| Почему я приглашаю посетить «Русский Инок» людей имеющих «соприкосновение с язычеством, магией, антихристианством, ведовством»? А еще добавлю сюда атеистов, коммунистов, проституток, наркоманов, братков и т.п. Потому, что всех их любит Бог. Если их любит Бог, то неужели кто-то может отвергать и презирать их. Мне не раз приходилось убеждаться, что подобные люди зачастую несут в себе такой сокровенный свет христианских добродетелей, пред которым «свет моей души» есть тьма… Ведь когда такие люди делают что-то поистине доброе, то это делает в них Христос, это совершает через них любовь и благодать Божия, хотя они сами об этом пока не догадываются. Я обращаюсь к таким людям, чтобы общаться… Исповедь бывшей скрипки В последнее время в интернете стал популярным тест: «Какой вы музыкальный инструмент?»… Многие прошли его и убедились, что «гадается» довольно похоже на реальность. Куда же делась сила астрологии? Оказывается, музыкальные инструменты тоже влияют на наше рождение!? Это уже прямо анти-астрология! В тест я играть не стал. А просто сам написал «Исповедь бывшей скрипки». Итак… Мне говорили, что я родился скрипкой. Но шли дожди, и скрипка размокла и распалась. Ее впопыхах собрали, обтянули толстой кожей, и тогда я стал барабаном. Мне нравилась дробь. В этой дроби мне слышались шаги тех, кто будет действовать завтра. Я все еще любил дождь. Любил даже тогда, когда мои друзья поскальзывались и падали, странно раскидывая руки и улыбаясь предсмертной улыбкой… Я остановился у края большой воды и заплакал. Я, барабан, которого боялись, — плакал. Оставшиеся в живых друзья морщились и презрительно смотрели в мою сторону. И тогда я умер. Теперь в моей новой жизни я учусь быть свирелью. Я полюбил стройные волны воздуха, цветущие на полях тишины. Но исход еще неизвестен. Кто будет играть на мне? Бог или сатана?.. Надеюсь на милость Божию. Тайное слово Они собирались на московской квартире у двух сестер. Пахло старой мебелью, дореволюционными гобеленами и восточными благовониями. Юные поэты, мыслители, художники, музыканты. Говорили об искусстве, читали стихи, обсуждали сюжеты новых картин, слушали поющего под гитару: |
| Инок Глинской пустыни, жаждущий истины, единомыслия и мира Иван (Скляр), 8 мая, 1912 г. Отцы Афонцы! В ваших статьях очень рельефно выступает крайняя неприязнь к старцу. Вы его называете и суемудрым и прельщённым. А что, как если вы мудрствуете паче, неже подобает. У вас есть учёные богословы. Но что, если и здесь случилось: «Утаил еси от премудрых и разумных, и открыл та младенцам». Макарий Великий говорит: часто случается, что простой человек, егда в моление углубляется, приходит в видения и премудрость, куда не достигают сильные, премудрые и риторы, дабы узнать высоту его мыслей; понеже он внимает Божественным тайнам. Кто бо драгоценных камней испытывать не умеет, тот и ценить их не может, потому что в том не искусен ( Макарий Великий ). Старец же Иларион жил на старом Афоне 20 лет, на новом Афоне 3 года, и более 20 лет в пустыне, живёт жизнью, полною всевозможных лишений, в тесноте, алчбе и жажде, и занимается исключительно молитвою. Что же. – Может, и он был там, где св. апостол Павел, и слышал глаголы неизреченные ( 2Кор. 12:2–5 ). Отцы и братия, не быть бы нам ещё несмысленнее Галатов. Журнал «Русский Инок» за 1912 г. в 5 и 6 сделал великое преступление пред христианским миром тем, что отпечатал богохульную рецензию инока афонца о. Хрисанфа. Сей, по своей злобе к о. Илариону, как видно из рецензии, сочинил её, а журнал, по своей неопытности, отпечатал. Тому и другому диавол закрыл глаза для уразумения истины, тот и другой послужили слепым оружием диавола. Они почтенного и смиренного старца (как показывает его ответ на рецензию) опорочили, мало этого, они похулили Имя Божие – похулили Самого Бога, и этим произвели соблазн во всём мире. Как же истинный христианин умолчит об этом. Как любящий просидеть у ног Иисуса, стерпит хулу, произнесённую