| В это время пришел к нему Дамиан, впоследствии игумен скита Феофании о. Вонифатий. Иван Босой принял его за ученика своего в христианских добродетелях. Оба они занимались странноприимством и благотворительностью. Слава об их подвигах распространилась далеко; вследствие этого, нищелюбцы присылали им немалые денежные средства, на кои они призревали меньшую Христову братию и благотворили ей. Но недолго Дамиан подвизался со своим наставником Иваном Босым. Иван Босой заболел, призвали священника напутствовать его. Священник его исповедал, совершил над ним елеосвящение и приобщил Христовых Таин. Скоро после сего Иван Босой умер смертью праведника. До смерти его были сильные морозы с заметелью; а когда он умер, то сделалась оттепель, и стояла хорошая погода. На погребение его стеклось великое множество народа разных сословий тысячами; его погребли на Щекавике в веригах, залитых на нем навсегда, положив в возглавие его тот камень, о который он полагал поклоны. Его погребал ректор семинарии со многими священниками г. Киева 12 декабря 1849 г. Акт погребения его записан в метрической книге Десятинной церкви. Через несколько времени приходила в Киев жена Ивана Босого с дочерью девицей, и не скорбели, что он их оставил, возлюбив Господа Бога паче всего; он был подвижником Христовым в собственном смысле сего слова. При жизни Иван Босой сказывался неграмотным; но по смерти его оказались книги, по которым он ночью молился Богу, оказалась и немалая тетрадь, в которую он вписывал имена жертвователей. Пономарь Киево-Андреевской церкви рассказывал об Иване Босом следующее: «Когда я был, говорил он, в Голосеевской пустыни псаломщиком, тогда меня послали в Киев за покупками. Купивши нужное на Подоле, думал возвратиться в свою пустынь через старый город и, подъезжая к подъему Андреевской дороги, вижу, против меня идет человек без шапки, в нанковом халате и босой. Тут же на моих глазах он упал о ледяную дорогу, отчего на лбу его сделалась рана, и из нее заструилась кровь ручьем. Я в то же мгновение соскочил с саней. Имея на себе под верхней одеждой утиральник, начал унимать струившуюся кровь и обвязал им голову упавшего. Упавший, придя в чувство, обратился ко мне и сказал: «спасибо тебе за помощь, Иулианушка! будешь и ты в Киево-Андреевской церкви, и будет тебе хорошо». Я удивился, как этот человек, видящий меня в первый раз, и я его тоже, называл меня моим собственным именем. Приехав в пустынь, я рассказал братии о сем происшествии. Все единогласно сказали, что это никто иной, как удивительный юродивый Иван Босой. Скоро сбылись на мне слова Ивана Босого. Проживши еще некоторое время в Голосеевской пустыни, я женился и действительно определен был пономарем к Киево-Андреевской церкви. |
| Скачать epub pdf Харлампович К.В. Ртищевская школа//Богословский вестник 1913. Т. 2. 5. С. 1–22 (2-я пагин.) —1— Существование школы, будто бы заведённой в промежуток времени между 1645 и 1649 годами Ф.М. Ртищевым в Андреевском монастыре под Москвой, является одним из вопросов, над которыми учёные ломают головы и не могут столковаться, расходясь между собой до полной иногда противоположности. По данному вопросу разница взглядов выражается, говоря кратко, в том, что одни историки готовы отрицать сам факт учреждения школы, другие, и притом огромное большинство, указывают не только год основания её, но и называют имена её наставников и даже учеников. Первоисточником наших сведений об Андреевском монастыре и школы в нём служит, без сомнения, „Житие милостивого мужа Феодора, званием Ртищева“ 1367 . До последнего времени этому памятнику придавали первостепенное значение для изображения не только личности самого Ртищева, но и окружавших его лиц и взаимных их отношений. Особенно доверчиво и с преувеличенным уважением отнеслись к нему К.Н. Бестужев-Рюмин 1368 и В.О. Ключевский 1369 . Между тем произведённый И.П. Козловским анализ содержания „Жития“ и состава того сборника, где он помещён, даёт видеть, что если происхо- —2— ждение того и другого не должно отодвигать далее 1705 г. 1370 и если автора „Жития“ нужно искать среди домочадцев Ф.