия послания также дают кое-какие сведения. Выше было указано, что он жил у князя Юрия в Слуцке; беседа его с Курбским могла происходить и в поместьях последнего, куда, следовательно, приезжал Артемий. Может быть, к одной из поездок во владения Курбского или Острожского относится фраза в послании к Ивану Зарецкому: «много указанья привел бых от божественных писаний но уже на путь ехати понуждают: не имам времени». 183 Едва ли отсюда можно усматривать, как это делает Садковский, 184 что Артемия понуждали к исполнению каких-то поручений и что он был у кого-то в зависимости, тем более, что о поручениях тут и речи нет. С переездом Артемия в Слуцк, связи его с Косым и другими московскими выходцами порываются. Последние стали все больше и больше примыкать к новым учениям, беря на себя активную роль в пропаганде их в глубине Литвы, где для этого имелась готовая почва, а Артемий, наоборот, проявляет себя ревностным борцом за православие. Правда, другого языка, кроме родного, он не знал, как свидетельствует Венгерский, 185 и если это свидетельство верно, то данное обстоятельство должно было в немалой степени затруднять Артемию его скитания по Литве. Но осев в одном месте, он получил возможность быть полезным и теми знаниями какими он обладал. Он был начетчиком, хорошо был знаком со Св. Писанием и отеческими творениями, отличался не столь узким пониманием религии как большая часть его современников. Это привлекало к нему внимание и расположение просвещеннейших людей Литвы. Должно быть, среди последних достаточно хороша была известна слабость обвинений к еретичестве, возведенных на Артемия; должно, быть сближение с ним рассеивало и последние остатки сомнения в православности его мыслей: вот почему все современники отзываются о нем с глубоким уважением, как о человеке, строго православном. |
| Рационалистическое, христологическое и антитринитарное движение в Восточной Европе объединило «правду рабов» Феодосия Косого и Фауста Социна, коммунистический опыт Моравских братьев (анабаптистов) и последующую практику создания «городов Солнца» с обобществлением имущества, конфессиональным, сословным и национальным .равенством Литовскими и Польскими братьями. Воздействие учения Косого и его сподвижников о «духовном разуме», обладание которым позволяет человеку воздвигнуть на земле Царство Правды, основанное на общности имущества, эгалитарном и коммунистическом утопизме, было высоко оценено их врагами. Как писал униатский полемист Анастасий Селява: «Когда уже однажды брошены были семена лжеучения (с Запада. — А. Б.), черт принес московских чернецов, которые подлили того же яда… сам черт научил их еретичеству, за которое они были посажены в Москве и, пришедши в края наши… большое число… совратили. С этого ядовитого источника и пошел заразный поток». Между тем в начале нового столетия за пророчеством Кампанеллы последовал поэтический отчет из России выдающегося немецкого лирика Пауля Флеминга. Пасторально воспевая труд и нравы русских крестьян–общинников, Флеминг вспоминал мифический Золотой век, когда «не было ни твоего, ни моего, не было преимуществ одного перед другим, не было обмана». Поэма эта издавалась в последующие десятилетия многократно, в том числе в переводе на английский, голландский, французский и итальянский языки . Во второй половине кровавого XVII в. Россия выигрывала в глазах Запада уже не только в сравнении с Европой, но и с обетованным Новом Светом. «Мир сам себя хоронит и с собственным гробом идет к своей могиле», — писал эмигрировавший в Амстердам бюргер из Бреслау Квирин Кульман, описывая бедствия в «дорогой Германии», Голландии, Франции, Англии, Шотландии, Испании и Польше. «Неужто пурпур Америки, — восклицал в отчаянии проповедник объединения человечества в одно царство на основах общности имуществ, свободы и равенства, — останется чистым от кровавых пятен, которыми Европа обагрила свою царственную одежду? О нет! Жестокость забывших Христа христиан из Старого Света переходит в Новый, чтобы иметь более простора для своей отвратительной кровожадности». |
