| Словом, для постороннего наблюдателя, картина представлялась достаточно тягостной и нервозной. Постепенно, на шум к собеседникам «един по единому» стали со всех сторон подходить остальные архиереи, которым Преосвященный Пятигорский, так же, как и Местоблюстителю, плаксивым, просительным тоном пытался что-то убедительно доказывать, несмотря на реплики беспрестанно перебивавшего его Местоблюстителя, лицо которого стало постепенно совершенно грозным и дышало гневом и возмущением, которые теперь, уже при многочисленных свидетелях, продолжали обрушиваться на злосчастную голову Преосвященного Иова, выглядевшего, в конце концов, весьма жалким и убитым. Как выяснилось, Патриарший Местоблюститель, в крайней степени возмущения и гнева обвинял своего собеседника в... отступничестве и предательстве! Оказалось, что до его сведения дошло, что в гражданской печати города Пятигорска недавно была опубликована статья епископа Иова, в которой он всячески чернил и поносил память Святейшего Патриарха Тихона, а теперь, – «пронеся имя его яко зло», – как ни в чем не бывало, молится у его же гробницы. Теперь Патриарший Местоблюститель негодовал и в глаза, при свидетелях, обличал своего провинившегося младшего брата: «да и прочие страх имут». Все присутствовавшие владыки, разумеется, также были потрясены обсуждаемой темой и в различной форме выражали свое горестное и неодобрительное отношение к ней. Что же касается Преосвященного Иова, крайне расстроенного происходящим, то он, не отрицая принципиально своей вины, слезливо оправдывался, убеждая Местоблюстителя и собратий-архипастырей в том, что совершил этот проступок непроизвольно, так как подписал злосчастную статью вопреки желания, будто бы находясь в тот момент «под гипнозом»... Долго и горячо обсуждалась во тьме алтаря эта тема. Конец дебатам положил митрополит Петр. Не переставая осыпать упреками Преосвященного Пятигорского, он нервно надел свой белый клобук, причем долго расправлял – почему-то – наметку, машинально всунул руки в поданную ему рясу и, приложившись к престолу, быстрыми шагами покинул алтарь, пройдя северными дверями алтаря левого предела (все три маленьких алтаря соединяются переходами). Ему сопутствовали иподиаконы, кто-то из архиереев и два-три иеромонаха из монастырской братии. |
| Показание мне прочитано и с моих слов записано правильно, в чем и подписываюсь. Подпись: М[итрополит] П[етр] Полянский ЦА ФСБ РФ. Д. Н–3677. Т. 4. Л. 124–125. Подлинник. Рукопись. 18. Протокол допроса митрополита Петра 22 февраля 1926 г. Полянский Петр Вопрос: Каким образом предполагали Вы получить эмигрантские газеты из Риги с антисоветским письмом так называемого епископа Соловья? Ответ: Самое существенное для меня было – это получение тех газет (тех номеров) – в которых освещалась вся эпопея Соловья, включая, разумеется, прежде всего, его письма. Факт предложения со стороны Покровского и Скворцова К. П. достать газеты из Латвийского посольства путем обращения туда непосредственно – подтверждаю. Но повторяю, что способ получения этих газет был для меня совершенно безразличен, чем объясняется, что я не отклонил означенного предложения. Были ли разговоры о деньгах, не помню. Примечание: митр[ополиту] Петру было показано его же показание от 28/I–1926 года, где он заявлял, что согласие оплатить годовой комплект газеты он дал. По прочтении показания – Вопрос: Что Вы можете сказать по поводу зачтенного показания? Ответ: Я не то что не помню, а не придавал значения этому факту, так как задаром никто ничего не дает. Показание мне прочитано и с моих слов записано правильно, в чем и подписываюсь. Подпись: М[итрополит] П[етр] Полянский ЦА ФСБ РФ. Д. Н–3677. Т. 4. Л. 126. Подлинник. Рукопись. 19. Протокол допроса митрополита Петра 22 февраля 1926 г. 22/II–26 г. Вопрос: Чем объясняется Ваше «безразличие» к способу получения газеты заведомо антисоветского направления путем непосредственного сношения с посольством иностранной державы? Ответ: Мне и на мысль не восходило, чтобы добывание этим путем газеты было вредно в политическом отношении. Показание мне прочитано и с моих слов записано правильно, в чем и подписываюсь. Подпись: М[итрополит] П[етр] Полянский ЦА ФСБ РФ. Д. Н–3677. Т. 4. Л. 126. Подлинник. Рукопись. 20. Протокол допроса митрополита Петра 22 февраля 1926 г. 22/II–26 г. |
