| В.В. Виноградов Скоропалительный Скоропалительный. В рассматриваемом же [семнадцатитомном академическом. – Л. А.] Словаре семантическая история слов даже на протяжении XIX–XX bb. представлена в преобладающем количестве случаев очень скудно и бледно. Вот несколько иллюстраций. Слово скоропалительный квалифицируется как разговорное и определяется так: «очень скорый, поспешный " (скоропалительное суждение, скоропалительное решение, скоропалительный роман и т. п.); оттенок: «склонный к очень быстрым, поспешным решениям» («малый скоропалительный» – в «Письмах о провинции» Салтыкова-Щедрина). В историко-лексикографической справке есть ссылка на словарь Даля (4, с. 206), где впервые зарегистрировано это слово, и приведен пример: скоропалительные свечи. Здесь нет истории развития значений слова, хотя обратившись к словарю Даля, можно получить смутные намеки на ход и направление семантической эволюции этого слова. Вот возможный краткий очерк такой истории. Известно, что словообразовательные элементы, генетически восходящие к старославянскому языку, в истории русского литературного языка часто сочетаются на основе разных правил с народными русскими компонентами и входят в состав новых русских слов. Некоторые из этих элементов вступают в синонимические соотношения с соответствующими русскими аффиксами. В этом случае иногда происходят аффиксальные взаимозамещения, подстановки и взаимодействия в одних и тех же словах, например, скоропалительный и скоропальный. Прилагательное скоропалительный, наречие скоропалительно не зарегистрированы ни одним словарем русского языка вплоть до словаря В. И. Даля. У В. И. Даля скоропалительный (или скоропальный) отмечено лишь в составе одного артиллерийского термина: «Скоропальные, скоропалительные свечи в артиллерии для скорого и верного поджогу пушечного заряда, потешных огней и проч.». (Ср. народное скоропал– револьвер). Между тем прилагательное скоропалительный и производные от него – имя существительное скоропалительность и наречие скоропалительно – из профессионально-военного диалекта, из военно-технической терминологии с начала XIX b. широко распространились в говорах устной речи и около середины XIX b. проникли в литературный язык, где стали употребляться более разнообразно и в переносном смысле. |
| В.В. Виноградов Перелистывать – перелистать ПЕРЕЛИСТЫВАТЬ – ПЕРЕЛИСТАТЬ Во многих случаях бывает очень затруднительно решить, в какой мере параллелизм синонимического употребления русского и чужеязычного слова свидетельствует о генетической связи между этими словами или о семантической зависимости их одного от другого. Установить факт хронологического первенства какого-нибудь из этих слов далеко не всегда можно с полной уверенностью. Период совместного существования двух слов в качестве синонимов нередко завершается вытеснением одного из них, обычно того, которое продолжает восприниматься как заимствование и которое не вполне ассимилируется с лексической системой русского языка. Глагол перелистывать в значении «бегло перевертывать страницы какой-нибудь книги» не вошел в «Словарь Академии Российской». Он впервые зарегистрирован в словаре 1847 г. (хотя глагола листать здесь еще нет). В этом словаре глагол перелистывать имеет формы: перелистовать – соверш. вида и перелистывать – несоверш. вида («перебирать листы в книге, читая бегло или без внимания») (сл. 1867– 1868, 3, с. 394). Не подлежит сомнению, что слово перелистовать (перелистать) укрепилось в русском литературном языке гораздо ранее XVIII b. И. В. Ягич отметил в венском немецко-русском словаре XVII b. отлистать– abblattern 262 . Перелистовать соответствовало франц. feuilleter, русск. фельетировать. Например, в пародическом письме щеголихи к живописцу: «По чести скажу, что твои листы вечно меня прельщают; клянусь, что я всегда фельетирую их без всякой дистракции. Да и нельзя не так, ты не грустен, шутишь славно и твое перо по