| По мере выяснения богословских вопросов тематика собеседований переходит в область окружающей их действительности, отношения к еритикам. Так он справедливо свидетельствует о Соборе во главе с Всероссийским Митрополитом Макарием, осудившим еретиков: «Зело же убо игумени и епископи и митрополит творят любовь и заповеди совершают, наказующе безумныя, по реченному: «егоже бо любит Господь, наказует» (45, с. 886) . В своем обширном богословском труде Зиновий, инок Отенской обители, предстает перед нами широкоосведомленным автором, знакомым с греческой мифологией, географическими знаниями. Вспоминает он неоднократно о книгах, которые были написаны во времена князя Владимира и Ярослава Мудрого. Это еще раз свидетельствует о богатстве книжной традиции в Новгородских пределах (46, 7, с. 467–495; 47, с. 121–277; 48, с. 9–13; 49) . Отец Георгий Флоровский так характеризует ученого инока и его главный труд: «Среди писателей XVI века совсем обособленное место занимает Зиновий Отенский , автор очень примечательной книги: «Истины показание, к вопросившим о новом учении», составленной в ответ на недоумения, вызванные пропагандою Феодосия Косого. Зиновий пишет с большим подъемом, с подлинным писательским темпераментом, хотя слог его и не очень легок, а мысль не всегда достаточно подвижна. Чувствуется у него большая начитанность. Но он не только свидетельствует, но всегда и рассуждает – это у него новая черта. Его главный довод всегда от богословского соображения, в связи с библейскими текстами, взятыми в ненарушенном контексте» (49, с. 28–29) . Не менее положительная оценка была сделана еще раньше русским церковным историком и знатоком древнерусской литературы архиепископом Филаретом Черниговским : «Сочинение его (то есть инока Зиновия) «Истины показание» изумляет основательностью рассуждения и глубоким знанием Священного Писания . Зиновий опровергает каждый пункт учения Феодосиева с честию для себя и для святой истины. Он рассматривает мысли Косого в том порядке, в каком передавали ему клирошане, присовокуплявшие по местам и свои мнения. Рассуждения его спокойны, ответы обдуманны, опровержения отчетливы, сведения изумляют обширностью. Зиновию известен был «Просветитель» Иосифа, и сочинение его показывает, что он выполнил свое дело далеко лучше своего предшественника, как и следовало: у него глубже и отчетливее, чем у Иосифа, раскрыты начала христианской философии» (50, с. 158) . |
| По приходе в Литву, он, как передает Венгерский у Лукашевича 509 не знал сначала никаких языков и наук, кроме отечественных. Но впоследствии он, по всей вероятности, значительно пополнил свое образование. Как ни кратко, ни извращенно предано его учение заволжскими клирошанами, как ни много в нем несообразностей, самопротиворечий, непоследовательности и других логических недостатков, в которых виноват не столько сам Феодосий, сколько искажавшие его ученики, но по всему видно, что это была весьма мыслящая голова, передовой ум своего времени, твердо усвоивший рационалистические обоснования и учения о самых таинственных догматах: о св. Троице, о воплощении, искуплении, восстановлении образа Божия в человеке 510 . Неудивительно, что переселясь в Литву, а его переселение совпадает с возрождением и быстрым развитием образования в Литве, десятки лет вращаясь в просвещенной среде русской и иностранной, он многому научился, и если бы он не был образованнейшим проповедником своего века, то перед ним не растворялись бы так гостеприимно чертоги Чаплиев и других знатных вельмож. О спутниках и единомышленниках Косого тот же Венгерский делает такие же отзывы, как и о Косом, т. е. что они пришли в Литву со знанием отечественного лишь языка и наук, а Фому называет мужем красноречивым и сведущим в писании, за что и удостоившимся звания пастора 511 . Литовцы, в письме к Зиновию Отенскому , «зело похвалили разум еретиков», не выдвигая, однако, ни одного из них перед другими. Сами «еретицы утверждали о себе, что они познали истину паче всех и разумеют больше святых» 512 . В мечтательном самообольщении «прелестники» сказали о себе, конечно, слишком много. Во всяком случае весьма вероятно, что эти недюжинные личности от долговременного обращения в образованном обществе сделали немалые успехи в умственном своем образовали: Фома, Феодосий не составляли исключения, все они были почти ровня между собой и все возвышались над уровнем обычного образования массы. Нравственный характер сектантов непривлекателен. |
