| 6) Венера, «Да-бэй», т. е. великая белая», весьма блестящая и подвижная планета. Будучи понимаема греками и римлянами как Lucifer и Vesper – утренняя звезда и вечерняя, под двумя названиями и самостоятельными видами, «Да-бэй» китайцев с глубокой древности понималась как единая планета и звезда, являющаяся утром, при восходе солнца, и вечером при его закате. Видимая на востоке, она именуется ци-мин «открывающая свет, сияние», т. е. заря, aurora, а когда показывалась на западе, называлась чжан-ган (tchang-kang) – медленная (как говорится в Ши-цзин); прочие названия: «тян-лян-сяо» – ясность, сияние авроры, заря (утром), «хоан-чуан-сяо» – вечерняя ясность, сияние; ин-син, блестящее светило, «Мин-тхан», – «храм света», »дай-хо» – великая светоносная, «инь-син» – цветоносная звездочка, – «вэнь-бяо», прекрасная, «да-хоан» – великая и восхитительная, »да-цзы» – великая благоприятная, «хо-чэн» – пламенеющая, факельная, управляющая пламенем. Планета эта усвоена западу, движется равномерно вправо, сопровождая солнце или предупреждая его шествие, в день она проходит градус, в месяц – знак, полное её обращение – год; восход имеет в часовом знаке Чэу и Ви, весною восходит на восток, высшая степень её в часовых знаках чэнь и сы (sse); осенью видима на западе, высшая степень в знаках Ви и Шинь (Chin). Она проходит меридиан, когда находится в знаке Ву (ou); при солнечном восходе зовется »чао-цзянь« видящая день, свет, провозвестница дня, света, от солнца поутру отстоит на полузнак. Обратное шествие имеет 6 дней, затем стоит 8 дней, снова боязливо идет к востоку в 46 дней, со скоростью по 125 дней, останавливается на 46 дней, затем еще на 7 дней и идет обратно к западу 6 дней, после чего поглощается в лучах солнца. Венера – »да-бэй« управляет домицилями запада и осени: Лю, Вэй, Мао, Би, Цзуй, Цзан, т. е. областью неба с Андромеды до Ориона. Первоначально, сие пространство находилось в созвездии белого тигра, а потому и Венера называется «белою тигрицею» »ху-бэй», её сущность в металле, т. е. соответствует времени вооружения и заготовления металлического оружия. Как воинственное светило, эта планета есть образ «генералиссимуса» и «военного министра» называется «ме-син» – звезда разрушения, »да-хоай«– великое нападение, »да-сяо» – великий ревун, солдат-горлан, почитается гением белого царя (тигра), Бэй-чжао-цзюнь, или блестящим защитником, западно-осенним светилом, «си-фан-цзю». Прочие названия: «лян-син» – светило болот, прудов, луж, тянь-хо – небесное наводнение; «вуй-вэй» – лунная планета во время равноденственного новомесячия осенью; чжун-син – планета окончательная, исходная (т. е. являющаяся в конце дня), – да-чэн (tching) – великая правильная, и «гоан-син» – звезда наблюдающая, всеозаряющая, »да-сян» – великий министр, «гун-син» – планета дворца, придворная. |
| Русский раненый лежал, Ко груди, штыком пронзенной, Крест свой медный прижимал; Казак раненый лежал И к груди, насквозь пронзённой, Крест свой медный прижимал ; Боец раненый лежал, Он к груди своей пронзенной Красный орден прижимал ; Русский раненый лежал Ко груди своей пронзенной Красный орден прижимал. М. Исаковский по мотивам народной песни написал свой вариант: В чистом поле, поле под ракитой, Где клубится по ночам туман, Там лежит, лежит зарытый. Там схоронен красный партизан. Во всех вариантах песни, созданных в разное время и отражающих разные исторические события и войны, неизменными остались ракита и ворон, что говорит об устойчивой символизации этих слов. Н.