бумаге бегает бесподобно. Ужесть, ужесть, как прекрасны твои листы!» («Живописец» л. 9] – цит. по: Русск. сатир, журналы XVIII b., с. 174–175). Ср. еще в 1859 г. у А. Н. Серова (в письме к К. И. Званцову): «Он – вместо того, чтоб читать, профельетировал книгу, наткнулся на мелочи...» (Русск. старина, 1888, август, с. 357). В пародическом письме галломана, приложенном к «Рассуждению о старом и новом слоге российского языка» А. С. Шишкова, рядом с фельиотировать появляется и русский его синоним перелистывать: «Впрочем вы напрасно говорите, что нынешние писатели, в числе которых и я имею честь вам кланяться, не читают никогда русских книг: я сам перелистывал, то есть фeльiomupobaл Ломоноса и перебегал или паркурировал Сумарока, чтоб иметь об них идею. Оба они весьма посредственные писатели» (Шишков, Рассужд. о ст. и нов. слоге, 1813, с. 424–425). Ср. тут же: «...я был в хорошем нраве, и захотелося мне посмеяться над писателями того периода. И так я начал эту книгу перелистывать» (с. 428; ср. также с. 430). |
| В.В. Виноградов Кутить КУТИТЬ Словарь русского литературного языка является той национальной сокровищницей, в которую текли словесные богатства из разных народных говоров. Вступая в строй литературной речи, народные слова и выражения приспособлялись к ее экспрессивно-семантической системе, к ее стилистическим особенностям. Смысловой облик, экспрессивная окраска и стилистические функции народно-областных слов и оборотов резко изменялись в новом литературном окружении. Блистая самобытными красками народно-поэтического творчества, эти выражения получали литературную шлифовку. Кроме того, в новой языковой среде часто изменялись направление и общий характер их семантического развития. Старые значения могли отмирать, не выдержав сопротивления и напора более веских литературных смысловых синонимов. В этом случае отраженные и бледные следы старых народно-диалектных значений сохранялись иногда в новой смысловой структуре слов. Пример– история глагола кутить. Этимология этого слова точно не открыта, но его семантическая история в русском литературном языке национального периода восстанавливается более или менее полно. А. Преображенский в своем «Этимологическом словаре» отнес глагол кутить к словам неизвестного происхождения. От лишь подчеркнул – и совершенно правильно, – что в этом слове современное диалектное значение «кружить, крутить (о ветре)» и ставшее общерусским «пьянствовать, буянить» тесно связаны между собою (1, с. 421–422). Автор другого этимологического словаря русского языка Н. В. Горяев, напротив, склонен был эти значения разъединить. Ему казалось, что литературное кутить является только омонимом областного слова кутить в значении «кутить, кружить» (Горяев, Этимол. сл., 1896, с. 177). Это – ошибка, которая вскрывается наблюдениями над ходом изменения значений этого слова. Еще И. Желтов в своих «Этимологических афоризмах», сопоставляя кутить с чеш. kutiti «трясти, шевелить, рыть, копать», писал: «Нынешнее употребление глагола кутить в смысле «бражничать» возникло уже впоследствии, на том основании, что хмельные обыкновенно бывают беспокойны. Впрочем, глагол кутить и доселе еще употребляется у нас в первоначальном своем значении: «быть беспокойным» в выражении: кутить и мутить, означая именно беспокойную деятельность. Ср. выражение: на дворе закутило, страшная погода кутит» (Фил. зап., 1876, вып. 4, с. 65–66). |
