| Закрыть С русскими снова не братья Правда о подготовке " белорусского майдана " 17.08.2020 693 Время на чтение 10 минут Источник: Царьград Нынешние события на улицах белорусских городов были прогнозируемы ещё несколько лет назад. Стоит признать, что они стали следствием официальной политики властей республики. Среди всех вменяемых представителей украинс кого общества, которые сейчас ужасаются итогам пути, проложенного Майданом, так и не нашлось ни одного человека, который бы сказал: " Мы сами в этом во всём виноваты " . Их обманули Европа, США, Россия и т. д. Самые критически мыслящие сейчас говорят, что, мол, предупреждения о последствиях, которые сыпались со стороны России от дипломатов, политиков, журналистов, оказались не такими, чтобы могли их вразумить и остановить: " Вы нас не так предупреждали " . То есть виноваты опять мы. Ну да ладно. Процесс тогда, осенью 2013-го, уже был запущен вовсю, и вряд ли какие-то предупреждения могли бы остановить толпу, мечтавшую о " безвизе " и кружевных трусиках в ЕС. Но вот что касается северо-восточных соседей Украины, то предупреждения о грядущем делались по крайней мере за несколько лет до нынешних событий. О том, что в стране идёт целенаправленная работа воспитания " европейских белорусов " посредством местных и зарубежных НКО, с привлечением псевдобелорусских СМИ, базирующихся на территориях сопредельных государств, посредством выпуска специальной учебной, научной литературы и публицистических сборников и т. д. И что потакание этому со стороны республиканских властей, а то и провоцирование определённых настроений в стремлении оседлать волну, уже в ближайшем будущем может дорого этим самым властям обойтись. В марте 2017-го, работая в " Комсомольской правде " , я был на " Марше рассерженных белорусов " в Минске. За пару дней перед самим мероприятием встречался с некоторыми представителями тогдашней оппозиции Белоруссии и вынес из них ощущение надвигающегося " майдана " , нет, не сию же минуту, а через пару-тройку лет. По возвращении в Москву стал дополнительно изучать происходящие в стране процессы, а в результате написал специально для одного СМИ в Синеокой материал-предупреждение. Не кому-то, а властям, что если тенденция не изменится, то они сами, потворствуя таким настроениям и даже стимулируя их, роют яму не кому-то, а самим себе. |
| Появление седины в черных или рыжих волоса также иногда отмечали необычными для антропонимического описания эпитетами крапчатый, пегий (Крапчатов, Скурищенская); Пегов (Михайловская, Усть-Быстрянская). Антропонимистов-практиков привлекал не только цвет волос, но и любые отклонения от обычной цветовой нормы в облике человека. В результате появились фамильные прозвания Белоносов (Кочетовская); Желтоножкин (Старочеркасская, Новочеркасск); Желтушкин (Бессергеневская); Зелензуб (Кременская); Зеленкин (Голубинская); Зеленухин (Николаевская, Нижнемихайловская); Зеленьков (Вешенская, Мелиховская, Мигулинская, Усть-Хоперская); Красноглазов (Вешенская); Красноносов (Митякинская); Румянцев (Старочеркасская); Синебрюхов (Калитвенская); Сизов, (Нижнекурмоярская); Синеоков (Егорлыкская, Трехостровянская); Чернозубов (Филипповская). «Цветовое» прозвище человека могло быть заимствовано и у принадлежащих ему животных и предметов: Рябошапков (Усть-Быстрянская); Рябошлыков (Заветинский р-н); Белокопытов (Есауловская), по цвету копыт коня, принадлежавшего первому носителю прозвища; Белосыров (Семикаракорская), по пристрастию обладателя исходного прозвища к белому сыру, т. е. творогу. В фамилии Чернобылов (Константиновскай) основа черн- является частью исходного слова – названия степного растения чернобыл и никак не связана с внешними или внутренними качествами человека, которому было присвоено соответствующее прозвище. Та же основа черн- в фамилии Чернобаев (Новочеркасск, 1828 г.) имеет переносное значение: черный – дурной, скверный, а