М. Ртищева; то во всяком случае это был человек, познакомившийся с семьёй Ртищева позднее и не игравший никакой общественной роли, почему миновавший в своём произведении некоторые стороны общественной и государственной деятельности своего героя. Может быть даже, что автор был только рассказчиком и с его слов „Житие“ было написано кем-либо другим, каким-нибудь начетчиком, мало знавшим Ртищева и потому не пополнившим его биографии своими сведениями 1371 . Как бы то ни было, убеждение в святости Ртищева и назидательные цели, преследуемые автором, превратили биографию его героя в „Житие“ обычного типа, в котором реальное содержание вытеснено общими местами. Вследствие всего этого и сверки содержания „Жития“ с другими документами, для г. Козловского представилась возможность сделать такое заключение, что события, рассказанные составителем, зачастую имеют ничтожное значение не только в истории, но даже в биографии героя, тогда как многие крупные факты жизни Ртищева ускользнули от его внимания. Отсюда исследователь делает вывод, что „Житие“ должно быть лишено „значения первостепенного исторического памятника“; в нём ценны только „подробности домашней жизни Ртищева, но и к ним, в виду панегирического тона „Жития“, надо относиться с некоторой осторожностью“ 1372 . После сказанного мы получаем опору для надлежащего отношения и к свидетельству „Жития“ о просветительной деятельности Ртищева и основанном им Андреевском монастыре. |
| Авторы прошения подчеркивали двусмысленность положения, в котором оказались имяславцы, после того как 25 из них были оправданы Московской Синодальной конторой, а других продолжали преследовать: «для более виновных вошел в силу указ об их оправдании, а для менее виновных остались в силе указы об их осуждении» 1960 . Прошение лидеров имяславской партии заключалось следующими конкретными требованиями: I. Оправдание 25 главных обвинявшихся, или, как их официально называли, «главарей имябожцев», должно быть распространено и на прочих, за единомыслие с ними вывезенных с Св. Горы по подозрению в ереси, но к суду не привлеченных. II. С нас должна быть снята обидная и несправедливая официальная кличка «имябожцы» и должны быть отменены прочие запрещавшие нас указы, формула отречения, установленная было для воссоединения нас с церковью и пр., и об этом должно быть обнародовано в «Церковных Ведомостях». III. До времени, когда откроется возможность для нас быть возвращенными на Афон, нам должны быть предоставлены для жительства наши подворья в Одессе. Они должны быть отданы нам в полное распоряжение. Нынешние настоятели их будут смещены и на их место мы поставим выбранных нами настоятелей 1961 Аналогичное прошение было направлено теми же лицами в Святейший Правительствующий Синод. В дополнение к вышеприведенным требованиям в этом прошении содержалось еще требование обеспечить имяславцев из монастырских капиталов суммами, которых хватало бы на годичное пропитание и одежду для 187 иноков Андреевского скита и 439 иноков Пантелеимоновского монастыря 1962 . Почти одновременно в Синод поступило письмо монаха Климента, доверенного афонского Свято-Андреевского скита, просившего Синод «не принимать во внимание ходатайства имябожников об обеспечении их капиталами Андреевского скита» 1963 . К Собору готовились не только сами имяславцы, но и сочувствовавшие им «высокопросвещенные российские богословы». Особый интерес представляет проект текста для нового Послания об имени Божием, подготовленный около 1917 года священником Павлом Флоренским. Последний, очевидно, полагал, что накануне или в ходе Собора высшая церковная власть могла пересмотреть свою позицию, выраженную в Послании от 18 мая 1913 года. Флоренский предложил очень мягкий, компромиссный и несколько двусмысленный текст, в котором Синод должен был дистанцироваться от своего Послания, объявить дело подлежащим пересмотру и оставить этот пересмотр на будущее: |