| Очевидно, в проходимец пассивное и активное значение еще не дифференцированы. Однородность морфологической структуры слов еще не говорит об одновременности их происхождения и об одинаковости их семантической истории. Например, слова – засилье, насилье и усилье имели в русском литературном языке совсем разную судьбу. Усилие – старославянизм по своему происхождению. Его значение «труд, напряжение силы для осуществления, достижения чего-либо» приобрело лишь более абстрактный и логически определенный характер (см. Срезневский, 3, с. 1265), но не подверглось ни коренной ломке, ни словесным разветвлениям в истории русского литературного языка. Почти то же можно сказать и об истории слова насилие, правда, более разнообразного по своим значениям и оттенкам. Это слово – тоже книжное (см. в Изборнике 1073 г.). Но оно рано укоренилось в государственном, деловом языке (см. в Договоре Олега 911 г., в Летописи, в грамотах, в Слове о полку Игореве) (там же, т. 2, с. 330). Его основное значение – «притеснение, принуждение, применение силы». Понятно, что это значение в связи с изменением правовых норм обслаивалось новыми смысловыми оттенками (см., напр., такой оттенок значения, как: «беззаконное применение силы, злоупотребление властью»). Кроме того, слово насилие вступило в синонимическое соотношение с более поздним книжным словом изнасилование. Совсем иными путями двигалось слово засилье. Оно было чуждо русскому литературному языку XVIII и первой половины XIX b. Оно даже не регистрировалось ни словарями Академии Российской, ни словарем 1847 г. Его нет и в словаре Даля, хотя тут помещены глаголы: засиливать – «заставлять силою, против воли», засилиться – «усиливаться» и засилить – «поймать силком из рук, накинув силок». Только в словаре А. А. Шахматова приведено слово засилие и обрисован круг его значений. Здесь указываются два значения (те же, что внесены затем и в словарь Ушакова): 1) Сила, влияние, власть, насилие. 2) Достаток, богатство. Очевидно, что второе значение так и остается народно-областным, хотя оно иллюстрируется примером из «Благонамеренных речей» Салтыкова-Щедрина: «Да и засилья настоящего у мужиков нет – все в рассрочку да в годы». |
| Люблю с моим Мароном, Под ясным небосклоном Близ озера сидеть... (Городок, 1814) Где старых кленов темный ряд Возносится до небосклона... (Послание к Юдину, 1815) Уже на западе седой, одетый мглою, С равниной синих волн сливался небосклон. (Наполеон на Эльбе, 1815) Как только тень оденет небосклон, Пускай войдет отрада жизни нашей, Веселья бог с широкой, полной чашей. (Сон, 1816) 209 . Таким образом, в самом конце XVIII – начале XIX в. слово небосклон стало общелитературным. Однако в толковые словари русского языка оно попало не сразу. Оно не включено в «Словарь Академии Российской» (1806–1822). Е. Станевич в «Рассуждении о русском языке» (ч. 2, 1809, с. 4) так писал о слове небосклон: «В новейшие времена вздумалось кому-то перевести горизонт небосклоном, от представления, что небо как бы склоняется там, где наш взор при воззрении на небо упирается в той точке, в которой оно как будто пересекается надвое. Слово сие довольно объясняет описываемую им вещь и довольно удачно составлено; но старинное слово обзор несравненно лучше сие выражает, представляя моему воображению все пространство мною обозреваемого неба, склоняющегося повсюду, где земной поперешник пересекает оное, или паче круг отделяет видимое полукружие неба от незримого. Удерживая старинное слово обзор, мы можем усыновить и новое небосклон, и употреблять то и другое удачно, смотря по приличию слога. Так составлять слова похвально: ибо всякое такое словосоставление показывает мне человека мыслящего и обдумывающего свое дело». Необходимо заметить, что в словарях Академии Российской слово обзор выступало как русский синоним заимствованного термина горизонт (см., напр., в сл. АР 1806, ч. 1, с. 1193: «Горизонт... греч. обзор»). Но употребление слова обзор в этом значении было крайне затруднено. Ведь обзор находилось в том же отношении к глаголам обзирать – обозреть – обозревать и обзираться – обозреться – обозреваться (ср. сл. АР 1822, ч. 4, с. 39–40 и 93–94), как, например, слово сбор к собрать – сбирать и сбираться – собираться. Обзор было синонимом книжного слова обозрение. Его употребление в качестве заместителя научного термина горизонт не соответствовало семантическим нормам русского языка. На этом фоне становится понятным, почему в начале XIX в. для выполнения этой функции вместо слова об-зор было образовано слово круго-зор. |
