| На вопрос эконома, почему он не ходит на работы, инок отвечал двусмысленно и неудовлетворительно, так что невольно навлек на себя справедливые подозрения более опытных старцев. Так протекло несколько времени. Прельщенный совершенно увлекся в расставленные сети хитрого демона и до того дошел, что начал принимать к сердцу мысль о высоте своего подвига. Демон торжествовал и наконец напал на свою жертву решительным образом. Тогда как инок становился на молитву, ему чувственно представал светлый Ангел, благословлял его молитвенный труд и ублажал тайные для всех подвиги. Инок был вне себя от удовольствия при виде небесного Ангела, который самыми убедительными доводами превозносил молитву его и унижал послушания братства. Бог знает, какие были бы следствия такого прельщения, если бы не принял в иноке участия один из греческих старцев. Частые отлучки русского инока и всегдашняя уклончивость его от послушаний, при образцовой между тем скромности и назидательном образе внешнего поведения, обратили на него внимание старца-грека, к которому и русский инок питал чувство доверенности и уважения. Грек успел как-то выпытать несчастного, так что тот про все рассказал старцу, и даже о явлении Ангела. Старец испугался братней исповеди. - Ты помнишь, - кротко заметил он несчастному, - что у нас говорится: «послушание паче поста и молитв… Как же ты своевольно решаешься на твои молитвенные подвиги, да к тому же втайне от всех? Тебя погубит демон, - строго заметил старец, - он сведет тебя с ума, если ты не отстанешь от твоей самочинной молитвы, которая вменяется тебе в грех и доставляет демону свободный к тебе доступ. Тебе является сатана, а не Ангел. Испытай это, если хочешь… - Как же? - в смущении и испуге спросил несчастный брат старца. - А вот как, - отвечал тот, - не уходи более в лес, трудись наравне с братнею, и твой келейный канон совершай в келлии. Ты сам увидишь, что будет с тобою. Разумеется, демон попытается и еще являться тебе в виде Ангела, но ты строго держись твоей молитвы и не обращай внимания на призрак. Если послушаешься меня, - присовокупил старец, - Бог тебе поможет выпутаться из демонских сетей; в противном случае сам на себя жалуйся. Я вперед тебе скажу, что ты сойдешь с ума и очень легко можешь погибнуть. Знай, что наша воля и наши собственные, плотские мудрования без руководства старческого - единственная вина нашей погибели, - одушевленным голосом произнес старец и замолчал. |
| В Константинополе Садык-Паша принял Павла и Алимпия, рекомендованных Жуковским и Гончаровым, со всей предупредительностью, и охотно предложил им свое покровительство и услуги. Расспросив подробно о цели их приезда собственно в Константинополь, Чайковский, во-первых, объяснил им, что входить в какие-либо сношения с патриархом по делу об учреждении старообрядческой иерархии никак не следует: „ибо (писал в последствии инок Павел со слов Чайковского) каждое слово будет ведомо русскому консулу, у коего там, в патриархии, всегда присутствует логофет: а дух русский всем известен!“ Затем он указал Павлу ближайший способ приобрести епископа, – именно советовал обратиться к живущим в Константинополе безместным архиереем: ибо „там, в одной окружности города (как опять писал инок Павел со слов Чайковского), находится шесть патриархов и более двадцати архиереев, удаленных от своих епархий по прихотям Порты, но извержению, или запрещению не подлежащих, – они все свободны, когда только восхотят – и священнодействуют надлежащим порядком, по чину архиерейскому“ 208 . О существовании таких „безместных“ архиереев в Цареграде Павлу и прежде было известно, – на них именно он и рассчитывал больше всего, предпринимая сюда путешествие; со стороны Чайковского важна была собственно та услуга, что он, чрез своих