| Впечатление от прекрасного можно передать только прекрасным языком, а не уродливым, бездушным «волапюком» газетно-журнальных отчетов. Когда, напр., г. Скабичевский восторгается Некрасовым или Лермонтовым, он употребляет такой стиль, как будто говорит о подоходном налоге в России или о последнем заседании городской думы. На художественном языке очерков Андреевского вы чувствуете как бы отблеск и благоухание поэзии того писателя, которым он занимается. За любимой книгой он всегда видит живого человека, родственную ему, страдающую душу писателя. Не публицист говорит о представителе отвлеченных идей, а человек о человеке, художник о художнике. Правда, у Андреевского нет объективного и строго научного анализа. Но зато глубокое вдохновение такой субъективно-художественной критики — живая любовь. Только любовь делает возможным проникновение в душу поэта. Сколько было написано о Лермонтове, как ожесточенно публицисты спорили об его общественных и политических идеях, как тщательно и кропотливо добросовестные издатели сравнивали черновые наброски, как много было порчено бумаги на яростную полемику между серьезными профессорами и журналистами по поводу незначительных вариантов! И все эти исследователи ходили только вокруг художника, никто не постарался и не сумел войти в его внутренний мир, никто не вступил — по выражению Гёте — «на его почву», ни для кого Лермонтов не был попросту живым, родственным и близким человеком. Но поэт подошел к поэту — и тайна открылась. Он сказал искреннее и потому глубокое слово. В самом деле едва ли не лучшее, что написано на русском языке о Лермонтове, — маленькая художественная монография Андреевского. После мертвой книжной эрудиции вы как будто говорите с человеком, лично знавшим Лермонтова, полюбившим живого поэта, а не отвлеченного представителя газетно-журнальных идей, пригодных для полемики. Такой критик, свободный в своих суждениях, стоит выше враждующих литературных партий и лагерей. Сочувствие жизненной трезвости, сатире, могучему гражданскому вдохновению Некрасова не мешает Андреевскому понимать и далекую от вседневной жизни философию Баратынского и мистицизм Лермонтова, «огорченного своим божественным происхождением». Он высоко ценит социальные мотивы Достоевского и не объявляет Л. Толстого реакционным писателем за его сомнения в идеалах человеческой культуры. |
| Рубрики Коллекции «Рождественская елочка». Святочный рассказ Варвары Андреевской 2 мин., 17.12.2022 Поделиться Рождество — время чудес. Мы читаем о них в святочных рассказах, мы слышим о них в жизни. Наверняка, с каждым из нас в эти дни случится свое маленькое чудо. Главное — не пропустить его! Сегодня вместе с вами читаем рассказ Варвары Андреевской «Рождественская елочка». На дворе стоял очень сильный мороз, но солнышко светило весело. Дело подходило к рождественским праздникам, и по улицам Петербурга было заметно особенное оживление. Каждый спешил что-нибудь купить своим детям к предстоящему празднику, и кто пешком, кто на извозчике, а кто в собственном экипаже — видимо, возвращался домой, нагруженный различными лакомствами и игрушками. — Счастливые, — слабеньким голоском проговорила маленькая, бледная и очень плохо одетая девочка, сидевшая около тусклого оконца в подвальном этаже высокого каменного дома. — Счастливы те дети, у которых родители богаты и могут сделать им елку, а мне так и думать о чем-нибудь подобном невозможно. И, опустив печально головку, Оля (так звали девочку) сначала заплакала, а затем, незаметно для самой себя, склонившись на подоконник, сладко задремала. И вот снится ей, что дверь комнаты скрипнула... Она оглядывается, полагая, что, вероятно, вошла мама, отправившаяся около часа назад получить заработанные деньги в магазин, куда она от времени до времени относила заказы, — но вдруг, вместо мамы, девочка видит на пороге какую-то незнакомую белую фигуру, чрезвычайно привлекательную. Чем дольше всматривается девочка, тем яснее и яснее узнает в ней одного из тех ангелов, которые нарисованы