| Видно, что тон допрашивающих зачастую был весьма развязным, о чем свидетельствуют выпады вроде: «Вы как будто софистику проповедуете»; «Однако, он с головой»; «Вы нам очки не втирайте»; «Что Вы мне морочите голову»; «Старших надо слушаться». (По поводу «старших»: Тучкову тогда было 33 года, а Казанскому еще меньше; в общей сложности им вдвоем лет было примерно столько же, сколько митрополиту Петру одному.) Разумеется, все эти зафиксированные в стенограмме хамские реплики в адрес Местоблюстителя в протокол допроса Казанским внесены не были 776 . На этом допросе с пристрастием митрополит Петр держался, насколько это было возможно, с достоинством, хотя здоровье его было сильно расшатано и нервное напряжение было очень сильно. По этой причине, спустя две с половиной недели после этого допроса, 31 декабря 1925 г., митрополит Петр направил Тучкову заявление: «При допросе 13 дек[абря] (первом) я находился в состоянии нервного психоза, как предположительно высказался осматривавший меня врач. Я не мог владеть своими мыслями и даже не давал отчета в своих словах. Напряжение голоса, совершенно охрипшего, и приступы энфиземы еще более усиливали нервное расстройство. Смутно представляю свои ответы на поставленные вопросы, а некоторых совсем не помню. Прошу этому протоколу не придавать значения до личных объяснений с Вами. Имею и другие нужды». «Другие нужды» вызывались условиями тюремного содержания митрополита Петра. «Добренький» Тучков наложил на его заявлении резолюцию: «т. Казанскому. Надо добиться перевода Петра в более лучшую комнату. Я это ему уже обещал» 777 . Согласно же зарубежным публикациям (источником для которых послужил анонимный документ из Москвы под названием «Обезглавление Церкви» 778 ), условия содержания Патриаршего Местоблюстителя в начале 1926 г., наоборот, были сильно ухудшены. Управляющий канцелярией Зарубежного Архиерейского Синода Е. И. Махароблидзе, довольно неплохо информированный тогда о российских церковных делах, писал: «Арестованный митрополит Петр около трех недель содержался в ОГПУ, а затем его перевели в Бутырскую тюрьму, где в обществе воров, бандитов и убийц, в камере, насчитывающей до трех десятков подобных обитателей, в смраде испарений грязных человеческих тел, среди ругани, потрясающей небо и землю, кощунственных выпадов и гнуснейшего злорадства, совершенно больной и измученный травлей, томится до сих пор глава Российской Православной Церкви 60-летний старик. |
| ОГПУ на первых порах было довольно: можно было рапортовать начальству, что на антицерковном фронте все благополучно. В обзоре за апрель 1925 г. лубянские деятели сообщали Кремлю: «Самым крупным событием в церковной жизни за отчетный период является смерть Тихона. Большое разложение в тихоновщину внесло опубликованное завещание Тихона ввиду его советского характера. Местоблюститель патриаршего престола митрополит Петр, бывший чиновник синода, не авторитетен как чересчур явный пьяница и развратник». Голословная клевета на митрополита Петра возводилась здесь, очевидно, для того чтобы наверху не подумали о промахе ОГПУ, упустившего удобный момент обезглавить «тихоновщину». «Монархическая часть епископата заняла выжидательную позицию, считая, что Петр должен был скрыть завещание Тихона, так как, будучи сам монархистом, не мог не понимать вреда его опубликования. Развал пошел вовсю» 513 . Конечно, ОГПУ здесь преувеличивало свои достижения: скорее этот обзор отражает то, какую реакцию в Церкви на публикацию «завещания Тихона советского характера» Тучков и К° надеялись получить. Практически единодушное утверждение российским епископатом митрополита Петра Местоблюстителем (акт, составленный 12 апреля, продолжал пополняться подписями и в последующее время, об отзыве же своей подписи не заявлял никто), показывало, что никакого «развала» в Церкви не было. Митрополит Петр, однако, действительно, находился в крайне непростом положении. Ясно