агентов, мог собрать и сообщить Павлу точные сведения об этих существовавших в Константинополе епископах, и именно брал это дело на себя, посоветовав Павлу в него не вмешиваться лично из опасения того же „всем известного русского духа“. А в отклонение всяких подозрений со стороны греческих и русских „шпионов“, Чайковский находил полезным для Павла и Алимпия, чтобы они на время и совсем уехали из Константинополя. Не мог не видеть инок Павел всей разумности этих советов, равно как всей искренности, с какой они давались, – и преисполнился глубочайшею благодарностью к своему вельможному другу. Предложение уехать на время из Константинополя он мог исполнить тем удобнее, что во всяком случае ему необходимо было, ради успокоения старообрядцев и для очищения совести, совершить путешествие в Сирию, Палестину и Египет, – в страны якобы обитаемые „древлеправославными епископами“. В это путешествие мог он немедленно отправиться, предоставив новым друзьям своим заботу о приискании в Царе-граде „желаемого предмета“. Чайковский, с своей стороны, вполне одобрил этот план, и, отпуская Павла и Алимпия в далекое странствие, снабдил их рекомендательными письмами к членам польской эмиграции в Бейруте, Яффе, Каире и других местах, – новая услуга, которую очень дорого ценил инок Павел 209 . 43. Странствие Павла и Алимпия по Сирии и Палестине |
| С. П. Т. Надо быть твёрже. Скажите ей определённо, что разойдётесь с ней и возьмёте детей с собой. Но скажите так, чтобы она поняла, что вы не тряпка, которая всё стерпит, а настоящий человек, который сумеет исполнить то, что говорит. Москвичу. Если жена с детьми в деревне, – значит, вы с ней всё равно живёте врозь. А потому всё зависит от вашей жены. Если она тоже не любит вас – лучше разойтись. Но, во всяком случае, советую подождать и проверить себя. 22 февраля 1917 Вы помните мой ответ «Русскому иноку», который удостоил меня сравнением с Гапоном? Мой ответ, очевидно, не удовлетворил его! Инок не унимается. И задаёт мне весьма ехидный вопрос, совсем не «иноческий», а более подходящий для лица, служащего... по «гражданскому ведомству». «Ваш предтеча Гапон устроил 9 января. А вы не думаете с своими «друзьями» повторить то же 14 февраля?» Какого цвета ваша «ряса», Русский инок? Чёрного или горохового? 64 Но всё равно! Я успокою вас: – Повторять «то же» с своими друзьями не думаю... Однако зачем говорить о таких серьёзных вещах? Вы хоть и «инок», но «умалились яко дитя» 65 . Позвольте же вам рассказать сказочку? В аду был тревожный день: Дьявол заскучал... Призвал заведующего пеклом. Распёк его на чём свет стоит. Посадил в тартарары мелких чертенят, подвернувшихся под руку. He принял очень важного чорта, только что вернувшегося с Луны, куда был послан по важному поручению. И объявил, чтобы в первую же полночь весь ад собрался перед его очи, так как он, Дьявол, заскучал и решил держать речь ко всему великому царству преисподней. Уже с 11 часов в приёмный зал, расположенный в самом центре пекла, начали собираться трепещущие черти. Каких, каких тут только не было! Мохнатые, с поседевшими сивыми хребтами. Молодые, щеголеватые, подстриженные по последней моде. Солидные, упитанные – и поджарые. Были и совсем маленькие бесенята, шмыгавшие туда и сюда, юркие, проворные, с хвостиками, закрученными кренделем... Шум, говор, лязг зубов – на этот раз отличался какой-то особенной сдержанностью. Все чувствовали, что надвигаются события величайшей важности. |