А. Клюев в своем творчестве неоднократно обращается к этим устойчивым символам смерти и одинокой могилы. Особенно показательна в этом отношении его песня, по сюжету и поэтике близкая к народной: Под плакучею ракитой Бледный юноша лежал. На прогалине открытой Распростертый умирал. Кровь лилась из свежей раны На истоптанный песок. Оглядеть простор поляны Взор измученный не мог. Каркал ворон в выси синей, Круги ровные чертя, Умирало над пустыней Солнце , дали золотя. Вечер близился к пределу, Затемнялась неба гладь. К отстывающему телу Не пришла родная мать. В вечный путь не снарядила Дорогого мертвеца, Кровь багряную не смыла С просветленного лица. Только заревом повита, От заката золотым, Одинокая ракита Тихо плакала над ним. Индивидуально-авторское своеобразие этой песни-стихотворения заключается в том, что слово ракита и в этом тексте включается в лексический ряд: солнце, заря. Только, если в предыдущих примерах (см. выше) это было восходящее солнце и утренняя заря, а ракита была символом Родины и радости, то здесь умирало над пустыней солнце, дали золотя, и заревом повита, От заката золотым, Одинокая ракита была символом смерти и печали. Сюжет стихотворения Н.А. Клюева «Небесный вратарь» совмещает в своей поэтике особенности народной песни о раненом солдате и духовного стиха. Его текст также начинается с фольклорного кустышка ракитова, под которым умирает раненый гусар: |
| Вы, оплакивающие вашу молодость, сокрушающиеся о скоротечности раннего утра, – утешьтесь, полуденный зной и вечерние сумерки приведут вас снова к утренней свежести! Обогащенный жизненным опытом, зрелый возраст вернет вам снова всю прелесть вашей детской невинности! Это вполне возможно. Впереди нас ожидает светлая утренняя звезда – после темных туч, налетевших в полдень, после надвинувшихся вечерних теней, после мрачных часов глубокой ночи, встанет вторая светлая заря. Не сказано ли: «Когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего Единородного» ( Гал. 4:4 ). Так будет и для нас. Когда мы достигнем полноты духовной жизни, Младенец Иисус явится и нам; мы возродимся вновь; утренняя заря возгорится для нас; мы увидим восходящее Солнце на востоке, мы услышим песнь пастухов в долине Вифлеема, и в ней прозвучит радостная надежда начинающегося дня и несмолкаемая хвала Всевышнему. «Слава! Мир! Благоволение»! Уразумеешь после 17 декабря. «Что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после» ( Ин. 13:7 ) Истина этих слов не изменится никогда, чтобы понять их вполне, нужны лишь вера и упование. Бог один видит полную гармонию во всем том, что нам представляется ужасным хаосом. Не будем же унывать. Вера подобна заре. Когда она загорается, день уже не далек. Бывают времена, когда мы не видим света перед собой, когда и завтрашний день закрыт от нас, когда мы как будто стоим на краю бездонной пропасти. Не забывайте, что и тогда путь Господень все так же ясен; Он ходил по водам, Его рука всегда простерта ко всем погибающим. Поспешим к подножью креста – подвиг, совершенный на нем, обещает нам окончательную победу над злом. Если мы не умеем молиться, бессловесные воздыхания наши достигнут Престола Божия, если и воздыханий у нас нет, подождем! В тишине и безмолвии будем ожидать избавления. Разъяренные страсти овладели миром, бушующие волны свирепствуют в нас самих, но, опираясь на веру, мы победим мир, и буря утихнет в душе, у ног Того, Кто «больше сердца нашего, и знает все» ( 1Ин. 3:20 ). |
| Мысли-птицы Как только входишь в лес, мысли затейные, как стайки птиц, срываются с места, и все превращается в движение, а сам начинаешь ярко понимать, что все от себя, и до того от себя, что и деревья хочется поднять вместе с птицами-мыслями. Но деревья не поднимаются, деревья стоят, и сами в себе: вот эта ель, вот сосна, вот береза. Деревья, несомненно, стоят, и вот в том-то и состоит вся прелесть лесная, что сам со своими мыслями поднимаешься и мчишься, сливаясь в зеленый шум, а деревья стоят. Осенние зори Заря утренняя и заря вечерняя, желтая, как спелая антоновка. К вечеру