| Словом, как бы там ни было, но в результате долгих и мучительных размышлений он приходит, наконец, к героическому решению: «не зная о переписке между митрополитом Сергием и митрополитом Агафангелом» с санкции Е. А. Тучкова (разумеется!) направляет Ярославскому Архипастырю письмо, в котором «для блага Церкви и устранения раздоров в Ней» 322 , предлагает тому принять на себя исполнение обязанностей Местоблюстителя Патриаршего Престола. Местоблюститель писал тогда: «Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему Агафангелу, митрополиту Ярославскому. Из донесения на мое имя Его Высокопреосвященства, митрополита Сергия, я узнал, что Ваше Высокопреосвященство вступили в отправление обязанностей Патриаршего Местоблюстителя. С любовью и благожелательностью приветствую это Ваше вступление. По выходе на свободу, если угодно будет Господу Богу, переговорим лично о дальнейшем возглавлении Православной Церкви. О настоящем моем решении благоволите сообщить митрополиту Сергию. С разрешения властей я сообщил своему келейнику Григорию Лихоманову о предоставлении Вашему Высокопреосвященству в моей квартире нижнего этажа, верхние же две комнаты я оставляю за собой 323 . Вашего Высокопреосвященства, милостивого архипастыря и государя покорнейший слуга – Патриарший Местоблюститель митрополит Петр. 9 (22) мая 1926 г. г. Москва. С подлинным верно. Митрополит Агафангел» 324 . Так, в тот момент никем непредвиденно, «разрешился» многоболезненный вопрос о возглавлении Церкви, искусственно запутанный злой волей Тучкова, григорианцев, обновленцев и прочих недругов Церкви, – когда каждый из трех, самостоятельно действующих иерархов, не имеющих никакой связи друг с другом, пытался в меру своего разумения и в зависимости от представлявшихся каждому в отдельности возможностей, найти наиболее достойный и благоприятный выход в этой церковной трагедии. Пребывающему во узах Патриаршему Местоблюстителю в тот момент показалось наиболее целесообразным осуществить именно этот вариант, тем более, что внешние обстоятельства (прежде всего, в лице того же Тучкова), по-видимому, ему благоприятствовали. |
| Митрополит Петр Полянский Опубликовано: Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти, 1917–1943/Сост. М. Е. Губонин. М» 1994. С. 882–883. 34. Письмо полномочному представителю ОГПУ по Уралу Е. А. Тучкову 20 ноября 1932 г. Согласно объявленному мне постановлению Особого Совещания при Коллегии ОГПУ от 23/VII–1931 г. я должен отбывать свое наказание в концлагере. Между тем вот уже третий год содержусь в предварительном заключении, подвергаясь мучительным лишениям и ограничениям. Так как, во 1-х, причины, вызвавшие столь неожиданную катастрофическую развязку при всей своей уважительности, о чем я неоднократно писал Вам, не приняты во внимание, так как, во 2-х, мое стремление через искреннее и чистосердечное раскаяние в своей идеологической погрешности обеспечить себя доверием со стороны Советского Правительства и тем улучшить свое положение, несмотря на инициативу и обнадеживание т. Костина, по-видимому, достигли обратной цели – угнетающей отброшенности, среди которой теперь живу, и так как, в 3-х, в течение продолжительного времени не получаются результаты ни относительно моего заявления дат[тированного] сент[ябрем] на имя Особ[ого] сов[ещания]; ни относительно замены концлагерного заключения ссылкой, о чем я имел некоторое основание думать после разговора с тт. Прокурором и начальником УСО, то, покорно склоняясь пред обстоятельствами, ставлюсь в необходимость обратиться к Вам с просьбой не отказывать в возможной поспешности к отправке меня по назначению. Позволю себе заметить, что как ни грустно и ни жутко просить об этом и как ни тяжело было бы в концлагере, все-таки легче одиночки, окончательно искалечившей меня и приблизившей к могиле. Каждый день, проведенный в тюрьме, усиливает припадки удушья и сердечные боли, здесь трудно дается и борьба с цингой. В концлагере, надеюсь, не встретится препятствий для общения с тамошними обитателями, которые не откажутся присматривать за мной, а равно и для сношения с родственниками и друзьями, в участии которых крайне нуждаюсь по делам личного обихода. Там же на Соловках, по всей вероятности, придется закончить свое бренное существование. |