| – Твое святое имя? – Дмитрий, – отвечаю я. – Садись, садись, брат Дмитрий, – смиренно говорит старец. Это был когда-то худощавый инок, темный шатен и, видно, хорошего роста. Теперь борода его с сильной проседью, лицо худощавое, большое, впалые глаза, проницательный взгляд, и все же никак нельзя дать ему его семидесяти лет. – Ну, помолимся теперь, брат Димитрий! – снова говорит мне инок, кладя на аналое крест и Евангелие и надевая епитрахиль. Долго слушаю я не всегда знакомые слова молитвы... Наконец, отец Дамиан на секунду отрывается и передает мне печатный лист с надписью: „Короткая исповедь перед духовником“. Покрывает мою голову епитрахилью и опять долго и проникновенно молится, ясно выговаривая каждое слово. Потом пристально смотрит мне в глаза и говорит, указывая на лист: – Читай это громко, брат Дмитрий! Я читаю... Опять пристальный взгляд мне в глаза, и правой рукой престарелый инок сжимает мой лоб: – Ну а особые грехи какие у тебя есть, брат Димитрий? Я отвечаю: – Много лет на исповеди не пришлось мне бывать. – Глаза старого исповедника широко раскрываются, рука, сжимавшая мой лоб, поднимается к его лбу, и он медленно и проникновенно крестится: – Что ты, брат Димитрий? И как же это так? И почему же? Я стараюсь объяснить свои переживания, и здесь должен невольно коснуться своего второго еще большего греха. Опять рука отца Дамиана, коснувшаяся снова моего лба, поднимается, творя крестное знамение. – Велик твой грех , брат Дмитрий, – говорит старец, – но не отчаивайся, все мы люди, все мы грешны, один Бог безгрешен; а вот святой (и он назвал имя) тоже был тем же грешным, а творящий милостыню Бог не только простил его, но причислил его к сподвижникам Своим... Веруй, брат Дмитрий, в Него, и Он все тебе простит... Самое важное, что ты открыл Ему душу свою. И снова накрыв глубже голову мою епитрахилью, прочитал разрешительную молитву. – Батюшка! – говорю я после исповеди, чувствуя себя совершенно обновленным. – Все же одно сомнение тревожит душу мою: тяжкие грехи разрешили вы мне сейчас, властью вам Богом данной. Но разве Богу угодно будет, если я снова буду грехи повторять? Что нужно делать, чтобы старый грех не возвратился бы? |
| Демон торжествовал и наконец напал на свою жертву решительным образом. Тогда как инок становился на молитву, ему чувственно представал светлый Ангел, благословлял его молитвенный труд и ублажал тайные для всех подвиги. Инок был вне себя от удовольствия при виде небесного Ангела, который самыми убедительными доводами превозносил молитву его и унижал послушания братства. Бог знает, какие были бы следствия такого прельщения, если бы не принял в иноке участия один из греческих старцев. Частые отлучки русского инока и всегдашняя уклончивость его от послушаний, при образцовой между тем скромности и назидательном образе внешнего поведения, обратили на него внимание старца-грека, к которому и русский инок питал чувство доверенности и уважения. Грек успел как-то выпытать несчастного, так что тот про все рассказал старцу, и даже о явлении Ангела. Старец испугался братней исповеди. – Ты помнишь, – кротко заметил он несчастному, – что у нас говорится: « послушание паче поста и молитв … Как же ты своевольно решаешься на твои молитвенные подвиги, да к тому же втайне от всех? Тебя погубит демон, – строго заметил старец, – он сведет тебя с ума, если ты не отстанешь от твоей самочинной молитвы, которая вменяется тебе в грех и доставляет демону свободный к тебе доступ. Тебе является сатана, а не Ангел. Испытай это, если хочешь… – Как же? – в смущении и испуге спросил несчастный брат старца. – А вот как, – отвечал тот, – не уходи более в лес, трудись наравне с братнею, и твой келейный канон совершай в келлии. Ты сам увидишь, что будет с тобою. Разумеется, демон попытается и еще являться тебе в виде Ангела, но ты строго держись твоей молитвы и не обращай внимания на призрак. Если послушаешься меня, – присовокупил старец, – Бог тебе поможет выпутаться из демонских сетей; в противном случае сам на себя жалуйся. Я вперед тебе скажу, что ты сойдешь с ума и очень легко можешь погибнуть. Знай, что наша воля и наши собственные, плотские мудрования без руководства старческого – единственная вина нашей погибели, – одушевленным голосом произнес старец и замолчал. |