исходное прозвище Чернобай обозначало бранчливого человека, сквернослова. Изучая современные фамилии, образованные от портретных прозвищ, исследователь антропонимики невольно представляет себе, как зоркий глаз их неизвестного автора тщательно и беспристрастно ощупывает лица и фигуры своих земляков, выискивая точку опоры для словесного портрета. И в облике почти каждого человека обнаруживается какая-нибудь приметная черта, из которой мгновенно рождается прозвище. Тяжелая и опасная болезнь – оспа веками косила детей и метила лица взрослых. Ее отметины вызывали фамильные прозвания Ребков, Рябков (Скурищенская); Рябенко (Кагальницкая); Рябичев (Мариинская); Рябов (12 станиц); Рябухин (Мигулинская, Чернышевская, Новочеркасск); Рябцев (Атаманская, Мечетинская); Рябчатов (Багаевская); Рябышенков (Богоявленская, Кундрюченская, Усть-Быстрянская); Рытиков (Гундоровская), от рытик – рябой; Шадрин (Вешенская), от шадра – рябой. |
| Главное в том-этом «российском времени» - оказаться в тренде-струе! И в этом смысле какие могут быть претензии к той же Синеокой Ю.В. – разве она не ЧЕСТНА? И «порукой тому» - да тот же текст на стр. 8 ссылки 11 (см. ниже публикации) на Диссертацию доктора философских наук: 09.00.03/Синеокая Юлия Вадимовна, Философия Ницше и духовный опыт России (конец XIX - начало XXI в.), [Место защиты: Институт философии РАН], Москва, 2009. О чем этот фрагмент текста? Да о существующем большом разбросе поиска ориентиров – куда «плыть» России – отсутствии «общего знаменателя»? И разве это не открывает широчайшие «возможности» для племени полит-философствующих соискателей-диссертантов? Вам сегодня нужен Запад? Пожалуйста – вот Ницше, а коли не устраивает - ну так генерал Шарль Обоснуем! Заинтересовались Китаем? Защитимся на Конфуции – очень даже «русский» человек? «Замаячит» курс на Антарктиду – озвучим, что «думают» о том… «пингвины»? Север? «Сверимся» с тюленями-моржами? Вообщем, «куй железо пока горячо и… не отходя от…»? А все это к тому (как давно еще заметил внимающий жизни человек), что ФИЛОСОФСКИЙ способ познания мера есть попытка объяснить его устройство НЕГОДНЫМИ СРЕДСТВАМИ… Так, что «приставлять» в «новых» реалиях российских «особенностей» в очередной социо-полит-философский труд можно было практически едва ли не кого угодно – кто «подвернется»: Ницше ли, граф Лев Толстой… Причем, даже не погружаясь скрупулезно-особо в «детали-нюансы-оттенки» их творчества…. «Главное – чтобы костюмчик сидел!» - нужного в данный момент «цвета-покроя»? Это же был «вал» диссертаций – пострашнее 9-го? PS По наблюдениям – философы в немалой части - «мудрые», трудолюбивые «ребята», понимающие что к чему – вот только «вектора» им недостает дабы раскрыться во всем потенциале? 4. Ответ на 3, Александр Волков: C. Гальперин: «Не берусь судить, выполняют ли «идеологи из ИФ РАН» чьё-то задание, но то, что стержнем работы ИФ была и остаётся западноевропейская…» ////////////////////////// А здесь и домысливать-то ничего не надо - все же практически открыто – расположено «на поверхности»… Западничеством пронизано в той-иной мере практически разве не все? Да начать хотя бы «сверху» - с той же Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации (РАНХиГС)? Там изначально в той же социо-полит-валеологической (!) сферах не «царил» ли прозападный дух? И так - «донизу»? |