на сие святейшее, зиждительное, великое и страшное Имя – на то Имя, силою Которого изгоняются бесы, невредимы становятся змеи, смертоносные пития, совершаются разные знамения и чудеса, чрез которое говорят новыми языками ( Мк.16:17–18 ), получаем прощение нашим грехам ( Деян. 10:43 ), призыванием которого спасаемся ( Деян. 2:21 ), ибо нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись ( Деян. 4:12 ). О, Господи! Какая скорбь великая. Вывели на суд снова Иисуса, на суд всего мира, и кто же на сей раз! Не иудеи и фарисеи, а уже Его ученики – Старо-афонцы иноки, да Почаев, чрез трубу монашескую, и вопрошают: кто это? Какая слепота, какое невежество – насилие журнала иноческого!.. |
| Нынешнею зимою случилось ужасное искушение с одним русским иноком, не отвергавшим и чуть ли еще не желавшим необыкновенных проявлений духовного мира. Задумчиво сидел он однажды в темном углу своего скромного затвора, и Бог знает, чем была занята его мысль и самое сердце; только вдруг разлился пред ним небесный свет; распахнулась дверь келлии, и в нее вошли два святителя в полном архиерейском облачении, вида самого величественного. Бедняжка забыл перекреститься и бух им в ноги, прося благословения. Что ж вышло? Куда делись святители, а вместо них явились ужасные львы и в разных образах торжествующие бесы, которые, всплескивая своими грозными и гадкими лапами, закричали: «Наш! Наш!» – и вслед за тем пошла такая ж почти бесовская потеха, какую мы видим в жизни святого Исаакия Печерского. Бесы до того остервенились, когда бедный инок перекрестился, что начали тормошить его платье, и так сильно, что, сбросив с себя одежду, он выскочил из келлии и ударился бежать, тогда как на всей Святой Горе лежал уже глубокий снег. Живший с этим несчастным братом старец, узнавши беду его, забыл и старость, и немощь свою и пустился настигать своего погибающего беглеца, боясь, чтоб бесы не ринули его в дебри и стремнины. Он настиг его тогда, как силы оставили уже прельщенного, и он без чувств упал на снег. Молитвами и попечениями святого старца скоро инок оправился и по наставлению его вооружился против бесов, долго не перестававших видимо бороться с ним. Наконец сила креста и общие молитвы ученика и старца поразили и обессилили бесов до такой степени, что как вихрь понеслись они в виду прельщенного ими инока, проклиная его и грозясь подобным искусом низложить его впоследствии. Это случилось уже в бытность мою на Святой Горе. Не довольно ли писать-то? До будущего времени. Прощайте. Я долго-долго надеюсь пробыть здесь и отправлюсь в Иерусалим не ранее сентября, предоставляя судьбу своей заграничной жизни и странствия по Востоку заступлению Царицы Небесной. Р. 5. Сего дня (апреля 8-го) был у нас русский святогорский монах, у которого борода так длинна, что опускается ниже колен, но, обвивая ее несколько раз вокруг шеи, он скрывает ее под шейным платком во избежание излишнего любопытства со стороны нашего брата. |
| В Константинополе Седык-паша со товарищи встретил Павла и Алимпия так же ласково и предупредительно, как и тульчинский их сотрудник, – «охапились аки друзья одноземельные, от одного врага гонимые», – по выражению инока Онуфрия. За учреждение заграничной раскольнической иерархии Чайковский готов был взяться со своим обычным энтузиазмом, как за одно из самых действительных средств закрепить свои связи с заграничными, а через них и с российскими старообрядцами и, таким образом, заручиться их содействием в пользу дорогого ему польского дела: услуга, – рассчитывал он – которую мы окажем старообрядцам, помогая им учредить архиерейскую кафедру, обяжет этих честных и добродушных людей неизменной к нам благодарностью; само же учреждение архиерейства, которое даст старообрядцам одного духовного главу, теснее свяжет их между собою, а с тем вместе и нам откроет возможность действовать на них через этого главу гораздо удобнее. И вот, Садык-паша принимает Павла и Алимпия, рекомендованных