| Hands on the table! — приказал Лазарь. Как только они положили руки на черную скатерть, инок молниеносно выхватил кинжал и пригвоздил ладонь Карла к столу. На скатерть брызнула кровь. Карл завизжал, пытаясь свободной рукой вытащить нож, но Лазарь ткнул ему в лоб дуло и рыкнул: — Не двигаться! Последний раз спрашиваю, where is the girl? Считаю до трех и убиваю всех. Побледневший Карл, перемешивая стоны и мат, и закатывая от боли глаза, процедил по-русски: — Ты что? Так больно… Я скажу. Я — русский. — Ах, ты ру-у-усский?! — протянул Лазарь. — Русский — значит православный. А тебя, тварь, я за ваши сатанинские игры сейчас в порошок сотру. В доме еще есть кто-нибудь? — Нет. — Где похищенная? — Ее увезли. Только что… — Куда увезли? Кто? — Агния. Она у нас старшая… Я не виноват. Вот, возьмите, — Карл достал из джинсов сотовый телефон, — там есть ее фотка. Сейчас открою. Я снимал на занятиях. Как знал, что пригодится. Освободите мне руку. Я здесь вообще случайно. Больно… Лазарь взял телефон с открытой Карлом фотокарточкой на экране, всмотрелся в лицо рыжей незнакомки в черных очках. — Bitch, — выругалась Николаина и плюнула Карлу в лицо. — Заткнись! — Лазарь замахнулся на нее прикладом, но не ударил. — Сейчас освобожу, — сказал он Карлу. — Куда они поехали? Говори! — Знаешь Русский Синод в Манхэттене? Они сейчас будут там. — Русский Синод? Найдем. Это точно? — Точно. — Если врешь, из-под земли тебя достану и убью. — Не вру. Отпусти. Больно, — заскулил Карл. — Хорошо. А теперь быстро делать все, что я говорю. Лазарь выдернул нож из руки Карла и разрешил подняться с пола перепуганному индейцу. Затем приказал Карлу и индейцу растормошить Тома и помочь ему передвигаться, потому что тот был очень слаб. Держа пленников на прицеле, Лазарь заставил их спуститься в подвал. Обнаружив там веревки, клейкую ленту и проволоку, он скрутил всех четверых в единый живой моток. Потом сбегал наверх, взял в баре бутылку виски, наскоро промыл Карлу раненую руку и замотал полотенцем. — Значит, так, — сказал он на прощанье, обращаясь к Карлу. |
| В наших пустынных афонских общежитиях , конечно, не может быть подобных искусов, но только под условием, если киновиат будет руководиться не собственным мудрованием и волею, а строгою и безропотною покорностью настоятелю и братии. Без этого все наши подвиги – ничто, потому что в киновии (общежитии) требуется не таинственность келейных занятий, не беспрерывность молитвы, а безусловная готовность, на всякое послушание наравне с братством. Выйди из общения с братством – тогда в этом отношении, как и во всяком другом, все потеряно: враг восторжествует и наверное расставит сети самого незаметного с нашей стороны, но гибельного для нас ловительства. Русский старец уклонявшийся от послушаний И теперь еще жив у нас на Афоне русский старец, опытом изведавший истину слов моих. Я лично знаю этого старца и редкий день не вижу его... По чувству сердечного влечения к молитве, не разумея чрезвычайного достоинства и важности послушания, русский старец стал уклоняться от общих монастырских работ и братских занятий. Бывало, братия по совершении утреннего правила идут на работы, а тот старец тихонько скрадется от всех и удалится в лес для молитвы, в которой и проводил все то время, пока другие трудятся в поте лица. К обеду только или к вечеру является молитвенник в свое место. Таким образом день ото дня сильнее разгоралось сердце прельщенного таинственным побуждением к сокровенной молитве, и помысл непрестанно твердил ему, что молитва – свойство ангельского духа и пища души нашей, между