на образах в церкви и которыми она постоянно любуется, бывая там. Вот этот ангел подходит ближе... ближе... Вот он стоит уже совсем рядом и подает небольшую рождественскую елочку, всю увешанную гостинцами. Девочка очень рада. «Скорее бы мама пришла, — думает малютка. — Скорее бы показать ей неожиданный подарок...» А мама этим временем действительно, наяву, торопливыми шагами направляется к дому. Она тоже довольна и счастлива, потому что хозяйка магазина, в виде праздничного сюрприза, подарила ей десять рублей, и бедная женщина, первым делом купив молока, булок и яиц на ужин только что поправившейся после болезни Оле, захватила ей также маленькую рождественскую елочку, которая хотя далеко не была такая нарядная, как елочка, виденная девочкою во сне, но тем не менее доставила собою бедняжке много-много радости. |
| Тем не менее, далее исторические события еще более поражают! Настоятель Свято-Андреевского скита архимандрит Митрофан (занимавший этот пост в 1920—1949 гг.) в 1943 году (!) пытается послать монахов с Афона в «освобожденную немцами» Одессу, чтобы удержать подворье скита. Далее еще более удивительная историческая слепота! Начинается переписка с Россией - «освобожденной немцами» - через германское консульство в Салониках!!! Настоятель Свято-Андреевского скита архимандрит Митрофан пишет о том, что монахи радуются освобождению России от большевиков и давно хотели бы написать в Одессу. Так, в письме от 26 мая, несмотря на отсутствие «подготовленных людей для обслуживания храма и ведения хозяйства», Настоятель Свято-Андреевского скита архимандрит Митрофан собирался со временем подготовить и прислать «доверенного для принятия и управления подворьем и несколько человек братии для обслуживания его». В этом намерении отца Митрофана поддерживал многолетний заведующий хозяйством скита иеросхимонах Мелетий (Лыков). Оба ответных письма были 10 июня переданы в германское консульство в Салониках с просьбой переслать их в Одессу, так как почтовая связь между Грецией и Румынией отсутствовала. Но эти письма оказались 22 июля 1943 г. пересланы в Берлин в германский МИД, где и остались. Конечно же, нацистские ведомства не желали возвращения русских монахов с Афона на родину. Об этом не могло быть и речи! Наряду с тем, что среди насельников русских афонских обителей были антинацистски настроенные люди, имелись и монахи, готовые из-за своих антикоммунистических убеждений сотрудничать с немцами. Принудительная эллинизация и притеснения со стороны греческого правительство в предвоенные годы вызывали недовольство русских иноков и также стали причиной отдельных случаев коллаборационизма русских афонитов. Так, начальник полиции безопасности и СД в Сербии писал 12 октября 1943 г. уполномоченному германского МИД Бенцлеру, что находившийся в тот момент в Белграде известный богослов, будущий ректор парижского Свято-Сергиевского института в сане епископа профессор-архимандрит Кассиан (Безобразов), 1892—1965) «после своего возвращения на гору Афон будет побуждать местных церковных сановников, прежде всего в русском Пантелеимоновском монастыре и его скитах, высказаться против выбора Патриарха Сергия. |
| Постриг его был совёршен в Санкт-Петербурге, на подворье Свято-Андреевского скита. И вскоре инок Иннокентий уезжает на Афон, где принимает схиму. Братия Свято-Андреевского скита свидетельствует о том, что отец Иннокентий «проводил строго постническую и глубоко безмолвную аскетическую жизнь». Насельники скита удивлялись, как он, привыкший к светскому образу жизни, «теперь остается все время в келии один, беседуя лишь с Богом в молитвенных подвигах и наслаждаясь чтением душеполезных книг». Прожил схимонах Иннокентий в Свято-Андреевском скиту пять лет и мирно почил о Господе 6 ноября 1901 года. Известно, что после открытия захоронения через несколько лет по афонскому обычаю из земли были подняты его кости желтоватого цвета, что свидетельствует о его подлинной праведности пред Богом. «Ничто столько не уподобляет человека Богу, как