| Попытка возвести слова мракобесие, мракобес непосредственно к тому церковно славянскому лексическому фонду, который отражается в древнерусских культовых, философских, исторических и научно-технических памятниках раннего и даже позднего средневековья, не может быть обоснована реальными фактами истории русского языка. Слов мракобесие и мракобес нельзя найти в «Материалах» И. И. Срезневского . Они не встречаются в древнерусских и югославянских памятниках XI – XVI bb. Они не указываются и в лексикографических трудах XVI – XVII bb. В русском литературном языке XVIII b. эти слова не употреблялись. Никто не нашел и не может найти их ни в одном литературном тексте XVIII b. Они не были зарегистрированы ни одним из академических словарей русского языка: ни словарями Академии Российской (1789–1794 и 1806–1822), ни словарем 1847 г. Больше того: слова мракобесие, мракобес не счел нужным поместить в свой словарь или проглядел их В. И. Даль: их мы не найдем в его «Толковом словаре». Характерно, что слово мракобесие не отмечено в Справочном словаре Чудинова (СПб., 1901). Лишь в «Полном русско-французском словаре» Н. П. Макарова (СПб., 1867) в соответствие французскому ignorantisme sm. зарегистрировано слово мракобесие как синоним искусственно сочиненного мраколюбия 188 . Есть твердые основания утверждать, что слово мракобесие возникло раньше, чем мракобес, и вошло в русский литературный обиход только в первой четверти XIX b. Позднее широкому распространению слова мракобесие в русском публицистическом стиле сильно содействовало следующее место из знаменитого письма В. Г. Белинского к Гоголю (1847) по поводу «Выбранных мест из переписки с друзьями»: «Проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист татарских нравов – что Вы делаете?.. Взгляните себе под ноги: ведь Вы стоите над бездною». Итак, в 40-х roдaxXIX b. слово мракобесие в кругах русской революционно настроенной, передовой интеллигенции, наряду со словом обскурантизм, выступает как один из едких, презрительных антонимов прогресса, демократической свободы и любви к просвещению. |
| Безусловно, для каждого понятие морали является достаточно субъективным. Однако это не значит, что средства массовой коммуникации должны нивелировать или по остаточному принципу участвовать в процессе формирования и утверждения нравственных основ в обществе. Анализируя российские журналы, мы заострим внимание на том, на каких базовых ценностях строится диалог между редакцией и читателем, стараются ли журналисты пропагандировать духовные вопросы становления личности, влияют ли они на появление у аудитории нравственной оценки происходящих событий и наблюдаемых явлений. В чем она, нравственность? «Нравственность» — русское слово, происходящее от корня «нрав». Оно впервые попало в словарь русского языка в XVIII столетии и стало употребляться наряду со словами «этика» и «мораль», как их синоним. Со временем эти слова приобрели некоторые смысловые отличительные оттенки. Но в практике словоупотребления они практически взаимозаменяемы. В словаре Владимира Даля коренное слово «нрав» растолковывается как: «Одна половина, или одно из двух основных свойств духа человека: ум и нрав слитно образуют Дух (душу, в высшем значении); ко нраву относятся, как понятию подчинения: воля, любовь, милосердие, страсти, а к уму: разум, рассудок, память и тому подобное. Добронравный, добродетельный, благонравный; согласный с совестью, с законами правды, с достоинством человека, с долгом честного и чистого сердцем гражданина. Это человек нравственный, чистой, без укорной нравственности. Всякое самоотвержение есть поступок нравственный, доброй нравственности, доблести. Христианская вера заключает в себе правила самой высокой нравственности. Нравственность веры нашей выше нравственности гражданской: первая требует только строгого исполнения законов, вторая же ставит судиею совесть и Бога» . В словаре русского языка С.