| Здесь ему устраивались из теплого раствора марганцевки ванны для рук, происходило перебинтовывание пальцев, после чего предлагалась скромная трапеза или стакан крепкого чая. Высокое положение митрополита не пугало сестер; всем была ведома его совершенно особая простота и привлекательная, безыскусственная манера держаться с людьми, независимо от их положения и развития. Но, конечно, в конце концов этой добросердечности матушек был положен предел по обычному в те времена рецепту; она не осталась незамеченной известным всевидящим оком слева; кто-то поусердствовал – донес куда и кому следует, и все три сестры были без промедления высланы по обычному адресу Макаровых телят, откуда обратно уже не вернулись... Однажды, на Серафимо-Дивеевском подворье произошло следующее: Собравшиеся здесь архиереи, утомившись толкаться часами на лестничной площадке, так сказать «у парадного подъезда» вельможи, разбрелись по разным углам, а некоторые вышли во внутренний дворик подворья – подышать чистым воздухом; среди этих последних находился и митрополит Петр. Святители уселись на каком-то бревне, тихо переговариваясь между собою и поглядывая по сторонам. И взгляды эти в процессе беседы, бессознательно направлялись, главным образом, в один из углов двора, где у кучи огромных, наваленных друг на друга бревен, две монахини занимались тяжелым – не женским – трудом: укладывали большое бревно на примитивные, самодельные козла и распиливали его на чурки. Наблюдая эту картину, Святители продолжали свою тихую беседу, которая, впрочем, продолжалась недолго: неожиданно митрополит приблизился к матушкам и, что-то сказав им, снял с себя верхнюю рясу, убрал панагию и, не особенно обращая внимание на их слабое сопротивление, принялся с подоспевшим к нему другим высокопоставленным духовным лицом за работу. И дело пошло; через час бревна были распилены. Старушки чувствовали себя, хотя и не совсем ловко, но, конечно, были очень довольны, кланялись, благодаря Святителей за труды, а одна из них не выдержала и сказала, обращаясь к митрополиту, надевавшему на себя верхнюю рясу: |
| Сохранилось два свидетельства. Первое сообщает о том, что П. Ф. Полянский, уже будучи сотрудником Учебного Комитета при Святейшем Синоде, – давно уже оторвавшись от академической стихии, не забывал, однако, своей (как выражались в старину) «Альма Матер» и являлся усердным жертвователем и вкладчиком в ее церковно-археологический музей; такова была одна из традиций, культивировавшихся бывшими питомцами Академии 62 . Второе упоминает о том, что в 1914 году П. Ф. Полянский не забыл прислать Московской Духовной Академии свое теплое, сыновнее поздравление в связи с знаменательной, юбилейной датой 63 . Следуя далее по пути жизни П. Ф. Полянского, надобно отметить, что, по- видимому, деятельность его столь удачно начатая и безмятежно протекавшая в системе Учебного Комитета, ничем не омрачалась в своем дальнейшем продвижении, обеспечивая ему обычный тогда, закономерный рост по гражданской иерархической лестнице. Так, например, накануне русско-германской войны, высочайшим приказом по гражданскому ведомству от 18 февраля 1913 года за 10 по Ведомству Православного Исповедания между другими лицами производится за выслугу лет, со старшинством, из коллежских в статские советники, постоянно-присутствующий член Учебного Комитета при Святейшем Правительствующем Синоде Петр Полянский . Это продвижение к почестям высшего звания, по-видимому, и далее продолжалось бы в жизни интересующего нас лица совершенно так же, как и у всех его соотечественников тех времен... Но наступил 1917-й год и подобное «благоденственное и мирное житие» исчезло во мгновение ока; февральская революция сломала старую Российскую империю столь радикально и окончательно, что теперь о статских и иных советниках можно услышать лишь в анекдотах либо в мемуарной литературе... Треснул по всем швам и через год ушел в небытие казавшийся дотоле несокрушимо-твердым «Святейший Правительствующий Синод» (или, еще лучше: «Ведомство Православного Исповедания»), – являя тем самым страшную иллюстрацию Священного Писания ( 1Кор. 3, 11–15 ). |