ему Жуковским и Гончаровым, со всей предупредительностью и с полной готовностью предлагает им свое покровительство и услуги. Для Павла и Алимпия помощь пана Чайковского имела чрезвычайную важность. В этом они убедились на первых же порах своего пребывания в Царьграде. Расспросив их подробно о цели приезда в Константинополь, Чайковский, во-первых, объяснил им, что входить в какие-либо сношения с патриархом по делу об учреждении старообрядческой иерархии никак не следует: «… ибо (писал впоследствии инок Павел со слов Чайковского) каждое слово будет ведомо русскому консулу, у коего там, в патриархии, всегда присутствует логофет: а дух русский всем известени» 361 . Затем он указал Павлу ближайший способ обрести епископа, – именно советовал обратиться к живущим в Константинополе безместным архиереям: ибо «… там, в одной окружности города (как опять писал инок Павел со слов Чайковского), находится шесть патриархов и боле двадцати архиереев, удаленных от своих епархий по прихотям Порты, но извержению или запрещению не подлежащих, – они все свободны, когда только восхотят – и священнодействуют надлежащим порядком, по чину архиерейскому» 362 . |
| На всей вершине Афона нет ни одного кусочка, ни травки, ни залетной птички. Афон вечный и строгий анахорет! Впрочем, несколькими уступами ниже в грозных трещинах скал его растет пленительный, так называемый «неувядаемый цвет Божией Матери». Чрезвычайно мил этот заоблачный цветок священного Афона, зато едва и доступен самым отважным хищникам его девственной красоты и стоит необыкновенных трудностей и усилий, сопряженных с ежеминутными опасностями за самую жизнь. Неувядаемый цветок этот, как чистота сердца, любит строгое уединение и по большей части растет, как я сказал уже, в трещинах камней. Там его в жаркий полдень освежают облака своим росным дыханием, там его живительно теплят в прохладу ночи испарения Афона, и под их благотворным влиянием цветок быстро раскидывает листки свои, развивает почку и скромно смотрится в играющие лучи солнышка, в ярком свете которых образуется его жизнь, разливается по нему розовый румянец, и к Троице цветок бывает уже в полной своей силе и с ароматным дыханием. Неувядаемый цветок Божией Матери по своему виду может почесться отражением пленительной розы, с тою только разницею, что он невелик и чрезвычайно мил. Один из числа собирателей этих цветов, знакомый мне инок русский рассказывал, что раз, вскарабкиваясь со скалы на скалу к завиденным цветкам, он ухватился руками за висевший над ним камень, а ногами утвердился между тем на нижнем, и только что хотел протянуть руку, чтоб сорвать миловидный цветок, как камень из-под ног его выбился и с грохотом полетел в пропасть, над которою повис несчастный всем своим телом. Мгновение оплошности - и сам инок свалился бы за камнем по гранитным ребрам исполинских скал в самую глубь пропасти. Подобный случай испытал и другой, тоже русский, который, спускаясь с вершины Афона вниз на южную сторону, соскочил с одного камня на другой, низменный, но как-то ошибся» пролетел мимо него в небольшую рытвину и едва только растянулся в ней, верхний камень загремел над ним, всею тяжестью прыгнул в пропасть и долго грохотал в ней. |
| Образ девушки был овеян романтикой и тайной. Одежду и украшения она подбирала себе с безупречным и тонким вкусом. Особенно любила серебряный и фиолетовый цвета. Украшением, с которым она почти никогда не расставалась, был массивный браслет из серебра, обрамленный крупными сапфирами. Этот старинный браслет издавна передавался в семье по женской линии. В волосах Синильга любила носить серебро, вплетая в тугую черную косу серебряные нити. Она делала это в знак преданности Санкт-Петербургу. В ее памяти этот город белых ночей — город света во тьме — представал окутанным в серебристую дымку… Одиночество не всегда тяготило Синильгу. Ей по-своему было хорошо. Иногда она просыпалась утром с чувством радости… Но порой накатывала