| «Господи, я грешу! Кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействует с ней в сердце своем! Я прелюбодействую… Но я же слабый, грешный… Но для чего же тогда… красивые женщины? Мне уже скоро шестнадцать… Почему же грешно?» На Страстной спрашивал меня батюшка про дурные мысли, не заглядываюсь ли я на женский пол. Я смутился и сказал: «Не знаю». Батюшка посоветовал читать чаще – «Ослаби, остави, прости, Боже, прегрешения…». Но Паша ведь не лукавый и не соблазняет меня, она принесла подснежники… просто мне с ней приятно! Такая радость, как от цветов. Греки любили красоту, и Христос любовался лилиями. Паша – как лилия! «Ты, лилия полей… Ты – полевой цветок…» Полей, полей…? «Скорей, вина налей!…» Я схватил перышко и записал. Руки дрожали. Я напишу стихи, много стихов!… «Я уронил платок… Ты подняла так нежно… Взглянула на меня… небрежно?!» И так легко выходит! «Ты мне даешь намек… что полевой цветок… увянет под косой жестокой… И буду горевать… о деве синеокой!» Я написал неожиданно дивные стихи! Паша, как Муза, посетила меня… И она этого не знает!… Мне стало трудно дышать от счастья. Перед глазами лежала книга, раскрытая на заглавии – «Первая любовь». Радужное пятно пропало, солнце ушло за крышу. Я посмотрел на подснежники, на Пашу. Она возилась, выметала из-под стола. От нее пахло «уточкой» или душистым мыльцем. Ей подарили розовые яички, с ребрышками, душистые. Я косился на ее виляющую юбку, пристегнутую пажом, на бойкие ноги, ловко переступавшие. Мне стало трудно дышать, и в ногах побежали иглы. – Ну, пускайте, читатели… – сказала Паша, цепляя меня щеткой. – Расселись не у места! Я уткнулся в книгу, будто ничего не слышу, напружил ногу. Она подергала… – Да ну же, пускайте, всамделе, некогда… А то сдерну!… Щетка меня дразнила. В голове сладко замутилось. – Попробуй, сдерни!… – А вот и сдерну! – сказала она задорно, цепляя ногу. – Ишь, голенастые какие… Да ну, пускайте! Я взглянул на нее задорно, увидал точки ее зрачков, остро в меня смотревшие, близкие розовые губы, похожие на цветок-бутончик, темную родинку на шее… Губы ее смеялись, глаза смеялись… Она подергала ногу, и я подергал. |
| Мы смотрели в глаза друг другу, и что-то у нас было… И щетка была живая – сама Паша. Я схватил щетку и потянул, и мы принялись возиться. Она ловко вертела щеткой, выкручивая из рук и упорно смотря в глаза, и толкнула меня коленкой. Я почувствовал ее ногу, и меня обожгло огнем. Я перехватил за кисти и стал тянуть. Разгоревшееся ее лицо приблизилось, и я чуть не поцеловал ее. Губы ее кривились, глаза смеялись… Вдруг она строго зашептала: – Оставьте… услышат, возимся… Нехорошо, оставьте… От ее шепота мне стало приятно-жутко, будто мы знаем что-то, только одни мы знаем, чего другие не могут знать. Я отнял руки. – Сама начала возиться…! – сказал я, задыхаясь. Она запыхалась тоже, измяла фартук. Глаза ее блестели. – Рано вам возиться!… – сказала она насмешливо, стукая под столом и взглядывая плутовато из-под локтя. – Почему это рано?… – Потому! Усы не выросли… Я не смог ничего ответить. – Смотрите, не скажите! – погрозилась она от двери, разглаживая фартук. – Всю измяли, баловники… Меня охватила радость, что она так сказала, что у нас с ней что-то, чего другие не могут знать. Она ушла, а я долго ходил по комнате, вспоминая ее лицо и руки, и открытые пажом ноги. Паша – женщина… и у меня с ней – что-то… Неужели мы с ней влюбились?! Она принесла подснежники… Я стал разбирать каракули. Как же дальше?… Боже, как это хорошо!… «Ты мне даешь намек… Что полевой цветок… Увянет под косой жестокой! И буду горевать о деве синеокой!» Конец, больше ничего! Все. Но почему – увянет под косой? Очень понятно, потому что… В восторге я засновал по комнате. «Синеокая дева… ты, Паша! Ты дева, но ты – женщина, чудная женщина! Ты придешь ко мне и скажешь, стыдливо прошепчешь: „я – твоя“!» У меня замутилось в голове. Я наклонился к подснежникам и поцеловал их свежесть. Пахли они так нежно, тонко, как будто хлебом. Я увидал – «Первая любовь»! И страстно поцеловал страницу – Зинаиду. В голубом платье, стройная, с алыми свежими губами, как у Паши, она улыбалась мне. – Ми-лая! – зашептал я страстно, сжимая пальцы, – приди ко мне… покажись мне, какая ты?!. |