| Ибо к ней незримыми путями вели идейные искания, происходившие в толще народных масс. «Валаамская беседа» — памятник середины XVI в., как датирует его исследователь Г. Н. Моисеева, засвидетельствовал популярность идеи самовластия в современном ему обществе: «Мнози убо глаголют в мире, яко самоволна человека сотворил есть Бог на сесь свет. Аще бы самовластна человека сотворил Бог на сесь свет, и он бы не уставил царей и великих князей и прочих властей и не разделил бы орды от орды. Сотворил Бог благоверныя цари и великия князи и прочии власти на воздержание мира сего для спасения душ наших» . Самовластию человека, о чем «мнози убо глаголют в мире», противопоставлена государственная власть от царской до всех «прочих властей». Против кого конкретно направлена «Валаамская беседа»? Ее основной темой является борьба против монастырского землевладения и «вмешательства духовенства в государственную жизнь страны» . Она помечена духом идейных брожений, весьма показательных для середины XVI в.: «Мнози книжицы во иноцех по диавольскому наносному умышлению из святых божественных книгах и из преподобных жития выписывают, и выкрадывают из книг подлинное преподобных и святых отец писание, и на тож место в теж книги приписывают лучыпая и полезное себе, носят на соборы во свидетельство, будьтося подлинное святых отец писание» . Но другие, нежели в «Валаамской беседе», иноки, утверждавшие и распространявшие «в мире» идею самовластия, не апеллировали ни к властям, ни к соборам, а сами оказывались в положении судимых соборами, например Феодосий Косой. К последнему, как ни к кому другому, могут быть отнесены слова о самовластии человека, протовопоставленном господству властей, духовных и светских. Мы имеем в виду его Новое учение. Краеугольным камнем учения Феодосия Косого являлось признание за каждым человеком способности к «разуму духовному» и непреложного на него права. Он делил людей на «внутренних» и «внешних»; «внешние» те, кто «внешне» почитает Бога, служа ему церковными ритуалами и церемониалами, почитая иконы, крест, мощи и т. д., те, чей Бог — «Бог мертвых», тогда как Феодосий Косой почитал «Бога живых» и служил ему «в духе и истине». |
| Правда, большинство юродивых, обличавших Ивана IV, либо псковичи и новгородцы, либо мишенью их обличений являются карательные походы царя в Новгородчину и Псковщину. Этому соответствуют новгородские и псковские исторические предания — в большинстве из них «отношение к Грозному резко отрицательное» . Одну из особенностей этого цикла исторических преданий об Иване IV и составляют их религиозные мотивы. Игумен Псково–Печерского монастыря, казненный Корнилий — святой Корнилий с отрубленной головой преследует царя, держа в руках отрубленную голову. Согласно другому преданию, путь к Волхову, куда царь направляется «полюбоваться» трупами своих жертв, преграждается чудесно возникшим огнем. Псковщина и Новгородчина — исконные очаги русских еретических движений. Здесь около десяти лет назад до новгородского погрома (январь–февраль 1570 г.) звучала проповедь Феодосия Косого, и царь знал об этом. Захватив в 1563 г. Полоцк, он казнил соратника Феодосия Косого — Фому. Велось дознание и о жене Фомы . Не в этих еретических кругах складывались исторические предания об Иване IV. Но об идеологической атмосфере, окружавшей обличения юродивых, придававшей им силу и влияние, религиозные мотивы исторических преданий дают представление. В «центральных областях» страны исторические предания характерны положительной оценкой Ивана IV . Что же касается жестокости царя, не укрывшейся от народа, то она объяснялась (судя по историческим преданиям) наветами его боярского окружения. Юродивые обличали царя без всяких скидок на злую волю его окружения. Если от исторических преданий обратиться к актовому материалу, ценность которого состоит прежде всего в первичности его источников, то становится очевидным, что сознание крестьян, переживших горчайший опыт опричных лет, освобождалось от идеализации царя, что вина за насилия, голод, нищету возлагалась и на царя и на его слуг. Во время обыска о сбежавших крестьянах и опустевших обжах в новгородских пятинах местный священник и «добрые люди» Прибужского погоста без обиняков заявили, что запустение (в 1587—1588 гг.) произошло от «государева тягла и от городового дела и от хлебного недороду…« Крестьяне Рузских владений Иосифо- Волоколамского монастыря разъяснили, что запустение сел и деревень, происшедшее после 1571—1572 гг., имело причиной «хлебный недород», «меженину», а также «от государевы большие дороги гонцов и от проезду сильных и ратных людей», т. е. |
|
|