грусть-тоска: девушка начинала опасаться за свое будущее, сожалеть о том, что не может найти «вторую половинку», в то время как ее сверстницы давно обзавелись семьями. Предложений «руки и сердца» в адрес Синильги поступало немало, но она не хотела без любви связывать жизнь с каким-либо человеком. Как-то в храм, который она посещала, зашел странствующий музыкант, он так и представился: «Музыкант». С ним у Синильги возникли теплые отношения, вылившиеся со временем в дружбу. Музыкант колесил по Америке, периодически появляясь в Нью-Йорке. Он почти всегда был на связи с Синильгой благодаря интернету. Как раз сейчас она получила от Музыканта письмо: From: volia1969@gmail.com Subject: ZhZh Date: August 18, 2006 08:22:18 PM To: sinilga1@gmail.com эй, нью-йоркская затворница!!! я тут в Живом Журнале (Live Journal) обнаружил журнал некоего инока Всеволода. вот почитай: http://inok.livejournal.com его ЖЖурнал какое-то время назад захватили и хакнули сатанисты (потом удалось вернуть и восстановить, но не все), в инете об этой истории писали, так я узнал о журнале инока, у него встречается интересное, хотя я далеко не со всем согласен… еще он ведет сайт «Русский инок» http://www.russian-inok.org/, но там мало личного. Говоря о его ЖЖ, меня удивило, насколько у нас много с ним точек соприкосновения, мы примерно ровесники и вышли из одной среды, если б пообщались, наверняка нашли немало общих знакомых… |
| Писатель подготовляет «торжественное опровержение богохульства» Ивана. Атеист презрительно не принимает Божьего мира. Зосима утверждает, что жизнь есть радость и мир есть рай. Иван не желает мировой гармонии, купленной страданиями детей; Зосима утверждает, что «все за всех виноваты», а потому и всем простить можно. Эта идея развивается подробно: «Всякий за всех и за все виноват». «А коли младенца убьют? Пойди и прими за кого нибудь муки — легче будет». Главное. «За всех виноваты, загноили землю. Мог светить, как Единый Безгрешный. Ибо всяк может поднять ношу Его, всяк; если захочет такого счастья. Он был человеческий образ». «Прости злодею — земля прощает и терпит. Если же очень удручает тебя, — страдайья для себя ищи». «За всех и все виноват, без этого не возможешь спастися. Не возможешь спастися, не возможешь и спасти. Спасая других, ам спасаешься». Ответ Зосимы Ивану приобретает, наконец, свою окончательную формулу. «Но если все все простили (за себя), неужто не силь ны они все простить все и за чужих? Каждый за всех и все виноват, каждый потому за всех все в силах простить и станут тогда все Христовым делом, и явится сам среди их, и узнают Его и сольются с Ним, простит и Первосвященнику Каиафе, ибо на род свой любил, по–своему, да, любил, простит и Пилата высокоумного, об истине упавшего, ибо не ведал, что творил». Не которые изречения старца могли показаться слишком дерзновенными и были исключены из окончательной редакции, например: «Люби людей во гресех их, люби и грехи их». «Дети, любите друг друга и не бойтесь греха людей; люби во грехе, ибо сия уже Божеская любовь» и, наконец, со блазнительная запись: «Люби грехи!» В онце июля Достоевский уезжает лечиться в Эмс и 7 августа высылает оттуда 6–ю книгу. Он комментирует ее по своему обыкновению в сопроводительном письме к Любимову: «Назвал эту шестую книгу «Русский инок» — название дерзкое и вызывающее, ибо закричат все нелюбящие нас критики: «Баков ли русский инок, как сметь ставить его на такой пьедестал!» — Но тем лучше, если закричат, не правда ли? (А уж я знаю, что не утерпят.) Я же считаю, что против действительности не погрешил: не только как идеал справедливо, но и как действительность справедливо. |