| Пашка всё время паханкиной речуги стояла парализованная и мутными глазами смотрела на торчащее по плечи из топляковой колоды своё синеокое сокровище. Промокашки с торжественными лицами окаменевших судей глазели на разгоравшееся пламя. И вдруг, когда огонь охватил фату и свадебное платье куклы, Пашка с перекошенным лицом и диким криком, отбросив в стороны Анна-Нюрок, метнулась в костер, мгновенно выхватила горящую немку-куклу и, с невероятной силой сбив Зызу с ног, бросилась бежать в сторону Кронверкского моста. Неожиданность и непонятность происходящего парализовала обалделое судилище. А когда промокашки оправились от случившегося, Паши и куклы след простыл. Вскоре после этого события Пашка Ничейная, или Пашка-малолетка со Зверинской улицы, исчезла с наших петроградских островов. Ни Аришка, ни товарки, ни алкашные соседи по коммуналке — никто не мог сказать, куда она провалилась вместе с куклой. Даже всезнающий хромой татарский дворник Адиль со Зверинской улицы, именуемый в народе Аэроплан за увлечение воздухоплаванием, качая головой, говорил: «Последним временем она мутнеть лицом стала, видать, шайтан в неё вошёл и увёл с собой за воду». К весне из-за Невы от шкиц с Адмиралтейского и Казанского островов, а также от шалав с Коломенского острова стали доходить слухи, что в их районах обитания по разным улицам, каналам и дворам бродит совершенно белая волосом, малюсенькая, сдвинутая головой девчонка в матросском тельнике, надетом на потёртый свитер, в старой матросской бескозырке, с обгоревшей куклой на руках, завёрнутой в довоенную пуховую шаль. Всех встречных и поперечных людишек, божась Николой Святым, уверяет, будто Ангел Золотое крыло, слетевший с купола Николы Морского, что на Крюковом канале, явился к ней и сказал: «Это дочь твоя, а не кукла». Бродяжка показывает всем гражданам-прохожим обожжённую куклу и просит вылечить от ожогов ее дочь любимую. Но ни прохожие, ни врачи — никто помочь ей не может. В тамошнем народе называют её Пашей Чокнутой или Пашей Дуркой, а обожжённую куклу — Ангеловой куклой. |
| — Приналяг, ребятушки!.. Самая малость осталась. И взяв лямку от первого попавшегося казака, Ермак надевал ее себе поперек стана и тащил челн наравне с другими. — Небось, в Кучумкином улусе отдохнем. Хорошо, поди, живет собака, шутил он, оглядываясь на тащившихся за ним следом молодцов. — А ну-ка, братцы, грянем песню поудалее! И раздавалась песня, могучая и широкая, как сама Русь, рожденная в Поволжье, вскормленная им, удалая и смелая, как жизнь старинных русских героев, веселая и радостная, как весеннее утро. И старый Урал слушал песню эту. Старому Уралу, слышавшему до этих пор только гиканье да дикие крики своих туземцев-сынов, в диковину была эта захватывающая мелодия русской боевой удали. Старый Урал слушал, эхо повторяло могучие, из самой души выхваченные звуки сотен сильных, здоровых голосов… Алеша Серебряный-Оболенский работал и пел вместе с другими. Да и не он один: есаул Кольцо, не говоря уже об атамане, и Волк Михалыч, и Пан, и Мещеряк — все не отставали от простых казаков-воинов. Алексей, однако, не привыкший к такой работе, скоро выбился из сил. Лямка больно натирала его плечо и грудь, голова ныла, в ушах слышался звон. Пот градом катился по лицу. Алеша далеко отстал со своим челном от других и едва передвигал усталые ноги. — Ай, паря, да никак и ты при деле? — услышал он громкий голос над собою. Оглянулся — Никита Пан перед ним. Суровое лицо со шрамом дышит участием. Обычно жесткие глаза ласково смотрят на юношу. Еще перед самым походом подошел к Никите этот молодой красавчик, что трудится сейчас, выбиваясь из сил, вместе с другими, и, протянув ему руку, сказал: — Много ты виновен передо мною, Никита Никитич… Осиротил ты меня в конец… Держал я за то зло на тебя лихое… В поход выступаем — прощаю тебя… И ты прости, в чем виновен, Христа ради… — сказал и поднял ясный взор на стоявшего перед ним Никиту. Тот даже всколыхнулся весь. В ожесточенном в разбоях сердце давно загорелась жалость к синеокому юноше, — жалость и раскаяние в убийстве его дядьки. И только из гордости не шел первый к «молокососу» удалый, бывший разбойник, казак. А лишь только заикнулся о мире Алеша, крепко пожал протянутую ему руку Никита. |