благотворение», — писал святитель Григорий Богослов . Глава схимонаха Иннокентия и теперь хранится в костнице скита в деревянном киоте. Год назад представители благотворительного фонда имени Иннокентия Сибирякова, созданного в Санкт-Петербурге в 2003 году, побывали в Свято-Андреевском скиту в качестве паломников. Они посетили костницу скита и осмотрели её. Среди полутора тысяч монашеских глав, находящихся там, три главы отличаются характерным медово-янтарным цветом, то есть имеют несомненные признаки святости по афонскому преданию. Одной из этих трёх глав является глава ктитора Свято-Андреевского скита схимонаха Иннокентия (Сибирякова). Вся жизнь схимонаха Иннокентия является ярким примером для наших состоятельных соотечественников, которым монах-миллионер показывает, что и богатство может возвести на Небо, если распоряжаться им по заповедям Божиим. Рекомендуем Самое популярное Библиотека св. отцов и церковных писателей Популярное: Сейчас в разделе 885 чел. Всего просмотров 69 млн. Всего записей 2584 Подписка на рассылку поделиться: ©2024 Художественная литература к содержанию Входим... Куки не обнаружены, не ЛК Размер шрифта: A- 15 A+ Тёмная тема: Цвета |
| Сведения о том, что Г. К. работал как иконописец, не нашли подтверждения. Кроме граверных работ он осуществлял в соответствии с распоряжениями Синода надзор за художественным уровнем церковных росписей и иконописи. Он был назначен инспектором церковной живописи с правом отбирать и уничтожать «неискусной резьбы иконы» в церквах Полтавской протопопии (в местечках Нефороща (Нехвороща), Царичанка и др.). Легендарная версия об участии Г. К. вместе с сыном Дмитрием в росписи Андреевской ц. в Киеве представляется сомнительной. Строительная документация собора не упоминает их имен, а художественная практика 1-й пол. XVIII в. не дает примеров совмещения профессий гравера и мастера настенных росписей, т. к. специфика этих специальностей существенно различна. Отдельные детали художественной декорации Андреевской ц. и близкое знакомство Г. К. с руководителем работ А. П. Антроповым могут свидетельствовать о том, что гравер имел некоторое влияние на характер внутреннего оформления церкви ( Фоменко В. М. 1976. С. 102). Творчество Г. К. стало вершиной развития укр. гравюры стиля барокко. «Мастера гравюры XVIII в.- современники Григория Левицкого и те, что работали после его смерти, не превзошли уже им достигнутого, как в художественном мастерстве, так и в содержании» (Там же. С. 106). Е. В. Лопухина, Ю. В. Иванова Дмитрий Григорьевич (Между 13 и 17.05.1735, Киев (?) - 4.04.1822, С.-Петербург), живописец, сын Г. К. Основам профессии учился у отца. Ок. 1752-1755 гг. познакомился с художником А. П. Антроповым, к-рый в эти годы работал над оформлением Андреевской ц. в Киеве. По окончании работ Антропов взял юношу в С.-Петербург и продолжил его образование в своей мастерской. Д. Г. прожил в его доме с др. учениками с 1758 по 1764 г. Возможно, когда Д. Г. перестал зависеть от учителя, он смог частным образом посещать академические классы специалиста в перспективной живописи Дж. Валериани и исторического живописца Л. Ж. Ф. Лагрене, копировал полотна А. Рослина. До 1762 г. Д. Г. помогал Антропову в росписи плафонов Зимнего дворца и в создании икон для кладбищенских церквей С.-Петербурга. В 1762 г. он прибыл в Москву, где в качестве помощника Антропова участвовал в оформлении Триумфальных ворот (Никольских в Кремле и Тверских в Земляном городе), возведенных по случаю торжеств в честь коронации имп. Екатерины II. В декор входили картины на аллегорические сюжеты и 8 портретов императрицы. В 1766 г. Д. Г. реставрировал Триумфальные ворота уже как независимый специалист. |