тем работы – потребность житейская, мирская и суетная. В гибельном прельщении себя подобными вымыслами собственного разума и бесовскими наговорами инок стал долее обыкновенного проводить время в молитве, притом в лесу, и наконец в виду всех начал уклоняться от послушаний. На вопрос эконома, почему он не ходит на работы, инок отвечал двусмысленно и неудовлетворительно, так что невольно навлек на себя справедливые подозрения более опытных старцев. Так протекло несколько времени. Прельщенный совершенно увлекся в расставленные сети хитрого демона и до того дошел, что начал принимать к сердцу мысль о высоте своего подвига. |
| Несомненно, жизнь монашеская трудная. Монашеский корабль обуревают непрестанно сильнейшие внешние и внутренние бури. Не все борцы устаивают в борьбе. Из жизненной книги некоторых постепенно вырываются лист за листом с теми священнейшими письменами, которыми они обещались когда-то руководиться в течение всей своей жизни. Борьба, особенно неравная борьба, многих охлаждает. Монашеские обеты начинают казаться почти невыполнимыми, а жизнь древних подвижников, просиявших своими подвигами по всей вселенной, мало понятной, бывшей слишком когда-то давно и едва ли даже возможной в настоящее время. Так мало по малу жизнь начинает сбивать людей с старых устоев и основывать на новых, иногда совершенно чуждых заветам древнего, иночества, и даже больше того... Приди и стань у раки св. старца, русский инок. Вот она – истинно монашеская жизнь, так пышно и чудно развернувшаяся на наших почти глазах в лесах Саровских. К нам теперь как бы возвратились времена древнего подвижничества. Не читаем или не слышим только о них мы —559— теперь, а видим их своими глазами, осязаем своими собственными руками. Не падай же духом, инок. Иди твёрдо и неуклонно вперёд, освящая каждый свой жизненный шаг заветами св. старцев подвижников. Русская обитель, как много ты таишь в себе духовных величайших сил. Если все твои сыны выйдут на делание до вечера в духе и подвиге св. старца Серафима, какая тёмная сила устоит против этой силы? Как благодатный сильный дождь смывает с лица земли всякую грязь и нечистоту, так и эта сила духовная и благодатная может смыть с лица земли русской многое нечистое, что на ней только встретит она. Сие буди, буди... Приди к раке св. старца и ты, русский народ. Тяжела и трудна твоя была доля. Но несмотря на все свои жизненные невзгоды и неудачи, не утратил ты своей горячей веры в Божии заветы на земле. Ты хранил уставы Церкви. Ты любил прежде всего на земле думать о царстве Божием и, перенося великие бедствия, не роптал на свою судьбу. Ты крепко верил, что правда Божия может быть везде на земле. Может обитать она и в хижине самого последнего бедняка. Царство Божие не измеряется палатами да богатством. Но тебя начали смущать за последнее время новые непризванные учители, увлекая в сторону от твоих вековых верований и чаяний. Некоторые из простецов уже начали и колебаться... А другие больше того, стали сознательно идти в сторону от этих преданий. Многие пошли в сторону от веры своих отцов, дедов и прадедов. Многие уже теперь находят различные новые веры... |
| Писатель подготовляет «торжественное опровержение богохульства» Ивана. Атеист презрительно не принимает Божьего мира. Зосима утверждает, что жизнь есть радость и мир есть рай. Иван не желает мировой гармонии, купленной страданиями детей; Зосима утверждает, что «все за всех виноваты», а потому и всем простить можно. Эта идея развивается подробно: «Всякий за всех и за все виноват». «А коли младенца убьют? Пойди и прими за кого нибудь муки — легче будет». Главное. «За всех виноваты, загноили землю. Мог светить, как Единый Безгрешный. Ибо всяк может поднять ношу Его, всяк; если захочет такого счастья. Он был человеческий