было, что вслед за требованием подтвердить подлинность «завещания Тихона», власть потребует шагов по реальному проведению его в жизнь. Само по себе упорное именование властью подложного патриаршего послания «завещанием» подразумевало его обязательность для преемника почившего. На этот счет год спустя в обвинительном заключении по делу митрополита Петра было сказано: «Смерть Тихона, последовавшая вскоре после выпуска послания, пресекла для него возможность предпринять какие-либо практические шаги в области осуществления намеченных им мероприятий и вместе с тем придала посланию характер обязательного завещания, указывающего направление, по которому должна была пойти политика церкви по отношению к Соввласти, и которую предстояло проводить лицу, заменившему патриарха» 514 . |
| В его время учебно-воспитательной работой Академии руководили следующие лица: 1887−1888 учебный год. Вольнослушатель. Ректор: Христофор [Смирнов], епископ Волоколамский; из экстраординарных профессоров Киевской Духовной Академии; магистр богословия; впоследствии епископ Уфимский и Мензелинский: будучи уже на покое, пережил революцию и скончался после 1917 г. Инспектор: архимандрит Борис [Плотников]. Магистр богословия; выдающийся ученый; впоследствии – Председатель Училищного Совета при Святейшем Правительствующем Синоде; епископ Ямбургский; скончался от туберкулеза в 1901 г. Ему преемствовал архимандрит Антоний [Каржавин]; магистр богословия; знаток древних и новых языков, впоследствии архиепископ Тверской и Кашинский; скончался в 1914 г. 1888−1889 учебный год. Студент I-ro курса. Ректор: Христофор [Смирнов], епископ Волоколамский. Инспектор: архимандрит Антоний [Каржавин]. 1889−1890 учебный год. Студент II-ro курса. Ректор: Христофор [Смирнов], епископ Волоколамский. Инспектор: архимандрит Антоний [Каржавин], затем ему преемствует архимандрит Петр [Другов], впоследствии епископ Смоленский и Дорогобужский; скончался после 1917 года. 1890−1891 учебный год. Студент III-ro курса. Ректор: Христофор [Смирнов], епископ Волоколамский, затем ему преемствует архимандрит Антоний [Храповицкий]; доктор богословия, впоследствии «знаменитый» иерарх, митрополит Киевский и Галицкий; скончался в Сербии в эмиграции, в 1936 г. Инспектор: архимандрит Петр [Другое]. 1891–1892 учебный год. Студент IV-ro курса. Ректор: архимандрит Антоний [Храповицкий]. Инспектор: архимандрит Петр [Другое], затем ему преемствует архимандрит Григорий [Борисоглебский]. В 1892–1896 гг., окончивший Московскую Духовную Академию со степенью кандидата богословия, П. Ф. Полянский состоял на службе в ней же, в должности помощника инспектора. Это свое служебное поприще он проходил под начальством и руководством следующих лиц: 1892–1895 гг., при ректорстве архимандрита Антония [Храповицкого]. 1895–1896 гг., при ректорстве архимандрита Лаврентия [Некрасова]; магистра богословия; впоследствии епископ Тульский и Белевский; скончался в 1908 г. |
| «Чтение обвинения, – сообщалось далее в «Интервью» от лица Ярославского митрополита, – на меня произвело потрясающее впечатление. Он обвиняется в таких поступках, как попытка отравления епископа Бориса. Сначала купили одно средство, а потом решили, что это очень сильно действующее, и решили купить более слабое. Это подтверждает своими показаниями и м[итрополит] Петр. Далее обвиняется в воровстве 700 р., присвоении 2000 руб., которые он якобы израсходовал на погребение Патриарха, а между тем, должников отправлял к почитателям Патриарха, которые расплачивались по распискам. Кроме того, обвиняется в к[онтр]рев[олюции], в сношениях с Саблером и Самариным, которые имели на него сильное влияние, что и м[итрополит] Петр в своем показании подтверждает, в организации монархической ячейки и связи с заграницей. Обвинение в к[онтр]рев[олюции] занимало восьмую листа» 954 . Если сравнить пересказанное здесь обвинительное заключение («заключительное обвинение») с