И. Ожегова «нравственность» определяется как «внутренние духовные качества, которыми руководствуется человек, этические нормы; правила поведения, определяемые этими качествами» . В произведениях Федора Михайловича Достоевского достаточно часто поднимается вопрос нравственности в отношении между героями. И эта высшая человеческая категория, включающая соединение духовного развития и природных моральных качеств человека, выраженная во многих его произведениях, характеризуется следующими словами писателя: «Да ведь нравственность не рассуждение, не выгода, это скорее чувство, чувство неизвестное, почти инстинктивное, но природное: венец его, последнее слово этого чувства, этого влечения человечества, непрерывающегося в нем с начала веков, есть уже объявленная, открытая уже нам формула. Именно что верх счастья есть жертва за ближнего...» |
| Первым уловом в сети оказался серьезный источник: двухтомник издания Ново-Тихвинского женского монастыря «Трезвомыслие» в аннотациях к которому на многочисленных сайтах не раскрывается суть этого громкого названия, как это, казалось бы, должно быть. Попытка найти определение слова «трезвомыслие» в толковых словарях русского языка окончилась неудачей, что в немалой степени смутило автора: как, вообще, в таком случае стал возможен выбор названия двухтомника для православного издательства «Паломник»? Теперь уже возникло естественное желание показать людям, которые используют слово «трезвомыслие»: а правильно ли они понимают его смысл? Тем более, когда упрек в отсутствии «трезвомыслия» прозвучал на той самой РНЛ, на которой было опубликовано более 60-ти статей только по теме Царского Дела, пишущего эти строки автора, не обладающим, как оказалось, этим самым...«трезвомыслием». Такое серьезное обвинение поставило под сомнение все то, что было написано автором за восемь лет и было опубликовано на РНЛ. Правда, возможен и иной вердикт: сам главный редактор РНЛ до конца не разобрался в таком понятии, как «трезвомыслие», возможно, не найдя его в толковых словарях. Подтверждением тому служит название одной из статей А.Д. Степанова Добродетель трезвомыслия. О «екатеринбургских останках» в жанре публичной исповеди/РНЛ 06.07.2017. Трезвомыслие не может быть добродетелью: ни по философским понятиям в Древней Греции, где добродетель - мудрость, мужество, справедливость, умеренность, ни, тем более, по христианским, когда добродетель - вера, надежда, любовь. Представляется более верным путем, при рассмотрении аспектов Царского Дела, придерживаться понятий христианских добродетелей, а при выходе за их границы - философским понятием в Древней Греции. Русский орфографический и Словарь синонимов русского языка приводят, весьма спорные, синонимы: «трезвомыслие: здравомыслие, разумность». После знакомства, в том же словаре с синонимами слова «разумность: основательность, толковость», оно вполне может быть исключено из синонимов слова «трезвомыслие». |
| Простите. Михаил 19 июня 2011, 20:47 На мой взгляд, нельзя заменять современными синонимами слова церковнославянского языка, которые в настоящее время в русском языке изменили свое значение! Наказание Прелесть и т.д. И так наказание вопринимается сейчас многими как расправа, кара. Хотя это научение. Заменить в богослужебном языке слова на современные понятные синонимы -- выхолостить язык. Надо заниматься образованием паствы! Для этого есть и возможность, и есть желание очень многих учиться! Современным языком никого в храмы не привлечешь, кому язык мешает в храм ходить - он другую себе препону придумает. Но как бы нунешних прихожан не потерять... Ольга 19 июня 2011, 20:08 Замена полностью малопонятных церковнославянских слов, а также тех слов, которые В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ ЯЗЫКЕ имеют принципиально иное значение по сравнению с церковнославянским- сомнительный путь.