желтое небо этих дней сильно зарумянилось, и в связи с этим стало теплеть. Желто-румяная заря была подчеркнута глухой синей полосой, за которой и скрывалось солнце. Земля приморожена и слегка припорошена по северным склонам. Пью спокойный чай на темнозорьке. Солнце выходит золотой птицей с красными крыльями, над ним малиновые барашки. Лесная колокольня Ночной снег отяжелил ветви деревьев, а теперь снег медленно расходился по веткам каплями, и они понемногу поднимались. Когда к вечеру стало холоднеть, то мороз прежде, конечно, заморозил все капли, а из-под снега на ветках они все еще выбегали, живая капля на замерзшую, и тут все сами замерзали, удлиняя сосульки. Мороз остановил тающий снег, когда все дерево успело покрыться маленькими звонкими сосульками. Утром лесная поляна стала наполняться светом, в лучах солнца чудесными подарками засверкали елочки, и ветер-звонарь заиграл на своей лесной колокольне. Приметы зимы День пасмурный, а мороз не боится и днем держится, и к вечеру еще нарастает. И вот это-то и есть самый верный признак зимы: мороз и тучи создают благоприятные условия нового снегопада, а ведь еще две-три таких пороши, как первая, и конец, все будет завалено и не растает, и все наши охоты с гончими кончатся. До того похоже на март, что я долго искал каких-нибудь признаков в лесу, чтобы человеку, который очнулся бы после многих лет спанья, определиться в сезоне. И вот, наконец, на просеке, заваленной снегом, я увидел — с одного дерева вниз спустилась паутина, а на конце был шарик. «Не паук ли это замерз?» — подумалось о шарике. Я его разобрал, рассмотрел: это от большого тумана на той неделе собрались капельки и замерзли, а когда пошел снег, то несколько мельчайших шестигранных снежинок облепили застывшую капельку, и та обратилась в шарик. |
| Все ближе утро. Богиня Луна уже давно спустилась с небосклона. Чуть посветлел восток. Ярко загорелся на востоке предвестник зари – Форос – утренняя звезда. Подул легкий ветерок. Все ярче разгорается восток. Вот открыла розоперстая богиня Заря-Эос ворота, из которых скоро выедет лучезарный бог Солнце-Гелиос. В ярко-шафранной одежде, на розовых крыльях взлетает богиня Заря на просветлевшее небо, залитое розовым светом. Льет богиня из золотого сосуда на землю росу, и роса осыпает траву и цветы сверкающими, как алмазы, каплями. Благоухает все на земле, всюду курятся ароматы. Проснувшаяся земля радостно приветствует бога Солнце-Гелиоса. Лучезарный бог выезжает на небо с берегов Океана в золотой колеснице, которую выковал бог Гефест, запряженной четверкой крылатых коней. Верхи гор озаряют лучи восходящего солнца, и кажется, что они залиты огнем. Звезды бегут с небосклона при виде бога солнца и одна за другой скрываются в лоне темной ночи. Все выше поднимается колесница Гелиоса. В лучезарном венце и в длинной сверкающей одежде едет он по небу и льет живительные лучи на землю, дает ей свет, тепло и жизнь. Совершив свой дневной путь, бог солнца спускается к священным водам Океана. Там ждет его золотой челн, в котором он плывет назад к востоку, в страну солнца, где находится его чудесный дворец. Бог солнца ночью там отдыхает, чтобы взойти в прежнем блеске на следующий день. Аполлон и музы Весной и летом на склонах лесистого Геликона, там, где таинственно журчат священные воды источника Гиппокрены, и на высоком Парнасе, у чистых вод Кастальского родника, Аполлон водит хороводы с девятью музами. Юные, прекрасные музы, дочери Зевса и Мнемосины , – постоянные спутницы Аполлона. Он предводительствует хором муз и сопровождает их пение игрой на своей золотой кифаре. Величаво идет Аполлон впереди хора муз, увенчанный лавровым венком, за ним следуют Каллиопа – муза эпической поэзии, Эвтерпа – муза лирики, Эрато – муза любовных песен, Мельпомена – муза трагедии, Талия – муза комедии, Терпсихора – муза танцев, Клио – муза истории, Урания – муза астрономии и Полигимния – муза священных гимнов. Торжественно гремит их хор, и вся природа, как зачарованная, внимает их божественному пению. |