тем, которое было составлено следователем Казанским в начале мая 1926 г. и действительно хранится в деле митрополита Петра, видно, что для зачитывания митрополитам Агафангелу и Сергию был составлен какой-то его особый, усугубленный вариант. Хотя и настоящее заключение по делу митрополита Петра изобиловало дикими обвинениями в его адрес (совершенно не доказанными, как в случае с «попыткой отравления епископа Бориса»), но даже там про «воровство 700 р.» и «присвоение 2000 руб.» ничего не говорилось. Это была, очевидно, специальная заготовка Тучкова и Казанского, целью которой и было произвести на митрополита Агафангела «потрясающее впечатление». Если верить «Интервью», уловка комбинаторов из 6-го отделения в тот момент удалась. Митрополит Петр в глазах митрополита Агафангела был полностью низложен, следовательно, и от его заместителя можно было более решительно требовать передачи церковной власти. «После этого, – говорилось далее в «Интервью», – я предложил м[итрополиту] Сергию написать текст послания о передаче мне власти. М[итрополит] Сергий отказался написать послание и согласился сделать его в форме письма. После этого мы стали детально обсуждать текст письма. Т[учков] предложил ему бумаги и чернила писать это письмо, но м[итрополит] Сергий отказался, ссылаясь на неподходящую обстановку. Тогда предложили ему написать это письмо сегодня же по выходе из ГПУ, но м[итрополит] Сергий сказал, что ему сегодня в Нижний [Новгород] и пришлет оттуда. На просьбу м[итрополита] Сергия отсрочить вступление в должность Местоблюстителя, я сказал, что недельку отдохну, осмотрюсь и не буду принимать». |
| Митрополит Петр разъяснял Тучкову свои колебания в отношении состава несостоявшейся коллегии (причиной колебаний была дезинформация Местоблюстителя самим Тучковым и его подручными): «Правда, спустя некоторое время, я изменил свое отношение к коллегии, но это вызывалось условиями ее возникновения, о которых я раньше не знал. Так, обнаружилось, что архиепископ Николай Добронравов (указанный в резолюции от 1 февраля как первый член коллегии – свящ. А. М.), вопреки уверению, находился не на свободе, а под арестом, что архиепископ Димитрий Беликов (второй член проектируемой коллегии – свящ. А. М), согласно словам т. Казанского и показанной Вами телеграмме, должен был дня через 3–4 прибыть в Москву, но он совсем и не собирался выезжать из Томска, и что архиепископ Григорий, будучи запрещенным, не сдавал своей позиции, а даже наоборот, своевольно присвоил себе председательство, не имея на то никакого права. Не слышно было и о приезде в Москву митрополита Арсения Стадницкого , о вызове которого, по Вашему предложению, мною была подписана телеграмма. Когда, таким образом, стало ясно, что при учреждении коллегии я находился, так сказать, впотьмах и что опыт этот мог вызвать не только удивление, но и повлечь к серьезным недоразумениям, то ничего не оставалось, как только поправить ошибку, т. е. упразднить коллегию». Далее в своем письме Тучкову Местоблюститель касался истории с несосто- явшимся тогда учреждением Патриаршего Синода. Этот Синод в марте 1926 г. был предложен митрополиту Петру митрополитом Сергием в качестве альтернативы коллегии, предусмотренной февральской резолюцией. Митрополит Петр был не против Синода, но возникла проблема согласования его состава все с тем же Тучковым. «Мне было неприятно, – писал последнему в 1932 г. заключенный Местоблюститель, – что пришлось разойтись и в вопросе о включении архиепископа Григория в проектируемый патриарший синод, о чем речь возбуждалась много раз. Все дело в том, что он состоял под запрещением в священнослужении и уже никак не мог претендовать на место в синоде, само собой разумеется, что он не попал бы и в состав коллегии, если бы в то время я был осведомлен о его запрещении. Нет сомнения, что в решении моей участи вопрос об архиепископе Григории являлся самым существенным моментом. Вот собственно и есть то, с чего началась моя сложная и большая трагедия, которая 8-й год раздирает меня, не давая знать в жизни покоя» 875 . |