| — Меня во всяком случае смерили, — сказал Цинциннат, тронувшись опять в путь и на ходу легонько постукивая костяшками руки по стенам. — Как мне, однако, не хочется умирать! Душа зарылась в подушку. Ох, не хочется! Холодно будет вылезать из теплого тела. Не хочется, погодите, дайте еще подремать. Двенадцать, тринадцать, четырнадцать. Пятнадцать лет было Цинциннату, когда он начал работать в мастерской игрушек, куда был определен по причине малого роста. По вечерам же упивался старинными книгами под ленивый, пленительный плеск мелкой волны, в плавучей библиотеке имени д-ра Синеокова, утонувшего как раз в том месте городской речки. Бормотание цепей, плеск, оранжевые абажурчики на галерейке, плеск, липкая от луны водяная гладь, — и вдали, в черной паутине высокого моста, пробегающие огоньки. Но потом ценные волюмы начали портиться от сырости, так что в конце концов пришлось реку осушить, отведя воду в Стропь посредством специально прорытого канала. Работая в мастерской, он долго бился над затейливыми пустяками, занимался изготовлением мягких кукол для школьниц, — тут был и маленький волосатый Пушкин в бекеше, и похожий на крысу Гоголь в цветистом жилете, и старичок Толстой, толстоносенький, в зипуне, и множество других, например: застегнутый на все пуговки Добролюбов в очках без стекол. Искусственно пристрастясь к этому мифическому девятнадцатому веку, Цинциннат уже готов был совсем углубиться в туманы древности и в них найти подложный приют, но другое отвлекло его внимание. Там-то, на той маленькой фабрике, работала Марфинька, — полуоткрыв влажные губы, целилась ниткой в игольное ушко: «Здравствуй, Цинциннатик!» — и вот начались те упоительные блуждания в очень, очень просторных (так что даже случалось — холмы в отдалении были дымчаты от блаженства своего отдаления) Тамариных Садах, где в три ручья плачут без причины ивы, и тремя каскадами, с небольшой радугой над каждым, ручьи свергаются в озеро, по которому плывет лебедь рука об руку со своим отражением. Ровные поляны, рододендрон, дубовые рощи, веселые садовники в зеленых сапогах, день-деньской играющие в прятки; какой-нибудь грот, какая-нибудь идиллическая скамейка, на которой три шутника оставили три аккуратных кучки (уловка — подделка из коричневой крашеной жести), — какой-нибудь олененок, выскочивший в аллею и тут же у вас на глазах превратившийся в дрожащие пятна солнца, — вот они были каковы, эти сады! Там, там — лепет Марфиньки, ее ноги в белых чулках и бархатных туфельках, холодная грудь и розовые поцелуи со вкусом лесной земляники. Вот бы увидеть отсюда — хотя бы древесные макушки, хотя бы гряду отдаленных холмов… |
| На постсоветской Украине, как мы знаем, вслед за Мазепой в ранг национальной гордости возвели Петлюру и Бандеру, и весь этот паноптикум через систему образования и СМИ был внедрён в сознание граждан Незалежной. Результат также известен - «никогда мы не будем братьями». Белоруссия идёт по тому же пути, только чуть медленнее. Однако уже сейчас в РБ совершаются акты государственного вандализма (история с памятником А.С. Пушкину в Могилёве) и идут судебные процессы над пророссийскими журналистами (дело Павловца, Алимкина и Шиптенко), а это значит, что до «украинского сценария» в Синеокой недалеко. Русофобия в сегодняшних Украине и Белоруссии вполне объяснима и даже естественна. Самостийные украинцы и бел А русы были выращены в советском инкубаторе наций. Именно в период существования СССР называть малорусов и белорусов русскими стало считаться предосудительным и оскорбляющим их национальные чувства. К 1991 году УССР и БССР более-менее окрепли как псевдонациональные сущности, а потому объявили о своей государственной самостоятельности. Действительно, если жители Киева и Минска - нерусские, но почему они должны жить в государстве