| 7. Слух невольно отрешая, — невольно переставая слушать, потому что Сорделло умолк, а души кончили петь " Salve, Regina " . 13. " Те lucis ante " (лат.) — начальные слова вечернего церковного гимна: " Тебя, у предела света... [просим...] " . 18. До верховных дуг — то есть до небесных сфер. 19-21. Данте указывает: аллегория дальнейших стихов так прозрачна, что легко понять ее смысл, а именно — небо, по нашей молитве, охраняет нас от соблазнов. 53. Нино Висконти — " судья " (правитель) округа Галлуры в Сардинии (см. прим. А., XXII, 81-87), внук и соперник графа Уголино (см. прим. А., XXXIII, 13-14). Умер в 1296 г. 65. Куррадо — см. прим. 115-119. 115-119. Куррадо (Коррадо) Маласпина Младший — маркиз Луниджаны, умерший около 1294 г. У маркизов Маласпина изгнанник Данте нашел радушный прием в 1306 г. Вальдимагра — долина реки Магры в Луниджане. 71. Джованна — малолетняя дочь Нино Висконти. 73-75. Мать ее, Беатриче, недолго носила вдовий " белый плат " , выйдя вторично замуж за Галеаццо, из миланских Висконти, претерпевшего тяжелую судьбу. 79-81. Для Беатриче было бы почетнее, если бы на ее гробнице был высечен герб ее первого мужа, " кочет " (петух, герб пизанских Висконти, судей Галлуры), а не " ехидна " (герб миланских Висконти: змея, пожирающая младенца). 89-93. Три ярких звезды, сияющие в этот час вокруг Южного полюса, символизируют веру, надежду и любовь (см. прим. Ч., VII, 34-36; Ч., I, 23-27). 115-119. Куррадо (Коррадо) Маласпина Младший — маркиз Луниджаны, умерший около 1294 г. У маркизов Маласпина изгнанник Данте нашел радушный прием в 1306 г. Вальдимагра — долина реки Магры в Луниджане. 131. Дурным главой — то есть римским папой. 133-139. Смысл: " Солнце не успеет вступить семь раз в знак Овна, где оно стоит сейчас, то есть не пройдет и семи лет, как ты сам убедишься в нашем радушии, раз уж должен свершиться приговор судьбы, обрекающий тебя на скитальчество " . 1-6. Наложница старинного Тифона. — Возможны два толкования: 1) Наложница троянского царевича Тифона (в непредосудительном смысле) — Аврора. Пользуясь тем же приемом, что в Ч. II, 1-9; III, 25-27; IV, 137-139; XV, 6; XXVII, 1-5; P. I, 43-45-Данте в ст. 1-6 указывает час, наступивший в Италии: там, на востоке, забрезжила солидная заря, и на ней сияло созвездие Рыб ( " холодный зверь " ), а в ст. 7-9 он определяет соответственный час для горы Чистилища; 2) Данте наделяет Тифона, наряду с супругой, еще и наложницей, лунной зарей. В ст. 1-6 описывается час, наступивший на горе Чистилища: лунная заря взошла белеть на утренний помост, то есть появилась на востоке, и на ней сияло, как корона, созвездие Скорпиона ( " холодный зверь " ). |
| Подобным образом материализмом отрицается совесть, ответственность, долг. Только религия может наполнить эти слова действительным их содержанием. Итак, если мы признаем существование совести, долга, смысла жизни, свободы воли, мы должны непременно признать и существование Духовной Реальности, не являющейся ни физической, ни тонкой материей, ни материей вообще в привычном для нас понимании этого слова. Солнце скрылось за горизонт, погасла вечерняя заря. Но вот исчез мрак ночи и уже занимается заря утренняя… Человек угас и сошел во мрак могилы. Но только неверие видит один разлагающийся труп и землю, тяжело падающую на гробовую крышку, под которой скрыта добыча персти,– вера и надежда предвидят светлую зарю новой славной жизни после мрака смерти. Неверие, допускающее только то, что видит, издевается над этими мечтами и призраками. Так некогда насмехались