Будем ориентироваться на современный русский язык, загаженый иностранными заимствованиями, философскими заблуждениями и следующими за ними нравственными извращениями? Гордость, кстати, в современном русском языке- положительное качество...Не по сердцу все это. Хотелось бы, чтобы кто-нибудь просто истолковывал непонятные места. Мария 19 июня 2011, 20:00 На записаь " Денис: 2011-06-18 22:2 " Как я Вами согласна! ЗАчемпереводить, когда достаточно просто открыть словарь малопонятных церковнославянских слов, потрудиться немного, изучить! Ведь даже и без этого изучения смысл молитв понятен, даже если какое-то слово незнакомо. р.Б.Елена 19 июня 2011, 19:25 Церковнославянский язык - сакральный язык русского Православия, неотъемлемая часть церковной службы. Лексический состав родственен современному языку, единственное, что иногда затрудняет понимание, - это грамматические формы слов (особенно глаголов, местоимений и некоторых др.частей речи). Православному человеку не составит труда (если ему это на самом деле нужно!) заглянуть, например, в русский перевод Священного Писания и прояснить тот или иной непонятный фрагмент, то или иное словосочетание или слово. Тексты служб, молитвы, акафисты, каноны на церковнославянском языке - это сокровищница нашей веры и именно того языка, на котором молились православные святые, исповедники, русский народ. Как же можно отказаться от этого?! Все же, как кажется, лучше объяснять сложные места, но ни в коем случае не упрощать и не осовременивать церковные книги, на которых тысячу лет созидалась духовная жизнь русского православного народа! Вразуми нас Господь! |
| В.В. Виноградов Мироздание Мироздание. [...] слово мироздание не включено ни в один толковый словарь русского литературного языка до словаря 1847 г. Но и в Академическом словаре 1847 года слово мироздание определяется не непосредственно, а путем сопоставления со словом миросоздание (ср. миросотворение). Здесь находим такой ряд слов, не включенных в словари Академии российской (а следовательно, и в «Общий церковно-славяно-российский лексикон» П. Соколова 1834 года): Мироздание, я, ср. То же, что миросоздание. Мирозданный, ая, ое, пр. «Относящийся к мирозданию». Мирозиждитель, -я, с. м. «Творец мира; Бог». Мирозиждительный, ая, ое, пр. «Относящийся к мирозиждителю». «И убо на конец летом, якоже рече Писание, соприсносущное и сопрестолное и мирозиждительное, безлетно воссиявшее от бога, бог от отца, сын и слово божие (Дополн. к Акт. Истор. II, 186)». Миросоздание, я, ср. «Создание, сотворение мира». Миросотворение, я, с. ср. То же, что миросоздание (сл. 1847 г., 2, с. 308). Отсюда ясно, что в словаре 1847 года слова – мироздание, миросоздание и миросотворение рассматриваются как синонимы. Естественно, возникает предположение, что слово мироздание обозначало самый процесс сотворения мира и относилось к области терминов религиозно-мифологического содержания (ср. в «Материалах» И. И. Срезневского : миротворьць – «творец мира»: 2, с. 147; в «Лексиконе» Ф. Поликарпова (1704): миротворение, миротворитель). Между тем слово мироздание – новообразование конца XVIII и начала XIX века. Есть все основания утверждать, что оно создано масонами (ср. немецкое Weltgebäude). Например, в стихотворении Карамзина «Поэзия» (Моск. журн., 1792, ч. 7) – об Орфее: Он пел нам красоту натуры, мирозданья. В статье «Прогулка» (Детское чтение для сердца и разума, ч. 18, 1789): «Они (человеки, т. е. люди – В. В.) погружаются часто в произвольном невежестве, слишком много занимаются горстию земли, на которой живут, не рассматривая прилежно прекрасного мироздания» (171). «Ты даровал мне способность чувствовать и рассуждать – чувствовать и свое и твое бытие, рассуждать о тебе и себе самом, – рассуждать о свойствах твоих и моем назначении по видимому мирозданию» (172). |
|
|