| Нельзя не учитывать и то, что на Местоблюстителе лежал груз ответственности за выдвижение замещавшего его митрополита Сергия, и он не мог просто взять и переступить через собственное завещание декабря 1925 г., не попытавшись прежде оказать воздействие на того, кому доверился тогда. В итоге митрополит Петр принял решение написать письмо не епископу Дамаскину или кому-то еще, недоумевавшему по поводу деятельности Заместителя, а самому митрополиту Сергию, с тем, чтобы тот упразднил сами поводы к этим недоумениям. Изначально обращение Местоблюстителя к своему заместителю в декабре 1929 г. не предполагало обнародования, по форме оно имело характер частного письма. Но по своему принципиальному значению это письмо является одним из важнейших церковных документов 1920-х гг., сопоставимым по своей значимости с антиобновленческим посланием митрополита Петра июля 1925 г. Только оценить его значение оказалось возможным далеко не сразу. Обстоятельства сложились так, что широкую известность этот документ получил лишь спустя шестьдесят с лишним лет, причем поначалу – в несколько искаженном виде. «Ваше Высокопреосвященство! Простите великодушно, если настоящим письмом я нарушу душевный покой Вашего В[ысокопреосвященст]ва, – начинал свое письмо Местоблюститель. – Мне сообщают о тяжелых обстоятельствах, складывающихся для Ц[ерк]ви в связи с переходом границ доверенной Вам церк[овной] власти». С удивительным смирением, почтительностью, даже испрашивая прощения, митрополит Петр всё же с первых строк своего письма недвусмысленно указывал своему заместителю на превышение власти последним. «Очень скорблю, – писал далее Местоблюститель, – что Вы не потрудились посвятить меня в свои планы по управлению Ц[ерко]вью. А между тем Вам известно, что от местоблюстительства я не отказывался и, следовательно, высшее церк[овное] управление и общее руководство церк[овной] жизнию сохранил за собою. В то же время смею заявить, что званием заместителя Вам предоставлены полномочия только для распоряжения текущими делами, быть только охранителем существующего порядка» 1245 . |
| Вопрос о преемстве высшей церковной власти после ареста митрополита Петра. Попытки ОГПУ использовать заключенного Местоблюстителя для провоцирования новых церковных расколов Беспримерно долгий срок (без месяца год), прошедший с момента ареста митрополита Петра до вынесения ему приговора, объяснялся тем, что власть, также как ранее, когда Местоблюститель был на свободе, пыталась его использовать в своих интересах, даже уже заключенного. Этот интерес власти заключался, прежде всего, в том, чтобы во главе Церкви стояли во всем послушные ОГПУ люди и проводили политику, способствующую ее (Церкви) дальнейшему ослаблению и разложению. Интересы Церкви, как нетрудно понять, были прямо противоположными: сохранить собственное единство и независимость от безбожной власти в своей внутренней жизни (что не противоречило внешней лояльности государству). При этом остававшемуся на свободе священноначалию постоянно приходилось думать, как в случае своего насильственного устранения, обеспечить преемство высшей церковной власти, что в условиях фактической нелегальности иерархии Патриаршей Церкви, сделать было крайне нелегко. Перед митрополитом Петром перспектива ареста со всей отчетливостью была обозначена с самого начала его местоблюстительства. Как уже было отмечено, саму должность Местоблюстителя он воспринял, будучи в подследственном состоянии по делу «шпионской организации церковников» (делу профессора И. В. Попова ). Затем его «вина» перед властью усугубилась нежеланием проводить в жизнь «инквизиторскую» программу подложного «Предсмертного завещания Патриарха Тихона», идти на компромисс с «красными попами», принимать кабальные условия