| Приближение «Большого террора» не могло не отразиться и на тюремных обитателях. «В 1937 г., – пишут современные исследователи истории Верхнеуральской тюрьмы, – с приходом нового наркома Н. И. Ежова изменилось все. Появились щиты на окнах, тюремная роба на осужденных с порядковыми номерами на груди. Заключенных стали называть по номерам, а не по фамилиям. Настоящую фамилию знали только оперативники и начальник тюрьмы» 1417 . Своего имени лишился и митрополит Петр. С того времени он стал именоваться «заключенным 114». Несмотря на такую вычеркнутость из жизни Патриарший Местоблюститель пытался использовать последние возможности для того, чтобы дать знать о себе за тюремными стенами, в том числе и тому, кто уже присвоил себе (по неведению, надо считать) его титул. «Заключ[енный] 114, – писал о митрополите Петре тюремный начальник, – делал попытку установить связь с внешним миром и использовал для этого ныне уволенного врача тюрьмы, поручая ему передать от него митрополиту Сергию икону. Получал просфоры в знак привета от духовенства» 1418 . Просфора, как уточнялось в другом месте, была одна, от духовенства г. Верхнеуральска 1419 . Видимо, по крайней мере, верхнеуральское духовенство знало, что Патриарший Местоблюститель, вопреки поведению его московского заместителя, еще жив. В августе 1937 г. «Большой террор» начался, тюрьме особого назначения предстояло опустеть, начальство политизолятора приступило к ускоренной фабрикации расстрельных дел. 3 августа 1937 г. помощником начальника Верхнеуральской тюрьмы лейтенантом гобезопасности Яковлевым временно исполняющему должность начальника тюрьмы младшему лейтенанту госбезопасности Артемьеву был подан рапорт: «Считаю необходимым довести до Вашего сведения о настроении заключ[енного] 114 (кам[ера] 23). Во время обхода вчера, 2/VIII–1937 г., заключенный попросил несколько минут внимания, ссылаясь на то, что по принципиальному соглашению с администрацией он в канцелярию не вызывается. Основной его вопрос был о возможности введения некоторого разнообразия в питании для него, как не пользующегося закупкой. |
| «Письмо Вашего Высокопреосвященства от 27 мая (9 июня) с. г. с подтверждением передачи Патриаршего Местоблюстительства нашему смирению я имел честь получить. Искренно благодарю за выраженное Вами мне доверие, но принять на себя обязанности Местоблюстителя Патриаршего Престола не могу, ввиду преклонности лет и крайне расстроенного здоровья. При сем позволю себе рекомендовать Вашей Святыне передать вместо меня Патриаршее Местоблюстительство первоиерархам Кириллу, митрополиту Казанскому или Арсению [Стадницкому], митрополиту Новгородскому. С глубоким уважением и неизменною преданностью имею честь быть Вашего Высокопреосвященства покорнейшим слугою митрополит Агафангел. 30 мая (12 июня) 1926 г. г. Москва». С подлинным верно: Патриарший Местоблюститель, митрополит Петр» 346 . А через несколько дней, 4(17).06.1926 г., получив «угрожающее» письмо Заместителя, митрополит Агафангел сообщает и ему свое последнее решение по вопросу о своем Местоблюстительстве, о котором им было уже доложено митрополиту Петру вышеприведенным письмом от 30.05(12.06). 1926 г. Заместителю он писал: «Ваше Высокопреосвященство, Милостивый Архипастырь и Отец. В ответ на Ваше письмо от 30.05.(12 июня) с. г., полученное мною 4(17) июня, сообщаю Вашему Высокопреосвященству, что я по преклонности лет и расстроенному здоровью уже отказался от замещения должности Патриаршего Местоблюстителя, о чем и доложено мною Его Высокопреосвященству Местоблюстителю Патриаршего Престола Петру, митрополиту Крутицкому письмом от 30.05(12 сего июня) и доведено до сведения советской власти письмом от 26.05(8 июня). С искренним уважением и братской о Христе любовью имею честь быть Вашего Высокопреосвященства покорным слугою Агафангел, митрополит Ярославский. 4(17) июня 1926 г. г. Ярославль» 347 . Таким образом, как пишет зарубежный обозреватель, «30 мая (12 июня) 1926 г. митрополит Агафангел подчинился всеобщим просьбам, отказался от своего Пермского послания. Единственным законным управителем остался митрополит Сергий, с каковым советская власть стала продолжать переговоры о легализации, начатые год назад с митрополитом Петром...» 348 |
| Столь легкомысленное отношение к делу никак не вяжется с известным обликом Местоблюстителя, и мы склонны думать, что не только поручения в такой форме, как оно нам известно из доклада, – не могло быть дано, но и более того, полагаем, что Местоблюстителю даже совершенно не было известно, куда и зачем внезапно отзывают от него сожителя, так что при таких обстоятельствах вопроса о каких-либо «поручениях» не могло и возникнуть; самое же большее, что могло быть, так это напутственная просьба при расставании (со стороны Местоблюстителя) – при случае, если представится возможность, передать привет «всем, знающим его». И – все. А что касается писаний и разговоров о некоем «поручении» епископу Василию – все это мы относим к области чистейшей мифологии. Да есть и основания к тому, чтобы так думать. В упоминавшемся письме митрополита Петра от 13(?)