над Колумбом его современники, видя в нем пустого мечтателя, забравшего себе в голову мысль о какой-то не открытой, еще неведомой стране. И что же? Фантазии мечтателя осуществились, а так называемые здравомыслящие люди на этот раз, против ожидания, ошиблись. Да, мысли о бессмертии, о будущей жизни, действительно, кажутся призраками и грезами людям, все помышления и стремления которых поглощены будничной жизнью, заняты ее опьяняющими впечатлениями, не дающими одуматься и образумиться. Под влиянием этого несмолкающего, развлекающего шума жизни люди бродят точно во сне или в чаду, принимая призраки за действительность и мечты за истину. Пробуждающий и отрезвляющий голос веры обращается к ним с кротким увещеванием: «Любите настоящее, но ищите лучшего!». «Каждую секунду умирает один из людей; каждый удар часового маятника должен напоминать нам, что в эту секунду умер человек. Едва секундная стрелка на часах успевает обежать свой круг, как шестидесяти человек уже не стало в мире. И если бы не признавать бессмертия души и вечности, то несправедливо ли было бы всю временную жизнь человека считать только непрерывной смертью, которая рано или поздно, перевесив силу рождения, поглотит все человечество и всякую жизнь в мире? И было бы последним словом человека на земле его самоотрицание. |
| Трагическая неудача этой борьбы не в последнюю очередь объясняется, конечно, тем, что во главе борьбы стояли люди внутренне глухие к сложнейшей теме большевизма, не чувствовавшие ее глубокой укорененности в русской душе и русской истории, ее провиденциальности для наступающих судеб всего человечества, ее громадного размаха и тончайшего соблазна. Все эти, по своей природе и своей биографии консервативные люди не могли, конечно, быть настоящими антибольшевиками. Ибо невозможен антибольшевизм, не чувствующий природы большевизма. Всем политическим вождям эмигрантского антибольшевизма большевизм представлялся всего только страшным пожарищем деревянной, избяной России, вызванным злостным поджогом компартии. Образ этот верен, но недостаточен. Большевизм не только злостный поджог и страшный пожар России, он еще и вечерняя заря старого мира, и утренняя заря какого-то нового дня истории, быть может, очень жестокого и безумного (какой взойдет день, зависит, между прочим, и от каждого из нас). Вот этой-то зари — сейчас мы это поняли — ни белогвардейскими пулями не расстреляешь, ни демократическим красноречием не зальешь. Тут нужны иные, творческие силы, которых до сих пор в эмиграции не было, но которые, быть может, ныне рождаются — силы нового, пореволюционного сознания. В чем сущность этого сознания? В чем его главное отличие от сознания дореволюционного? Думаю, что все сказанное выше уже заключает в себе хотя предварительный, но все же достаточно отчетливый ответ на эти вопросы. Главная разница между пореволюционным и дореволюционным сознаниями сводится прежде всего к тому, что для дореволюционного сознания сущность большевизма в уничтожении правды вчерашнего дня, а для пореволюционного — в раскрытии его лжи. Что для дореволюционного сознания большевизм — только ложь, а для пореволюционного он не только ложь, но в известном смысле и истина. Разница этих установок определяет и разницу методов борьбы. В своей борьбе против большевизма пореволюционное сознание, в отличие от дореволюционного, опирается не на прошлое, а на будущее, в которое в качестве определяющей его темы и проблематики входит, по его мнению, и большевизм. |