легализации. Местоблюстителю нужно было думать, как обеспечить преемство высшей церковной власти в случае своего устранения. Естественно, возникала мысль последовать примеру почившего Патриарха и составить собственное распоряжение о передаче полномочий. Отдельный вопрос, насколько митрополит Петр вправе был это делать: его положение отличалось от положения Святейшего Патриарха Тихона, которому поручение указать себе заместителей было дано Собором, – на этом впоследствии делал особый акцент митрополит Кирилл (Смирнов). Митрополит Петр, однако, тогда не мог предвидеть все дальнейшие перипетии вокруг вводимого им института Заместителя Местоблюстителя. Он не видел иного пути сохранения единства Церкви в создавшихся условиях и решил действовать, думая не столько о соблюдении канонических тонкостей, сколько – о создании реальной возможности управлять церковной жизнью. Практически это означало правильно подобрать кандидатуры преемников. |
| Оставив дело Божие ради интересов человеческих, они нагляднейшим образом лишь подтверждают непреложность слов Христовых, о невозможности человеку работать двум господам. Итак, зная все это больше и лучше других, да и по своим личным свойствам не склонный к интересам нецерковным, митрополит Петр держался на своем первосвятительском посту со всей осмотрительностью; так, чтобы не дать врагам Церкви ни малейшего повода для обвинения Ее в целом или персонально его самого, как Ее Главы, в нецерковной политической деятельности. В церковном мире все это понимали и многие даже знали, а поэтому, все обилие грязных инсинуаций именно политического характера, излитых на него в столь короткий период времени, свидетельствовало, в конечном счете, против самих клеветников, сильно «переигрывавших» в своем постоянном и нескрываемом озлоблении против Русской Церкви и ее представителей. А отсюда Глава Церкви митрополит Петр так и остался в народном сознании в ореоле незапятнанности и исповедничества, вопреки всем стараниям обновленцев и их суфлеров. Как бы облеченный в благодатную броню церковности, Патриарший Местоблюститель, потому именно твердо и безбоязненно правил «слово Истины», что не усматривал для себя ни малейшего внутреннего риска скатиться в низменные политические стихии. В гражданском отношении, – в широком смысле, – он проявлял неизменно максимальную, допустимую в его положении, абсолютную лояльность к нашей неблагосклонной к нему государственности, и не его вина была в том, что последняя желала и требовала еще большего, на что он, конечно, не мог идти без опасения ущемления интересов Церкви с несомненной – в будущем – последней потерей Ею своей внутренней свободы (яркий пример чего, уже тогда, являло собою само обновленчество!) Так, убежденная стойкость Местоблюстителя, основанная на всей глубине его веры в Бога, одухотворяя его, делала как бы неуязвимым ко всем поношениям и непрекращавшимся провокациям как от «внешних», так, равно, и от лжебратий, окопавшихся в недрах бывшего патриаршего Троицкого подворья. И казалось, что все сказанное вполне надежно обеспечивало ему политический иммунитет; делало неуязвимым в этом отношении, ставя в непосредственную духовную близость к его великому предшественнику, линию поведения которого он старался продолжать со всей возможной неукоснительностью, а что касается верующего русского народа, то все «политические» обвинения, направлявшиеся в адрес Местоблюстителя, неизменно воспринимались им по их истинному достоинству – как явная клевета и наглейшая ложь. |