(26).2.1930 года к Заместителю, между прочим, читаем такие строки: «Представился случай написать Вам в дополнение к письму, отправленному заказным по Вашему московскому адресу. То письмо писал, сильно недомогая, а после и совсем плохо себя почувствовал. Требовалось бы сделать маленькие вставки. Когда пришла почта – редкий наш посетитель – началась суета, да так и сдал, совсем запамятовав о вставках. В одном месте пропущено выражение: “для общего нашего утешения». Это там, где говорится о сохранении расположения к Вам. В другом месте между словами: “среди клира» нужно вставить: “представителей православного епископата и клира...», это в абзаце об отношении к соввласти. В том же абзаце, помнится, неладно с отрицанием “не " » 400 . Таким образом, если в письме, не имеющем большого значения, о котором упоминается в приведенной выписке и которое не было даже обнародовано, хотя бы и на пишущей машинке (несмотря на то, что, по-видимому, судя по воспроизводимым отдельным словам, также носило общецерковный характер и, возможно, касалось каких-либо последствий той же «Декларации» 1927 г.), митрополит Петр так бережно и ревниво относится к самой форме и стилю изложения своих мыслей и при первой представившейся возможности торопится внести необходимые коррективы, стремясь придать им желательную ясность, исключающую разночтения, то, после этого, – даже единственного, – примера можно ли хотя бы на мгновение допустить предположение о подлинности тех бессвязных и туманных высказываний, касающихся каких-то неопределенных «некоторых абзацев», о чем как о поручении, повествуется в докладе епископа Василия? |
| «Следует [...] общецерковному порядку [...] иерарх, назначенный завещанием Святейшего Патриарха исполнять обязанности первого епископа нашей Русской Церкви. Но недаром его титул – “Патриарший Местоблюститель», а не “Местоблюститель Патриаршего Престола», как предусмотрено правилами. Эта с виду незначительная разница намекает на весьма существенное различие в объеме полномочий нашего Патриаршего Местоблюстителя от обычного Местоблюстителя. [...] Наш “Патриарший Местоблюститель» получил свои полномочия не от Синода и не совместно с Синодом, а непосредственно от Патриарха. Знаменательно, что ко дню смерти Патриарха из всего столь широко на Соборе задуманного аппарата остался один Патриарх. Он один сохранил свои, полученные от Собора полномочия, на управление Российской Церковью. Срок полномочий членов Синода и Высшего Церковного Совета уже давно истек, и они не могли более принимать участия в управлении. Существовавший при Патриархе Синод из трех архиепископов, а потом – митрополитов, полномочий от Собора не имел, был собран по личному приглашению Почившего и с его смертью терял полномочия. Таким образом, рядом с Патриархом не оказывалось Собором уполномоченного учреждения, которое бы, участвуя в Высшем управлении Церковью, могло автоматически принять от Патриарха всю полноту порученной ему Собором Патриаршей власти и соблюсти ее до избрания нового Патриарха, избрав Местоблюстителя. Оставался единственный путь к сохранению этой власти: личным Патриаршим распоряжением указать лицо, которое бы по смерти Патриарха восприняло всю полноту Патриаршей власти для передачи будущему Патриарху. Это Почивший сделал своим завещанием. Так как вопрос шел именно о том, чтобы сохранить для Русской Церкви не в теории, но и на практике, в действии – учрежденную Собором Патриаршую власть во всей ее полноте, то в завещании и говорится определенно о переходе к одному из указанных кандидатов всех прав и обязанностей Патриарха без каких-либо ограничений. Завещание не усваивает будущему носителю Патриаршей власти титула Местоблюститель, что давало бы повод приравнивать к обыкновенному Местоблюстителю и тем ограничивать его права. Уже сам Владыка Митрополит Петр при вступлении в должность избрал для себя такой титул, может быть, желая этим показать, что он совсем не намерен присваивать Патриаршей власти пожизненно, а смотрит на себя только как на временного носителя этой власти для передачи будущему Патриарху. По прямому же смыслу завещания он бы должен был именоваться: “Исправляющий должность Патриарха» со всеми правами, этой должности присвоенными, в том числе и с правом обращения ко Всероссийской пастве лично от себя с посланиями и с правом возношения его имени во всех церквах Патриархата. [...] |
|
|