со столицей в Москве? В постсоветский период для утверждения собственной национально-государственной субъектности власти Украины и Белоруссии принялись выстраивать на западнорусской территории две небольшие «Анти-России». То, что в экс-БССР это пока не получилось в полной мере, связано лишь с худшей проработанностью белорусского националистического проекта. Однако работа в этом направлении ведётся, и нет сомнений, что через какое-то время Белоруссия будет обсуждаться на российском ТВ в том же контексте, в каком сегодня обсуждается Украина : «Жили же дружно, и тут на тебе - кто не скачет, тот москаль». Для того чтобы попытаться этого не допустить, необходимо вести целенаправленную работу по внедрению в белорусское общественное сознание концепции триединого русского народа, которая господствовала в Белоруссии и во всей остальной России до Октябрьской революции. Суть данной концепции выразил белорусский историк XIX века М.О. Коялович: « Если отправиться в западную Россию из русского средоточия, то придётся неизбежно и самым наглядным образом убедиться, что западная Россия, несомненно, русская страна, и связана с восточной Россией неразрывными узами, именно придётся чаще всего самым нечувствительным образом переходить от великорусов к белорусам или малороссам; часто даже нелегко будет заметить, что уже кончилось великорусское население и началось белорусское или малорусское, но во всяком случае придётся признать, что всё это - один русский народ, от дальнего востока внутри России до отдалённого запада в пределах Польши и Австрии ». |
| Я кричу: «Христос Воскресе!». «Воистину Воскресе», – громыхает в ответ. После Пасхи он вышел из «ямы», стал ходить в храм. Освободился, оставил жизнь блатную. Теперь у Юрки на лице всегда улыбка вместо «печати Каина», а руки в трудовых мозолях… Воистину Воскресе! Вообще, тюрьма – это страна Чудес. Помню, попросили причастить умирающего от СПИДа, врачи из тюрьмы его даже домой отправляли умирать. В память врезалось почерневшее, очень худое лицо мученика, температура у него тогда была 41. Через несколько недель кто-то обнимает меня сзади и спрашивает: «Не узнаете, батюшка?» Какой-то розовощекий гражданин передо мной, нет, не узнаю. «А Вы меня тогда причастили, и Господь не дал погибнуть, оставил жить…» Я только в недоумении развел руками: «Дивны дела Твои, Господи!» Он и сейчас жив, надеюсь, доживет с Богом до свободы. 8. Поп и иудей Месяц работала буровая установка, а воды все нет. Пригласили батюшку, вдруг поможет. Отслужили молебен, помогло, пошла вода. Директор станции техобслуживания говорит: «Берем, батюшка, вашу машину «на поруки»! И стал батюшка на старом «Жигуле» частым гостем на станции. Работал там менеджером один парень. Веселый, общительный, всеобщий любимчик. И нашего батюшку не обходил «вниманием», иной раз отпуская «богохульные» шутки. Хотя потом подходил и совестливо справлялся: «Не обидел ли – я же иудей, я же неверующий. «Неверующих не бывает», – хитро отвечал батюшка, похлопывая собеседника по спине… Шли годы, «Жигуленок» ломался, батюшка приезжал, иудей подтрунивал, Господь делал Свое… Встретил наш иудей девицу-красавицу. Потерял голову, жениться зовет синеокую. А она-то веры Православной исповедница, да и смело ему так: «Зачем ты мне, «нехристь», нужен?! Приуныл невер. Стал Библию читать. Да и звонит батюшке, дело, мол, есть, важное. А батюшка ему сходу: «Крестный есть?» Тот опешил: «Откуда знаете, что крестится хочу?» Батюшка в ответ: «Во-первых, иудей, а потом…» Ради Вас пришел Спаситель, а потом и нас, язычников призвал ко спасению. Вскоре иудей наш крестился, обвенчался с синеокой, родились у них детки. «Жигуленок» батюшкин давно переплавили в мартенах, а с «иудеем» теперь видятся по воскресениям в храме. Батюшка теперь слышит благочестивые шутки и сияет, радуясь, ведь «Во Христе нет Иудея, Эллина, раба, или свободного»… 9. По вере вашей… |
|
|