| Но допустим, что в грамоте 3(16) мая 1922 г. есть указание на старейшество, все-таки весьма сомнительно чтобы на этой грамоте можно было обосновать бесспорно Ваши права в настоящее время. В самой приводимой Вами выдержке из послания Святейшего от июля 1923 года совершенно недвусмысленно сказано, что полнота духовной власти Вам тогда передавалась лишь “на время Нашего удаления от дел». Значит, с возвращением Святейшего к делам, действие грамоты 3(16) мая прекращается. Тем более, что на случай смерти Святейший сделал особое распоряжение. Если мы обратимся к этому последнему распоряжению, то увидим, что оно совершенно не дает места ни грамоте 3(16) мая, ни вообще вопросу о старейшинстве. Достаточно вспомнить, что безусловно преемником Патриарха назначается там один митрополит Кирилл. Ваше же Высокопреосвященство и митрополит Петр назначены условно: “если нельзя будет митрополиту Кириллу», значит, если бы при кончине Святейшего и присутствовали в Москве все три кандидата, то, бесспорно, власть перешла бы в руки митрополита Кирилла. Так как ни ему, ни Вам принять власть не было возможности, то принял митрополит Петр и, опять-таки, в распоряжении Святейшего нет ни слова о том, чтобы он принял власть лишь временно до возвращения старейших кандидатов. Он принял власть законным путем и, следовательно, может быть ее лишен только на законном основании, т. е. или в случае добровольного отказа, или по суду архиереев. Как видите, вопрос о вступлении Вашем в должность Местоблюстителя разрешается далеко не бесспорно. И я, при всем моем желании освободиться от возложенного на меня бремени, не могу Вам безотлагательно передать власть. Поэтому прошу Вас несколько задержаться со вступлением. Боюсь, что в данных условиях это приведет к великому смущению среди православных, и так уже настрадавшихся непрекращающимися распрями архиереев. Чтобы выйти из тупика, я бы предлагал образовать нечто вроде третейского суда: Ваше Высокопреосвященство укажете шесть архиереев и я укажу других шесть, а председателем может быть Экзарх Украины 318 . Кого может из указанных, он пригласит к себе на совещание; кого не может, запросит от них письменного отзыва. А потом объявит нам о результатах. |
| Архив УФСБ РФ по Тюменской обл. Д. 1740. Л. 41–41 об. Подлинник. Бланк (типографский экз.). Рукопись. 16. Протокол допроса митрополита Петра 14 января 1931 г. 14 января 1931 года [начальник 2-го отделения] Секретного отдела Полномочного Представительства Объединенного Государственного Политического Управления по Уралу Н. КОСТИН допросил с соблюдением 128–142 ст[атей] Угол[овно] –Проц[ессуального] Кодекса и предупреждением об ответственности за ложные показания по ст[атьям] 95–96 УК 1550 , нижеименованного гр[ажданина] в качестве обвиняемого, который и показал: Фамилия, имя, отчество Полянский Петр Федорович Показания по существу дела: Я решительно заявляю о своей непричастности к тем действиям, в которых хотят меня обвинить граждане – действиям нелепым и детски-наивным. Никогда и не пред кем я не высказывал ничего подобного; некоторые лица являются для меня мифическими, я их совершенно не знаю. Подобные суждения впадали бы в явные противоречия и с моими официальными обращениями к пастве с призывом ее, между прочим, к неуклонному выполнению гражданских обязанностей и с моим отношением к государственным и местным культурным нуждам в виде посильных денежных пожертвований. Если же нашлись лица, пожелавшие набросить на меня тень, то от веяний случайностей трудно быть гарантированным. Я знаю, что совесть моя чиста и это побуждает меня просить о проявлении ко мне советской справедливости, учитывая при этом мою старость, обремененную болезнями, и продолжительную ссылку, протекавшую в тяжелых условиях полярной страны и чередовавшуюся неожиданными арестами в 1927 г. из Абалака в Тобольском изоляторе – три месяца и теперь в Свердловской тюрьме при ПП ОГПУ – шестой месяц 1551 . Нельзя не принять во внимание и того, что приписываемым действиям отводится время четыре года назад и никто из властей ни одним словом до последнего времени не упрекнул в том. М[итрополит] Петр Полянский 14 января 1931 г. Нач[альник] 2 отделения] СО Н. Костин Архив УФСБ РФ по Тюменской обл. Д. 1740. Л. 28-а, 28-а об. Подлинник. Бланк (типографский экз.). Рукопись. Автограф митрополита Петра. |
|
|