| Киев был стольный город Русской земли; сюда приезжало немало и из чужих стран разных торговых людей. Бывали тут и магометане, и иудеи, и римские католики, и греки. Прослышали они о намерении князя переменить свою веру и дали знать об этом в свои земли: понятно, каждому хотелось, чтобы русский князь перешел в его родную веру. И вот, ко Владимиру стали являться проповедники разных вер. Первыми пришли послы с Волги-реки, веры магометовой. «Мы веруем во единого Бога, на небесах живущего, и в Его пророка Магомета, который позволяет нам иметь жен, кто сколько хочет, только велит обрезываться, не есть свиного мяса и не пить вина». Так говорили магометане. Владимир со вниманием слушал их, пока они говорили о женах, а когда упомянули об обрезании и о том, чтобы не пить вина, то решительно отказался принять их веру. Послы немецких папистов говорили о величии невидимого Бога Вседержителя. Но князь знал властолюбие римских пап и сказал послам: «Идите обратно, отцы наши не принимали веры от папы». Явились к нему и хазарские евреи, и он спросил их: «А где ваше отечество?» Те отвечали: «В Иерусалиме; но Бог прогневался на отцов наших и рассеял их по чужим странам». – «Как же вы смеете предлагать свою веру другим? – сказал им мудрый князь. – Или вы хотите, чтобы и мы лишились своего отечества?» Пришел наконец и греческий проповедник – мудрый и ученый инок; он долго беседовал с князем о вере христианской, рассказал ему о сотворении мира, о грехопадении первых людей, о древних патриархах и пророках; потом перешел к рождеству Христа Спасителя, говорил подробно о Его жизни, чудесах, учении, страдании, смерти и воскресении; когда же дошел до учения о будущем Втором пришествии и Страшном Суде, то развернул перед взором смущенного князя большое полотно, на котором был художественно изображен Страшный Суд Божий: «Вот, – говорил инок, – на правой стороне стоят праведники, вот и уготованный им прекрасный Божий рай; а вот эти, налево, грешники и ожидающие их мучения адские». Долго и с великим вниманием рассматривал Владимир эту картину; видно было, что она глубоко поразила его правдолюбивое сердце; он подробно расспрашивал инока обо всем, что тут было изображено, наконец, тяжко вздохнул и сказал: «Хорошо тем, которые направо, и горе тем, которые налево!» – «Крестись, и ты будешь в раю с праведниками, – сказал ему инок-проповедник, – а если не примешь Крещения, то твое место будет вот здесь, на левой стороне, с грешниками». Владимир задумался. «Подожду еще немного, – сказал он наконец, – получше разузнаю о разных верах, и тогда решу». Он оделил греческого проповедника богатыми дарами и отпустил с почетом в Царьград. А в душе он уже решил – принять веру православную и только об одном теперь думал, как бы лучше сделать, чтобы и бояр своих, и любимую дружину, и весь народ привести с собой в веру Крещением. |
| Так смиренно пишет иеромонах Дометиан, ученик св. Саввы, игумен Хиландарский, в предисловии своем к жизнеописанию своего учителя, составленному им в 1264 году. 1. «Первые годы святого Саввы, до его пострижения» 25 . Дитя возрастало о Господе и, когда достигло отроческих лет, отдано было в научение Божественных книг. Безмерна была любовь родителей к этому дитяти – они не могли отвлечь от него ненасытных взоров, ибо красотою телесной и душевной превосходило оно всех своих братьев и в детстве еще изумляло каждого разумом. На пятнадцатом году его возраста Стефан отделил ему особенную область в своей державе, где бы юноша мог потешиться с благородными сверстниками охотой, ристанием и другими свойственными его летам забавами. Но иное было направление ума благоговейного Растки: еще юный, взошел он уже в разум священных книг, которые непрестанно читал, заимствуя из них начало премудрости – страх Божий, и разгораясь день ото дня Божественной любовью, как бы огнь прилагал к огню. Ни во что вменял он царство и богатство, славу и благоденствие и почитал как тень мимотекущую все временные многомятежные блага и суетным – все человеческое на земле. Растко избрал себе правый путь – единый непреткновенный: неленостно стоял на службах церковных, любил пост, избегал празднословия и смеха; нечистые слова и вредные песни, разжигающие юношеское желание, ненавидела душа его; ко всем был