образ». «Прости злодею — земля прощает и терпит. Если же очень удручает тебя, — страдайья для себя ищи». «За всех и все виноват, без этого не возможешь спастися. Не возможешь спастися, не возможешь и спасти. Спасая других, ам спасаешься». Ответ Зосимы Ивану приобретает, наконец, свою окончательную формулу. «Но если все все простили (за себя), неужто не силь ны они все простить все и за чужих? Каждый за всех и все виноват, каждый потому за всех все в силах простить и станут тогда все Христовым делом, и явится сам среди их, и узнают Его и сольются с Ним, простит и Первосвященнику Каиафе, ибо на род свой любил, по–своему, да, любил, простит и Пилата высокоумного, об истине упавшего, ибо не ведал, что творил». Не которые изречения старца могли показаться слишком дерзновенными и были исключены из окончательной редакции, например: «Люби людей во rpecex их, люби и грехи их». «Дети, любите друг друга и не бойтесь греха людей; люби во грехе, ибо сия уже Божеская любовь» и, наконец, со блазнительная запись: «Люби грехи!» В онце июля Достоевский уезжает лечиться в Эмс и 7 августа высылает оттуда 6–ю книгу. Он комментирует ее по своему обыкновению в сопроводительном письме к Любимову: «Назвал эту шестую книгу «Русский инок» — название дерзкое и вызывающее, ибо закричат все нелюбящие нас критики: «Баков ли русский инок, как сметь ставить его на такой пьедестал!» — Но тем лучше, если закричат, не правда ли? (А уж я знаю, что не утерпят.) Я же считаю, что против действительности не погрешил: не только как идеал справедливо, но и как действительность справедливо. |
| Чрезвычайно мил этот заоблачный цветок священного Афона, зато едва и доступен самым отважным хищникам его девственной красоты и стоит необыкновенных трудностей и усилий, сопряженных с ежеминутными опасностями за самую жизнь. Неувядаемый цветок этот, как чистота сердца, любит строгое уединение и по большей части растет, как я сказал уже, в трещинах камней. Там его в жаркий полдень освежают облака своим росным дыханием, там его живительно теплят в прохладу ночи испарения Афона, и под их благотворным влиянием цветок быстро раскидывает листки свои, развивает почку и скромно смотрится в играющие лучи солнышка, в ярком свете которых образуется его жизнь, разливается по нему розовый румянец, и к Троице цветок бывает уже в полной своей силе и с ароматным дыханием. Неувядаемый цветок Божией Матери по своему виду может почесться отражением пленительной розы, с тою только разницею, что он невелик и чрезвычайно мил. Один из числа собирателей этих цветов, знакомый мне инок русский рассказывал, что раз, вскарабкиваясь со скалы на скалу к завиденным цветкам, он ухватился руками за висевший над ним камень, а ногами утвердился между тем на нижнем, и только что хотел протянуть руку, чтоб сорвать миловидный цветок, как камень из-под ног его выбился и с грохотом полетел в пропасть, над которою повис несчастный всем своим телом. Мгновение оплошности – и сам инок свалился бы за камнем по гранитным ребрам исполинских скал в самую глубь пропасти. Подобный случай испытал и другой, тоже русский, который, спускаясь с вершины Афона вниз на южную сторону, соскочил с одного камня на другой, низменный, но как-то ошибся» пролетел мимо него в небольшую рытвину и едва только растянулся в ней, верхний камень загремел над ним, всею тяжестью прыгнул в пропасть и долго грохотал в ней. Перст Божий так покрыл бедняжку в это мгновение, что камень слегка только коснулся его, отчего несчастный впоследствии на всю жизнь остался кривобоким. Есть слухи, что кто-то оборвался и в самую пропасть, и только найденная впоследствии на дне пропасти камилавка была свидетельством его страдальческой смерти. Вот чего стоит иногда пленительный цветок заоблачного Афона ! |
|
|