| В земной жизни человека, вследствие значительно неравномерного распределения между людьми жизненных благ и радостей, действительно встречаются иногда такие индивидуумы, на долю которых выпадают почти исключительно черные и скорбные дни. В этих случаях самым действительным моральным средством, предотвращающим образование пессимистического настроения, непременно влекущего за собою самоубийство, служит молитва , имеющая величайшее и удивительное облегчающее влияние на душу в минуту постигающих ее скорбей и невзгод. Всем несчастным, всем труждающимся и обремененным мы не находимся дать никакого лучшего совета, как прибегать наичаще и наиусерднее к молитве, данной нам Самим Господом Христом в то время, когда и Сам Он жил на земле, не имея где преклонить главы. В минуту жизни трудную, Теснится ль в сердце грусть, Одну молитву чудную Твержу я наизусть. Есть сила благодатная В созвучье слов живых И дышит непонятная, Святая прелесть в них. С души как бремя скатится, Сомненье далеко, И верится, и плачется, И так легко, легко... Заключение Солнце скрылось за горизонт, погасла вечерняя заря. Но вот исчез мрак ночи и уже занимается утренняя заря... Человек угас и сошел во мрак могилы. Но только неверие видит один разлагающийся труп и землю, тяжело падающую на гробовую крышку, под которою сокрыта добыча персти: вера и надежда прозревают светлую зарю новой славной жизни после мрака смерти. Неверие, верящее только тому, что видит, издевается над этими мечтами и призраками, подобно тому, как некогда над Колумбом современники его издевались как над пустым мечтателем, забравшим себе в голову какую-то неоткрытую, еще неведомую страну. И что же? Мечты мечтателя осуществились, а так называемые здравомыслящие на этот раз, против ожидания, ошиблись... Да, мысли о бессмертии, о будущей жизни действительно являются как бы призраками и грезами сонного для людей, все помышления и стремления которых всецело поглощены будничною жизнью с её опьяняющими впечатлениями, не дающими одуматься и образумиться. |
| Господи, знаю, в Твоей голубой отчизне Места унынью не сыщется, ни слезам, Вот почему в нашей маленькой, бедной жизни Небо Твое голубое – святой бальзам. 7. II .1943 Le mal invincible Бела и красива у меня рука – У грешников руки бывают всегда красивы. Но слово Твое я услышал издалека: «Не будьте ленивы, медлительны и трусливы!» Последователям Твоим говорил Ты сам Об участи ока, что видимостью пленилось: «Безтрепетно вырви его и повергни псам – И руку, что заповедь Божью творить ленилась». Я верю, что слово Твое пребывает ввек: Рука моя, Боже, меня соблазняла с детства, И руку свою я, не дрогнув, мечом отсек, Чтоб сердцем свободным искать Твоего наследства. Я жалкий калека, но чист теперь я и прост, И пламенней солнца дневного я вижу светы: Свободный, я сжег за собою последний мост И к вечному Солнцу лечу, как Твои планеты. Но часто с тех пор, как пришел Ты тогда ко мне И голосом тихим позвал меня и усталым, За тонкой и чуткой рукой я слежу во сне, И к нежному горлу крадется она с кинжалом. «Безтрепетно вырви то око…» Но чем, ответь, Убить сновиденье пленительное и злое, Чтоб снова, как утренняя заря, розоветь, – Как, Боже, исторгнуть мне око мое ночное? 15. III. 1943 Колокол Когда несмелая забрезжит Над сонным городом заря, Редеющую мглу прорежет Далекий зов монастыря. Моя душа – как дно колодца, Но в самой черной глубине Тотчас проснется и качнется Ответный колокол во мне. Как тяжела вода тупая! О, если бы прорваться прочь Туда, где тает, отступая, Уже слабеющая ночь! Пьянея солнечною славой, О, если бы хоть раз вздохнуть – Последней песней меди ржавой Благословить кого-нибудь! Но в жизнь из плена водяного Не возвращался ни один, И держат властно и сурово Прозрачные персты ундин. Какой прохожий отгадает, Что в час предутренний тайком Неслышный колокол рыдает Глухим безсонным языком? Что ж! голос дальнего собрата, Живую грудь пройди, как нож, И все созвучное когда-то Переверни и растревожь! 11. VIII. 1944 Богородица скорбей Каждый раз, когда я загляну В глубь незримой глубины моей, |
|
|