приветлив, нищелюбив и кроток, особенно уважал сан иноческий, так что и сами родители, взирая на высокую его добродетель, чувствовали себя пристыженными юношей, как будто он не от них родился, а поистине дарован им от Бога. На восемнадцатом году его жизни отец и мать хотели сочетать его законным браком, но благодатный юноша избегал всяких уз мира, чтобы упразднить себя для единого Бога. Слыхал он о святой Горе Афонской и о прочих пустынных местах, ибо к отцу его приходили отовсюду за милостыней, да и сам он посылал от себя во святые места – раздавать преподобным милостыню. Господь не оставил без исполнения сердечного желания юного Растки. Однажды вместе с благородными сверстниками посетил он родителей своих – и обрадовались державные пришествию возлюбленного сына: пиршества, во изъявление общей радости, сменялись пиршествами. Случилось Промыслом Божиим в те торжественные дни придти инокам со Святой Горы Афонской за милостыней. Один из них был родом русский: тайно пригласив его к себе в храмину, благодатный юноша расспрашивал его подробно о Святой Горе и взял с него обещание – никому не открывать беседы их. Инок русский с любовью рассказывал о пустынном жительстве и общежительном уставе: как на Святой Горе пребывают по двое и по трое в кельях и как уединяются отшельники на безмолвие во глубину пустыни для поста и молитвы. Красноречиво описал все это пришелец афонский, ибо не простой был чернец, а искусный в слове и послан от Бога; внимая ему, юноша проливал потоки слез, и сон бежал очей его. |
| Сибирякова градоначальник сразу невзлюбил и в служебном раже строчил наверх доносы о том, что подозрительное радение сибирского купца о народном благе не более чем прикрытие, за которым может скрываться чуть ли не поддержка революционеров. И вообще, похоже, миллионер действует не сам, за ним явно кто-то стоит. В.В. фон Валь в 1892-1895 гг. Кроме того, недовольство Сибиряковым всё чаще стали высказывать его петербургские знакомые, даже те, кому он еще недавно давал деньги. А в прессе замелькали обвинения сибирского купца в мистицизме и религиозной экзальтации... Хотя какая экзальтация могла быть у человека, который с юности интересовался точными науками, ходил на курсы физиологии и помогал университетам? Ад жизни А все дело в том, что за несколько лет до появления в столице нового градоначальника Иннокентий Сибиряков для поправки здоровья отправился в путешествие по Европе и в Россию возвратился разочарованным и печальным. Вот как описывал он свои впечатления: «Отсутствие счастия в жизни гнетет мое сознание безотчетным чувством скорби, горести и отчаяния. Так чувствую я себя теперь, по возвращении в Россию. Здесь, как и везде на свете, я вижу только одни страдания людей, одни муки человеческие, одну суету мирскую. Как будто вся наша жизнь только в одном этом и состоит, как будто Господь Бог всех нас создал для одних страданий на свете и нет для человека никакой отрады, кроме печального конца — смерти... И я думаю, что все эти пытки, все мучения, все страдания суть лишь вещи благоприобретенные человеком, но не наследие Божие для нас на земле. Ведь Царствие Божие внутри нас, а мы всем этим пренебрегли и впали в отчаяние, в тоску, в ад жизни. Да, слаб, ничтожен и малодушен человек в выборе своего земного блага, личного счастья». Об этой его перемене много лет спустя писал в журнале «Русский инок» монах Климент: «Какой поразительный контраст! Сотни богатых людей едут за границу для удовольствия, привозят домой массу багажа, нахватавшись модных мыслей, начинают сеять у себя на родине смуты, безбожие, анархизм или стараются умножить и без того многие капиталы, эксплуатируя чужой труд. Сибиряков, путешествуя по свету, учится христианской философии, открывает суету жизни, видит страдания честных, любящих Бога людей, решается идти навстречу тем, кто обездолен судьбой и, как в этом деле, так и в общении с Богом, в молитве, думает найти утешение своему скорбящему духу». |
|
|