| «§ 5. Лихоимцев, возмутителей и искателей начальства под разными предлогами благочестия и мнимого блага обители – из скита вовсе удалять». «§ 6. Высланных прежде из скита ради зловредных поступков для обители обратно в братство не принимать». (Летопись, стр. 228). Ответ 3-й, на вопрос: каковы были отношения между великороссами и малороссами в Андреевском скиту до и после появления на Афоне книги «На горах Кавказа». Отношения между великороссами и малороссами, когда число последних умножилось, в обители всегда были не вполне удовлетворительны. Малороссы всегда несколько обособлялись, притом не только потому, что, как единоплеменные, были сродны по душе друг другу более, чем малоросс – великороссу; но нередко среди малороссов, несмотря на помянутое завещание основателя скита, некоторые всячески стремились получить священные степени и вообще начальствование и старались возбудить в прочих малороссах недовольство порядком обители, учрежденным ее основателем. Такие искатели иной раз до времени скрывали свое малороссийское происхождение, называя себя великороссами, и обнаруживали его только по получении священной степени. Ответ 4-й, на вопрос: стремились ли когда-либо малороссы Андреевского скита захватить власть в скиту в свои руки. Как только что сказано, такое стремление малороссов всегда замечалось, оно поддерживалось и общей массой их единоплеменников. Когда же появившаяся на Афоне книга «На горах Кавказа» произвела в умах смуту, то малороссы Андреевского скита использовали ее в своих честолюбивых интересах, и главари малороссов в скиту решили под предлогом защиты учения этой книги, захватить в руки малороссов власть в скиту, что и осуществили. Ответ 5-й, на вопрос: в чьих руках оказалась власть в Андреевском скиту по внешности и в действительности, после изгнания оттуда архимандрита Иеронима? Так как главари малороссов стеснялись сразу резко и вполне отвергнуть третий параграф завещания основателя Свято-Андреевского скита, что малороссы и другие иноплеменники не должны начальствовать в скиту, то для соблюдения внешнего, так сказать, приличия, они самочинно избрали и поставили настоятелем великоросса, престарелого архимандрита Давида, еще до изгнания с игуменства о. |
| Священник Иоанн Соловьевич, будучи назначен в драгунский полк полковым священником, отправляясь к месту своей службы, взял с собой и бывшего у него на попечении родственника, сироту-семинариста Якова Андреевского. Так как их путь лежал через Минск, то священник Соловьевич в Минске надеялся испросить разрешение у преосвященного на увольнение Андреевского из семинарии. Однако, в Минске о. Соловьевич не был допущен к аудиенции у преосвященного. Тогда он самовольно увёз с собой семинариста. И это стоило ему впоследствии больших хлопот. Когда наступил срок явки в семинарию учеников и Андреевского в числе их не оказалось, консистория потребовала немедленного представления беглеца. Ехать было далеко и тот сказался больным. Потом всё-таки явился в консисторию, но не на радость. За самовольную отлучку (по получении от ректора семинарии свидетельства о его лености) Андреевский был отослан в Слуцкое духовное правление для определения в семинарские сторожа. Священника же Соловьевича преосвященный Иов отрешил было от места, и требовал у полкового начальства представления его вМинск «для поступления с ним по законам». Но военное начальство заступилось за своего батюшку и своим ходатайством перед разгневанным владыкой освободило его от всякого наказания 2561 . Для оценки успехов учеников так называемой балльной системы в то время не существовало. Вместо неё существовали различного рода заметки: «очень понятен», «довольно понятен», «понятен», «средствен», «средственнаго понятия», «слабаго» и даже «очень слабаго понятия» 2562 . Все эти термины не представляли собой чего-нибудь прочно сложившегося и строго определённого, и различные лица варьировали то или другое общее понятие различными оттенками. Переход в высшие классы был возможен, как и теперь, под условием успешно выдержанных экзаменов. Впрочем, он не был обставлен такими точно определёнными условиями, как ныне, и нередко, особенно на первых порах, встречались ученики, просидевшие в одном классе по пяти лет, так что рядом с восьмилетним мальчиком в классе сидел двадцатитрёхлетний юноша 2563 . |
|
|
